Мысли о покаянии в «Псалтири, или богомысленных размышлениях» преподобного Ефрема Сирина

Как писал в предисловии к первому изданию этой книги святитель Феофан Затворник, «"Псалтирь, или Богомысленные размышления, извлеченные из творений святого отца нашего Ефрема Сирианина и расположенные по порядку псалмов Давидовых" – такое название дается настоящему изданию, заключающему в себе избранные молитвенные к Богу возношения святого преподобного Ефрема Сирина, ибо Псалтирь и есть книга богохвалений, или молитвенных к Богу возношений. Святой Ефрем исполнен был благодати Божией и, ею движимый, изливал перед Богом сердечные молитвы свои. <…>  Как между пророками святой Давид есть по преимуществу псалмопевец, так между святыми отцами святой Ефрем есть по преимуществу молитвенник. Душа его ни одного божественного предмета не могла коснуться без того, чтобы не восторгать горе в молитвенных излияниях чувств. Оттого писания его преисполнены молитв. Сего святого отца по справедливости можно назвать христианским псалмопевцем»[1].

Для преподобного Ефрема Сирина характерно и в целом присущее православным подвижникам ощущение внутренней диалектики земной жизни человека. Как писал святой апостол Павел, «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу: уже не я делаю то, но живущий во мне грех» (Рим. 7, 19-20).  Вторят этому и слова святого Ефрема Сирина: «Воздыхает сердце мое, и глаза мои вожделевают слез, но грех мой содержит в плену мой ум, чтобы не пришел я в сокрушение и не стал умолять Господа не ввергать меня во тьму кромешную»[2]. При этом такая поврежденность природы не является для христианина поводом к самооправданию. Как пишет преподобный Ефрем, «Господь всяческих сотворил меня совершенным и соделал орудием славы Своей, чтобы я служил Ему и святил имя Его, а я, несчастный, соделал члены свои орудиями греха и творил ими всякую неправду. Увы мне, потому что он праведно осудит меня»[3]. Диалектический выбор между вечной жизнью и вечной смертью предельно заостряет ощущение остроты человеческого бытия и ответственности перед Богом как за использование дарованного Богом человеку права свободного выбора, так и за его реализацию: «Ты, Преблагий, напоминаешь мне смерть и вечные муки и влечешь меня к жизни, чтобы спастись мне, а я всегда уклоняюсь от сих спасительных помышлений и отгоняю их, занявшись тем, что для меня неполезно. Посему нет мне никакого оправдания пред Тобою»[4].

Несовершенство поврежденной грехом природы человека приводит к тому, что даже тот, кто решил посвятить свою жизнь служению Богу и молитве, не может всегда пребывать в них; благодатные дары Божии теряются из-за отвлечения на суету течения земной жизни; причины этого подвижник видит в потере духовной сосредоточенности: «Благодать Твоя то утешает, то просвещает, то укрепляет меня, а я, по невниманию предаваясь чему-либо суетному, всегда опять погружаюсь в желчь и горечь страстей своих»[5].

И святой с ужасом видит, что отвлечение от пути спасения на то, к чему побуждают человека присущие его природе страсти, находит живой отклик и даже сочувствие в какой-то части его естества, прельщаемого их многоликостью: «Злые навыки опутывают меня, как сети, и я радуюсь, что связан. Погружаюсь в самую глубину зла, и это веселит меня. Враг ежедневно обновляет узы мои, потому что видит, сколько рад я разнообразию этих уз»[6]. Больше всего его ужасает в этой ситуации то, что радость ему доставляет то, что радует диавола: «То и достойно рыдания и плача, в том и позор и стыд, что связан я своими хотениями. И еще ужаснее то, что связываю себя теми узами, какие налагает на меня враг, и умерщвляю себя теми страстями, какие его радуют»[7].

Внешняя праведность человека, которую видят окружающие, не избавляет его от внутренних борений, что заставляет подвижника спрашивать свою совесть, нет ли лицемерия в его жизни, почему неизбежны одни и те же падения: «Зная, однако ж, коль страшны узы сии, тщательно скрываю их от всех зрителей под благовидной наружностью. На вид облечен я в прекрасную одежду благоговения, а душа опутана срамными помыслами. Пред зрителями я благоговеен, а внутри исполнен всякого непотребства. Совесть моя обличает меня в этом, и я будто и хочу освободиться от уз своих и каждый день сетую и воздыхаю о сем, – но все оказываюсь связан теми же сетями»[8].

Признание собственного несовершенства заставляет признавать и несовершенство собственного покаяния, так как оно не меняет жизнь: «Жалок я, жалко и ежедневное покаяние мое, потому что не имеет оно твердого основания. Каждый день полагаю основание зданию – и опять собственными руками своими разоряю его»[9]. Но вот это каждодневное полагание основания здания – и есть свидетельство того, что подвижник хочет идти путем Христовым, не взирая ни на что: «Хотя много я грешен и недостоин , однако ж ударяю непрестанно в дверь Твою, хотя нерадив и ленив и небрегу о своем спасении, однако же желаю Твоим идти путем. Спаси меня ради милости Твоей, потому что благ Ты, Господи, всяческим и щедроты Твоя на всех делех Твоих»[10].

Осознание собственной немощи, неспособности своими силами измениться приводит в результате к еще большему осознанию, что никто громе Бога не способен исцелить больного грехом человека: «Никто не может уврачевать болезнь мою, кроме Того, Кто ведает глубины сердечные»[11]. Залог спасения всего человечества и каждого человека лично – в крестной жертве Христа Спасителя: «Неправда наша гораздо сильнее молитв наших. Моление наше незначительно, а вина наша велика. Какую жертву могли бы мы принести для примирения своего с Тобою? Нечего нам дать Тебе. Посему Кровию Твоею примири нас, Всемилостивый»[12]. «По милосердию Твоему Ты защищаешь нас пред Отцом Твоим, потому что Ты – Избранная Жертва, принесенная за мир»[13]. Боговоплощение  открывает возможность к спасению, и поэтому благодарное христианское сердце не может не славословить Воплотившегося Бога: «Хвала Благому, Который снизшел ради нас, стал подобен нам и уврачевал язвы наши Своей всеосвящающей Плотью и Своей всеосвящающей Кровью! Да воспевает хвалу Тебе все!»[14]

Как грехопадение прародителей отделило людей от Бога, так и после того, как Христос Спаситель даровал людям спасение от проклятия, греха и смерти, грехи отдельного человека являются преградой между ним и Богом, но преграду эту может разрушить милосердие Божие в ответ на искреннее покаяние: «Грехи мои – это стена между мною и Твоей благостью. Разори ее, чтобы мог я приступать к милосердию Твоему, излей на меня любовь Твою и восторгни меня до высоты Твоей! Но стена грехов моих разоряется слезами и сокрушением, посему даруй мне все дни жизни оплакивать грехи свои и собирать для себя плоды, которые полезны мне будут в день Суда»[15]. Свои падения человек не должен пытаться оправдывать или перекладывать на кого-то свою вину за них: «одно у меня оправдание во всем этом: диавол опутал. Но это не послужило в оправдание Адаму. Конечно, и Каина научил диавол, но и он не избежал осуждения. Что же буду делать, если посетит меня Господь? Никакого у меня нет оправдания в нерадении моем»[16]; именно в себе самом кающийся должен видеть причину своих грехов и несчастий: «Несчастнее я всех, рожденных женами, потому что сам себя делами своими сделал несчастным и вверг в пагубу. Каждый день грешил я и утешался тем, не помышляя, что подстерегает меня смерть. Увы, близко уже Ангел смерти, посланный с повелением поять меня на Суд! Увы, все сокровенное будет там обнаружено, и я покроюсь стыдом!»[17]

Расхождение слова и дела свойственны для падшей природы человека: «Весьма прекрасны слова мои для других, а дела мои отвратительны. Других учу порядку в мире, а сам, несчастный, предаюсь страсти»[18]. Снисходительность к себе и строгость к другим – «если выйду я пройтись, то выступаю как праведник и мудрец. Увижу ли, что иной грешит, смеюсь и издеваюсь над ним»[19], –  приводит к тому, что «Увы, обнаружатся и мои беззакония, и посрамлюсь!»[20]

Осознавая ответственность за каждый совершенный грех, святой молится, чтобы наказания за грехопадения постигли его во время земной жизни, а не в вечности: «здесь, Спаситель мой, накажи меня как чадолюбивый и сердобольный Отец, а там прости как единый безгрешный и многомилостивый Бог»[21]. Ибо само наказание Божие он воспринимает как благодеяние: «Твои удары исполнены любви, Твое наказание пламенеет щедротами; по любви Своей, когда и наказываешь, имеешь в виду одно только благо. Жезлы наказания Твоего срезаны с древа милосердия Твоего: к чему коснется жезл Твой, везде удар приносит великое благо»[22].

И подвижник ничуть не сомневается в том, что с радостью Господь принимает каждого кающегося грешника: «Как встречают купца, возвратившегося домой с великим богатством, так благодать Твоя приемлет грешника, от всей души к Тебе приходящего. Ибо любит видеть слезы, жаждет видеть покаяние, радуется рачительности старающихся покаяться»[23].

Молитвы преподобного Ефрема наполнены образами, отсылающим нас к евангельским событиям или притчам Христа Спасителя: «Как мытарь, воздыхаю, как блудница, проливаю слезы, как разбойник, вопию, как блудный  сын, взываю к Тебе, Человеколюбче Христе, Спасителю мой!»[24]; «вот день Господень внезапно возблистает для твари и праведники выйдут в сретение Господу с горящими светильниками, а я тьма, нет елея в моем светильнике, чтоб сретить Жениха, когда придет Он»[25]; «не поставь меня ошуюю Себя с козлищами, преогорчившими Тебя, и не скажи мне: «Аминь, аминь, говорю тебе, не вем тя», но по благости Своей дай мне непрестанные слезы, дай сокрушение и смирение сердцу моему и очисти его страхом Твоим, да соделается оно храмом благодати Твоей»[26]; «Ты, давший преимущество мытарю, дай оное и мне, который (сознаюсь) еще более делал худого. Ты, Господи, помиловал Закхея как достойного, меня же помилуй и недостойного!»[27]

Сложность духовной борьбы иногда рождает у подвижника и такие слова: «О лучше бы мне не рождаться на свет! Тогда не развратил бы меня этот преходящий мир, не видя его, не сделался бы я виновным, не осквернил бы себя грехами и не боялся бы истязания, суда и мучения»[28]. Но молитва к Богу и покаяние исцеляют от таких мыслей: «Душа грешная будет славословить Тебя и Отца Твоего и Духа Святого, потому что плакала она – и услышана и, омытая слезами покаяния, соделана храмом, в коем вселилось Божество, сотворившее миры»[29].

Жизнь каждого человека сложна, но «труды праведных произращают плод жизни, а труды грешников исполнены гибели»[30]. Поэтому, «предаваясь первым и удаляясь от вторых, не давай, однако ж, места и трудам пустым, не приносящим плода добра»[31]. Воскресение Христово – залог великого упования для каждого христианина: «Если смерть воцарилась и погубила естество наше, потому что Адам согрешил и преступил заповедь, то не тем ли паче оправдаемся и спасемся страданиями Христа, победившего смерть и оправдавшего естество наше? Надежду и утешение даровал Господь нам скончавшимся, ибо Сам Он восстал из гроба, победил смерть, обетовал воскресение и жизнь, ущедрил великими благами Адама и всех чад его. Хвала и славословие Отцу, сотворившему нас, Сыну, спасшему нас Крестом Своим, и Духу Святому Утешителю – Всехвальной, Непостижимой Троице, воскрешающей умерших и облекающей славой тела их!»[32]

При разъяснении пришедшим в храм смысла Божественной Литургии обращаю особое внимание на «Блаженны» – Нагорную проповедь Христа Спасителя. Особо отмечаю, что это образ человека, который войдет в Царство Небесное. Это программа жизни, которую Спаситель нам дал. Мы же настолько привыкли слушать эти песнопения, что даже не воспринимаем то, насколько глубоко их содержание. А порой и смысла не очень-то понимаем, скорее «как-то вообще». Именно содержание благодати и пути ее достижения развернуто даются в Псалтири преподобного Ефрема Сирина. При глубоком исследовании находим и глубинную связь Заповедей Моисея, Нагорной проповеди и Псалтири Ефрема Сирина. Беря все это духовное основание, строим свой душеспасительный путь.

«Псалтирь, или Богомысленные размышления» преподобного Ефрема Сирина – уникальный по своей глубине и трогательности полезный для очень многих любящих молитву образец православной гимнографии, показывающий то, как стремится к своему Спасителю христианская душа, желающая преодолеть оковы бренного мира, видящая в Боге все средоточие своего бытия, и получает небесное утешение уже и во дни земной жизни; как писал святитель Феофан Затворник, «сопровождаем сию Псалтирь желанием искренним, чтобы всякий, раскрывающий ее, всегда находил в ней для себя нужное по состоянию своего духа: то вразумление, то сокрушение, то воодушевление, то утешение»[33].