О БЛАГОЧЕСТИИ ИСКРЕННЕМ И ЛИЦЕМЕРНОМ. СХИИГУМЕН АВРААМ (РЕЙДМАН)

Евангельское чтение

(Евангелие от Иоанна, 36 зачало, глава X, стихи 9-16)

Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь.

(Евангелие от Марка, 7 зачало, глава II, стихи 1-12)

Через несколько дней опять пришел Он в Капернаум; и слышно стало, что Он в доме. Тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места; и Он говорил им слово. И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили постель, на которой лежал расслабленный. Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи,- говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой. Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали

Во имя Отца и Сына и Чвятого Духа!

Сегодня, во второе воскресенье Великого поста, мы совершаем память святителя Григория Паламы, который был защитником учения о благодати, защитником подвижнической жизни и исихазма.

В сегодняшнем евангельском чтении приведены слова Спасителя, в которых Он называет Себя Истинным Пастырем и дверью. Это зачало предлагается нам для того, чтобы в образе Единого Истинного Пастыря мы увидели каждого пастыря, на деле подражающего Господу Иисусу Христу. Таким был и святитель Григорий. Образ несет на себе черты Первообраза, и потому всякий истинный священник или архиерей, будучи образом Господа, отображает в себе Его черты.

Вот что говорит Спаситель: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (ст. 9–11).

Несколько странные слова: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет». Кто через Господа Иисуса Христа входит в Церковь, тот через Него восходит к высшим духовным состояниям и как бы обретает пастбища, подобно тому как как овцы, поднимаясь в горы, находят там богатые травами луга.

«Пастырь добрый душу свою полагает за овцы». И таким добрым пастырем, даже, можно сказать, такой дверью, для своих словесных овец явился святитель Григорий Палама. Он выступил на подвиг защиты православного учения о Божественных энергиях, когда был еще священником и отшельничал на Афонской Горе. Как кажется, он не должен был иметь какого-либо отношения к тому, что происходило в миру и волновало умы людей в больших городах. Но он не смог остаться безразличным к тому, что попирается Истина, и выступил на ее защиту.

Казалось бы, какое отношение к спасению людей и вообще к жизни большинства православных христиан имело то учение, те догматы, которые защищал святитель Григорий? Ведь они по большей части касались жизни безмолвников. И предметом обсуждения в тех богословских спорах являлся опыт только немногих из безмолвников (по-гречески «исихастов»). Однако, как говорит святитель Василий Великий, если мы исказим веру в чем-то малом, то потом незаметно дойдем и до искажений в самом главном. А богословские споры велись совсем не о малом предмете, речь шла о принципах христианской жизни. Пусть даже и немногие достигают тех возвышеннейших духовных состояний, о которых спорили Варлаам и святитель Григорий Палама, но принципы духовной жизни одинаковы для всех: и для обыкновенного мирянина, живущего как будто бы в суете, и для подвижника-безмолвника.

Дело происходило следующим образом. Некий Варлаам Калабрийский, итальянский грек (на юге Италии в то время проживало множество греков), приехал как некий ревнитель Православия из Италии в Грецию. Он сумел войти в доверие к византийскому императору, с некоторыми его дипломатическими поручениями ездил в Италию и мечтал прославиться как философ. Но образованность византийской интеллигенции (если можно здесь употребить это современное слово) в то время была, конечно же, неизмеримо выше, чем образованность людей на Западе. Пытаясь блеснуть на философском поприще в Константинополе, Варлаам потерпел поражение перед другим знаменитым византийским философом.

Не вынося позора и не желая быть вторым в столице, он удалился в Солунь, второй по своему значению город Византийской империи, пытаясь и там как-то показать себя. Войдя в доверие к некоторым простым афонским монахам, он под предлогом того, что хочет подвизаться ради спасения, стал выпытывать у них учение об умном делании, или, как иногда говорят, об исихии, то есть безмолвии. (Имеется в виду безмолвие не только как уединение, но и как некое состояние ума, так называемое «умное безмолвие».) Выспросив и разузнав самые простые, элементарные вещи, касающиеся некоторых подвижнических приемов сосредоточения внимания, он извратил их, изобразил все в искаженном виде и стал высмеивать. Одновременно он превозносил мирскую философию, светское знание, принадлежавшее в то время по большей части языческим, так сказать, внешним по отношению к Церкви писателям. Он говорил, что для познания Бога и для спасения эта светская образованность имеет не меньшее значение, чем то, что преподано нам в Священном Писании пророками и апостолами. Он нападал на Истину, унижал подлинно духовное знание, с презрением отзывался о непосредственном богопознании, считая все это мечтательностью и фантазией. Подвижников благочестия — афонских безмолвников, исихастов — Варлаам называл «фантазиастами», полагая, что они предавались фантазиям, мечтательности и не имели непосредственного духовного опыта. Вместе с тем он считал себя весьма преуспевшим в том самом светском знании, которое превозносил. Конечно же, к этому его побуждало желание унизить людей, возвысившихся духовно, и превознести не столько светское знание вообще, сколько себя как носителя этого знания.

Святитель Григорий Палама, узнав о таком его кощунстве, о хуле на умное делание и в целом на учение о благодати, Божественном действии, выступил на защиту этого. Сначала он переписывался со своими противниками, а потом создал самый знаменитый свой полемический труд — «Триады в защиту священнобезмолвствующих». Писались «Триады» постепенно, и по мере того, как развивался этот диспут, святитель Григорий отвечал все более и более утонченно и продуманно. Ведь произведения создавались в споре и, как часто бывает в полемике, мысль прояснялась постепенно, с течением времени. В защиту священнобезмолвствующих святителем написаны три триады, каждая из которых в свою очередь состоит из трех частей, направленных против определенных положений лжеучения Варлаама. Первая часть всех триад посвящена, в основном, опровержению «лжеименного знания», как выражается апостол Павел (1 Тим. 6, 20). Вторая — учению об умном делании, то есть той практике духовной жизни, которой придерживались афонские исихасты. Третья — учению о Божественных энергиях, о Божественном действии.

В то время существовало официальное мнение, что рассуждать на богословские и догматические темы имеют право только епископы. Григорий Палама был тогда еще пресвитером. Несмотря на это, движимый желанием защитить Истину, он начал писать свои труды. Обоих, Варлаама и Григория, пытались заставить замолчать, примириться, но святитель Григорий считал, что никакой мир не уместен тогда, когда попирается Истина. Он не считал для себя возможным отмолчаться, уйти, так сказать, в сторону ради спокойной жизни и даже, может быть, ради безмолвия в отшельничестве.

В Константинополе был созван собор, на котором святитель Григорий весьма мудро опроверг Варлаама. Но неожиданно у святителя Григория появился новый противник — его бывший друг и ученик Григорий Акиндин. Акиндин поддерживал учение святителя (я не буду сейчас излагать полностью это учение из-за его догматической сложности), пока не счел, что тот уже переступил некую границу, и после этого Акиндин стал его противником. В результате получилось так, что осудили и Варлаама, и святителя Григория Паламу, потому что не сумели или не пожелали разобраться в истинном православном учении. Отчасти это произошло из-за неожиданного протеста бывшего друга и соратника святителя Григория по борьбе с варлаамитской ересью. На некоторое время Григорий Палама даже был заключен под стражу. Но потом, спустя несколько лет, Истина стала очевидной и его учение было торжественно провозглашено православным.

В подвиге Григория Паламы очень интересно следующее. Он встал на защиту не каких-то отвлеченных, умственных истин, далеких от жизни, — он защищал непосредственный опыт, практику внутренней жизни православных подвижников. На примере этого события, происходившего в ХIV столетии, относительно близкого к нам по времени (в сравнении, например, с арианскими спорами IV века), мы видим, что богословские истины не являются отвлеченной философией. Это не часть какой-то философской системы, не имеющей к жизни никакого отношения. Нет, богословские истины — это непосредственная жизнь, пусть даже подавляющее большинство христиан в своем духовном опыте и не доходит до созерцания догматов. Каждый из нас должен понимать, что любой догмат, который для нас сейчас как бы не существует (поскольку мы догматами совершенно не интересуемся, ничего о них не читаем и почти ничего не знаем), не становится от этого какой-то ненужной вещью. Ибо догматы Православной Церкви — это истины, открытые апостолам, святым отцам и всем подвижникам благочестия, это опыт, приобретенный людьми, подобными нам. В идеале и мы должны были бы переживать все так же, как они. Поэтому если мы откажемся от этих возвышенных ориентиров, столь далеких для нас из-за нашей суетной, можно сказать низменной, жизни, то в конечном счете потеряем вехи, показывающие нам путь в Царствие Небесное.

Многие современные люди рассуждают о том, что догматы не имеют никакого значения. Они говорят: «Лишь бы человек был нравственный, а как исповедовать Пресвятую Троицу, или исхождение Святого Духа, или Божественное действие — это не так важно. Мы этого не понимаем, да и не нужно обязательно всем это знать. Не станем обращать на догматы особого внимания, ведь различие в их исповедании вносит вражду и разделение между христианами. Поэтому и надо ими пренебречь — лишь бы все мы исполняли основные евангельские принципы». Если и мы станем рассуждать подобным образом, то, может быть, какую-то нравственность и доброжелательность друг к другу и приобретем, но все это будет сугубо земным. Путь же в Царствие Небесное для нас останется закрытым и просто неизвестным.

Догматы, которые мы по своей немощи и нерадению не можем постигнуть сейчас, в земной жизни, в жизни вечной будут открыты всякому христианину, даже самому умственно недалекому или нерадивому в духовном отношении, если он сподобится милости Божией, приобретя ее сугубым покаянием. Догматы для большинства христиан есть как бы те самые тайны Царствия Небесного, которые открывал апостолам Спаситель. Многим они были непонятны, и только ближайшие ученики смогли постигнуть их. Но, следуя за этими ближайшими учениками, и мы когда-нибудь достигнем познания Истины. Если же мы откажемся от этого следования, откажемся от высоты догматов как ненужной, тогда Царство Небесное превратится для нас просто в какую-то аллегорию. А ведь это действительность, реальность, которую православные подвижники, пусть и немногие, познают уже в земной жизни, и все мы должны сподобиться этого познания в жизни будущей.

Все, что преподали верующим апостолы, пребывает в Церкви неизменным с древнейших времен. Но время от времени появлялись лжеучителя, желавшие внести нечто новое в древнее апостольское учение. И тогда часть верующих смущалась, предполагая, что новое учение, может быть, как раз и является забытым древним (как обычно пытались убедить их еретики) или, по крайней мере, не противоречит учению апостолов. Для других же новое заблуждение становилось поводом к глубокому и четкому осознанию и пониманию учения, которое преподается Церковью и хранится с самых первых апостольских времен в ее Предании. Святитель Григорий Палама встал на защиту Истины, учения о Божественных действиях. Древние отцы Церкви учили, что Бог есть Существо совершенно непознаваемое и, как пишет священномученик Дионисий Ареопагит, сущность Его настолько превыше постижения не только людей, но и Ангелов, что познается лишь через отрицание. Мы, отрицая в Боге все мыслимые качества, приходим к Его абсолютной непознаваемости, и ум наш умолкает перед тайной сущности Божества. Но в то же самое время можно сказать, что Бог и познаваем, поскольку вступает в общение с людьми. Как же разрешить такое противоречие?

Варлаам считал, что противоречие это неразрешимо, что Бог есть Существо совершенно непознаваемое. Понять Его и рассуждать о Нем можно лишь по Его проявлениям, под которыми Варлаам имел в виду дела Божии, например сотворение мира, но никак не через непосредственное общение с Ним. А святитель Григорий Палама сформулировал учение о Божественном действии, благодаря которому мы стали более ясно и отчетливо, чем в древности (хотя ничего нового святитель Григорий не привнес), понимать, как нужно рассматривать учение о Божестве, получили описание образа бытия Божия. Бог непознаваем в Своей Сущности, но Он познается в Своих действиях, общих всем Лицам Пресвятой Троицы. Чаще всего эти действия мы называем Божественной благодатью. Итак, в Боге есть природа, ипостаси и действие. В Господе Иисусе Христе есть две природы, Божественная и человеческая, в единой Ипостаси Второго Лица Пресвятой Троицы. Есть в Нем два действия и две воли: Божеские, свойственные природе Божественной, и человеческие, свойственные природе человека, которая в Нем была совершенной. Спаситель воспринял всю полноту человеческой природы, а не лишь некоторую ее часть.

По учению святителя Григория Паламы, Бог познается именно через Свои действия. В молитве умом приближаемся к Богу, а правильнее сказать, Он бесконечно приближается к нам Своим действием, которое нельзя изъяснить и понять, которое невозможно описать рациональным образом. Всесовершенная Сущность Его безгранична и необъятна, и мы никогда не приходим в полное познание Истины, не способны вместить в себя полноту Божества, не можем сказать о себе, что познали Бога до конца. И в то же самое время мы приобщаемся к Истине, она в нас живет, действует и открывает нам тайну Божества, открывает тайны бытия Божия. Аминь.

26 марта 2000 года

http://www.sestry.ru/church/content/confessor/amvonn/p/vpost/03/2/html_i...