Критская уния? Проверка «критских документов». Протоиерей Андрей Новиков

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия

В последнее время в средствах массовой информации активно обсуждается так называемый «критский документ», который уже успели наименовать «критской унией».    К сожалению, весьма далекий от объективности портал «Кредо.ру» опубликовал материал, в котором говорится о том, что данный документ был «принят за основу в ходе заседания комиссии (Смешанной международной комиссии по богословскому диалогу между Римско-католической церковью и Православной Церковью — А.Н.) на Крите 27 сентября — 4 октября 2008 года и доработан в октябре 2009 года, во время заседания на Крите (Кипре — А.Н.), где РПЦ МП представлял архиепископ Иларион (Алфеев)».[1] Данное утверждение абсолютно не соответствует действительности, однако оно уже успело многих ввести в заблуждение. Итак, что же представляет  собою этот критский документ, и каков его реальный статус?

 

В последнее время в средствах массовой информации активно обсуждается так называемый «критский документ», который уже успели наименовать «критской унией».    К сожалению, весьма далекий от объективности портал «Кредо.ру» опубликовал материал, в котором говорится о том, что данный документ был «принят за основу в ходе заседания комиссии (Смешанной международной комиссии по богословскому диалогу между Римско-католической церковью и Православной Церковью — А.Н.) на Крите 27 сентября — 4 октября 2008 года и доработан в октябре 2009 года, во время заседания на Крите (Кипре — А.Н.), где РПЦ МП представлял архиепископ Иларион (Алфеев)».[1] Данное утверждение абсолютно не соответствует действительности, однако оно уже успело многих ввести в заблуждение. Итак, что же представляет  собою этот критский документ, и каков его реальный статус?

Критский документ — это проект документа под названием «Роль епископа Рима в единстве Церкви в первом тысячелетии»[2], выработанный не самой Смешанной международной комиссией, а Координационным комитетом комиссии 27 сентября — 4 октября 2008 года на Крите. Представители Русской Православной Церкви никакого участия в выработке этого документа, как и вообще в работе Координационного комитета не принимали.

С православной стороны группу авторов рассматриваемого текста возглавлял представитель Константинопольского Патриархата известный митрополит Иоанн (Зизиулас), которого некоторые так любят представлять в качестве «эталонного» современного православного богослова, до уровня которого якобы нынешним русским богословам очень и очень далеко. Что ж, как мы убедимся ниже, до такого «эталонного» богословия, которое нашло отражение в критском документе, сохраняющим верность православному учению богословам Московского Патриархата, в том числе и лучшему на сегодняшний день — митрополиту Волоколамскому Иллариону (Алфееву), слава Богу, действительно далеко.    
Однако вернемся к последовательному изложению фактов, благо эти факты нашли свое отражение в официальных сообщениях службы коммуникации ОВЦС МП. Согласно этим сообщениям, еще до начала заседания Смешанной комиссии Русская Православная Церковь представила в оргкомитет комиссии критические замечания к критскому документу,[3] что может подтвердить и автор данных строк, как член профильной рабочей группы Московского Патриархата. Во время заседания Смешанной комиссии на Кипре в октябре 2009 года критский документ не только не был «доработан», но не принят даже за основу, а лишь частично рассмотрен, существенно видоизменен, окончательная же работа над ним перенесена на следующую встречу Смешанной комиссии.[4] такое сухое и неэмоциональное официальное изложение событий говорит не о принятии «критской унии», а о полном провале критского документа и торжестве православной экклезиологической позиции, бескомпромиссно отстаивавшейся делегацией Московского Патриархата во главе с председателем ОВЦС МП митрополитом Иларионом (Алфеевым). Между прочим, источник греческого агентства «Amen.gr» из числа участников кипрского заседания Смешанной комиссии 2009 года сообщил, что критский документ не удалось принять по причине возникших «болезненных дискуссий» и «различных позиций отдельных представителей Православных автокефальных Церквей по определенным вопросам».[5]
 
Почему же критский документ — «Роль епископа Рима в единстве Церкви в первом тысячелетии», вызвал столь решительное неприятие со стороны представителей Русской Православной Церкви? Во-первых, потому что в нем содержится попытка навязать православным римо-католическое, еретическое представление о первенстве в Церкви, а во-вторых, потому что фанариотскими соавторами документа совершенно очевидно предпринимается попытка рядом с моделью римского примата, римского папизма провести не менее еретическую модель константинопольского примата, восточного папизма в рамках Православной Церкви. Это (желание сторонников двух приматов, западного и восточного, отстоять собственную точку зрения) и порождает присущую, на мой взгляд, документу внутреннюю противоречивость.  
 
Так, признав необходимость вселенского первенства, первенства не только чести, но и власти; наделив первую кафедру Церкви особыми прерогативами и правом приема апелляций, ролью «координатора» и «стабилизатора» веры и церковного единства; признав, что в первом тысячелетии таковой кафедрой был Рим — авторы документа оговариваются, что примат именно Петра, как символа единства Церкви (п.10 критского документа), нуждается в «дальнейшем обсуждении».
Т.е. представители Константинополя (а это явно они внесли подобную оговорку) пытаются обойти то положение, что именно и только Рим (в силу принадлежащих исключительно ему особых «Петровых» прав) может обладать вышеперечисленными полномочиями. Фанариоты явно постарались сделать акцент на том, что указанные права — это права, собственно, первенствующего престола, которым был в I тысячелетии Рим.
Их логика понятна: т.к. Рим теперь вне общения с Православной Церковью, то его права автоматически переходят к новой первенствующей кафедре — Константинополю. Поэтому, полагаю, что каждый раз, упоминая в критском документе Рим, представители Фанара подразумевали Константинополь.
 
С другой стороны, явным успехом сторонников западной модели папизма является содержащееся в критском документе указание на «признание Римской Церкви с апостольских времен первой среди Поместных Церквей, как на Востоке, так и на Западе» (п.4). Говоря об этом «признании», авторы документа используют время Present Perfect, («the Church of Rome has been recognised as the first), которое «употребляется тогда, когда необходимо подчеркнуть, что результат некоего действия, случившегося в прошлом (не важно, непосредственно перед моментом речи или в более отдаленное время), присутствует в настоящий момент».[6] Подписываясь под подобными формулировками, константинопольские соавторы критского документа тем самым признают, что и сегодня Римская церковь «является первой среди Поместных Церквей, как на Востоке, так и на Западе», что исключает замещение места этой Церкви Церковью Константинопольской.
 
 Почему критский документ (представляющий собою, как было указано выше, лишь проект) после его довольно неожиданного опубликования получил в СМИ не совсем удачное наименование «критской унии», становится ясно при критическом разборе его текста, который будет нами ниже предложен.
Ссылаясь на предыдущий равеннский документ (который также не был подписан представителями Московского Патриархата благодаря принципиальной канонической позиции тогда еще епископа Илариона (Алфеева)), авторы критского документа признают «неразрывную связь» между первенством и соборностью на всех уровнях жизни Церкви, в т.ч. и на вселенском.
 
Соборность и первенство на вселенском уровне (как и прочих) взаимозависимы, соборность на вселенском уровне должна рассматриваться в контексте первенства (п.1). Неразрывность связи вселенской соборности с вселенским первенством, даже зависимость вселенской соборности от вселенского первенства (раз речь идет о взаимозависимости, значит, не только первенство зависит от соборности, но и наоборот) — это откровенно папистское учение, совершенно не знакомое православной догматике и каноническому праву.
Подобных формулировок не содержится в соборных определениях как Древней, так и современной Церкви, они всецело являются новшеством, новым учением, навязываемым западными и восточными папистами.  
 
Далее, также отсылая к равеннскому документу, критский документ говорит о «прерогативах» Римского епископа, как «protos среди патриархов», «protos среди епископов главных престолов» (п.1). Согласно словарю Ожегова, прерогатива — это «исключительное право, привилегия государственного органа, должностного лица».[7] В английском оригинале документа используется слово «prerogative» (во мн.ч.), что означает, согласно Оксфордскому толковому словарю английского языка, «исключительное право или привилегию отдельного лица или класса»,[8] т.е. значение слова «прерогатива» в русском и английском языках, практически идентично. Т.о., из первого по чести иерарха епископ первенствующего престола превращается в рассматриваемом документе в некую особую институцию, обладающую особыми, исключительными правами, отсутствующими у любого другого патриарха. Это также чисто римо-католическая богословская схема. Православная Церковь не знает в своем устройстве никакой институции «первого епископа», обладающего в ней исключительными правами.
Также из равеннского документа авторы критского документа извлекают положение о некоей «роли римского епископа в общении всех Церквей», которая должна быть «глубже изучена» (п.1). Затем идет отсылка к тому, что в Равенне было решено выяснить, «какова специфическая функция епископа "первого престола" в экклезиологии кинонии» (п.1). Как совершенно справедливо отметил архиепископ Волоколамский Иларион, Православная Церковь не знает иной формы кинонии, кроме Евхаристического общения. Особая роль, специфическая функция (!) епископа «первого престола» в осуществлении общения Церквей, кинонии — все это также папистское учение, новшество, неведомое ни Древней, ни современной Вселенской Церкви.
 
В п.4, рассуждая о Римской церкви как prima sedes, авторы критского документа говорят, что в уже ранней Церкви Рим «занимал уникальное место среди Поместных Церквей и пользовался уникальным влиянием». Утверждение, что первая кафедра может иметь в Церкви некое «уникальное место» и некое «уникальное влияние», также не соответствует православной экклезиологии. Любопытно, что в качестве доказательства такого «уникального места» и «уникального влияния» авторы критского документа приводят послание св. Климента Римского к Коринфянам — т.е. используют один из излюбленных аргументов римо-католических апологетов при полемике с православными.[9]
 
Основываясь на вырванных из исторического, а иногда и прямо из текстового контекста цитатах из отцов и авторитетных писателей Древней Церкви, критский документ утверждает, что «Римская Церковь являлась ориентиром и для "правила веры", и при поиске мирного разрешения осложнений, возникавших как внутри, так и между некоторыми Церквами» (п.6), что является полуправдой, поскольку и иные апостольские кафедры признавались ориентиром веры, а при поиске разрешения осложнений обращались не только к Римской Церкви (к ней чаще, чем к другим, в силу определенных церковно-исторических обстоятельств, но не всегда). Кроме того, в этих словах звучит мысль о праве Рима вмешиваться в дела других Церквей, что совершенно неприемлемо.
 
Цитируем критский документ далее (п.12): «Восточная и Западная традиции признают определенную «честь» (timi) первого среди патриарших престолов, которая не была исключительно чем-то почетным (6 пр. Никейского собора, 2 пр. Конст. собора и 28 пр. Халкидонского собора). Она влечет за собой «власть» (exousia; см. Равеннский документ, п.12)». Здесь окончательно маски сброшены, и на основании абсолютно не применимых к данному толкованию правил выводится некая «власть» во Вселенской Церкви первенствующей кафедры, первенствующего епископа.
 
Чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, к первенству первенствующего престола во Вселенской Церкви применяется 34 Апостольское правило, в котором речь идет о первенстве в пределах конкретного народа, области. Таким образом, власть первенствующей кафедры Вселенской Церкви в критском документе приравнивается к власти предстоятеля Поместной Церкви. Вселенская Церковь стоит в том же отношении к первому епископу, в каком митрополия к своему митрополиту, патриархат — к патриарху. Это — апогей папизма в критском документе.
 
Подробно останавливаются авторы критского документа на «праве» папы принимать апелляции от епископов других Поместных Церквей (пп.24-26, 31). И это — элемент несоответствующей православному вероучению антиканонической папистской схемы.
Развивая тезис о первенстве власти римского епископа, якобы признававшемся Церковью I тысячелетия, авторы критского документа утверждают: «никакой собор не мог быть признан Вселенским без согласия папы, данного наперед или задним числом» (п.12). Здесь сознательно перепутываются следствие и причина. Вселенский собор делало Вселенским общее согласие епископов Вселенской Церкви, а не согласие папы.
 
Вероучительные документы пап рассматривались и утверждались Вселенскими соборами, как и вероучительные документы других епископов. Православность Вселенского собора подтверждалась не согласием папы, а, наоборот, православность самого папы подтверждалась принятием им определений Вселенского собора, как определений, вынесенных полнотой Церкви. Когда же папа отходил от определений Вселенских соборов, он Вселенскими же соборами отсекался от Тела Церкви (Гонорий).
 
Безусловно, мнение папы, как выразителя предания Западной Церкви, имело огромное значение на Вселенских соборах. Но огромное значение имели и мнения предстоятелей других апостольских кафедр, как выразителей Предания Восточной Церкви. Если уделялось особое внимание вероучительным документам отдельных пап, то не в силу их какого-то особого папского статуса во Вселенской Церкви, а в силу их известной личной ревности о Православии. Например, такое значение придавалось Томосу св.Льва Великого. Однако не меньшее значение придавалось Вселенскими соборами вероучительным документам иных лиц, если эти документы имели сами по себе особое значение для точного определения православной веры и ниспровержения ереси (например, послания св.Кирилла Александрийского).
 
«Римский епископ, как первый (protos) среди патриархов, осуществлял роль координации и стабильности в вопросах, относящихся к вере и общению» (п.28 критского документа). И вновь перед нами выражена папская модель общения внутри Церкви и соблюдения чистоты веры. Согласно православной экклезиологии, Поместные Церкви сохраняют единство через Евхаристическое общение, а не благодаря «координирующей и стабилизирующей» роли первенствующей кафедры, общение с Церковью определяется нахождением в Евхаристическом общении со всей ее полнотой, а не единством с первым по чести престолом. Утверждение, что именно первенствующий епископ имеет особую роль в соблюдении «стабильности», т.е. неизменности, неповрежденности веры Вселенской Церкви стоит уже весьма близко к учению о папской непогрешимости «ex cathedra».  
 
Сквозь весь критский документ (см. пункты 2, 22, 32) красной нитью проходят весьма показательные для экклезиологического мышления его авторов рассуждения: развившееся на Западе в I тысячелетии учение о папском примате, как и остальные отступления Запада, не являлись препятствием для общения Восточной и Западной Церквей, эти отступления всячески смягчаются и преуменьшаются, превращаясь в «отдельные расхождения в понимании и интерпретации», «различающиеся понимания», «довольно разные библейские, богословские и канонические подходы». Подобные выражения ставят знак равенства между латинскими догматическими и каноническими заблуждениями и Истиной, неповрежденно хранимой Восточной Церковью до сего дня.
Различие между Истиной и ересью нивелируется здесь в «различные понимания» и «разные подходы». Декларируется возможность восстановления общения на «основополагающих богословских и экклезиологических принципах, установленных здесь», т.е. фактически на принятии православной стороной учения о папском примате.
 
 
Даже этот небольшой анализ текста документа «Роль епископа Рима в единстве Церкви в первом тысячелетии» показывает, на пути какой угрозы стала делегация нашей Церкви на кипрском заседания в октябре 2009 года. Необходимо заметить, что свою откровенно папистскую позицию авторы критского документа не только предельно ясно изложили, но и попытались обильно аргументировать. Оставить приведенные ими аргументы без внимания — означает создать иллюзию реальной силы их позиции. Поэтому в ближайшее время мною будет подготовлена статья с возможно более полным разбором всей аргументации критского документа.
 
 
 
 
 

 
[2] Опубликован английский текст документа (оригинал). См. http://chiesa.espresso.repubblica.it/articolo/1341814?eng=y
[8] Concise Oxford English Dictonary (11 Edition).
[9] См., например, Волконский А. Католичество и Священное Предание Востока. Париж, 1933, с. 136-138.
 

 
 
 
ИСТОЧНИК:     http://www.rus-obr.ru/idea/5718