ЛЕТОПИСЕЦ. ЧИТАЮЩИЙ ОТКРОВЕНИЕ ИСТОРИИ. Наталья Иртенина

В пещерах Киево-Печерского монастыря ровно 900 лет покоятся мощи преподобного Нестора (память 9 ноября). Книжника, автора житий первых русских святых и летописца. Так уж случилось, что святой покровитель всех занимающихся историческими изысканиями юридически «прописан» в государстве, где много лет ведется мощная перекройка истории, где воюют с собственным прошлым. Уничтожая достоинство своей истинной истории, стирают достоинство народа, превращая его в легко управляемый «материал».

Древнерусскому летописцу была ведома простая истина — сознательное искажение истории, «сказаний» старины, минувших судеб народов есть не просто ложь. Это мятеж против Бога, грех не меньший хулы на Духа Святого…

Историки, изучающие летописание, доныне не могут однозначно ответить на вопрос, для каких общественных целей писались летописи, какие мотивы двигали монахами-книжниками, составлявшими их. Разброс мнений — от мысли об исполнении летописцем «послушания от Бога» до версии обслуживания им политических интересов властей.

Почему русское летописание зародилось и несколько веков жило именно в церковно-монашеской среде? Прежде всего, монашество в Древней Руси — это питательная среда интеллектуалов, вооруженных знанием всего комплекса тогдашней литературы, от богословской до исторической и естествоописательной. Единственная социальная страта, где чтение книг было не только излюбленным, но и предписанным занятием, трудом, приравненным к прочим духовным подвигам. И для человека, погруженного в мир книжного слова — в мир сакральных смыслов, поскольку вся литература была проникнута светом божественности, — не было иного пути, кроме пути монаха, «земного ангела и небесного человека». А книголюбие киево-печерских черноризцев XI—XII вв. являлось едва ли не исключительным для тех времен. Игумен Феодосий Печерский, один из первых святых начальников обители,  радел о том, чтобы братия была бодра «на предания отеческая и почитания книжная». Русское летописание в том виде, в каком мы его знаем, появилось именно там и тогда, в 1070-х гг. Со времен Нестора, принявшего этот труд от своего учителя игумена Никона, летописание стало одним из монастырских послушаний.

Вся книжность, вся литература тех веков была церковной — просвещающей и назидающей. И летописи не стали исключением. Но для кого и чего их писали? Вряд ли для чтения в храмах перед массой прихожан. И вряд ли их читали монахам во время монастырских трапез наравне с житиями святых. «Целевая аудитория» летописей была намного уже.

Это, во-первых, те, кто призван самим Богом быть Его сотворцом в истории. Власть. Правители:  князья и их ближайшие советники — бояре. Чтобы быть достойными звания именно сотворца, а не супротивника и разрушителя, правители должны знать, как действует в человеческой истории Промысл Божий. И не поворачивать пути своих стран и народов поперек Божьей воли. Не вводить в великие грехи и соблазны подданных. Не учить злу, не быть примером злодейства.

На ум летописцам не могла прийти мысль, изобретенная века спустя советскими идеологами: что личность в истории ничто или почти ничто, а народ — все. Личность (правителей, властной элиты) и вся масса народа в глазах летописца были равными величинами. Грехи и добродетели персон власти на весах истории  и перед лицом Бога равны грехам и добродетелям всего народа. «Если же какая-то страна станет угодной Богу, то ставит ей Бог цесаря или князя праведного» и «если князья справедливы  в стране, то много согрешений прощается той стране» — говорит Нестор в «Повести временных лет». За грехи народа отвечают на земле и на будущем Суде правители. А за грехи властителя, развращающие народ, наказываются все.

Если в человеческой истории действует Промысл Божий (об этом говорят и Ветхий, и Новый Завет), значит, история — поле для познания Бога. А богопознание — прямой долг любого христианина, но особенно монаха, человека, умершего для мира, и особенно — монаха книжного, богословствующего, учащего всех прочих. Это вторая после правителей  или даже скорее первая целевая группа, для которой предназначались летописи.

Бог, управляющий историческим процессом, открывает Себя миру в Своих деяниях. «…Исследование человеческой истории с целью выявления в ней непрестанно действующего Божественного Промыcлa может… рассматриваться как… способ естественного богопознания» («Догматическое богословие», прот. О. Давыденков).  Естественного — то есть через «исследование  и изыскание».

В изучении событий истории познается воля Господня, Его отцовская любовь к людям и странам, хотя бы самым диким и непросвещенным. Его долготерпение к тем, кто совершает самые невероятные человеческие преступления, эхо которых звучит в веках подобно иерихонским трубам. Его «педагогические меры» по исправлению нравов целых народов. К примеру, одна из мер, хорошо знакомых Древней Руси, — нашествие степняков-язычников. «Наказывает Он нас нашествием поганых; это бич Его, чтобы мы, опомнившись, воздержались от злого пути своего… Через… мучения от них познаем Владыку, которого мы прогневали» — утверждает Нестор, очевидец набегов половцев на Русь в конце XI в. и разорения ими Печерского монастыря.

В деяниях человеческих Бог рассказывает народам о них самих — их преимущественных пороках и добродетелях, сильных и слабых сторонах. Рассказывает для научения, вразумления, предостережения.

Сохранить в памяти потомков исторические события в их последовательности, точности и назидательности значило для летописца стать переписчиком Книги, которую пишет от создания мира Творец. Это было прикосновение к святыне — только так понимал он свой труд. Для него немыслимо искажение этого Откровения истории своими субъективными оценками. Вот почему в русских летописях отсутствует личностное, авторское начало. (Хотя в «Повести временных лет» вкраплено несколько эпизодов, написанных от первого лица. Но это сугубо позиция очевидца, а не интерпретатора событий. В дальнейшем летописцы отказались и от этого приема.) Трактовки и оценки возможны только там, где есть ясные Божьи указания. К примеру, явные свидетельства Его гнева (военное поражение христиан в день церковного праздника) или милости (помощь небесных сил в кровопролитном сражении, победа, пришедшаяся на праздник).

К букве и духу Истории у летописца почти такое же отношение, как к букве и духу Священного Писания. Назидания истории спасительны для народов и стран, как спасительны для человека слова Писания. Для народа забыть свое прошлое все равно что для христианина выбросить Евангелие. А тот, кто ложно переписывает Книгу истории, — разбойник, и его не минует наказание.

Кто и зачем искажает историю? Те, кому надо утаить свои былые преступления, возвеличив их как благородные деяния. Те, чья гордыня приписывает им не совершенные подвиги. Те, кто не желает переменять ум — идти к покаянию. Тот, кто противится воле Божьей, ставя выше волю человечью. Тот, кто клевещет на истинного Творца истории, приписывая Ему то, чего Он не делал. Кто пытается напяливать белые одежды Истины на ветхие лохмотья своего греха. «Дух дышит где хочет» — а люди ничтоже сумняшеся говорят: Он дышал вот тут, у нас, а не там, у них. Или отрицают Промысл, приравнивая историю к набору случайностей, фишек, выпавших так, а не эдак: а значит, невозбранно думать и убеждать прочих, что «на самом деле» фишки выпали не так и не эдак, а вовсе в третьей позиции…

Пушкин обессмертил образ летописателя в своем смиренном и бесстрастном Пимене. В ХХ в. летописца назвали пристрастной пропагандистской обслугой церковно-светского начальства. «На опустевший престол пушкинского Пимена усадили щелкопера по прозвищу “Чего изволите”?» (если воспользоваться формулировкой историка Н. С. Борисова). По крайней мере в отношении летописцев до XVI в. такая трактовка — вульгарное упрощение или просто ложь, происходящие от непонимания богословской основы древнего летописания.

Но Нестор — это и не Пимен, просто фиксирующий события. Он явление более масштабное. Его взгляд охватывает не только сбывшееся из Божьего замысла о всем человечестве и о Руси, но и то, что было пока неведомо современникам и лишь вызревало в сокровенных глубинах исторического времени.

Нестор не только рассказывал прошлое. Он участвовал в созидании того, что станет историей позднее. Своим проникновением в минувшее он на основе его очерчивал контуры русского будущего. Это умеют лишь немногие. Это — мудрецы от истории, ее философы. Они формулируют канву, по которой народ в лице своих правителей потом вышивает свою историю. Они создают религиозно-идеологические концепции, показывают цивилизационные ориентиры — творят «национальную идею».

Основная идея «Повести временных лет» — идея Руси. Само понятие «земля Русская» у Нестора многозначно — страна, государство, народ, отечество. Но это и нечто более масштабное: словами другого книжника XI в. митрополита Илариона, страна «ведомая и слышимая всеми четырьмя концами земли». Ощущение русской державности, величия красной нитью проходит сквозь все творение Нестора. Чувство особенности и уникальности судьбы Руси — настолько, насколько уникален исторический путь любой самостоятельной мировой цивилизации. Летописец, вглядываясь в прошлое, видел сквозь него будущее — великое без всякого преувеличения. Точнее, это было спокойное ожидание большого будущего.

На чем оно основывалось в то время, когда и русского народа как сложившегося этноса еще не существовало,  и само государство еще продолжало складываться? Одно из значений слов «земля Русская» у Нестора главное — с уточняющим добавлением: «земля Русская, люди христианские». Формально Русь была христианской вот уже век, на деле же православное население городов являло собой тонкую прослойку в массе по-прежнему темно-языческого посадского и сельского люда. Может быть, Нестор и другие книжники не знали этого? Знали. Или же выдавали желаемое за действительное?

        Так может показаться. В самом деле, Нестор постоянно оперирует словом «русский», хотя ничего собственно русского, в нашем понимании, тогда еще не было. Ни народа, ни языка, ни русской знаменитой души и русского же характера. Государство и то славяно-варяжское. Но в своих писаниях Нестор как раз и формировал это русское: религиозное, культурное, историческое самосознание народа.

Культурный код христианской Руси  в сознании летописца к тому времени был уже выработан, намного опережая создание полноценного государства и рождение единой нации. «Новые люди христиане, избранные Богом» — вот та цивилизационная закваска, которая вскоре поднимет все тесто, и в итоге, много позже, из Божьей печки выйдет Русь Святая…

Кто-то однажды сказал: не надо считать Бога вершителем истории, приписывая ему все великие и малые гадости, которые делают люди. Из того же ряда вопрос: как можно видеть в истории волю Божию, если в ней, в истории, происходят такие вещи, как чудовищные бойни двух мировых войн?

А про человека когда-то было сказано: за все доброе в себе надо благодарить Бога, а во всем своем зле винить себя. Так и в истории. Ее путями Господь ведет к Царству, а человек все время тянет в обратную сторону.

И не дай нам Бог когда-нибудь снова начать забывать свою историю, как было в XX в., разменивая ее на чужие небылицы. 

http://radonezh.ru/117826