Канонизация Серафима Саровского. Почему Святейшему синоду не хватало решимости?

Неправильное рассуждение о мощах, ставшее одной из проблем канонизации преподобного Серафима Саровского, — не причина, а следствие. Церковная власть не увидела святость прп. Серафима, потому что ей не хватало самостоятельности, — считает доктор церковной истории Наталья СУХОВА.

Несвобода

Одной из главных причин неспешности действий Святейшего синода в деле канонизации преподобного Серафима была характерная для синодального периода разделенность церковной власти на Святейший синод и православное ведомство, связанное с его главой — обер-прокурором, а последнего — с государственной властью в лице императора. Причем сам Обер-прокурор никогда не являлся членом Синода, он был при Синоде, осуществлял контроль, действуя по принципу чиновничьего аппарата, и эти действия к XIX веку приобретали все большее значение.

Конечно, император российский всегда был православным, при помазании на царство он читал Символ веры и обязывался, по закону Российской империи, защищать православную веру. Поэтому нельзя говорить о противостоянии государственной и церковной власти — это чисто советский, идеологизированный подход. Но тесное сочетание церковной и государственной власти, построенное на несвободе первой и гиперопеке второй, непроясненность прав обеих сторон, смешение функций привело в концу XIX века церковную жизнь на грань кризиса. Это выражалось в ее общей формализации: обязательным для чиновного, военного сословий и учащихся, например, были церковные Таинства, о совершении которых нужно было приносить справки; строго регламентировалась и приходская жизнь, когда желательным было приступать к Таинствам именно в своем приходе, в том числе крестить и отпевать. Приходы же были организованы по территориальному принципу. Это неизбежно отражалось и на решении важнейших духовных вопросов, таких как канонизация, отношение к святости, определение ее критериев (например, тленность-нетленность мощей). Подконтрольность церковной власти приводила к скованности ее действий, гипертрофированности охранительных тенденций.

Ко времени, когда было начато дело о канонизации прп. Серафима, церковная власть пыталась, с одной стороны, отстоять свою свободу. С другой стороны, за два века синодальной эпохи уже проявляется отсутствие способности к самостоятельным действиям церковной власти. Не Церкви — здесь нужно разделять понятия Церковь и церковную власть. Церковь — это Тело Христово, оно несвободным, зависимым от каких-либо земных условий быть не может. И торжество прославления прп. Серафима вопреки всем историческим причинам и препятствиям — тому свидетельство. Но церковная власть как организация в определенную эпоху в своем земном аспекте может зависеть от государственной власти. Русскую Церковь это привело, с одной стороны, к тому, что Православие было господствующей верой, и это господство ей гарантировало государство. Но была здесь и обратная сторона, что показал Указ Государственной думы от 17 октября 1905 года о равенстве гражданских и политических прав всех граждан Российской империи, в том числе и права исповедовать любую религию (свобода совести). Именно Православная Церковь, привыкнув к состоянию поддержки и опеки, оказалась, как организация, самой беззащитной.

Между страхом и верой

Тамбовский епископ Дмитрий, готовя материалы по канонизации прп. Серафима, послал в Святейший синод документально подтвержденные свидетельства о 94 чудесах из жизни саровского старца. Синод часть из них признал убедительной, часть — нет, и «не нашел еще решимости прославить угодника Божия», — как будет сказано в более поздних документах Синода, объявляющих о приготовлении прославления. В чем причина такой осторожности?

Святость — это всегда прорыв, выход за пределы «обычной» жизни, земного сознания. Такие высшие проявления святости, чрезвычайные ее дары, как исцеления, чудотворения или крайняя аскеза (столпничество, постничество, бдение и т.д.) в любое время воспринимались в Церкви с особой осторожностью — это мы знаем из древних житий и патериков, и это естественно. Ведь надо было разбираться, что действительно подвиг, а что — плод самонадеянности, прелесть. Рахметов, как мы помним, тоже на гвоздях спал.

Конечно, возникает вопрос, как можно судить о святости, различать духов, не будучи святым. Ведь подобное познается подобным. Но здесь человеческую немощь восполняет церковная традиция трезвения. Трезвость необходима как защита, предостережение от экзальтации, язычества, которого в «народном православии» было немало.

Поэтому при канонизации, особенно в чине преподобных, к чрезвычайным дарам и чудесам старались подходить с максимальным трезвением, чтобы не подать повода к соблазну. Априорно действовал принцип: лучше воздержаться, чем сказать что-то, могущее послужить к соблазну.

Например, когда под редакцией святителя Филарета (Дроздова) издавалось житие преподобного Марка Саровского и преподобного Сергия Саровского, было решено особые чудеса из текстов жития убрать, чтобы не соблазнять читателя.

Духовные дарования прп. Серафима, его аскетические подвиги были выдающимися: он мог питаться долгое время одной снытью (травой), тысячу ночей стоял на камне, понимал язык зверей, был удостоен явления Богородицы и святых, имел дар исцелений и чудотворений, видел помыслы человека, мог открыть его прошлое, пророчествовал о будущем, в том числе и о судьбах государства. Кроме того, многие чудеса о батюшке были записаны через призму женской восторженности. Ведь прп. Серафим окормлял женскую общину, в которую входили в большинстве своем простые девушки, часто неграмотные, которым приходилось свидетельствовать подчас о труднейших духовных явлениях, и они делали это, как умели, простым языком, народными понятиями. И было нелегко отделить стиль рассказчицы от самого факта жизни преподобного.

Так что, с одной стороны, осторожность Синода при рассмотрении святости столь харизматичного подвижника была вполне в духе церковной традиции трезвения.

Но в этом тонком вопросе всегда другая опасность: перестать видеть чудесное, усомниться в дарах Святого Духа, действующих в истинном подвижнике. В синодальное время был особенно силен страх ложных чудес, который возник еще в Петровскую эпоху. Например, это проявлялось в очень строгой процедуре освидетельствования чудотворных икон. Возможно, в какой-то степени уже сказывалось влияние рационального века.

Но, действительно, можно говорить о том, что и из-за чисто человеческой немощи, и из-за определенной косности, причиной которой во многом была несвобода церковной власти, у Синода не возникло адекватного понимания подвига Серафима Саровского.

Но в вопросе канонизации есть хороший критерий проверки — время. И первоначально, на стадии накопления материала, Синод занял выжидательную позицию. Так поступают и сегодня, если сведения о кандидате на канонизацию не получают достаточного подтверждения. Тем более что, кроме человеческих соображений, в таком вопросе, как прославление святых, может проявиться и Божий промысел. И тогда все встает на свои места.

Личный интерес и промысел Божий

В начале XX века отношения между церковной и государственной властью начинали меняться; с обеих сторон чувствовалось желание возродить союз Православной церкви и государства на основах «допетровской Руси». Но действовала инерция: императоры привыкли отдавать указы, а церковная власть — ждать отмашки императора.

Есть такое мнение, что именно инициатива арх. Серафима (Чичагова), в обход Синода передавшего на аудиенции императору свою летопись, спровоцировала Николая II на превышение власти. Если смотреть на это как на церковно-исторический вопрос — возможно. Формально превышение было. Есть и мнение, что это превышение объяснялось личными, даже корыстными мотивами: Николай II читал пророчество преподобного о том, что первая половина царствования императора, который прославит прп. Серафима, будет неудачной, а вторая удачной. И царь надеялся на лучшие времена. А императрица Александра надеялась на помощь прп. Серафима, которому горячо молилась о рождении наследника.

Наследник действительно родился через год после прославления прп. Серафима. Но потом случилась японская война, революция и гибель всей царской семьи и империи. А народ- богоносец, который так ликовал на торжествах прославления прп. Серафима, превратился в народ-богоборец.

Получается, пророчество не исполнилось? Царь зря старался?

Если взглянуть на эти события не линейно, можно говорить о промысле Божием, который придает истинный смысл всему происходящему, обращая во благо даже ошибки. Очевидно, что промыслу было угодно прославить преподобного именно в это время, обнаружив немощь веры, чтобы в последствие укрепить ее.

Царская семья погибла, но приняла свою смерть в подвиге страстотерпчества, достигнув святости — самого высшего, что только возможно для человека. А гибель империи в результате привела к очищению веры, к искупительному подвигу и прославлению тысяч новомучеников, кровью которых сегодня так зримо возрождается Церковь.

Настоятельница Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского монастыря игуменья СЕРГИЯ (Конкова): «Веру императора Николая II в святость преподобного Серафима не смутило, что его мощи обрели в косточках».

— Вопрос, почему затянулась канонизация преподобного Серафима Саровского, не простой. Конечно, были и конкретные причины, связанные с действиями и мнениями конкретных людей. Что происходит в Церкви, если ею «руководит» уполномоченный по делам религий? А обер-прокурор Святейшего синода (сама должность заставляет призадуматься) Константин Победоносцев, несмотря на искреннюю веру и личную порядочность, во многих своих действиях не отличался от главы этого надзирательного ведомства советских времен.

Но ничто не происходит без Божьего промысла. В дивеевских тетрадях записано пророчество преподобного Серафима: «Будет время, когда царь, который меня прославит, и я его прославлю». Должен был явиться этот царь. Так и получилось: более десяти лет собирались сведения о чудесах и подвигах преподобного Серафима, но пока архимадрит Серафим Чичагов не попал на прием к императору Николаю II и не отдал ему только что составленную им «Летопись Дивеевского монастыря», дело почти не двигалось. И то, что сам преподобный Серафим явился автору летописи (о чем документально свидетельствует свщмч. Серафим Чичагов), тоже подтверждает, что было благословение Божие на этот труд.

Есть предположение, что преподобный Серафим явился и царю Николаю II. Как это проверить? Никак не проверишь. Но то, что именно личное участие царя сыграло решающую роль в канонизации преподобного, — исторический факт. Причем государя не смутило, как смутило почти весь Синод, когда мощи святого Серафима обрели в косточках. Царь поверил в его святость и прославил угодника Божия. А потом этот святой прославил царя — так сбылось пророчество преподобного Серафима.
 

Подготовила Ирина ЛУХМАНОВА

Наталья СУХОВА, доктор церковной истории, магистр богословия, кандидат исторических наук, руководитель научного центра истории богословия и богословского образования Богословского факультета ПСТГУ.
http://www.nsad.ru/index.php?issue=88&section=2&article=1899