Митрополит Филарет (Дроздов). А. И. Яковлев

Роль и значение Филарета (Дроздова, 1782 - 1867), митрополита Московского и Коломенского, велики не только в истории Русской Православной Церкви, но также в государственной и культурной жизни России в первой половине XIX века. Его личность уже современниками воспринималась намного шире рамок церковной жизни. Проповедник, богослов, опытный церковный администратор, митрополит Филарет был причастен к нескольким важным государственным актам, оказал влияние на процесс формирования русской национальной культуры.

Лучшее описание жизни и деятельности Филарета дано И. В. Корсунским и Г. Флоровским¹.

Личность Филарета оценивается по-разному. Его изображали то твердым защитником всех устоев - церковных, государственных, общественных, бытовых (Д. В. Поспеловский); то высокомерным и жестоким архиереем, отдаленным от окружающего мира (С. М. Соловьев); то премудрым старцем (Н. В. Сушков). Уже его первые биографы И. Н. Корсунский и А. А. Смирнов ввели в научный оборот многочисленные документы, связанные с Филаретом, чья судьба в церковной жизни также оказалась непростой. Он был причислен к лику святых в 1994 году.

Век Филарета оказался не только сложен, но и долог. Он жил в царствования Екатерины II, Павла I, Александра I,Николая I и Александра II, причем в последние три царствования был активным деятелем. Авторитет Филарета был настолько велик, что его называли "патриархом в отсутствие патриаршества".

На век Филарета выпало несколько рубежных событий в российской истории. Митрополит московский не оставался безучастным свидетелем попыток реформ Александра I, нарастания имперской мощи государства при Николае I и "революции сверху" Александра II. Твердо и неизменно он отстаивал интересы Русской Церкви в утомительном и подчас тяжелом противоборстве с мощной бюрократической машиной империи.

Будущий митрополит родился 26 декабря 1782 г. (8 января 1783 г.) в Коломне, в семье диакона Михаила Федоровича Дроздова и Евдокии Никитичны Дроздовой, дочери коломенского священника, и при крещении получил имя Василий.

Формирование личности Василия Дроздова началось в среде провинциального духовенства, под сильным влиянием русской православной традиции. Начальное и среднее образование он получил в Коломне, а продолжил в Московской семинарии, где явственно проявилось воздействие западной культуры. Василий владел латинским, древнегреческим и древнееврейским языками, а позднее выучил французский.

По прохождении обучения Василий Дроздов был признан одним из лучших "и по прилежанию, и по остроте ума" и по "особенной скромности". В ноябре 1803 г. митрополит Московский Платон (Левшин) назначает его в семинарию "учителем греческого и еврейского языков". В январе 1806 г. Василий Дроздов произносит церковную проповедь, встретившую восторг слушателей и полное одобрение Платона. Вскоре Дроздов становится любимцем митрополита, который побуждает его к принятию монашеского звания, но молодой учитель не спешит принимать решение и лишь в июле 1808 г. подает прошение. 16 ноября он был пострижен в монашество с именем Филарет, а 21 ноября рукоположен в сан иеродиакона.

В декабре 1808 г. Комиссия духовных училищ, созданная М. М. Сперанским с целью преобразования всей системы духовного образования в России, вызывает из разных епархий молодых выпускников семинарий для служения в столице империи. 29 декабря Филарет выезжает в Санкт-Петербург, несмотря на предложение митрополита Платона похлопотать об оставлении своего любимца в родных стенах Свято-Троицкой Лавры.

Продвижение Филарета по службе поражало современников: 1809 г. - рукоположение в сан иеромонаха и назначение ректором духовного училища, 1810 - назначение бакалавром в духовную академию, 1811 - возведение в сан архимандрита и пожалование наперсным крестом с драгоценными камнями, 1812 - назначение ректором Духовной академии и настоятелем Новгородского Юрьева монастыря, 1813 - награждение орденом св. Владимира 2-й степени, 1814 - звание доктора православного богословия, 1816 г. - пожалование панагией и определение настоятелем московского Новоспасского монастыря с оставлением при Духовной академии. За несколько лет никому не известный провинциальный монах становится одним из видных и авторитетных церковных деятелей.

В создаваемой Духовной академии Филарету было поручено чтение курсов, по которым не имелось учебных пособий. Ему пришлось создавать их на основе сочинений западных авторов и трудов отцов Церкви.

Выходят в свет подготовленные им труды: богословское - "Записки на Книгу Бытия", апологетическое - "Разговоры между испытующим и уверенным о Православии Восточной Греко-Российской Церкви" и историческое - "Начертания Церковно-Библейской истории". Автора обвиняли в сильном влиянии на его "Начертание истории" церковно-исторического сочинения лютеранского богослова Буддея, но сам он и не скрывал этого. Заслугой Филарета стало, однако, не просто введения в учебный курс полезного сочинения, но и переосмысление идей западного автора. Труды западноевропейских богословов становились для него побудительным толчком для развития собственных идей на основе святоотеческой мысли. Сравнивая тексты молитвы католического архиепископа Франсуа Фенелона и составленной на ее основе молитвы Филарета, Павел Хондзинский заключает, что "последняя неуловимым образом обретает под пером святителя вполне православный церковный дух"². В 1823 г. выходит составленный Филаретом Катехизис - изложение основ православной веры, в работе над которым автор использовал не только давно известные в России Катехизисы митрополита Петра (Могилы) и митрополита Платона (Левшина), но и опыт католического Катехизиса, изданного по указанию католического епископа Монпелье Шарля-Иохима Кольбера.

Заслугой Филарета стала разработка системы богословских дисциплин, основанной на истории, - "История первее системы. Откровение дано в живой истории..." Он первым стал поощрять самостоятельное творчество преподавателей духовных учебных заведений, предлагая им не довольствоваться повторением учебника. Правда, его требовательность к составляемым преподавателями "запискам" подчас вызывала у тех недовольство.

Не менее примечательно его внимание к языку преподавания, которым долгое время была латынь. Лишь в 1819 г. Комиссия духовных училищ по докладу Филарета разрешила преподавание богословия "и на российском языке по усмотрению ректора". Церковные консерваторы этому воспротивились, и в 1825 г. Святейший Синод принял решение о возврате к латыни; по выражению Филарета, "начался обратный ход, от общевразумительного учения к схоластицизму"³. Тем не менее, он не отказался от своей принципиальной позиции. В отчете о ревизии Московской духовной академии Филарет написал, что "богословие догматическое и преподано, и в конспекте означено, и на испытании представлено, сначала на русском языке, а далее на латинском. Предложенное на русском преимуществует порядком и ясностию изложения. Предложенное на латинском, вероятно, по действию классической книги, более ознаменовано сухим и маловразумительным языком школы, нежели силою истины общевразумительной и полезной"⁴.

Духовному образованию Филарет уделял внимание постоянно. По его благословению и по его наставлениям в 1841 г. в московской Духовной академии (МДА) было начато издание серии "Творения святых отцов в русском переводе". За счет средств Московской епархии Филарет повысил жалованье преподавателям и профессорам МДА, что побудило к аналогичной мере и другие церковные власти.

В те же годы в Петербурге он проявил себя не только как ученый универсальных интересов, но и как духовный деятель, открытый запросам времени и готовый дать на них ответ. Способности и таланты молодого инока были велики, но очевидно, что их раскрытию сильно способствовала сама атмосфера тогдашнего Петербурга, где еще не полностью выветрился дух "дней Александровых прекрасного начала". Инок Филарет не успел узнать деспотизма Павловского царствования, напротив, господствовал дух либерализма и терпимости, и все большее значение в столичном обществе приобретали ученость, образование и способности.

Обер-прокурор Святейшего Синода князь А. Н. Голицын, влиятельный благодаря дружбе с Александром I, 25 марта 1810 г. услышал проповедь молодого монаха в Троицком соборе Александро-Невской лавры и поразился. Князь постепенно отходил от легкого вольнодумства екатерининской эпохи, глубины православной веры все больше притягивали его. В филаретовской проповеди на праздник Благовещения он оценил не только блеск и красоту церковного красноречия, но также глубину раскрытия темы и искреннее чувство.

Весной 1812 г. архимандрит Филарет был впервые приглашен в Зимний дворец и произнес проповедь в Большой церкви в присутствии всей царской семьи⁵. 1 октября он освятил домовую церковь в доме князя Голицына и также произнес проповедь⁶. Известно, что 30 ноября в домовой церкви Голицына состоялась встреча Филарета и Александра I.

13 июня 1813 г. в Казанском соборе Филарет произнес слова перед погребением тела фельдмаршала М. И. Кутузова. То был не только привычный образец церковного красноречия с архаичными уже тогда оборотами: "... тлетворное дыхание Запада отовсюду воздувает на нас бурю". Проповедник отозвался на важные явления российской жизни, сказав, что "избранный сын отечества предохранен от суеверного уничижения пред идолом иноземного просвещения и образованности"⁷. Отношение к Западу и западной культуре в то время пересматривалось в русском обществе, которое отказывалось от крайностей слепой вестернизации ради заимствования реальных достижений западноевропейской культуры. Филарет указывал на необходимость отличать идолы от идеалов. "Слово пред погребением тела светлейшего князя М. И. Голенищева-Кутузова-Смоленского" было признано классическим и вышло несколькими отдельными изданиями, сделав имя митрополита известным всей России. 23 декабря Святейший Синод утвердил составленный архимандритом Филаретом особый чин молебствия "за избавление Церкви и державы Российской от нашествия галлов и с ними двунадесяти язык".

Тем не менее, Филарет не обольщался милостями власть предержащих. В письме к другу, священнику Г. Пономареву, от 5 января 1811 г. он писал: "К здешней жизни я не довольно привык и вряд ли когда привыкну более. Вообрази себе место, где более языков, нежели душ; где надежда по большей части в передних, а опасение повсюду; где множество покорных слуг, а быть доброжелателем считается неучтивым; где роскошь слишком много требует, а природа почти во всем отказывает. Ты согласишься, что в такой стихии свободно дышать могут только те, которые в ней или для нее родились. Впрочем, есть люди, которых расположением я сердечно утешаюсь"⁸.

Разработанные М. М. Сперанским и архиепископом Феофилактом (Русановым) в 1808 г. мероприятия по реформе системы духовного образования оказались не просто своевременными, но даже запоздавшими, настолько низок оказался уровень подготовки русского духовенства, которое с петровских времен было "мерами власти превращено в замкнутое сословие и оттеснено в социальные низы"⁹. Между тем, два бывших семинариста планировали не только дать духовенству лучшее образование, но также повысить его социальный статус, дабы никакой помещик не посмел притеснять сельского священника. Такого рода намерения воодушевляли и молодого монаха, видевшего свое служение в столице не простым исполнением послушания, но участием в осуществлении масштабных перемен во всей Русской Церкви. До поры до времени он не осознавал глубины и прочности власти государства над Церковью, не ощущал стесненности Святейшего Синода. Между тем, масштабные преобразования порождали новые конфликты.

6 декабря 1812 г. император утвердил доклад князя Голицына об учреждении в Санкт-Петербурге Библейского общества, в дальнейшем ставшего всероссийским. В марте 1812 г. в Россию из Англии прибыл пастор Джон Паттерсон, после бесед с которым князь Голицын и подал свой доклад императору¹⁰. Председателем общества стал обер-прокурор, а одним из двенадцати директоров - архимандрит Филарет. Ему было поручено наблюдение за подготовкой стереотипного издания Библии на церковно-славянском языке.

Филарет задумывает перевод Библии на русский язык, дабы облегчить всем образованным людям познание Слова Божия, ибо церковно-славянский, остававшийся языком богослужения, вышел из бытового употребления. Решение о переводе принималось не крайне боязливыми и консервативно настроенными членами Святейшего Синода, а Комиссией духовных училищ, и плавно перетекло в ведение Библейского общества. Там было решено "поручить дело сие ректору Санкт-Петербургской Духовной академии архимандриту Филарету с прочими членами академии"¹¹.

Сам Филарет, ставший "душою переводного комитета", взялся за перевод Евангелия от Иоанна, самого сложного и богословски значимого. Он составил правила для переводчиков, требуя пословного перевода Евангелия с греческого оригинала с сохранением по возможности порядка слов, а славянскую лексику употреблять лишь при отсутствии русского эквивалента или явной вульгарности выражений. В конце 1817 г. вышло в свет Четвероевангелие на русском языке, а в 1823 г. и весь Новый Завет на русском.

Этому предшествовала хиротония Филарета в сан епископа, совершенная 5 августа 1817 года. В августе 1818 г. епископ Ревельский Филарет был награжден орденом св. Анны 1-й степени.

В первые петербургские годы будущему митрополиту довелось узнать не только зависть и вражду в своем окружении, но и недоброжелательство венценосцев. 26 декабря 1814 г. в Большой церкви Зимнего дворца он произносит слово на праздник Рождества Христова, в котором говорит: "Бедственное ослепление людей, прельщенных миром, увеличивается тем, что слепые слепых же избирают вождями себе, или дают влещи себя множеству, на которое опираясь десницею и шуйцею мнят быть безопасны от падения... Итак, вотще стараются некоторые утончать любовь к миру, вместо того, чтобы отсекать ее, и, вместо того, чтобы побеждать оную любовию к Богу, надеются примирить одну с другою..."¹². Проповедь вызвала неудовольствие вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и с тех пор Филарета никогда не приглашали проповедовать в дворцовой церкви.

В те же годы он входит в круг петербургской аристократии. У него завязываются дружеские связи с графом С. Б. Потемкиным, дочерью М. И. Кутузова и др. Он выступает в роли посредника между Г. Р. Державиным и духовной цензурой, запретившей публикацию стихотворения "Христос". Он встречается с американскими квакерами, разъясняет Стефану Грелье де Мобилье значение святой Евхаристии для христианина¹³. Однако активность и открытость епископа Филарета вдруг оборачиваются против него.

Духовная увлеченность императора и обер-прокурора христианскими идеями, не подкрепленная богословским образованием и церковной традицией, обернулась пришедшей на Россию тучей "духовного мистицизма". Беседы Александра I в европейских странах с квакерами Алленом и Грие, известным мистиком Юнгом-Штилингом, долгие разговоры с баронессой Ю. Крюденер, с Р. А. Кошелевым и А. Лабзиным на темы вечных истин, понимания глубин Апокалипсиса привели его к идее мистической "внутренней церкви", в которой он увидел залог людского счастья на земле и прообраз Церкви Небесной. Этим настроением Александра I было порождено создание 26 сентября 1815 г. Священного союза трех, а затем и всех остальных европейских монархов. В основу Союза был положен принцип охранительства, незыблемости государственных принципов в Европе. Такого же рода мистическая настроенность, хотя и с национальной окраской, ощутима и в закладке в Москве 12 сентября 1817 г. храма Христа Спасителя по своеобразному проекту А. Л. Витберга. Те же принципы "безбрежного мистицизма" и охранительства положены в основу учрежденного 24 октября 1817 г. нового министерства духовных дел и народного просвещения во главе с князем Голицыным, причем Святейший Синод оказался подчиненным уже одному из четырех отделений Департамента духовных дел. Даже государственный историограф Н. М. Карамзин отнесся к этому критически, назвав новое учреждение "министерством затмения", а в июле 1824 г. А. С. Пушкин с удовлетворением отозвался на уничтожение "двойного министерства".

Филарет сознавал вредность сектантских и еретических увлечений иных дворянских мистиков, но видел в этом неизбежные искания Истины, в условиях, когда в ходе петровской секуляризации была разорвана преемственность с отечественной православной традицией, а противоядие от западного вольнодумства и неверия стали искать также на Западе. Именно в ответ на жажду религиозного наставления и просвещения и намеревался Филарет предложить просвещенным россиянам Слово Божие. Но дело Русской Библии, главный жизненный подвиг Филарета, оказалось с самого начала отягченным для него великими испытаниями и скорбью. В то время перевод Библии на русский язык виделся актом почти революционным. Между тем, "либеральные стремления императора", "никоим образом не затрагивали основ..."¹⁴, а его личные благие намерения легко забывались, как только он усматривал угрозу (реальную или мнимую) для существующего строя.

В политической жизни за теми или иными течениями стоят определенные люди, стремящиеся к достижению своих целей. Так и в дворцовой жизни 1820-х годов генерал А. А. Аракчеев, стремясь усилить свое положение у трона и оттеснить князя Голицына, воспользовался все возрастающим недовольством политикой князя в отношении Церкви. Действуя через защитника православной веры архимандрита Фотия (Спасского) и шаткого в убеждениях митрополита Петербургского Серафима (Глаголевского) и опираясь на поддержку вождя охранительного течения адмирала А. С. Шишкова, Аракчеев сумел породить у императора недовольство и недоверие к князю Голицыну и деятельности Библейского общества. "Начинавшееся богословское обновление, - отмечал Флоровский, - было встречено в правящих кругах с недоверием и беспокойством", которые питались не религиозными мотивами, а потому и привели к "мрачной политико-полицейской интриге"¹⁵.

Всего этого не сознавал Филарет, поставленный 3 июля 1821 г. архиепископом Московским и Свято-Троицкой лавры архимандритом. В мае 1822 г. он сообщает в Святейший Синод о продаже в Москве Нового Завета и Псалтири на русском языке: "Появление сих священных книг произвело здесь между людьми всякого звания особенную радость. Требования на оные душеспасительные книги столь много, что в три дня по отпечатании Нового Завета продано до 350 экземпляров и Псалтири 300 экземпляров. Сотоварищества и корреспонденты [Библейского общества] требуют их во множестве"¹⁶. В конце того года в Петербург был отправлен отчет Московского отделения Библейского общества, подписанный не только архиепископом Филаретом, но и московским генерал-губернатором князем Голицыным и московским предводителем дворянства П. Х. Обольяниновым. В нем говорится: "Перевод сей есть величайшее благодеяние для народа Российского, издревле наклонного к благочестию и всегда жаждущего просвещения духовного. Многие тысячи соотечественников наших с нетерпением ожидали издания сих книг, дабы с тем большим уразумением питать себя божественными истинами, в них заключающимися"¹⁷.

Но заговорщики, движимые обскурантизмом и честолюбием, продолжали действовать. Адмирал Шишков называет успехи Библейского общества "злом, которое распространяется по-прежнему", рассуждает, что "перекладка Св. Писания с высокого и важного языка на простонародное наречие" есть "сильнейшее орудие революционных замыслов". Митрополит Серафим открыто заявляет, что "раздача Библии есть самое верное средство к введению Реформации"¹⁸. 20 апреля 1824 г. в Зимнем дворце происходит тайная встреча архимандрита Фотия с императором. В ходе трехчасовой беседы Фотий раскрывает Александру I "план революции" или "тайну беззакония, делаемую тайным обществом в России везде" при поддержке Библейского общества и насаждаемой лично князем Голицыным "новой религии", которая есть "вера в грядущего антихриста, двигающая революцией, жаждущая кровопролития..."¹⁹. Усталый и напуганный революционным брожением в европейских странах император уступил давлению: 15 мая было упразднено "двойное министерство", князь Голицын освобожден от должности министра и обязанностей председателя Библейского общества.

Крушение князя тут же отозвалось на положении Филарета. 8 июня митрополит Петербургский Серафим сообщил на заседании Святейшего Синода о запрете Александром I распространения отпечатанного на русском языке Пятикнижия (первых пяти книг Библии). Несколько тысяч экземпляров книги были сожжены на кирпичном заводе²⁰. Позднее было запрещено и само Библейское общество, Четвероевангелие на русском языке изъято из книжных лавок, запрещен филаретовский Катехизис (названный архимандритом Фотием "канавною водою"), а некоторые его проповеди признаны "неправославными". Противники в полной мере использовали методы запретительные, хотя сам Филарет предпочитал бороться с мистическими уклонениями пастырским словом, основанным на знании и проникнутом духом любви.

Потрясение оказалось велико. В проповеди, произнесенной 12 июня 1824 г. в Волоколамске, Филарет позволил себе высказаться: ".., какой бы ты не предпринял благочестивый подвиг, в какой бы ни начал упражняться добродетели, не изменяй принятому однажды благому намерению; и хотя бы предстояли тебе препятствия, хотя бы казалось тебе, что успех не соответствует ожиданию твоему, не отчаивайся, не малодушествуй; и напротив того, хотя бы показалось тебе, что ты довольно успел в добром деле и подвиге, не обленяйся, не будь беспечен... в трудности подвига уповай на Господа и паки терпи о Господе"²¹.

Для него столь резкий поворот императора был тем более неожиданным, что всего год назад, в июле 1823 г. он был допущен к сокровенной тайне. По поручению императора архиепископу Филарету было поручено составление в глубокой тайне манифеста о переходе прав на российский престол от цесаревича Константина Павловича (женившегося на полячке Иоанне Грудзинской) к великому князю Николаю Павловичу. В Каменноостровском дворце Филарет представил свой проект Александру I и предложил помимо основного текста составить три заверенные копии этого важнейшего государственного акта для хранения в Государственном совете, Сенате и Святейшем Синоде. Основной текст, подписанный императором, 29 августа Филарет сам положил в ковчег с государственными актами в алтаре Успенского собора Московского Кремля.

Прямо и открыто защищая Библейское дело, он недоумевал по поводу лукавства и слабости царя. Не менее огорчительным виделось и поведение митрополита Серафима. Печальная ирония чувствуется в письме Филарета от 8 декабря 1824 г. к митрополиту: "Если сомнительно православие Катехизиса, столь торжественно утвержденного Святейшим Синодом, то не сомнительно ли будет православие самого Святейшего Синода?"²². Запрет на филаретовский Катехизис будет снят спустя несколько лет. Он более чем на столетие станет общедоступной системой православного богословия, но дело Русской Библии остановится на сорок лет.

Филарет отступает, но не отказывается от своих целей, более того, гласно осуждает своих гонителей. 12 февраля 1825 г. в проповеди, произнесенной в кафедральном Чудовом монастыре, он говорит: "... если ты чтишь достоинство учителя, установленное в Церкви Христовой, то не должен ты своевольно вторгаться на место учительское или легкомысленно бегать за учителями, которых никто не поставил.., но должен в кротости и послушании проходить звание ученика евангельского под руководством поставленных от Бога и Церкви учителей, страшась быть учителем и сам для себя, а тем более, без высшего призвания, руководствовать других или переучивать учителей, от Бога и Церкви поставленных"²³.

Царствование Николая I сопровождалось для Русской Церкви усилением государственного гнета, когда обер-прокуратура из органа надзирающего превратилась в орган управляющий церковной жизнью. Личные отношения Филарета с императором были лишены доверительного характера и основывались на взаимном уважении. Впрочем, это не препятствовало возникновению конфликтов, недоверия и подозрений со стороны Николая I.

Началось все с тревожных дней "междуцарствия" в ноябре-декабре 1825 г., когда митрополит московский оказался в положении "хранителя светильника под спудом": в дни, когда вся Россия начала присягать императору Константину I, он один в Москве знал о неверности этой присяги. Побуждаемый генерал-губернатором Москвы князем Голицыным вскрыть запечатанные акты и объявить истинную волю покойного Александра I, Филарет устоял, заявив, что "не может быть двух императоров, одного в Петербурге, другого в Москве". Фактически Филарет тогда руководил действиями светской власти, высокую степень его самостоятельности и активности позднее с неудовольствием отметил самолюбивый Николай I. А когда из допросов декабристов император узнал, что считавшегося оппозиционным Филарета предполагалось ввести в состав "революционной Директории" наряду с Н. С. Мордвиновым и М. М. Сперанским, то настороженность в отношении слишком яркого архиерея переросла в стойкую подозрительность. Пожалование бриллиантового креста на клобук и возведение Филарета в 1826 г. в сан митрополита не изменило ничего. Примечательно, что позднее на совет князя Голицына: "Государь, посадите Филарета в Государственный Совет. Он там сделает за десятерых", император ответил: "Что это ты вздумал мне давать советы, князь? Я знаю, что Филарет настраивает против меня Москву". На митрополита шли доносы. В отчете III Отделения за 1830 г., в частности, говорилось: "Партия мистиков усиленно старалась воздействовать на легковерных. Знаменитая речь митрополита Филарета по поводу появления холеры в Москве возмутила всех, а сектанты ей втайне радовались"²⁴.

Николай I не мог забыть отказа Филарета освятить в 1829 г. Триумфальные ворота с аллегорическими изображениями, его сопротивления незаконным, с точки зрения церковного права, бракам царских любимцев, отказа признать право наследника престола заседать в Святейшем Синоде и, наконец, знаменитой "холерной истории".

Осенью 1830 г. до Москвы дошла холера. Страшная болезнь пугала, способов ее лечения не знали, уповали на устройство карантинов. Митрополит Филарет на царское приглашение срочно уехать в Петербург ответил отказом, написав наместнику Свято-Троицкой Лавры архимандриту Афанасию: "Я отложил путь в Петербург, чтобы умирать со своими"²⁵. Он распорядился принять необходимые меры предосторожности по монастырям московской епархии, организовал общемосковский крестный ход для избавления от бедствия. В проповеди, произнесенной 18 сентября, митрополит вспомнил царя Давида, который "впал в искушение тщеславия", вследствие чего "явился Пророк и по повелению Божию предложил Давиду на выбор одно из трех наказаний: войну, голод, мор... Открылось наказание греха, и совершилось покаяние Давида... Покаемся, братья, и принесем плод, достойный покаяния, то есть, исправление жития. Отложим гордость, тщеславие и самонадеяние. Возбудим веру нашу... Исторгнем из сердец наших корень зол, сребролюбие. Возрастим милостыню, правду, человеколюбие. Прекратим роскошь. Откажем чувственным желаниям, требующим ненужного. Возлюбим воздержание и пост. Облечемся если не во вретище, то в простоту... Презрим забавы суетные, убивающие время, данное для делания добра"²⁶.

За Филаретом следили внимательно. О проповеди тут же сообщили в Зимний дворец, истолковав ее как критику императора, одержавшего к тому времени важные военные и дипломатические победы над Османской империей и Персией. Самолюбивый и обидчивый Николай I усмотрел и в отказе митрополита бежать из холерной Москвы, и в нравоучительной проповеди явный упрек себе. Вероятно, этим вызван его внезапный приезд в первопрестольную 29 сентября. Неизвестно, произошло ли какое-нибудь объяснение, но 5 октября в Успенском соборе Московского Кремля митрополит Филарет произносит проповедь, в которой говорит: "Много должно утешать и ободрять нас, братия, и то, что творит среди нас помазанник Божий, благочестивейший государь наш. Он не причиною нашего бедствия, как некогда был первою причиною бедствия Иерусалима и Израиля Давид..."²⁷.

Спустя полгода, 19 апреля 1831 г. "за ревностное и многодеятельное служение в архипастырском сане, достойно носимом, и притом многие похвальные подвиги и труды на пользу Церкви и Государства, постоянно оказываемые", митрополит Московский Филарет был награжден высшим в империи орденом св. Андрея Первозванного. И все же Филарет не стал и не мог стать своим в это "глухое и немое" николаевское царствование.

Он утверждает авторитетом Церкви справедливость и благодетельность существующей самодержавной власти в России, давая чеканную формулу: "... Бог по образу Своего небесного единоначалия устроил на земле Царя; по образу Своего вседержительства - Царя Самодержавного; по образу своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века - Царя наследственного". Но он же последовательно утверждает принцип: Церковь выше Царства. В проповеди на день коронации Николая I Филарет сказал: "Благоговение и любовь к Царю нашему природны нам; но мысль о Царе царствующих вернее всего дает сим чувствованиям полную силу, совершенную чистоту, незыблемую твердость и прямоту действия"²⁸.

В царствование Александра I Филарет предпринимает несколько попыток серьезных изменений в церковной жизни, помимо перевода Библии и подъема уровня духовных училищ стоит назвать проект учреждения митрополичьих округов. Но в николаевское царствование он как будто примиряется с подчиненной ролью Церкви, с жестким приглядом государства. Но только как будто... Постоянное и упорное противоборство московского митрополита и "гусарского" обер-прокурора Н. А. Протасова свидетельствует об этом.

Филарет открыто не возражал против подчиненного положения Церкви в государственной системе империи, но он желал для Церкви большей степени самостоятельности. Поэтому не возражал он против института Святейшего Синода, назвав его однажды "духовной коллегией, которую у протестантов перенял Петр, но которую Провидение Божие и церковный дух обратили в Святейший Синод"²⁹. Однако в николаевское царствование даже государственные законы, касавшиеся церковных вопросов, принимались без участия Святейшего Синода. Обер-прокурор Протасов грубо сокрушал всякое реальное и мнимое самовластие со стороны епархиальных архиереев. Независимость Филарета он с трудом терпел. После одного инцидента Филарет в 1842 г. покинул Синод и больше никогда не бывал на его заседаниях, хотя оставался членом Синода и продолжал принимать активное участие в рассмотрении всех дел церковного управления.

Стоит заметить, что некогда скромный провинциал обрел качества светского человека, оставшись монахом. По воспоминаниям великой княжны Ольги Николаевны, митрополит Филарет на слова фрейлин императрицы, что де Александра Федоровна "вместо того, чтобы думать о спасении души, только и делает, что танцует и гоняется за развлечениями", ответил: "Возможно. Но я думаю, что она, танцуя, попадет в рай, в то время как вы еще будете стучаться в дверь". Великая княжна вспоминала, что в Москве "всегда на первом месте был митрополит... Здесь, в Москве он молился перед тем, как садились к столу, и сесть было можно только после его благословения. Филарет считался светочем Церкви..."³⁰.

В отличие от многих своих предшественников и современников Филарет никогда не угождал власти, он всегда держался независимо, не роняя достоинства иерарха. В своих проповедях Филарет никогда не говорил государю "вы", но всегда в традициях церковной риторики "ты". Не раз он поучал и наставлял государей в проповедях. В царствование Александра II был поднят вопрос о поминовении за богослужением всех членов императорской семьи, число которых сильно увеличилось, что удлиняло службу. Филарет выразил не верноподданническую, а церковную позицию: "Мне кажется, - писал он 22 марта 1862 г. наместнику Свято-Троицкой лавры архимандриту Антонию (Медведеву), - Вы напрасно так строго смотрите на сокращение воспоминаний в молитвах царствующего дома и на облегчение в праздновании Царских дней. В древних изданиях греческих в великой ектений сказано только: "О благочестивейших и Богохранимых царех наших". Не предписано даже имя царя произносить. А о царском семействе и намека нет"³¹.

Богословие Филарета было его второй натурой, оно прорывалось и изливалось в проповедях, административных документах и письмах. В них, по выражению И. В. Киреевского, "много бриллиантовых камушков, которые должны лежать в основании Сионской крепости". Главным источником богословия Филарета было Священное Писание, в то же время, это не была экзегетика в чистом виде, а ответы на искания русского духа, попытка синтезировать различные движения просвещенной русской мысли, стихийную православную веру народа и духовное богатство святоотеческого наследия. Не раз Филарету приписывали уклонение то в католичество, то в протестантизм, но он умел соблюсти цельность православного учения Церкви.

В одной из проповедей он говорит о двух ведущих к Богу путях: пути волхвов и пути пастырей: "Путь волхвов есть путь света и ведения, управляемый ясным знамением звезды... Путь пастырей есть путь сени и тайны, путь веры, а не видения"³².

Резиденция Филарета, подворье Свято-Троицкой лавры, находилась на Самотеке, вблизи шумного московского торжища. Почти всякий день на подворье приходили просители, странники, священнослужители, официальные лица со своими делами и заботами, и Филарет погружался на самое дно обыденности с ее мелочами и нечистотой. Изданные после его кончины в семи томах Резолюции по различным делам епархии, а также тома Мнений и Писем свидетельствуют о его прямой вовлеченности в самые разные дела церковной и светской жизни. Он тяготился этим, желая аскетического уединения. В проповеди 27 сентября 1842 г., посвященной памяти преподобного Сергия Радонежского, у него вырвалось: "... желал бы я узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврою. Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы? Вошел бы в него на всенощное бдение, когда в нем с треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свещи..." "Кто даст мне криле, яко голубине, и полещу и почию..."³³ - мечтательно сказал он словами псалма, но, верный завету монашеского послушания, он нес ту службу, на которую был поставлен.

Глубокий разрыв между высотой христианского идеала жизни и современной ему обыденностью побуждал его как к вразумлению своей паствы, так и к осмыслению этого разрыва. "Богословие рассуждает" - частенько повторял митрополит, и главной темой его богословствования было развенчание земной жизни и призыв к жизни вечной, к жизни с Богом. Не мягкое утешение, а резкий, ослепительный свет истины, который жжет глаза, предлагал современникам Филарет, "свет, ранящий очи, - разрушительный динамит христианства, не терпящий прикосновения MipcKoro, превращающий Mip в обломки"³⁴; не умилительное "розовое христианство", удобное и приятное для "сынов Mipa сего", а более глубокие страх Божий и любовь Божию открывал своей пастве Филарет, памятую слова апостола, что совершенная любовь изгоняет страх. Его беспокойная мысль часто тревожила современников, подчас раздражала покорных и робких, но он утверждал свое: "Нет! Христианство не есть юродство или невежество, но премудрость Божия..."³⁵.

"Он не создал школы, но он создал нечто большее - духовное движение, - писал протоиерей Георгий Флоровский. - Филарет был всегда внутренно очень сдержан в своих богословских рассуждениях, и к такой же ответственной сдержанности призывал других. В нем поражает, прежде всего, это неусы-пающее чувство ответственности, - именно эта черта делала его облик таким строгим"³⁶. Его проповеди были и остаются непревзойденными образцами церковного красноречия и богословской мысли, они "чеканны": "ни одного слова нет лишнего и ни одного неточного"³⁷. В то же время, характерной чертой филаретовского проповедничества была опора на разум, а не на эмоции, в отличие от его современника архиепископа Иннокентия (Борисова), считавшегося в XIX в. "первым русским проповедником". Содержание его проповедей всегда ново, в них неизменно содержатся новые повороты мысли в осмыслении как вечных истин Писания и тайн Божественного домостроительства, так и горячее чувство сострадания к людям, пламенная ревность в нравственном наставлении, тонкое знание человеческой натуры.

Приведем еще несколько примеров филаретовского слова. В проповеди при вступлении в управление московской епархией 14 августа 1821 г. Филарет сказал: "Человек! Самое близкое к тебе и самое опасное для тебя поле брани есть собственная твоя жизнь и деятельность в мире... Если тебе неизвестна сия брань, то, конечно, ты никогда не пробуждался от дремоты чувственной жизни к бодрствованию высшей жизни человеческой, никогда и главы не возносил из плена и рабства духовного... Иногда, например, нам кажется, что мы победили корыстолюбие или сластолюбие, совершив подвиг благотворения или воздержания; но, в то же самое время, входя в глубину сердца, усматриваем, что мы там побеждены тщеславием или гордостию, и там, где мы думали стоять под защитою совести сверх опасения уязвляемся ее палящими стрелами"³⁸.

Филарет неизменно сам писал свои проповеди и читал с амвона. В старости его тихий голос был почти не слышен, проповеди переписывались от руки и становились известными всей церковной Москве. В проповеди, произнесенной в июле 1831 г., он избрал темой отношение человека к собственности, указав на то, что страсть к богатству "может довести тебя до измены учению Христову и удалить от Христа. Что же делать, скажет кто-либо, неужели всем бросать имение и сделаться нищими? Нет, опять не о том дело. Ибо и Христос не от всякого требовал добровольной нищеты... Напоминай себе часто, что скоре или медленнее, но во всяком случае чрез не долгое время или богатство тебя оставит, или ты оставишь богатство; и потому обходись с ним, как с гостем, которого надобно честно принять и честно проводить". 25 марта 1843 г. в Чудовом монастыре Московского Кремля он произносит проповедь на день благовещения Пресвятой Богородицы: "Дивны дела Твоя, Господи! Дивны Твои тайны, Богородице! Кто слышит твой тихий глагол в Твоей затворенной молитвенной храмине? Кто провидит, какие огромные дела ведет за собою Твое малое слово? Mip ощущает ли сию минуту, в которую делается перелом всецелой судьбы его, в которую изменяются отношения между небом и землею? Знает ли мечтающий о всемирном владычестве Рим, что в одной из дальних областей его некая дщерь царей, называющая себя рабою Господнею, изрекла приговор, который готовит Mipy нового, лучшего, высочайшего Владыку, а Риму разрушение гордого и своенравного владычества?"³⁹.

Филарет был нередким гостем в Московском университете. В день столетия университета, 12 января 1855 г., в храме св. мученицы Татианы он произнес свое слово: "Обитель высших учений празднует ныне день своего рождения... Чего ищет наука в неизмеримом пространстве вселенной и в тайных хранилищах природы человеческой? Истины. Утвердите, что нельзя найти ее, вы поразите науку смертельным ударом... После сего извольте усмотреть, ревнители истины, в каком положении находится человечество в отношении к истине. Истина так необходима ему, как пища; истина доступна его познанию; и между тем, целый мир в продолжении веков и тысячелетий не умел найти и привести в действие первую, коренную, преимущественно необходимую, явьпоставленную истину... Не скажет ли мне кто-нибудь: это истина Божия, предоставляем ее богословам; нам придлежит подвиг о истине естественной, полезной для человека и для общества человеческого?.. Для чего хотят рассекать истину? Рассекать значит убивать. Нет жизни без единства. Неужели думают, что истина Божия и Христова есть нечто постороннее для истины естественной?.. Исторгните солнце из мира, что будет с миром? Исторгните сердце из тела, что будет с телом?.. Исторгните истину Божию и Христову из человечества: с ним будет то же, что с телом без сердца, что с миром без солнца"⁴⁰.

В связи с проповедничеством святителя Филарета стоит особо сказать о его вкладе в развитие русского литературного языка, что позволяет сопоставлять его усилия с усилиями его старшего современника Карамзина. Но если писатель осовременивал русский язык, заменяя книжный стиль разговорной речью, смело вводил европеизмы, то митрополит оберегал его первоначальную, церковнославянскую чистоту от "вторжения Вавилона": смешения слов высоких и низких. Его проповедь никогда не превращалась в политическую речь, отражая злобу дня, а всегда была пронизана ощущением святыни Церкви.

Он не принимал упреков в "сложности" своих проповедей, будучи "человеком, погруженным в культуру", не терпел опрощенства высоких истин и предлагал свои слова людям зрелой культуры, не стремясь к широкой доступности.

Уже в первые годы своего пребывания в Петербурге Филарет смог войти в круг высокопросвещенных дворян. Круг общения молодого архимандрита, затем архиерея, составляли не только монашествующие и чиновники Святейшего Синода, но и Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин, адмирал А. С. Шишков, А. Н. Оленин, граф А. К. Разумовский, графиня А. А. Орлова-Чесменская, С. С. Мещерская и менее известные представители дворянской интеллигенции.

В январе 1814 г. Филарет по просьбе президента Академии художеств Оленина выступил с речью на торжествах открытия Публичной библиотеки; в июле 1815 г. и 1817 г. присутствовал на выпускных экзаменах в Царскосельском лицее; он был избран членом Российской академии и Общества любителей русской словесности, ординарным академиком Императорской Академии наук и почетным членом Московского университета, почетным председателем Общества любителей духовного просвещения, почетным членом Общества истории и древностей российских, Археологического, Географического и других обществ.

Своим его считали члены литературного кружка "Арзамас". В. А. Жуковский полушутливо писал А. Ф. Воейкову 20 февраля 1814 г.: "Не заводя партий, мы должны быть стеснены в маленький кружок: Вяземский, Батюшков, я, ты, Уваров, Тургенев, должны быть под одним знаменем: простоты и здравого вкуса... Министрами просвещения в нашей республике пусть будут Карамзин и Дмитриев, а папою нашим Филарет"⁴¹.

В московский период служения Филарет вошел в круг дворянской интеллигенции старой столицы. Н. П. Барсуков так писал о Москве 1830 - 40-х годов: "Московский университет, славянофилы и западники, и московский [Малый] театр - служители науки и служители искусства - составляли одно нераздельное целое. А над всеми ними царило Троицкое подворье, в котором пребывал Филарет"⁴². К нему тянулись деятели культуры, находившие радушный прием на Троицком подворье на Самотеке: профессора университета М. П. Погодин и СП. Шевырев, "басманный затворник" П. Я. Чаадаев и светский апологет православия А. С. Хомяков, в 1840 г. приведший англиканского диакона Уильяма Пальмера, искавшего единства веры с православной Церковью. То не были официальные обязательные посещения, напротив, возникло обоюдно интересное общение. Так, Чаадаев, летом 1844 г. перевел одну из проповедей митрополита и опубликовал во французском журнале. Он писал в письме А. И. Тургеневу 15 февраля 1845 г.: "Митрополит тебе кланяется. Он так же мил, свят и интересен, как и прежде. Ваши об нем бестолковые толки оставили его совершенно равнодушным и не нарушили ни на минуту его прекрасного спокойствия"⁴³. Другой близкий к Филарету представитель столбового дворянства И. В. Киреевский записал 7 октября 1853 г. в дневник: "Ездил к митрополиту с Жуковскими... Ни разу, кажется, не бывал я у митрополита не чувствуя себя проникнутым благоговением. Особенное чувство близости святыни, чувство и трепетное, и радостное"⁴⁴.

Стоит особо сказать о влиянии Филарета на А. С. Пушкина. Литературоведы давно отметили, что стихотворение "Перед гробницею святой..." навеяно филаретовским словом пред погребением фельдмаршала Кутузова 1813 г., а "Герой" - прямо созвучно речи митрополита 29 сентября 1830 года. Их общая знакомая Е. М. Хитрово зимой 1829 г. сообщила митрополиту стансы поэта "Дар напрасный, дар случайный...", а вскоре привезла в Петербург его поэтический ответ.

Пушкин продолжил поэтический диалог, написав 19 января 1830 г. новые стансы, прямо обращенные к митрополиту Филарету. Данный эпизод, уникальный в истории русской культуры, имеет не только биографическое значение. Протянутая рука Русской Церкви в лице ее видного представителя была принята первым русским поэтом, олицетворением Русской Культуры.

Митрополит был человеком своего времени, скорее даже - человеком ушедшего XVIII в. по серьезности и искренности следования высоким идеалам и принципам. Подчас эти принципы оказывались устаревшими. Так, в 1848 г. Филарет резко одернул своего ученика, архимандрита Феодора (Бухарева), пытавшегося в серии статей "О Православии в отношении к современности" искать "мерцания Божия света" и во внешне нехристианских явлениях современности.

Стоит упомянуть и о горячности митрополита, которую он сумел подавить уже в зрелые годы, и о его смирении. Он мог сказать резкое слово М. М. Тучковой (будущей игумений Марии), но потом поехать к ней с извинениями; спорил в московском Тюремном комитете с добрейшим доктором Ф. Ф. Гаазом, позднее вынужденно признавая его правоту; частенько бывал резок со священниками своей епархии, но его высокая требовательность объяснялась высотой его норм церковной жизни.

Эпоха имперской мощи России завершилась со смертью Николая I и поражением России в Восточной войне 1853 - 1856 годов. С воцарением Александра II начиналась новая эпоха, которую позднее одни назовут "смутным временем", другие - великими реформами, третьи - "вынужденными уступками царизма".

Коронация будущего Царя Освободителя началась 26 августа 1856 г. с приветственного слова Филарета, уже маститого старца: "Молитвою любви и надежды напутствует Тебя Россия. С молитвою любви и надежды приемлет Тебя Церковь". Первым делом царя митрополит назвал следование всегда верному направлению "ко благу общественному"⁴⁵.

Для России первым и самым важным делом становилось проведение коренных преобразований во всех сферах жизни, долженствующих преодолеть отставание от более развитых стран Западной Европы, проявившееся в годы Восточной войны. И молодой император, несмотря на свои сдержанно консервативные убеждения, был вынужден приступить к выработке плана подлинной "революции сверху". Главной задачей стала ликвидация крепостного права, которое препятствовало переустройству русского общества и государства на капиталистической основе.

Получив возможность сказать свободное слово, считавшаяся "застойной" и "казенной" Русская Церковь активизировалась. Составляются многочисленные проекты реформ, начиная от возвращения к канонической форме управления в виде патриаршества и созыва Поместного Собора до расширения прав церковных приходов и повышения материального обеспечения сельского духовенства. В журналах публикуются не только мнения, но и полемика по церковным вопросам. Русское духовенство, особенно сельское, вовлекается в обсуждение способов освобождения помещичьих крестьян, целей и методов проведения государством коренных социально-экономических преобразований, а также их последствий.

Филарету, которому было уже больше семидесяти лет, его возраст и общепризнанный авторитет давали возможность занять позицию стороннего наблюдателя, но его активная натура требовала действия, он был готов выразить свое мнение и даже принять участие в делах государственных, тем более - в церковных. В августе 1856 г. во время коронации Александра II в Москве собралось несколько архиереев, и он воспользовался этим для проведения своеобразного Архиерейского Собора. На нем, помимо текущих проблем церковной жизни, он вновь поднял вопрос о Русской Библии.

Любопытно, что его давний друг архиепископ Евгений (Казанцев) недоумевал, почему митрополит прямо не попросил об этом молодого государя в момент коронации, когда тот ни в чем бы ему не отказал. Но святитель Филарет считал, что такое важное дело должно идти законным путем, а не путем личных договоренностей.

Он смог убедить собратьев в важности перевода Священного Писания на русский язык, но вскоре его соименник митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров) и новый обер-прокурор Святейшего Синода граф А. П. Толстой затормозили дело. Лишь спустя два года, в мае 1858 г., Александр II утверждает решение Святейшего Синода, и в четырех Духовных академиях приступают к полному переводу Библии с церковно-славянского, остававшегося по-прежнему языком богослужения. За основу перевода Пятикнижия, Псалтири и Евангелия были взяты давние издания времен Библейского общества. Сам Филарет не дожил до выхода в свет Русской Библии, полный синодальный перевод которой вышел в 1876 году.

Отношение митрополита к проектам преобразования церковной жизни было сдержанным. "Он ясно видел, насколько упрочились те отношения между государством и Церковью, при которых последняя становилась просто ведомством греко-русского исповедания, - отмечал И. К. Смолич. - Такую успевшую закоснеть традицию могла бы изменить только более мощная сила, идущая изнутри самой Церкви, но он не верил, что его современники способны проявить такую силу"⁴⁶.

В ноябре 1861 г. министр внутренних дел П. А. Валуев, разработавший программу преобразования Русской Церкви для приспособления ее к условиям посткрепостнической России, специально приехал в Москву для обсуждения на Троицком подворье своих планов. Вопреки его опасениям, митрополит Филарет положительно отнесся к ликвидации замкнутости духовного сословия, к появлению возможности свободного выхода и вступления в него. Однако он не согласился с предложением передать реформирование системы духовных учебных заведений в руки чиновников, настаивая на том, что это дело церковное. Не принял он и предложение ввести представителей духовенства в Государственный Совет - в чем усматривается попытка прямой лести, ибо кто как не московский митрополит был бы первым кандидатом? Но митрополит указал, что духовные лица могут уронить свой авторитет, проявив некомпетентность в обсуждении различных вопросов государственной жизни. Филарет "всегда, насколько это было возможным, старался устранить попытки вовлечения Церкви в политическую деятельность. Это убеждение нигде им открыто не было заявлено, но оно совершенно ясно проступает в его делах"⁴⁷. Очевидно, что Филарет страшился больших потрясений в церковной жизни. "Корень вопроса в том, как светская власть чтит и считается с властью церковной", - утверждал он, а вовсе не в восстановлении патриаршества.

Пределы уступок митрополита уже своим церковным собратьям выявились в конце 1864 г. в ходе конфликта по проекту устава духовных семинарий. Созданный митрополитом из представителей белого духовенства комитет неожиданно занял "нагло демократическую позицию", по выражению викарного епископа Саввы (Тихомирова): священники предлагали полностью заимствовать опыт светских школ, создать педагогические советы, уменьшить права архиерея и ректора. По ироническому замечанию Филарета, архиерею оставлялось лишь право "возлагать руки на головы, которые подставит ему семинарская корпорация". Он твердо заявил, что или комитет должен изменить свое заключение или он напишет против него возражение в Синод.

Означало ли это, что он вообще был против любых перемен? Нет, конечно, но жизненный опыт убедил его в том, что зачастую благие намерения людей приводят их к прямо противоположным результатам. Его считали консерватором не только революционные демократы В. Г. Белинский и А. И. Герцен, западник Б. Н. Чичерин, но и славянофилы И. С. Аксаков и А. И. Кошелев. Для этого были основания. Например, в своей проповеди 12 февраля 1855 г. митрополит с печалью констатировал, что "много набожного, доброго, невинного, скромного из преданий и обычаев отеческих пренебреженно и утрачено, и как много многие приняли чуждых, очевидно неполезных и неприметно клонящихся к вреду новостей. Указать ли на раболепство чуждому непостоянству и нескромности в одежде?.. Указать ли на обычай многих без нужды употреблять чуждый язык, как будто некое отличие высшего звания и образованности?"⁴⁸.

Однако позиция Филарета не была однозначно негативна. В ответ на запрос из Государственного Совета, где предполагалось обсуждение вопроса о "вредности современных идей", он в письме от 27 августа 1858 г. пишет: "Воюют против современных идей. Да разве идеи Православия и нравственности уже не суть современные? Разве они остались только в прошедших временах? Разве уже все мы язычники до одного? Не время виновато, а мысли неправославные и безнравственные, распространяемые некоторыми людьми. Итак, надобно воевать против мыслей неправославных и безнравственных, а не против современных"⁴⁹.

Прежде всего, Филарет опасался того, что общественная жизнь в России выйдет из берегов и разольется революционным потоком, что он считал бедствием. Еще в 1821 г. в своей проповеди 15 июня он сказал: "Правительство, не огражденное свято почитаемою от всего народа неприкосновенностию, не может действовать ни всею полнотою силы, ни всею свободою ревности, потребной для устроения и охранения общественного блага и безопасности... Но если так не твердо Правительство, не твердо так же и Государство... в таком положении Государство колеблется между крайностями своеволия и преобладания, между ужасами безначалия и угнетения, и не может утвердить в себе послушной свободы, которая есть средоточие и душа жизни общественной". Спустя тридцать пять лет, в проповеди от 22 июля 1856 г., он вновь говорит о том же, о революционерах, которые "умеют потрясать древние здания государств, но не умеют создать ничего твердого", "они тяготятся отеческою и разумною властью царя, и вводят слепую и жестокую власть народной толпы и бесконечные распри искателей власти. Они прельщают людей, уверяя, будто ведут их к свободе, а, в самом деле, ведут их от законной свободы к своеволию, чтобы потом низвергнуть в угнетение"⁵⁰.

Проблема свободы, ставшая фетишем для либералов и революционеров, также занимала Филарета, который осмыслял ее с православных позиций. В проповеди от 25 июня 1851 г. он сказал: "Некоторые под именем свободы хотят понимать способность и невозбранность делать все, что хочешь. Это мечта, и мечта не просто несбыточная и нелепая, но беззаконная и пагубная". И тут же предложил свое понимание: "Любомудрие учит, что свобода есть способность и невозбранность разумно избирать и делать лучшее, и что она по естеству есть достояние каждого человека". Далее митрополит раскрывает православное понимание этого явления: "Наблюдение над людьми и обществами человеческими показывает, что люди, более попустившие себя в сие внутреннее, нравственное рабство - в рабство грехам, страстям, порокам - чаще других являются ревнителями внешней свободы, сколь возможно расширенной свободы в обществе человеческом пред законом и властью. Но расширение внешней свободы будет ли способствовать им к освобождению от рабства внутреннего? Нет причины так думать. С большею вероятностию опасаться должно противного"⁵¹.

До Троицкого подворья доносился шум "взбаламученного моря" русской жизни, и Филарет отзывался на него. "Открывать и обличать недостатки легче, нежели исправлять, - писал он епископу Иннокентию (Вениаминову). - Несчастие нашего времени то, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления. Посему необходимо восставать не вдруг против всех недостатков, но в особенности против более вредных, и предлагать средства исправления не вдруг всепотребные, но сперва преимущественно потребные и возможные"⁵². 2 января 1862 г. он писал наместнику Лавры архимандриту Антонию (Медведеву): "Если хотя за один год взять все худое из светских журналов и соединить, то будет такой смрад, против которого трудно найти довольно ладана, чтобы заглушить оный"⁵³.

В разгар эпохи Великих реформ, 10 апреля 1867 г. Филарет пишет ректору Московской Духовной академии протоиерею Александру Горскому: "Усиленное стремление к преобразованиям, неограниченная, но неопытная свобода слова и гласность произвели столько разнообразных воззрений на предметы, что трудно между ними найти и отделить лучшее и привести разногласие к единству. Было бы осторожно как можно менее колебать, что стоит твердо, чтобы перестроение не обратить в разрушение. Бог да просветит тех, кому суждено из разнообразия мнений извлечь твердую истину"⁵⁴. По выражению протоиерея Георгия Флоровского, Филарет неизменно "предпочитал малые дела широким планам и громким словам"⁵⁵.

Известно участие Филарета в крестьянском деле. Именно к нему в январе 1861 г. решил обратиться Александр II с просьбой о составлении текста исторического документа. Перу митрополита принадлежит подписанный 19 февраля Александром II Манифест об освобождении помещичьих крестьян, завершающийся словами: "Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с Нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного"⁵⁶.

В то же время, Филарет отнесся с большой осторожностью к попытке государства вовлечь сельское духовенство в дело преобразования русской деревни. Он трезво оценивал вынужденно паллиативный характер крестьянской реформы: "Предприемлемому обширному преобразованию радуются люди теоретического прогресса, но многие благонамеренные люди опыта ожидают онаго с недоумением, - писал он в письме от 6 февраля 1861 г. к министру юстиции графу В. Н. Панину. - Помещики не найдут ли себя стесненными в праве собственности и в хозяйственных обстоятельствах?"⁵⁷. В письме к товарищу обер-прокурора Святейшего Синода князю С. Н. Урусову Филарет предлагает не обязывать священника участвовать в делах земства, но только предоставить ему такую "возможность"⁵⁸.

Возражая на предложение о слиянии церковно-приходских школ с народными ради скорейшего просвещения народа, Филарет указывает на необходимость постепенности даже в видимо благих начинаниях.

Описание жизни и личности Филарета было бы неполным и неверным без упоминания о его монашеском и старческом служении. О внутренней, духовной жизни митрополита не знал никто. Лишь своему духовнику, архимандриту Антонию (Медведеву), он открывал свои думы, сомнения и переживания. Вместе они основали неподалеку от лавры Гефсиманский скит с особо строгим уставом, в котором митрополит не только отдыхал от трудов, но и предавался раздумьям.

И конечно же, он стал старцем, духовным наставником для многих близких к нему лиц. Приведем всего несколько фраз из писем к игумений Марии (Тучковой): "Что делается на всю жизнь, то лучше сделать нескоро, нежели торопливо"; "Невидимые, но подлинные грехи видеть иногда препятствуют человеку видимые, но мнимые добродетели"; "Врачуйте уязвленное сердце здравым рассуждением, молитвою и упованием на Бога"; "Да взыщем радости, в которой бы не скрывалось жало печали. Да не страшимся и печали, которая в радость будет".

11 сентября 1863 г. Филарет направил созданному в Москве Обществу любителей духовного просвещения благодарственное письмо за избрание почетным попечителем. Это был не формальный ответ, а нравственное наставление о мудрости христианской: "Мудрость Христианская должна быть чиста - чиста по ее источнику, по ее побуждениям и цели... Мудрость христианская мирна и подвизающийся для нее должен быть мирен... Только в тихой, а не волнуемой воде отражается образ солнца; только в тихой, неволнуемой страстями душе может отразиться высший свет духовной истины... Мудрость христианская кротка... Дух порицания бурно дышит в русской словесности. Он не щадит ни лиц, ни званий, ни учреждений, ни властей, ни законов. Для чего это? Говорят: для исправления. Но мы видим, как порицание сражается с порицанием, удвоенными и утроенными нападениями, и ни одна сторона не обещает исправиться... Мудрость христианская благопокорлива... Ревнители истинного просвещения должны поднимать дух народа из рабской низости и духовного оцепенения к свободному раскрытию его способностей и сил, но в то же время утверждать его в повиновении законам и властям, от Бога поставленным, и охранять от своеволия, которое есть сумасшествие свободы"⁵⁹. Эти слова можно назвать нравственным завещанием Филарета.

5 августа 1867 г. торжественно отмечалось пятидесятилетие служения митрополита в архиерейском сане. В Свято-Троицкую Сергиеву Лавру со всех концов России съехались гости из разных епархий, архиереи, священники, монахи, депутаты от учебных заведений. После торжественной литургии и молебна в митрополичьих палатах состоялся торжественный акт. Первым было оглашено приветствие от лица императора и всей царской фамилии. Высочайшим рескриптом "за непрерывные заботы о духовном преуспеянии паствы, о насаждении и утверждении единоверия, о развитии и преумножении благотворительных и воспитательных учреждений, за щедрую поддержку оных, многочисленные пастырские писания, глубокую опытность в делах высшего церковного управления, пастырскую попечительность о высших интересах Православия и живое внимание к судьбам православного мира" - предоставлено было патриаршее право предношения креста в священнослужении, ношение креста на митре и двух панагий. При сем пожалована была панагия, украшенная драгоценными камнями на бриллиантовой цепочке, и настольные портреты трех императоров, в царствования которых он служил, соединенные вместе и осыпанные бриллиантами. Последовали приветствия других лиц и учреждений, на которые святитель отвечал очень кратко.

"Маленький, хрупкий, сведенный к простейшему выражению своего физического существа, но с глазами, полными жизни и ума, он непобедимой высшей силой господствовал над всем, что происходило вокруг него, - вспоминал тот день Ф. И. Тютчев. - Пред своим апофеозом он оставался совершенством простоты и естественности; казалось, что он принимает все эти почести только затем, чтобы передать их кому-то другому, чьим случайным представителем он теперь является. Это было прекрасно! Воистину то был праздник духа"⁶⁰.

Скончался Филарет 19 ноября 1867 г. в Москве, на Троицком подворье в воскресный день после совершения им литургии и приема нескольких гостей. Двенадцать ударов Царь-колокола Ивановской колокольни в Кремле возвестили Москве и России о кончине митрополита Московского.

Примечания

1. См., напр.: И. Н. КОРСУНСКИЙ. Святитель Филарет, митрополит Московский: его жизнь и деятельность на московской кафедре (1821 - 1867). Харьков. 1894; ПРОТ. ГЕОРГИЙ ФЛОРОВСКИЙ. Вера и культура. Избранные статьи по богословию и философии. СПб. 2002.

2. Филаретовский альманах. М. 2006, с. 45.

3. Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. 2. СПб. 1885 - 1888, с. 210.

4. Там же, с. 141 - 142.

5. Сочинения святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского. Т. 1. М. 1881- 1885, с. 169.

6. Там же, с. 175.

7. Там же, с. 46, 47, 50.

8. Письмо Московского митрополита Филарета к своему другу, священнику Гр. Пономареву. Московские церковные ведомости. 1907, N 49.

9. ФЛОРОВСКИЙ Г. Вера и культура. СПб. 2002, с. 266.

10. ЧИСТОВИЧ И. А. История перевода Библии на русский язык. СПб. 1899, с. 16.

11. Там же, с. 26.

12. Сочинения святителя Филарета.., т. 1, с. 84, 87.

13. ПЫПИН А. Н. Религиозные движения при Александре 1. СПб. 2000, с. 142.

14. МИРОНЕНКО С. В. Самодержавие и реформы. М. 1989, с. 208.

15. ФЛОРОВСКИЙ Г. Ук. соч., с. 272.

16. ЧИСТОВИЧ И. А. Ук. соч., с. 38.

17. ПЫПИН А. Н. Ук. соч., с. 88.

18. Там же, с. 260.

19. Николай Михайлович, великий князь. Император Александр I. M. 1999.

20. ЧИСТОВИЧ И. А. Ук. соч., с. 41, 117.

21. Сочинения святителя Филарета.., т. 2, с. 168.

22. ЧИСТОВИЧ И. А. Ук. соч., с. 86.

23. Сочинения святителя Филарета.., т. 2, с. 362.

24. Россия под надзором. Отчеты III Отделения. 1827 - 1869. М. 2006, с. 73.

25. КОРСУНСКИЙ И. Н. Святитель Филарет, митрополит Московский, его жизнь и деятельность на московской кафедре. Харьков. 1894, с. 351.

26. Сочинения святителя Филарета.., т. 3, с. 149 - 151.

27. Там же, т. 1, с. 155.

28. Там же, т. 5, с. 126 - 127; т. 4, с. 531.

29. Цит. по: СМОЛИЧ И. К. История Русской Церкви. 1700 - 1917. Т. 1. М. 1996, с. 220.

30. Николай I. Муж. Отец. Император. М. 2000, с. 202, 238.

31. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой лавры архимандриту Антонию. 1831 - 1864. М. 1877 - 1883. Ч. 4, с. 448.

32. Сочинения святителя Филарета.., т. 1, с. 184.

33. Там же, т. 4, с. 193 - 195.

34. ЗУБОВ В. П. Русские проповедники. М. 2001, с. 124.

35. Сочинения святителя Филарета.., т. 2, с. 373.

36. ФЛОРОВСКИЙ Г. Пути русского богословия. Париж. 1937, с. 182.

37. ЗУБОВ В. П. Ук. соч., с. 136.

38. Сочинения святителя Филарета.., т. 2, с. 5 - 6.

39. Там же, т. 3, с. 179 - 180; т. 4, с. 237.

40. Там же, т. 5, с. 293, 295 - 298.

41. Арзамас. Т. 1. М. 1994, с. 220.

42. Пушкинская эпоха и христианская культура. СПб. 1990, с. 29.

43. ЧААДАЕВ П. Я. Сочинения. М. 1989, с. 449.

44. КИРЕЕВСКИЙ И. В. Разум на пути к истине. М. 2002, с. 441.

45. Сочинения святителя Филарета.., т. 5, с. 385, 386.

46. СМОЛИЧ И. К. Ук. соч., с. 220.

47. РИМСКИЙ СВ. Российская Церковь в эпоху Великих реформ. М. 1999, с. 305.

48. Сочинения святителя Филарета.., т. 5, с. 303.

49. Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. 4. СПб. 1885 - 1888, с. 369.

50. Сочинения святителя Филарета.., т. 2, с. 9 - 11; т. 5, с. 382.

51. Там же, т. 5, с. 128 - 130.

52. Русский архив, 1881, т.2, с. 28.

53. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой лавры.., ч. 2, с. 322.

54. Творения святых отцов. 1882, с. 432.

55. ФЛОРОВСКИЙ Г. Пути русского богословия, с. 334.

56. КОРСУНСКИЙ И. Н. Ук. соч., с. 829.

57. Собрание мнений и отзывов Филарета.., т. 5, ч. 1, с. 17.

58. Святитель Филарет, митрополит Московский. Мнения, отзывы и письма. М. 1998 (репринт), с. 262.

59. Сочинения святителя Филарета.., т. 5, с. 558 - 559.

60. Цит. по: ИОАНН (СНЫЧЕВ). Жизнь и деятельность Филарета, митрополита Московского. Тула. 1994, с. 390 - 391.

Источник istorja.ru