О «мерзости запустения» и о богословии. Слово в день памяти преподобных Максима Исповедника и Максима Грека

Что значит “мерзость запустения, стоящая на месте святе” в последние времена, если все времена после воплощения Христа — последние? Оба празднуемых святых Максима жили во времена отступления от православия. Св. Максим Грек и незаконная автокефалия Русской Церкви. Пагубные последствия этой автокефалии; дело Максима Грека не восторжествовало. Жития обоих святых Максимов могут служить для нас утешением. Св. Максим Исповедник как пример высочайшего богослова и в то же время аскета и молитвенника. Против тех, кто говорит, что надо “не богословствовать, а каяться и смиряться”. Если человек способен заниматься богословием, это необходимо делать.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память святого Максима Исповедника и другого святого, который в монашестве носил имя в честь святого Максима и был в этот день именинником, а теперь уже и сам почитается во святых, — Максима Грека, которые жили с интервалом в 900 лет, но, тем не менее, в их жизни было много общего. И еще совпало так, что в сегодняшнем дневном чтении — так совпадает довольно редко — приводились слова Господа о последних временах: “Вы увидите мерзость запустения на месте святе”, — в Евангелии сказано: “стоящую где не подобает”, “реченную Даниилом пророком”, — но пророк Даниил говорил о мерзости запустения по поводу разорения Храма. И вот, Максим Исповедник был одним из святых отцов, которые объясняли, что означают последние времена. Последние времена это те времена, которые наступили после воплощения Спасителя. И даже в богослужении нашем говорится, что Христос воплотился от Девы “в последняя лета”. И вот, в наши времена, таким образом, и оказывается “мерзость запустения на месте святе”.

Но как же это так? Ведь церкви какое-то довольно долгое время существовали в очень широких масштабах. В языческие времена было разорение иудейского Храма, и таким образом, пророчество Спасителя действительно сбылось, но было и другое — строились христианские храмы и Церковь процветала. Но процветание Церкви в последние времена, процветание внешнее, когда есть храмы, есть православная империя, христианские государства, — это дело временное и, можно сказать, необычное и, может быть, даже можно сказать, что и ненормальное. Потому что в Новом Завете совершенно ясно сказано, чем закончится земная история, — тем, что “мерзость запустения” воцарится окончательно и навсегда. Но в течение того остатка истории после Рождества Христова, который в настоящее время еще длится, нам периодически об этом многое напоминает, и не только сейчас, когда почти все отступили от Христа, но и в древние времена, когда как раз жили двое празднуемых сегодня святых Максима, хотя они жили в совершенно разные эпохи.

А именно, во время святого Максима Исповедника онечестивились абсолютно все патриархи, которые тогда были, все они в конечном итоге исповедали ересь или были в общении с еретиками; и казалось, никто не понимал святого Максима, а более или менее православные люди, которые жили в то время, все равно почти все были в общении с ересью, а позиция святого Максима — не иметь с еретиками никакого общения и переносить за это любые физические или моральные лишения — не находила понимания почти ни у кого. И вот так вот святой Максим и его ученики и умерли в ссылках; все они претерпели тяжелое наказание; мало того, что святой Максим провел в заточении много лет, но у него еще была отрублена рука правая и вырезан язык, — такое вот бесчеловечное наказание, чтобы он ничего вообще не мог писать и говорить против господствующей церкви, а господствующая церковь в то время пребывала в ереси.

И во многом в аналогичных условиях жил святой Максим Грек. Он оказался в Москве в то время, когда Русская Церковь фактически была в расколе, потому что еще задолго до приезда Максима Грека в Россию (а он приехал сюда в 1518 году) Московская половина Русской Церкви объявила о своей автокефалии, обосновывая ее не тем, что Константинопольские патриархи приняли унию — напротив, с этими патриархами общение продолжалось как с истинными, а потом, после падения Константинополя, там были уже и православные патриархи, — а, грубо говоря, ничем не обосновывая. Просто вот так Московской митрополии, зависевшей от Константинопольского патриархата, захотелось стать самостоятельной. И никакого канонического обоснование под объявление автокефалии подведено не было. На самом деле, просто Московские князья хотели подчинить себе Русскую Церковь, потому что хотя до автокефалии глава Церкви, патриарх Константинопольский, был далеко за границей, он все-таки отстаивал интересы Церкви, а князья преследовали свои интересы. И когда святой Максим Грек прибыл в Россию, он очень переживал, видя всякие нестроения и невежество в Русской Церкви, которое могло бы быть исправлено, если бы существовали прочные связи с Восточными патриархами, с греками, но эти связи были фактически разорваны, потому что Московская Церковь была изолирована.

Максим Грек хотел узнать хотя бы, почему же так произошло, что Русская Церковь, а точнее, Московская ее часть, отделилась от Константинополя (другая часть Русской церкви — Киевская митрополия — подчинялась Константинополю и тоже не имела общения с Москвой). И так как он работал при дворе, то он спрашивал у разных влиятельных людей об этом, и те ему отвечали, что все канонично, потому что Константинопольский патриарх прислал свою грамату с разрешением на самостоятельность Русской Церкви. Но святой Максим знал каноническое положение своего патриархата, откуда он прибыл, и знал, что никакой такой граматы не существует, и что его обманывают. Поэтому он настойчиво просил, чтобы ему эту грамату показали. В результате он так всех допек, что его самого упекли — никакой граматы ему, конечно, не показали, а выдвинули против него совершенно надуманные обвинения в разных преступлениях, устроили над ним суд, и в результате он провел в темнице более 20 лет, лишенный причастия, в самых тяжелых условиях. Причем то, что он спрашивал об этой самой несуществующей грамате, на суде ему было поставлено в самую тяжкую вину, это было одним из главных обвинений — что он не признавал автокефалию Русской Церкви.

Но ничего хорошего из этой автокефалии не произошло, потому что самостийные московские обычаи со временем только все больше укоренялись в народе, а потом уже, в 1551 году, все их утвердил Стоглавый собор, который дошел до того, что анафематствовал тех, кто крестится иначе, чем двумя перстами; а позже через Украину пошли всякие западные влияния, и возник раскол, причем противники старины анафематствовали Стоглавый собор, и потом в Москве анафематствовали тех, кто придумал анафематствовать Стоглав… Словом, произошла такая каша, что страшно сказать. И вот этому всему и пытался противостоять святой Максим Грек. В отличие от святого Максима Исповедника, дело которого, хотя и через 20 лет после его смерти, все же восторжествовало, святой Максим Грек вообще никогда не дождался торжества своего дела, потому что Русская Церковь двигалась от худшего к еще худшему, и прямым последствием того, что не послушались в свое время Максима Грека, стал раскол со старообрядцами.

Но все-таки каким-то образом Церковь сохранилась, находились в ней и в XVI, и в XVII веке люди, понимавшие, что надо следовать пути святого Максима Грека, хотя часто это приводило их в эмиграцию — таким был, например, князь Курбский. Но как бы то ни было, православные старались делать то, что можно, для того, чтобы вся церковная организация окончательно не отпала от православия.

И тем более эти примеры важны сейчас, когда произошло такое сокрушение Православных Церквей во всем мире, а не только в России, какого никогда еще не было — хотя бы даже потому, что такого масштаба церковных организаций тоже ведь раньше не было. Они росли, выросли, раздулись, как мыльные пузыри, потом лопнули, и сейчас мы копошимся на развалинах. И на фоне этого безрадостного зрелища для нас все-таки какое-то отдохновение и надежду представляет жизнь вот этих двух святых, которые не только при своей жизни, но даже и после смерти долго не видели никакого торжества того, ради чего они шли на свое исповедничество.

И еще некоторый важный урок дают нам жития обоих этих святых, но в особенности — Максима Исповедника. Мы часто думаем, что когда кто-то занимается богословием, он это делает потому, что ему просто нечего делать. Теоретически мы допускаем, что это происходит потому, что он просто очень хорошо справляется со своими рабочими и житейскими обязанностями, и у него хватает времени и сил для того, чтобы читать книжки и богословствовать; а практически мы в это даже не особо верим, а считаем, что он просто уклоняется от своих обязанностей и, вместо того чтобы заниматься необходимыми вещами, увлекается чтением каких-то книжек и всячески уклоняется от решения тех проблем, которые ставятся жизнью. Есть еще такой особый “церковный” вариант упрека в адрес такого человека: “Вместо того, чтобы каяться и смиряться, он хочет богословствовать!” Но именно в святом Максиме Исповеднике мы видим того человека, который занимался высоким богословием в течение всей своей жизни, и он не только славился большой начитанностью и интересовался всякой, даже философской и светской, литературой, но мы все это находим у святого Максима в такой степени, в какой это трудно найти у кого бы то ни было еще святого отца. Хотя, конечно, среди святых отцов было много высокообразованных людей, но более возвышенного и, с житейской точки зрения, абстрактного богословия, чем у святого Максима нет фактически больше ни у кого. А уж на что он был, так сказать, конкретный человек, прежде всего при обращении с людьми, — это видно даже невооруженным взглядом тем, кто почти ничего в этих материях не понимает. Уже по житию святого Максима видно, как ему все время приходилось отвечать за свои слова, все время подвергаться различным притеснениям, бичеванию и в конце концов изгнанию и смерти, — т.е. понятно, что человек не развлекался, а занимался чем-то весьма серьезным. Это если смотреть с точки зрения человека нецерковного.

А если смотреть с церковной точки зрения, то вообще надо смотреть на другое — на его аскетическую жизнь, которая видна из его аскетических сочинений. На первом месте для святого Максима была молитва и все то, что ведет к преуспеянию в молитве, т.е. покаяние; а все остальные дела, которые приходится совершать, в том числе защита православия, исповедничество и мученичество, — нужны только постольку и для того, чтобы не отпадать от Бога, т.е. держаться все той же молитвы. И вот для того же нужно было ему и высокое богословствование — чтобы понимать веру и не отпасть от Бога. Мы знаем, как святой Максим богословствовал, не потому, что нам известны те мысли, которые он думал сам по себе — мы их не знаем, потому что он их не записывал, а потому, что он очень много писал разным людям, которые обращались к нему с вопросами, и значительная часть его ответов сохранилась до настоящего времени.

Все это говорит о том, что для православного человека все области церковного учения, в том числе такие, которые кажутся заумными, на самом деле абсолютно необходимы. Другое дело, что усвоение их в полном объеме не может происходить быстро и зараз; нужна какая-то последовательность; и конечно, для разных людей в разной степени нужно усваивать те или иные аспекты церковного учения; но, по крайней мере, это так или иначе нужно. Поэтому не надо думать, что если человек интересуется богословием, то он при этом отвлекается от покаяния или от своих житейских обязанностей. Конечно, бывает, что он отвлекается, но это не означает, что ему богословием заниматься не надо, а означает, что надо просто как-то скорректировать свою жизнь, чтобы и обязанности необходимые исполнять, и богословие изучать, насколько это возможно. И если человек хоть в какой-то степени способен к изучению богословия, то это просто необходимо. И здесь, опять же, празднуемые сегодня святые всегда нам в этом помогут, если мы будем обращаться к ним в молитвах. Но самое главное, конечно, то, что они помогут нам последовать их путем стяжания Царствия Небесного. Аминь.

2004 г.

https://pravoslavie-spb.ru/sermon/o-merzosti-zapusteniya-i-o-bogoslovii-...