О бедной культуре замолвили слово? Лариса Шорина

   Для краткости вопросы к подписантам (конечно, риторические) сгруппируем вокруг нескольких пунктов.   

1. Из письма: «Все то время, пока участницы акции находятся под стражей, в обществе нарастает атмосфера нетерпимости, что ведет к его расколу и радикализации». - ?! О чем это? Где и кто видел сегодня единое общество, которое можно расколоть? И не деятели ли культуры повинны в том, что больше не существует пространства, некогда делавшего нас единым целым в понимании нравственности, порядочности, добра, красоты, да и свободы тоже. Уж не болотные плоды ли сериальной продукции, залившие телеэкраны сальной чувственностью, должны нас объединять? В письме речь идет о единстве в этом «духовном» пространстве?

2. Из письма: «Мы считаем, что действия Pussy Riot не являются уголовным преступлением. Девушки никого не убили, не ограбили, не совершали насилия, не уничтожали и не похищали чужого имущества» - ?! Это о чем вы? Не может же быть, чтобы люди, создавшие столь тонкие художественные образы в прошлом, сегодня не понимали, что преступление совершается не только при помощи кистеня - но глубоко оскорбить можно словом, действием. И оскорбление должно быть наказуемо. Если это уже забыто (так как «не форматно» для сегодняшнего социума) то тогда есть ведь всем очевидная уголовная ответственность за злостное, неоднократное хулиганство.

3. Как люди, причисляющие себя к либералам и, казалось бы, настаивающие на главенстве закона, позволяют себе такое давление на суд? С дивными аргументами: «мы не видим законных оснований и практического смысла дальнейшей изоляции от общества этих молодых женщин… мы считаем… мы полагаем». Кто кем пытается манипулировать? Адвокаты «пусей» - известными людьми? Деятели культуры при помощи своего авторитета пытаются манипулировать судом? Тьма египетская!

4. И самое удивительное и печальное. Из письма: «Мы, нижеподписавшиеся, по-разному оцениваем морально-этическую сторону действий участниц февральской акции в храме Христа Спасителя, но:…». Вот именно, НО нравственное и эстетическое понимание совершенных этими особами деяний в русской культуре не может иметь вариантов. Неужели в глазах русского интеллигента извинительно обгадить то, что кто-то почитает святым? Неужели в глазах замечательных русских актеров и режиссеров не отвратительно глумливое ломание даже не на амвоне, а просто на сцене, просто на площади? Эстетическое чувство не противится? Нравственное чувство не вопиет? Неужели те, кто создал бессмертные сценические и кинематографические образы, согласны с тем, что публичный половой акт в Зоологическом музее (а это предыстория «февральской акции в храме Христа Спасителя») имеет отношение к культуре? Что это форма театрального действа, пусть и называемого перформанс?

В это невозможно поверить. Это какой-то дурной морок. Нельзя же так плевать в наше общее прошлое. Нельзя же уверять нас, ваших бывших слушателей и зрителей, что вы ЭТО считаете добром и красотой. Скажите, что это не так. Не может быть, чтобы у русской интеллигенции умерла душа.