Наша память. Анисин А. Л.

24 мая – великий день для всех славянских народов. Празднование памяти святых Кирилла и Мефодия — это наша память о начале русской письменности и культуры, о начале русского народа, как народа исторического, имеющего свою уникальную миссию. Надо, ведь ясно понимать, что “русская национальность” — вовсе не обозначает собой некое единство по крови, чистоту которой можно определять. “Чистокровный русский” — это выражение абсурдное: до татаро-монголов никаких “чистокровных”еще не могло быть, а после татаро-монголов их уже не могло быть, — в русский народ вошли люди множества племен и потом вливались струйки из разных народов по принципу “мама турок, папа грек, а я — русский человек”. Единство русского народа определяется не комбинацией генов или внешними физиономическими признаками, а православной верой, языком и культурой, из этой веры выросшими. “Русский” — понятие не кровное, а духовное, коротко говоря, оно обозначает православного человека, говорящего по-русски.

А что еще могло объединить разрозненные племена, колена, роды и полки (кочевые общности) на столь обширной территории? Объединить их в монолитное, несокрушимое уже больше десяти веков единство? Как когда-то ветхозаветных иудеев, которые на протяжении всей своей истории почти никогда не могли иметь внешне видного единства (территориального, политического), выпестовала и объединила Книга и Вера, так же Книга и Вера объединила русский народ. Священное Писание преобразило и самый язык, на который Оно было переведено. По словам П.А. Флоренского, “на долю народа русского выпало редкое счастье получить христианство тогда, когда еще не успели выразиться черты национального самоопределения. Христианство не сталкивается здесь ни с оформившимся учением, ни с богатым культом какой-либо религии… Самый язык, еще не запятнанный и гибкий, доверчиво дает устроить из себя сосуд благодати”.

Какими же были равноапостольные братья? Кирилл (Константин в миру) и Мефодий родились в Македонии в городе Солуни в семье знатного рода и воинского звания. К военной карьере готовили и братьев. Старший, Мефодий, действительно, по окончании образования вступил в военную службу, прославился в битвах и был правителем одной славянской области, но затем оставил мир и принял иночество в обители на горе Олимп. Константин же с детства полюбил книжную премудрость и выказывал удивительные способности. Латинский язык он выучил сам. Ему в руки попала книга Григория Богослова на латыни, привезенная отцом из похода, а дома уже была эта книга на родном греческом языке. Целыми днями сидя над этими книгами и сопоставляя греческие и латинские слова он и овладел незнакомым языком. Он получил превосходное образование при царском дворе вместе с малолетним императором Михаилом III, где пользовался уроками знаменитых ученых Льва Математика, будущего патриарха Фотия. Затем был Константин и библиотекарем самой главной в империи библиотеки, и профессором философии столичного университета, и участвовал в дискуссиях с иконоборцами, в том числе с бывшим патриархом, знаменитым противником икон Иоанном Грамматиком, вел диспуты о вере с мусульманскими богословами, и не ради интеллектуальной забавы или собственной славы, а ради возвращения на родину пленных греков, и недаром получил он уже тогда почетное прозвище Философа, — а было ему в то время немногим более 20 лет…

Великое дело христианского просвещения новых народов началось для Константина с его хазарской миссии, когда он помимо столичных официальных приемов, совершил еще поездку к южнорусским славянам. И раньше случалось ему крестить и учить болгар и их родственных соседей, но теперь во всей огромности встала для него задача — дать этим народам Писание, и дать Его на их родном языке, дать возможность этим народам совершать богослужение, слушать и читать Слово Божие. Лишь на трех языках существовало тогда Священное Писание: на древнееврейском, греческом и латыни, и уже делались попытки объявить эти языки священными и единственно допустимыми для отображения откровения. Дескать и надпись на Кресте распятия была сделана на этих трех языках. Понадобился великий — равноапостольный подвиг святых братьев, чтобы на Нем появились славянские буквы: “I. Н. Ц. I.”…

Какая-то зачаточная письменность у наших предков была: русские города располагались по берегам рек, где велась обширная торговля, для которой естественно необходима бытовая “хозяйственная” письменность, подобно счету, во владении которым никто не сомневается. Великое дело Константина состояло не столько в том, что он придумал буковки, графические обозначение звуков славянской речи (хотя “Ч”, “Ш”, “Щ”, не говоря уже о “Ж”, в которой соединяются начальные буквы Имени Iисус Христос, — это его, Константина, изобретение). Главное в другом, — святые братья и их ученики дали славянам и Руси Священное Писание и богослужебные книги в таком совершенном переводе, что это было равносильно передаче им подлинника. Для этого потребовались весь опыт долгой предшествующей богословской и языковой работы в греко-славянской среде Византии и огромные знания и духовная высота Константина Философа, как выдающегося ученого-филолога, богослова, миссионера и молитвенника. В тридцатых годах прошлого века Императорская комиссия, занимавшаяся уточнением перевода Священного Писания с греческого на славянский, заключила, что более точного перевода, чем перевод Кирилла и Мефодия и быть не может. Язык этого перевода не просто воспроизводит отвлеченный смысл, но воссоздает саму ткань греческого оригинала, саму структуру греческой речи и мысли, он любовно следует за каждым, может быть даже неловким ее оборотом. Такой перевод, действительно, равнозначен дарованию ПОДЛИННИКА. Именно поэтому значение миссии святых братьев для русской , да и для мировой культуры поистине бесценно, ибо здесь — завязка великих духовных сокровищ, созданных за тысячу лет великим народом, здесь завязка самого этого народа. через свое Крещение, через восприятие огромного литературно- богословского греко-византийского наследия русский народ обрел самосознание, вошел в историю. Взгляд наших предков на себя и на соседние народы неожиданно приобрел историческую глубину, уходящую на тысячелетия назад и вперед в выпуклой обратной временной перспективе, народ приобрел и новое свободное чувство пространства, уже никогда после не покидавшее русского человека.

Совершение богослужения, чтение Священного Писания на славянском языке скоро привлекли к проповеди святых братьев сердца славян и дали этой проповеди перевес в сравнении с деятельностью римских и немецких миссионеров (которые и сами немтыри-немцы, и других немтырями видеть хотели бы). Это, к сожалению, порождало зависть и противодействие, в стремлении защитить сакральность трех избранных языков Писания. Делались даже попытки объявить Константина и Мефодия еретиками за то, что они смели перелагать на варварский язык Святые Книги и Святую Литургию. Против братьев был созван венецианским епископом Ваталисом собор, на котором обвиненный в переводе богослужебных книг Кирилл держал речь и доказал, что восставать против такого перевода могут только книжники и фарисеи.

В 867 году братья отправились за защитой в Рим к папе Адриану II. Константин вез обретенные во время хазарской миссии мощи святого Климента, младшего современника апостола Петра и третьего после него епископа Римской церкви. Папа Адриан торжественно встретил братьев, ибо такого драгоценного подарка Римской церкви еще не делал никто. Вместе с мощами великого святителя Константин подарил папе и книги на славянском языке, и тот освятил их и рукоположил в священники учеников Константина из славянских земель и повелел отслужить в главных соборах Рима четыре богослужения по славянским книгам и, говорят, сам подавал по-славянски возгласы в соборе св. Петра. Хотя много оставалось явных и скрытых врагов у дела славянского просвещения, но теперь они должны были поумолкнуть. Недолго прожил Константин после этого, но много еще успел сделать для становления и распространения славянской письменности. Заболев в Риме, он умер 14 февраля 869 года. Перед смертью он постригся в монашество с именем Кирилла и завещал брату продолжать начатое служение.

Вопрос, стоящий сейчас перед нами, — достойны ли мы того дара, который принесли на Русь святые Кирилл и Мефодий? Можно ответить, что вряд ли, ибо тот язык, на котором говорим мы нынче вряд ли можно уже назвать русским. Теряя священное измерение, речь может богатеть лишь ругательствами и вырождаться до сленга: политического, блатного, научного, мещанского, эстетского, философского. Слово, из Которого изгнали Дух, обречено стать помойкой. Но церковнославянский язык не мертв, он не мертв до тех пор, пока еще звучат слова молитвы, ежедневно возносимые христианами. Этот язык жив, ибо в нем — бездны смысла и духовной сосредоточенности, ибо он знает настоящие весомые слова, живые и плотные слова живых и глубоких людей. Мертв тот “современный русский”, в чей узкий лексикон давно уже не входят понятия “милосердие”, “смирение”, “целомудрие”, “благоговение” и десятки других слов начинающиеся на “благо-”, зато с упоением говорится о “прелестях жизни” и “народных кумирах”! Именно церковнославянский язык учит сегодняшних русских быть русскими, учит словам молитвы и словам поэзии, учит духовному труду и бодрению. Язык молитвы — это язык святых, тысячелетиями обращающийся к Богу, и нам нужно учиться этому языку. Как немтырям и гугнивым, нам, глухим и немым на слова любви и веры, нужно учиться говорить настоящие слова и открывать в себе настоящую глубину. Язык Кирилла и Мефодия побуждает к молитве, которая есть жизнь души. Для того, чтобы стать христианином, для того, чтобы стать русским, нужно, чтобы церковнославянизмы псалмов Давидовых стали нашей личной песнью Богу.

http://russned.ru/kultura/nasha-pamyat