Кружной путь паломника. Протоиерей Андрей Ткачёв

Что влечёт человека прочь с насиженного места? Во времена испытаний — война, голод, опасность. Однако и в пору мира и благоденствия миллионы людей пересекают земной шар, влекомые надеждой на лучшую жизнь. От чего же мы бежим — и чего ищем?

Множество людей, как утверждают опросы, хотели бы покинуть родную страну и уехать туда, где лучше. В точном соответствии с пословицей, первая часть которой утверждает, что рыба ищет, где глубже, люди массово стремятся покинуть если и не страну, то насиженное место. Сельские жители перебираются в города, жители провинции — в крупные центры, ну а жители столицы — те вообще нуждаются в семи воротах с надписью Arrival. Ворот же с надписью Departure им хватит и одних.

Это вовсе не красноречивое свидетельство неправильности нашей жизни или общей отсталости, как кому-то кажется. С некоторых пор кочевые настроения стали характерным признаком жизни вообще, а не только нашей жизни. Вернее, кочевые настроения подкрепились техническими новшествами в части реализации.

Огромные массы людей оторваны, откреплены от земли. Их не держит ни привычный быт, ни оседлый уклад, предполагающий работу на земле и питание от неё, ни дорогие могилы и наследственный очаг. Человек в принципе стал лёгким на подъём. Родных святынь нет или почти нет, тишина скорее пугает, чем манит, смыслом жизни стал поиск удовольствий, предметы первой необходимости доступны и недолговечны, и деньги не оттягивают карман, но странным образом хранятся на карточке. Если ты человек молодой и тебя не отягощает груз семейной ответственности, если ты энергичен и полон замыслов, пусть даже самых копеечных, то ничто не удержит тебя от странствия в любую из четырёх сторон света. Копеечными я здесь называю, к примеру, слова «Я хочу учиться на Западе». Те, кто действительно хочет учиться, учится до изнеможения уже здесь (благо, это возможно), а Запад сам ищет эти светлые головы и приглашает к себе. Многие же лодыри и знатоки новостей шоу-бизнеса тоскуют по совершенно другим занятиям. Ни читать книги, ни слушать лекции, ни настырно вдумываться в научную проблематику они терпеть не могут, но прикрывают благородными именами подлинную мотивацию, которую даже по нынешним временам озвучивать неприлично.

Итак, мигрирует или мечтает о перемене мест часто именно молодёжь, если, конечно, нет войны, которая снимает с места и превращает в странников всех без разбору.

Если нет никакой серьёзной беды, делающей людей беженцами, мечта о миграции зиждется на двух вещах, из которых одна — убеждение, а другая — иллюзия. Убеждение заключается в том, что «жизнь здесь — ...» (выберите сами название, лишь бы оно означало «плохая»). А иллюзия состоит в том, что «там несравнимо лучше» или «просто прекрасно». Здесь речь уже не о молодёжи, а людях как таковых.

Это не сегодняшнее новшество. Оно распространено не только среди зрителей MTV, идейных или стихийных космополитов etc. Такие мысли всегда жили и  всегда будут жить в человеке, который утратил рай, живёт в одном шаге от адской пропасти, но ни смутной генетической памяти о рае не осознаёт, ни ада, по причине духовной незрячести, не видит.

Словами о том, что «мы уедем, и там всё будет по-другому», наводнена вся литература и весь кинематограф. Хорошая, надо сказать, литература и недурственный кинематограф. Такой, где зрителей хотя бы не пугают ожившим трупом и не смешат видом чужих трусов.

Грусть чеховских пьес в немалой степени состоит из того, что привычный мир рушится на глазах и хочется куда-то уехать, чтобы всё начать заново. И «так грустно играет военный оркестр в саду», и «мы заживём, заживём, и увидим небо в алмазах. Мы услышим ангелов, мы отдохнём», и «поезд уже пришёл. Пора. Но ведь ты приедешь за мной? Нет, это я к тебе приеду. Мы обязательно встретимся и будем счастливы».

И пока на одной стороне Земли она кутается в шаль, а он хмурится и жадно курит папиросу, пока оба в сумерках слушают соловья, на другой стороне Земли восходит огромное солнце, и она говорит ему по-английски: «Милый, уедем. Уедем куда угодно: в Европу, на какой-нибудь остров в Тихом океане, чтобы были только ты и я. Прочь отсюда, от этих небоскрёбов и суеты, от каменных джунглей. Начнём жизнь заново».

Всем хочется жить хорошо, и всем кажется, что для этого надо куда-то уехать. Из Парижа — в Нью-Йорк, из Нью-Йорка — в Тибет, из Тибета — в Лондон, из Петербурга — в Ниццу, из Ясной Поляны — на станцию Астапово.

А между тем везде в мире продаются носовые платки. И это значит, что все люди плачут и надо чем-то вытирать слёзы и во что-то сморкаться. Ещё везде есть тюрьмы и кладбища, то есть знаки присутствия смерти, насилия и несправедливости. И, раз уж мы вспомнили о тюрьмах, вспомним и о том, что именно за тюремными стенами живут самые жаркие надежды на изменение жизни после освобождения. О том, как трудно даются и далеко не у всех получаются эти изменения, нужно говорить отдельно. Пока лишь стоит подчеркнуть: мечта о лучшей жизни — постоянная жительница тюремных камер. Вместе с надеждой, той, что умирает последней, эта мечта держит на плаву множество обездоленных людей и даёт им силы терпеть и ждать.

Так не в тюрьме ли мы живём, раз так страстно желаем вырваться, освободиться, начать жить заново, но только на новом месте? Не в тюрьме ли живёт большинство жителей земли, желающих освободиться бегством в далёкие края от жизненных неудач, долгов, ошибок, нищеты, кошмарных воспоминаний?

На этом старом, как мир, психологическом явлении, как на дрожжах, выросли Соединённые Штаты. «Сияющий город на холме», страна равных возможностей, соперничая с Христом, стала говорить: «Придите ко мне, все труждающиеся и обременённые». И были годы, когда французами подаренная статуя в нью-йоркской бухте встречала в день десятки пароходов, битком набитых людьми, начинающими новую жизнь. Люди и сейчас прибывают, только воздушными воротами по грин-карте или пешком через мексиканскую границу. Сияющий город на холме давно превратился в империю, которой, чтобы сохранить власть, нужно воевать «за демократию» во всех частях мира...

А человек остался недовольным и смутно тоскующим, даже когда его накормили и обеспечили медицинской страховкой. Если он не снимается с якоря и никуда не отправляется, то не обязательно потому, что он счастлив на месте. Быть может, он устал, или постарел, или у него нет денег на путешествие. Быть может, его географические познания весьма скромны и у него просто нет заветной мечты по этой части. Всю жизнь он пределом мечтаний, возможно, полагал поездку к Великому каньону, но так и не сподобился. И теперь на старости, когда жена с особенно мрачным видом возится на кухне, он в который раз говорит ей: «А давай бросим всё и махнём к Великому каньону. Прям сейчас! А?» Но жена всё это уже сотню раз слышала и хорошо знает, что они никуда не поедут. Да и в её возрасте понятно, что никуда не надо ехать. И будь она знакома с этими строчками, то, не оборачиваясь от стряпни, процитировала бы их мужу:

«Скушно жить, мой Евгений. Куда ни странствуй,
Всюду жестокость и тупость воскликнут: „Здравствуй“»...

Так что если мы в очередной раз услышим о том, что люди массово сбежали бы из страны, если б могли, — будем делить эти речи на три. Всегда есть люди, готовые неугомонно мотаться по свету. Одни стремятся заглушить душевную боль наплывом свежих впечатлений. Другие услышали, что дают бесплатный сыр, но не дослушали — где. Третьи бегут от себя настоящего в поисках себя идеального. Есть, пожалуй, ещё и четвёртый, и пятый, и прочие варианты. Есть то, о чём сказано в воздушной книге:

Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).

И это уже другие стихи на ту же тематику.

Единственное, что нужно, — это дать человеку возможность посмотреть на чужое небо и поесть чужого хлеба. Дать возможность самому, а не с чужой подачи, развенчать собственные иллюзии и фантазии и ощутить тот особый вид тоски, который называется ностальгией и от которого чахли и умирали на чужбине лучшие сыны и дочери твоей земли. Это действительно сообщает жизни ту степень глубины, на которой привычное становится чудесным.

Если свобода перемещений действительно необходима, то именно для такого «кружного пути паломника», который в результате путешествий и поисков вновь обретает смысл жизни, и родину, и своё место в ней.

Источник: Журнал «Отрок»