Книжная справа в первой половине XVII века и при Патриархе Никоне. Ее влияние на последующие события старообрядческого раскола. Матвеев С. И.

Но все-таки основная масса книг правилась по славянским рукописям, какие считались лучшими, иногда свидетельствовались самими Патриархами и издавались по их благословению. Приостановившись на некоторое время в 1611–1613 гг., книгопечатание продолжилось и в период междупатриаршества. В этот период начинают привлекать для справы греческие тексты. С этой целью к делу привлекали лиц, знавших греческий язык: троице-сергиевских насельников – инока Арсения Глухого и архимандрита Дионисия. Им были даны 5 греческих и до 12 славянских списков потребника (или служебника). Полтора года просидели они за работой, исправили потребник, или служебник, и пересмотрели некоторые изданные раньше книги (цветную триодь, октоих, общую и месячную минею, Псалтирь, канонник и церковный устав). Везде они нашли много ошибок.

Уже в 1618 г. происходит крупное разногласие между справщиками. В этом году проходит первый судебный процесс над справщиками во главе с Дионисием Зобниновским. «Повод к обвинению подала одна поправка: в Крещенской водосвятной молитве читалось по неправленному тексту – "освяти воду сию Духом Твоим Святым иогнем"; справщики вычеркнули это последнее слово, – их обвинили, что они не признают Духа Святого, "яко огнь есть", и хотят вывести огнь из мира...»[2]

Собор 1618 г. осудил их, и они были подвергнуты наказанию. Архимандрит Дионисий был лишен священства, заключен в Новоспасский монастырь, подвергался истязанию и всенародному посмеянию. Только в следующем году, благодаря заступничеству иерусалимского Патриарха Феофана, он был освобожден. Причины столь жесткого наказания можно видеть в недовольстве церковной администрации тем, что справщиками были найдены ошибки не только в старославянских книгах, но и уже в новых, исправленных. В 1619 г. состоялся новый собор, и справщики получили полное оправдание. Однако добавка «и огнем», против которой они восставали, не была исключена из требника. Только в 1626 г. Филарет решился это сделать, побуждаемый грамотами иерусалимского и александрийского Патриархов.

Пожалуй, главным минусом книжной справы можно считать ее непоследовательность. Именно полумеры в деле исправления книг и обрядов приведут к таким катастрофическим последствиям в русской Церкви, как раскол. Наряду с исправляемыми книгами допускалось употребление старых, с оговоркой на то, что они неисправны. Это не могло не привести часть духовенства к мысли о непонимании дела церковным начальством. В первую очередь исправлению подлежали богослужебные книги. Это сразу определило основной недостаток книжной справы. Соответствие самому христианству многими виделось именно в точном соблюдении обрядовой стороны. В дальнейшем это обернется катастрофическими последствиями, когда отступление от старых обрядов Патриарха Никона и царя будет трактоваться как гибель самой Церкви и наступление конца времен.

Вновь печатаемые книги правились справщиками более или менее опытными, начитанными, знакомыми с грамматикой и риторикой. В пособие им, по распоряжению царя и Патриарха, были собраны из разных городов «харатейные книги добрых переводов». К греческим спискам справщики практически не прибегали, хотя некоторые знали греческий язык. Сам Филарет нередко свидетельствовал печатаемые книги. При этом не запрещалось употребление книг, отпечатанных при прежних Патриархах, хотя они признавались неисправными. Понятно, что это мешало водворению полного однообразия в богослужебной практике; притом же в Филаретовских изданиях одной и той же книги нередко допускались разности.

Долгое время Филарет допускал использование книг, напечатанных в других типографиях. Только к 1627 г. он решает полностью изменить ситуацию. В этом году в Москве состоялось публичное сожжение 60 экземпляров Учительного Евангелия Транквиллиона. Началось изъятие других книг. В 1628 г. по всем церквям проводится перепись книг. Все литовские книги предписывается выслать в Москву для замены на новые. Однако при отсутствии других книг разрешается оставлять и литовские, чтобы не прекращать богослужение.

При Иоасафе I типография работала не менее деятельно; справщики были выбраны из «старцев гораздых грамоте», созванных из разных концов России (наиболее известен Василий Федорович Бурцев); для пособия потребовались старинные рукописи из различных монастырей. Неизвестно, принимал ли сам Патриарх личное участие в книжном исправлении; но по крайней мере ни в одной книге не сказано, чтобы она была свидетельствована им.

Сразу после вступления на патриарший престол Иосифа были изданы его собственные проповеди. Ко времени Патриарха Иосифа были изданы почти все богослужебные книги. Ему оставалось повторять их издание и вновь издавать некоторые учительные книги. В его изданиях встречаются разногласия с изданиями его предшественников. Особенно замечательно то, что были внесены в книги сомнительные мнения, ставшие потом достоянием раскольников, о сугубой аллилуии, двуперстии и т.д., благодаря чему они очень быстро приобрели широкое распространение на практике. На первых порах исправление книг при Иосифе производилось, как прежде, путем сличения со славянскими списками и собственными соображениями справщиков. Последние были набраны по преимуществу из духовенства. К концу правления Иосифа сами справщики сознавались в неудовлетворительности изданных книг, и чувствовалась нужда обращаться к греческим спискам, чтобы править славянские книги.

При Патриархе Никоне делается попытка форсировать принятие новых обрядов и книг всей полнотой Церкви. Если его предшественники были довольно непоследовательны в деле книжной справы, то Никон, наоборот, пытается слишком ускорить дело. Старый обряд не только заменялся новым, но и объявлялся ложным и еретическим. Это не могло не привести к сильной конфронтации. Многие были недовольны Никоном именно за хуление старого обряда, которое было для него обычным делом. Даже светские власти отзывались о старом обряде куда более корректно. При исправлении кормчей (начатой печатанием в 1649 г. и изданной при Никоне) уже пользовались греческим ее списком, подобным же образом изданный в 1650 г. шестоднев после его отпечатания сличили с греческими списками и в послесловии к нему заметили, в чем они разнятся со славянскими. В 1654 г. в царских палатах в присутствии царя состоялся собор 5 митрополитов, 4 архиепископов, епископа, архимандритов, игуменов и протопопов во главе с Никоном.

Идея созыва собора возникла у Никона в связи с неприятием духовенством его послания, в котором предписывалось перейти на новые обряды и книги. В соборном определении Никон видел больший авторитет для основной массы духовенства.

Собор уложил: исправлять церковные книги по древним славянским харатейным и греческим. Никон обратился к константинопольскому Патриарху Паисию, прося его сообща с другими Патриархами и епископами рассудить о разностях и новизнах, замечаемых в русских богослужебных книгах и обрядах. Раньше, чем получен был ответ, началась подготовка к книжной справе: из всех древних книгохранилищ (большей частью монастырских) было собрано множество харатейных славянских книг; с Востока было прислано иерархами и привезено нарочито посланным Арсением Сухановым до 700 древних греческих книг. Больше всего из афонских монастырей.

Суть никоновской реформы сводилась практически к полному огречиванию русской Церкви. Здесь во многом прослеживается влияние царской власти на церковные дела. Можно сказать, что идея заимствования греческих обрядов принадлежала не Никону, а царю. Церковная реформа по царскому замыслу вписывалась в общую канву государственно-преобразовательской деятельности. На это время приходится и реформирование самого государства. Принимается Соборное Уложение, резко изменившее всю законодательную базу государства. Многое в Уложении является заимствованием у других стран. Если говорить о праве, то оно действительно было сильней развито на Западе, чем на Руси. Соборное Уложение стоит несопоставимо выше Судебника 1550 г. Право Уложения, в отличие от Судебника, более структурировано, юридически определенно и т.д. Вероятно, царь считал, что, реформировав Церковь по греческому образцу, он тем самым поднимет ее статус, как и в случае со светским законодательством. Никон лишь начал последовательное осуществление этой идеи. Само обращение к восточным иерархам было вызвано некоторым противлением Никона царю. К иерархам было решено обратиться как к некоему третейскому суду, высшему авторитету. Разумеется, греческая Церковь не могла не поддержать царя. Это давало ей не только роль арбитра, но и позволяло получить немалое влияние на внутренние дела русской Церкви. Стоит отметить, что и у греков были другие мнения. Так, в послании, составленном Мелетием Сиригом и полученном Никоном в 1655 г., говорилось о необходимости соответствия по основным догматическим вопросам. В отношении обрядов и всего церковного Устава допускались разности. Делался акцент на неизбежности таких разностей в ходе исторического развития Церкви. Многое относилось к области импровизации конкретных настоятелей. Говорилось о том, что разность того или иного чинопоследования ни в коей мере не нарушает единства веры, т.к. конкретные чины и сам Устав составлялись на протяжении длительного времени и не могут не розниться. Но в Москве прислушались именно к мнению константинопольского Патриарха, который торопил Никона с делом исправления обрядов и книг.

«Справщиками были сделаны лица хорошо знакомые с славянским и греческим языками: Епифаний Славенецкий, Арсений Суханов, Дионисий, архимандрит Иверского афонского монастыря и Арсений Грек. Под наблюдением Никона справщики приступили к работе. К концу 1655 одобренный на соборе служебник был выпущен из типографии; в предисловии в нему излагалась история книжного исправления. С 1656 г. из печати выходили или с одобрения соборного, или только с патриаршего рассмотрения и другие книги, которыми заменяли прежние. Удаление Никона с патриаршей кафедры развязало руки противникам его дела, послышались сильные нападки на справление книг и обрядов. В некоторых местах стали служить по старым книгам, даже в московском Успенском соборе бывали споры о том как служить – по-старому, или по-новому»[3].

Однако исправление книг продолжалось на прежних началах и было отпечатано несколько новых книг с соборного одобрения. Собор 1666–1667 гг. подверг увещанию и суду противников книжного исправления и в руководство духовенству и мирянам составил «наставление». Несмотря на это, этот же собор низлагает самого Никона. Причем основным обвинением является разрушение древних обычаев и введение новых. На этом соборе сильней всего обнаруживается конфронтация Никона и царя, понимание Никоном верховенства священства над царством. Но в этом он не был поддержан не только греками, но и ревнителями русской старины – старообрядцами. Потому, что «для них "Царствие" осуществлялось скорее в Царстве, чем в Церкви...»[4]

По мнению прот. Георгия Флоровского, старообрядцев больше встревожило отступление от старого обычая царя, чем Патриарха. Слишком многим хотелось видеть в Московском государстве уже осуществившееся Царство Христово. Это был своего рода «теократический хилиазм». Именно в царе староверы видели опору Церкви. Из-за этого царского отступления в старообрядческой среде сильно возрастают эсхатологические настроения. Многими сам собор 1666 г. понимается как проявление числа Зверя и наступление конца времен. Исходя из этого расколоучители начинают проводить взгляды о том, что в Церкви не осталось никакой благодати, иерархия утратила свое значение. Самые крайние староверы видели Антихриста – одни в Никоне, другие в царе. Появились мнения о принципиальной невозможности совершения церковных служб по богослужебным книгам. Старообрядцами была поставлена под вопрос возможность совершения Таинств. Совершение Причастия объявлялось невозможным по причине прерывания преемственности иерархии. Таинство брака объявлялось ненужным. На фоне возрастания эсхатологических настроений появились «бракоборческие» учения.

На Соборе предписывается: совершать церковные службы по новоисправленным книгам, отпечатанным при Никоне и по удалении его с кафедры, так как они исправлены по совету Святейших Патриархов греческих.

Собор 1667 г. одобрил «наставление» и Никоновские книги. Исправление книг и обрядов, утвержденное таким авторитетным собором, как Собор 1667 г., продолжалось и после того, до самого конца XVII в. В 1667 г. вторая комиссия дидаскалов, перелагая нотные книги на речь, исправила и текст их по книгам новопечатным и древним харатейным, хотя исправленные ею книги не были отпечатаны, и даже вместо безлинейных, над которыми стали преобладать линейные. При Патриархе Иосафе II были отпечатаны цветная триодь, выверенная по подлиннику, и постная триодь, вновь переведенная с греческого текста. В 1674 г. по соборному решению начато исправление Библии Епифанием Славенецким и его сотрудниками, но окончилось оно со смертью Епифания в 1676 г. При Иоакиме на соборе 1675 г. вновь пересмотрен, объяснен и исправлен чиновник архиерейского служения литургии, свидетельствованный прежде собором 1667 г.

Печатание, исправление и перевод нужных книг при двух последних Патриархах совершалось на прежних основаниях. Справщики были лица, знавшие греческий язык, между ними ученики Епифания. По решению собора 1682 г. новопечатные книги бесплатно выдавались тем, кто приносил старые. К началу XVIII века были изданы в исправленном виде почти все нужные при богослужении книги. Из неизданных наиболее чувствовалась нужда в полной Библии, которая хотя и была в 1663 г. издана по Острожской с некоторыми исправлениями, однако страдала очень многими недостатками, а также в печатных нотных книгах, так как в рукописных тетрадях, естественно, было много погрешностей, недоставало должного однообразия церковному пению.

Катастрофа, произошедшая в русской Церкви, во многом была обусловлена самим ее менталитетом. Слишком большое значение уделялось обрядовой составляющей богослужения. В чинопоследованиях видели выражение самой веры и отступление от этой веры в случае разностей чинов.

Следует отметить и другую причину произошедшего. Раскол Русской Церкви в очередной раз демонстрирует противоестественность любой «симфонии» Церкви и государства. Церковь, по своей сути, – организация неполитическая, негосударственная и надмирная. И каждый раз, когда делается попытка отдать кесарю Божье, это неминуемо ведет к катастрофе.

«Под влиянием ревнителей православия и книжников-богословов, Москва, казалось бы, возрастала во влиятельный центр, к голосу и политике которого начинали прислушиваться и западноруссы, и даже православное население Востока, все чаще смотрящее на Москву, как на залог освобождения от турок. Но решительная и спешная рука нового Патриарха, медвежья услуга восточных доброжелателей и все более явственная церковная катастрофа — вот тот горький пафос истории, которым она увенчала бесславный триумф московской книжной справы...»[5]