НЕПЛАКАТНЫЙ ГОСУДАРЬ. Дмитрий Володихин

При нем появился российский герб – двуглавый орел. При нем был создан ансамбль Московского Кремля, который до сих пор является символом нашей державы. Но ни одного памятника этому человеку в России до сих пор нет. Почему? Мы обратились с этим вопросом к специалисту по русскому средневековью, историку Дмитрию Володихину.

Двенадцать лет назад я написал для одной энциклопедии статью об Иване III. И высказался в ней очень категорично: важнейшее событие в истории русского государства – его рождение. А рождение это произошло при Иване III. Страна, созданная его усилиями, унаследовала Православие, христианскую культуру и долгую историческую биографию от нескольких княжеств Северо-Восточной Руси.
Сколько воды утекло с тех пор! Теперь я редко использую столь категоричные формулировки, поскольку, кажется, набрался ума... Но факт остается фактом: от тех давних слов отказаться не могу. Действительно, Иван III Великий создал Россию, действительно, он достоин считаться величайшим политиком всей русской истории. Почему же ему до сих пор нет памятника? Почему массовая историческая память не возвела его на пьедестал должной высоты? Историки очень хорошо понимают роль Ивана Васильевича в судьбе нашей страны. Однако массовое сознание еще не восприняло его в качестве одного из главных героев в истории России.
Причин несколько.

Дед и внук

Во-первых, величественную личность деда заслонила от потомков нервная артистичная фигура внука – Ивана Грозного. Ему приписываются многие достижения предка. Писательский талант выделяет его из череды “безгласных” государей. Но действительность такова:
Ивану Грозному многие ставят в заслугу то, что он привлек на русскую службу иностранцев, искусных в военном, инженерном и медицинском деле. Однако этим занимались и отец его, и дед. Ведь не кто иной, как Аристотель Фиораванти занимался при Иване III строительством, делал порох и чеканил московскую монету.
Ивану Грозному ставят в заслугу многочисленные победоносные войны, значительно прирастившие нашу территорию. Но он проиграл главную войну своей жизни – Ливонскую. А Иван III не потерпел поражения ни в одной крупной военной кампании. Будучи по призванию политиком, он, тем не менее, часто воевал. Умея подбирать талантливых полководцев для командования полевой армией, государь полагался на их искусство, и они его не подводили.
Из главных военных побед времен правления Ивана Великого учебная и научно-популярная литература чаще всего упоминает освобождение от ордынского ига в 1480 году да присоединение Новгорода. Однако Новгород – всего лишь одно и притом не самое крупное его завоевание. На протяжении трех с небольшим десятилетий Москва присоединила к себе Ярославль, половину Ростовской земли (вторая половина к тому времени уже контролировалась Московскими государями), Тверь, Вятку, а также добрую половину Литовской Руси. Последнее приобретение стоило наибольших трудов и было самым серьезным результатом вооруженной борьбы за единство Руси.
Литовской Русью историки называют колоссальную территорию, принадлежавшую в XIV–XV столетиях великим князьям Литовским и населенную русскими православными людьми. Граница Великого княжества Литовского проходила по нынешнему дальнему Подмосковью. Потребовалось две тяжелые войны, чтобы изменить это положение. В результате Москва получила Вязьму, Новогород-Северский, Чернигов, Одоев, Воротынск, Путивль, Торопец, Брянск, Дорогобуж, Мосальск, Мценск, Гомель, Стародуб и другие города. Новые православные земли послужили главным строительным материалом для создания молодой державы.
Если взглянуть на карту, станет ясно: при Иване III сравнительно небольшое Московское княжество выросло в три-четыре раза и превратилось в Россию – принципиально новое государство, порядки которого отличались от провинциальных устоев старой Москвы. Оно родилось в территориальном взрыве – совершенно неожиданно для современников.
Ивану Грозному ставят в заслугу упорядочение русских законов. Но его Судебник 1550 года представляет собой лишь улучшенную или, как сейчас говорят, “модернизированную” версию Судебника 1497 года, принятого Иваном Великим. А этот последний содержит в себе поистине масштабную идею – распространение единых правовых норм на огромном пространстве только что созданного государства...

Великий князь и русская Церковь

Во-вторых, Иван Великий при всех его достоинствах – далеко не святой. Возникающие время от времени дикие, сумасшедшие разговоры о канонизации Ивана Грозного провоцируют разного рода инициативы по причислению к лику святых иных политических деятелей России. Но Ивана Великого среди них нет, поскольку его отношения с Церковью ни прямотой, ни простотой не отличались.
По отношению к Церкви Иван III вел себя независимо. В конечном итоге великий князь неизменно находил взаимопонимание с высшим духовенством, однако процесс этот мог принимать болезненные формы. Например, митрополит Геронтий, ведя с государем и некоторыми представителями духовенства полемику по вопросам веры, покинул митрополичью кафедру, вынудив тем самым Ивана Васильевича покориться. В других спорных случаях уступал сам митрополит.
Собственно, Русская Церковь, ставшая в середине XV столетия при св. митрополите Ионе автокефальной, обрела тем самым внешнюю независимость – прежде всего от Константинополя, и в то же время начала утрачивать независимость внутреннюю. Великие князья Московские вмешивались во все главные события церковной жизни, с вожделением поглядывая на обширные церковные земли. Духовная иерархия как могла давала отпор давлению светских властей. Симфония, то есть гармоничное со-действие Церкви и государства, в подобных условиях получалась далеко не всегда. Однако времена Ивана III при всей крутости его характера надо признать довольно благополучными в этом отношении. По инициативе государя Московского строились великие храмы. Сердце России – Успенский собор в московском Кремле – появился именно тогда. Великий князь никогда не позволял себе в церковных делах дикого самоуправства, присущего тому же Ивану IV или Петру I. В те годы цвела “северная Фиваида”, звучали прекрасные голоса преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского.
Но, будучи лично благочестивым человеком, Иван III, к сожалению, покровительствовал еретическим движениям, если видел в них государственную пользу, например, возможность отобрать церковные земли для раздачи служилым людям. Так, под его влиянием в митрополиты Московские после Геронтия был поставлен Зосима, склонный к ереси “жидовствующих”. Суть ереси состояла в уклонении от Православия в иудейское учение каббалистики и тайную науку чернокнижия (трактовки содержания этого еретического учения у разных историков сильно расходятся). Несколько лет спустя религиозные пристрастия митрополита, а так же его пьянство вызвали в Церкви всеобщее возмущение, и Зосиму свели с кафедры. Возведение на Московскую кафедру его преемника Симона было совершено с большой торжественностью. По словам церковного историка Е. Е. Голубинского, “...Иван Васильевич хотел придать чину поставления митрополитов тот вид, как в Константинополе совершалось поставление патриархов”. В 1504 году церковный собор осудил и сурово наказал еретиков, и Церковь действовала тогда в полном согласии с Иваном III.
В Европе обретение рядом радикальных бюргерских ересей общей платформы, получившей впоследствии название протестантизма, привело к долгим и кровавым десятилетиям религиозных войн. Россия, по милости Божией, была от них избавлена. В немалой степени этому способствовало симфоническое действие государя Ивана III и нашей Церкви в первые годы XVI столетия.

Новгородская неволя

В-третьих, помимо деяний очевидно полезных для русской земли и православной веры, Иван III совершал и другие, более спорные. Так, например, долгую дискуссию в среде историков вызвало присоединение Новгорода Великого к Москве. Это произошло в 70-е годы XV века, после ряда походов и, в частности, полного разгрома вооруженных сил республики на Шелони. Сопротивление новгородцев великий князь Московский подавил с большой суровостью. Новгород сохранил некоторые, довольно незначительные остатки былой политической независимости, однако солнце его закатилось. Исчезло вече, исчезли выборные должности новгородской администрации, исчезли собственное войско, печати и монеты. Новгородская знать утратила обширные земли и была переселена в иные края, а в прежних ее владениях обосновались московские помещики. Иными словами, бывшая вечевая республика, “северная Венеция” (она же “боярская Швейцария”) стала всего лишь одним из драгоценных камней в державном венце московских государей.
К худу ли, к добру ли совершилась эта драма? Однозначно ответить невозможно. Немало сказано о том, как могла бы пойти история аристократического Новгорода, помоги Бог на Шелони северянам... Возможно, современная политическая карта украсилась бы еще одним крупным самостоятельным государством. Возможно, на Новгородчине быстро прижился бы европейский дух, и нынче эта земля была бы членом Евросоюза. Возможно, там сформировалась бы новая, доселе невиданная цивилизация. Возможно, официальная резиденция президента РФ находилась бы сейчас не в московском Кремле, а в новгородском Детинце.
Но контрфактическое моделирование (этим термином в науке определяется бытовое понятие “если бы, да кабы”) предлагает и другие варианты “альтернативной истории” Новгорода Великого. Колоссальный экономический ресурс независимого Севера был жизненно необходим поднимающейся Руси для борьбы с ордынской угрозой. И действительно, новгородское серебро и новгородские ратники пригодились для борьбы с ханом Ахматом, о чем речь пойдет ниже. Если бы Москва, жестко и порой жестоко “собиравшая земли”, не подчинила себе новгородскую вольницу, как знать, куда повернула бы судьба всей страны… Могло произойти худшее: новая утрата независимости, раздробление на мелкие улусы, падение Православия. Не объединившись с “низовой” Русью, Новгород, тем не менее, имел все шансы разделить ее горькую судьбу.
И тогда, быть может, в наши дни на месте старинной православной твердыни и множества храмов стояла бы рыбацкая деревенька, и туристы время от времени заглядывали бы туда посмотреть на сохранившиеся кое-где башни и стены Детинца, а главная магистраль между столицами каганата и халифата пролегла бы намного южнее. Рыбаки платили бы ясак местному тудуну, а по дороге к ближайшему большому базару предъявляли бы пайзцу отважным нукерам. Ну а тот, у кого не сыскалось бы в нужной момент пайзцы, мог бы избежать зиндана в Торжке, только дав нукерам приличествующий бахшиш.
Иван III разрушил в Новгороде вечевую демократию. Но как знать, не стала ли утрата старинной вольности меньшим злом в судьбе Новгородчины?

“Государственный почерк”

В-четвертых, Иван III не принадлежал к числу монархов, правивших с шумом, блеском, в окружении сладкоречивых риторов. Да и сам Иван Васильевич никогда не произносил речей. Это был очень “закрытый” человек, мало кому доверявший свои помыслы. Он никогда не искал способа сопроводить очередное большое дело “идеологической кампанией”. Этот государь искал эффективности, а не эффектности.
Иван III был политическим гением, он обладал холодным прагматичным умом и твердой волей. Иногда государь поступал жестоко и врагов своих либо приводил к покорности, либо уничтожал. Но не было случая, чтобы Иван Васильевич проявил беспричинную суровость, наказал невинного человека. У государя был яркий дипломатический талант. К войнам он относился без любви и выводил полки только в двух случаях: либо когда не сомневался в их полном превосходстве над силами неприятеля, либо когда не было другого выбора.
Так, в 1480 году русская армия встретила на реке Угре полчища ордынцев хана Ахмата и не пустила их на родную землю. По мнению большинства историков, именно тогда пало ордынское иго, тяготившее Русь на протяжении 240 лет. Это была одна из самых рискованных и тревожных страниц истории Московского государства.
В ту пору Иван III испытывал колебания: слишком многое было поставлено на карту! Благополучному росту великой державы всегда угрожали нападением агрессивные наследники золотоордынских ханов, но в большинстве случаев Москва умело маневрировала, борясь со слабейшими (на время ей даже подчинилась Казань), заводя союзников (среди которых было, например, Крымское ханство, в будущем – злейший враг России), налаживая оборону Юга, постепенно усиливаясь. Однако в данном случае от искусства малых войн и дипломатических ухищрений пришлось отказаться.
Ахмат, владыка Большой Орды, требовал покорности и угрожал масштабным вторжением. За несколько лет до стояния на Угре тлеющий конфликт едва не разрешился большой битвой под Алексиным, но тогда Бог уберег Русь. Но в 1480 году оставалось одно из двух: либо выйти с объединенной русской армией, либо склониться перед волей Ахмата. Иван III лучше, чем кто-либо, понимал, какой катастрофой может стать поражение от ордынцев: вся проделанная к тому времени большая государственная работа пойдет насмарку, вернутся времена “черного бора” и ярлыков на власть, за которыми придется снова ездить к ордынским ханам...
Быть может, важнейшим аргументом, подвигнувшим Московского государя к решительным действиям, стала позиция православных иерархов. Со стороны Церкви настойчиво звучал голос: надо встать за землю и веру! Встреча двух армий на реке Угре вылилась в целый ряд стычек, это не было мирное рассматривание друг друга с двух берегов... Итог оказался благоприятным для будущей России.
В целом же лавры великого полководца не интересовали Ивана III, и военную работу он предпочитал передоверять воеводам. Он в большей степени являлся “строителем дома”, хозяином, стратегом, а не князем-удальцом, ищущим боевой славы. Некоторые историки предполагают, что Иван Васильевич с детства был горбат, и это увечье, хоть и не стесняло его движений, но молодецкой удали не способствовало. Правда, по свидетельствам иностранцев, великий князь Московский был высок, строен, обладал красивой наружностью. Изображений Ивана III, которые точно и достоверно передавали бы его внешность, до наших дней не дошло.
По отзывам современников, великий князь, при всей суровости, с приближенными бывал “ласков”, любил разговоры “встречь себя”, то есть умел слушать собеседника, не согласного с его мнением. И для всякого действия находил подходящее время. Годами высчитывая и готовя благоприятную ситуацию, Иван Васильевич не медлил, когда нужное стечение обстоятельств наконец приходило. Так, для подчинения Новгорода и начала двух больших войн с Великим княжеством Литовским им были выбраны ситуации, дававшие Москве перевес.
Время и способ решительных государственных действий определялись им интуитивно. Но в жизнь они проводились с необыкновенной жесткостью и прагматизмом. При всей любви к спорам Иван Великий не терпел противоречий, когда приходило время действовать. И за них мог наказать и политического фаворита, и члена собственной семьи.
Иван Великий, человек действия, оставил в исторических памятниках следы неброского “государственного почерка”. Иногда чрезвычайно трудно понять, на какие “рычаги” он нажимал, переворачивая жизнь страны. Все как будто происходило “само по себе”. Впрочем, хороший государь, как и хороший разведчик, редко становится известным, он лишь способствует прославлению своей страны... Это тот, кто “засветился”, “засыпался”, может безбоязненно раздавать интервью – провала уже не исправить. Создатель России Иван III был “хорошим разведчиком”. Трудно сделать из него идола государственной идеологии, трудно превратить его в “плакатную фигуру”, которую можно растиражировать в пропагандистских целях. Поэтому в массовое сознание его образ возвращать придется труднее и дольше, чем образы других исторических личностей нашего прошлого.

http://www.foma.ru/article/index.php?news=2186