Нужно ли быть толерантным в Рождество? Андрей Десницкий

 «Европа должна стать нашим общим домом терпимости» — так однажды перевели на русский язык заявление одного из лидеров Евросоюза. Конечно, в оригинале шла речь о толерантности. Но в этой оговорке, пожалуй, можно увидеть нечто большее, чем простой переводческий ляп… Разумеется, подлинная терпимость к людям с разными религиозными и политическими убеждениями — безусловное благо; кстати, один из указов Николая II так и назывался: «об укреплении начал веротерпимости» (апрель 1905 г.). Как видно, это понятие вполне совместимо даже с самодержавным строем.

Но сегодня им начинают называть нечто иное — и особенно хорошо это становится видно, если отправиться в Западную Европу накануне Рождества. Да и… Рождества ли? Еще несколько десятилетий назад на улицах устанавливались рождественские елки и вертепы, люди посылали друг другу открытки, на которых было изображено что-то, связанное с этим евангельским событием. При этом они совершенно не обязательно были верующими, но отмечали именно Рождество. Приходя в Париже в знаменитый Нотр-Дам, люди понимали, что это не просто большое каменное здание с причудливыми химерами, где был еще горбун из мюзикла, а место поклонения Богу, посвященное Божьей Матери («Нашей Госпоже», как называют ее французы). Можно самому не молиться в этом здании, но невозможно не заметить того, что оно создано для молитвы и до сих пор используется с той же целью.

А вот с Рождеством в Западной Европе сделать это почти удалось — США идет по тому же пути, Восточная (бывшая социалистическая) Европа пока сопротивляется. На улицах Риги и Праги еще ставят именно вертепы, еще вешают именно вифлеемские звезды. Немного западнее это уже не гарантировано… Государственных запретов нет, но частные компании и школы все чаще отмечают просто «зимние праздники», и неуместными на таких праздниках бывают не только иконы или звезды, но даже нейтрально украшенные елки, именно потому, что они неразрывно связаны с Рождеством. То же самое, кстати, творилось и на заре Советской власти — елка была реабилитирована лишь в 1937 году, уже в качестве новогодней.

Но что такого особенного в елке? Накануне христианского Рождества иудеи отмечают Хануку в память о победе Маккавейского восстания и о новом освящении Иерусалимского храма в 165 г. до н.э. В течение восьми дней у них принято зажигать свечи, на каждый следующий день на одну больше — но я ни разу не слышал, чтобы ханукию(так называется специальный подсвечник для этого праздника) запрещали в Европе ради толерантности, как поступают с елкой. Может быть, потому, что иудаизм – религия меньшинства… но, с другой стороны, Франция так же ополчилась на хиджабы, мусульманские женские платки, которые тоже носит меньшинство. Может быть, хиджабы — слишком чужие, а елка — слишком своя, заставляет о многом вспоминать?

И кто тогда на самом деле проявляет нетерпимость? Ведь ставя елку, мы не заставляем других водить хоровод вокруг нее, как не заставляем идти в храм на рождественскую службу или распевать дома праздничные песнопения. Но запретители говорят: елка вторгается в общее пространство, делает городскую площадь преддверием храма. Это неполиткорректно.

Но что же делать, если в старинном европейском городе городская площадь и создавалась изначально как пространство перед храмом — и все, кто торговал, общался, просто гулял по ней, не упускали из виду этот храм. Так что если до конца быть последовательными, надо не только елки убрать, но и сами храмы разрушить (или перепрофилировать в развлекательные и торговые центры), а заодно и заменить названия старинных улиц и целых городов. Да в Париже и Лондоне целые вокзалы, не говоря уже о станциях метро, носят имена святых: Saint Lazare, Saint Pancras! Это тоже должно обижать атеистов?

К такому радикальному разрыву с традицией парижане и лондонцы пока не готовы. Тогда пришлось бы объявить их родные города пустым местом без истории и культуры, пусть даже они и достаточно уютны для проживания. Зато как удобно будет проводить в таком вот пространстве бесконечную праздничную распродажу, устраивать забег за подарками, тратить и тратить просто потому, что время подошло. Время покупать, которое раньше почему-то в Европе называли «адвентом», то есть «приходом» (Спасителя в мир).

Но даже если рассуждать с точки зрения прибыли, то, в конце-то концов, туристы ценят не только французские сыры, немецкое пиво или английский туман, но и эту неповторимую атмосферу европейского уюта, европейской истории, европейской культуры, которую невозможно воссоздать ни в каком другом месте на свете ни за какие деньги. Лас-Вегас или Дубай могут быть намного пышнее и богаче, но они никогда не будут Европой. А что делать, если сама Европа перестанет ей быть?

Когда-то на Рождество во Фландрии, в окопах Первой мировой войны, немецкие солдаты пели песню «Тихая ночь, святая ночь». Ее услышали в английских окопах, перевели… И тоже запели! Злейшие враги, которые день изо дня убивали друг друга, мокли и мерзли на расстоянии выстрела друг от друга — пели один и тот же рождественский гимн, верующие и неверующие вместе. Людей по обе стороны фронта объединяло нечто большее, чем верность присяге и флагу, чем память об убитых товарищах и приказ командира — они принадлежали к одной и той же западнохристианской цивилизации. У них были общие праздники, они вспоминали в эту ночь одно и то же: далекий дом, церковную службу, праздничный ужин…

Сегодня эта мелодия — без слов, разумеется! — звучит в Европе ненавязчивым мотивом во всех торговых центрах во время бесконечных рождественских, точнее, «зимнепраздничных» распродаж. Ее знают назубок все, но никого она не объединяет, потому что почти ни для кого почти ничего не значит.

Источник: Нескучный сад