Колодезь Живой Воды в тумане повседневной жизни. Протоиерей Игорь Рябко

Беседа с самарянкой у колодца – один из важнейших богословских текстов Священного Писания. Самаряне не единожды встречаются в притчах о земной жизни Христа, поэтому нам лучше сразу разобраться, кто же это такие. 

Около 720 г. до Рождества Христова ассирийцы вторглись в Северное Царство, захватили Самарию, коренное население увели в плен, а этот район заселили жителями Вавилона и других городов Ассирии. Но всех, конечно, не переселишь, кому-то из иудеев удалось остаться, они стали вступать в браки с иноземцами, чем совершили непростительный по тогдашним понятиям грех – потеряли расовую чистоту. В строгой иудейской семье была такая традиция: если сын или дочь сочетаются браком не с иудеем, то проводятся их симоволические похороны. Такой человек умер в глазах ортодоксального иудаизма. 

Со временем вторжение захватчиков постигло и Южное Царство. Его жители также были уведены в Вавилон, но сумели там не потерять своих национальных корней, оставшись верными своей традиции и расовой чистоте. Позже, во времена Ездры и Неемии, им было позволено вернуться на историческую родину, и первое, чем они занялись, это было строительство храма. Самаряне также хотели принять в этом участие, но получили грубый и презрительный отказ. Это произошло в 450 году до Рождества Христова. 

Так началась продолжающаяся до сего дня вековая вражда иудеев и самарян. Особого ожесточения она достигла после того, как Манасия, женившись на самарянке, стал стоить храм на горе Гаризим как некий аналог Иерусалимского храма. Иудеи это сочли кощунством. В эпоху Маккавеев, в 129 году до Рождества Христова, Иоанн Гиркан захватывает и разрушает этот храм, но самаряне уперто молятся даже на его развалинах, почитая священным именно это место. Иудеи настолько презирали самарян, что приравнивали их хлеб к свинине и строго запрещали к нему прикасаться. 

Христос в беседе с Самарянкой, в притче о Добром Самарянине, разрушает барьеры этой вековой вражды, ставя любовь и милосердие выше священной вражды и неприятия. Но в беседе с Самарянкой Спаситель пошел еще дальше. Он стал беседовать не просто с представителем враждебного лагеря, но, кроме того, еще и с женщиной. Нам это может показаться малозначительным, но это оттого, что мы живем в другое время. Ученики называли Христа «равви», что значит «учитель». Так вот, раввинам в публичном месте было запрещено не то чтобы разговаривать, но даже приветствовать женщину. И это ведь речь идет не о самарянках, а о единородных и единокровных иудейках. 

Раввин не мог в общественном месте даже поговорить со своей женой, сестрой или дочерью. Среди фарисеев были такие, которых звали «контуженый и обливающийся кровью», потому что при виде женщины на улице он закрывал глаза и, идя вслепую, бился головой о стены. 

Вообще, если кто-нибудь видел раввина, разговаривающего с женщиной на улице, то это был гарантированный конец его репутации. И то, что Иисус говорит с женщиной, да еще и с самарянкой, очень удивило его учеников. Но нужно отдать им должное. Они не стали задавать ненужных вопросов. Потому что уже были приучены к тому, что жизнь их Учителя не вмещалась в привычную логику иудейского ритуализма.
  
Разговор Христа с Самарянкой был построен по той же модели, что и разговор с Никодимом. Иисус что-то говорит, собеседник понимает неверно, Он повторяет свою мысль в еще более метафорической форме, Его по-прежнему не понимают, тогда Он заставляет вскрыть истину и увидеть ее. Когда Спаситель говорил о Живой воде, женщина понимала его буквально. Живая вода для нее – это вода проточная. В этом ее отличие от колодезной воды. Поэтому Самарянка и удивляется: где же Иисус здесь видит реку. 

Но Спаситель говорит нечто более поразительное, предлагая воду, которая навсегда может утолить жажду. Самарянка по-прежнему не понимает Его и даже иронизирует над его словами: «Ну что ж, тогда дай мне такую воду, чтобы я сюда каждый день не ходила». В этих словах звучит насмешка над путником, который не может даже из этого колодца напиться, потому что не имеет с собой ведра, чтобы почерпнуть. Но в ответ Христос внезапно и резко обрывает насмешку Самарянки просьбой пойти и позвать ее мужа. Эта просьба застала женщину врасплох. Что-то вошло в нее вместе со словами Иисуса, и это «что-то» называется покаянием. Она вдруг увидела себя со стороны. Увидела всю несостоятельность и распущенность своей жизни. 

В Православии есть два откровения. Откровение Божие и наше собственное. Мы не видим себя настоящих, пока не увидим себя рядом со Христом. И на этом контрасте мы ужасаемся самому своему виду. 

Христианство начинается с внезапного понимания того, что так жить дальше нельзя, что-то надо с собой делать. Это «что-то» и есть Путь, по которому человек отправляется в поисках Бога, в поисках той самой Живой Воды Божией Благодати, о которой говорит Христос, которая единственная может нам дать насыщение полнотой. 

Один писатель (Синклер Льюис) как-то сказал: «Снаружи мы кажемся совершенно разными, а внутри мы одинаковы. Мы почему-то страшно несчастливы и не знаем почему». Мы и в самом деле всегда чем-то недовольны, нам чего-то все время не хватает. Мы в этом виним правительство, отсутствие денег, плохое здоровье и т.д. Мы наивно верим, что если все эти проблемы решить, то у нас будет полнота и счастье. Но это не так. И жизнь любого богача-безбожника – тому прекрасная иллюстрация. На самом деле нам не хватает одного – Бога. Единственного, кто дает полноту всему сущему. 

В одной из своих книг Уорвик Дипинг описывает представление о жизни одного мальчика. Для него жизнь – это нащупывание пути в завораживающем тумане. На мгновение туман рассеивается, и он видит луну, или девичье лицо, и ему кажется, что он как раз их-то и ищет. Потом туман сгущается снова, и он снова ищет что-то наощупь, даже точно не зная, что. 

Вся наша жизнь проходит вот в таком тумане. Мы все время пытаемся что-то нащупать в ней такое, что дало бы нам счастье, но, обретая наощупь то одно, то другое, понимаем, что это все не то. 

«Я не знаю, как остальные,
но я чувствую жесточайшую
не по прошлому ностальгию – 
ностальгию по настоящему», – пишет Андрей Вознесенский.

Это томление по настоящему замечательно изложено в поэзии Ф Тютчева:

О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги, – 
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Так, ты жилица двух миров,
Твой день – болезненный и страстный,
Твой сон – пророчески-неясный,
Как откровение духов…
Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые – 
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.

Блаженный Августин из опыта своей сложной, многогранной жизни вынес главный вывод, который нам важно усвоить: «наше беспокойное сердце может обрести покой только в Боге».

http://uoj.org.ua/publikatsii/vopros-very/kolodez-zhivoy-vody-v-tumane-p...