К вопросу о принципах построения православной естественно-научной апологетики XXI в.

Естественно-научная апологетика[1] – раздел богословия, ставящий своей целью обоснование и защиту вероучительных истин христианства на основе доводов разума и достижений естественных наук («Книги природы», «Естественного откровения»). После мировоззренческих потрясений ХХ века – вплоть до государственно-атеистической политики – в постсоветский период у большинства христиан формируется неприятие инструментария, который задействовался воинствующим атеизмом, в т.ч. массива естественно-научных теорий, входящих в современную картину мира. В первую очередь это эволюционизм в самом широком применении этого термина – от космологии и геологии до биологии и антропологии. Современные православные апологеты активно критикуют естественно-научные концепции, называя их антихристианскими, и призывают каким-то образом «перестраивать» естественные науки, апеллируя к высказываниям отцов Церкви, догматическим и даже каноническим установлениям[2]. К сожалению, в подобных ситуациях вместо апологии веры неизбежно рождаются драматические мировоззренческие и культурологические конфликты.

Возникает также закономерный вопрос: если исследования в области прошлого в рамках гуманитарных дисциплин – истории искусств, археологии, текстологии, литературоведения, филологии и лингвистики – с церковной точки зрения не вызывают принципиальных нареканий, то почему аналогичные изыскания в областях реконструкции естественной истории должны обязательно объявляться спекулятивными и антихристианскими?

Напротив, современная западная (католическая, протестантская)[3] и отчасти православная апологетика[4]свободно включает современную научную картину мира в богословский дискурс и экзегетику Священного Писания, в частности при прочтении первых глав книги Бытия. Такой подход позволяет снять конфликт между верой и научным знанием, обеспечивает миссионерский успех, однако порождает серьезные проблемы в догматической области. В частности, эволюционные представления о происхождении человека, опирающиеся на массивы данных сравнительной анатомии, палеоантропологии, генетики, вступают в противоречие с учением Церкви об особом качественном состоянии райского бытия, представлением о прародителях – Адаме и Еве – как реальных личностях, историчности события грехопадения, его последствиях, а значит, и евангельском учении об Искуплении, которое является сутью христианства[5].

Если адогматизм в целом характерен для либерального протестантизма, то католицизм использует возможности т.н. «концепции продолжающегося Откровения» — богословской теории, развитой в XIX в. кардиналом Ньюменом (John Henry Newman; 1801—1890), согласно которой через последовательное выявление и формулирование новых догматов допускается появление в Церкви абсолютно нового знания о вероучительных истинах[6]. Таким образом, создаются предпосылки для пересмотра смысловой сути целого ряда догматических установлений в т.ч. ради построения конкорданса с динамично развивающейся картиной мира[7].

Православие не разделяет подобных подходов: догмат как истина Откровения, напрямую связанная со спасением человека, является выражением сути полноты именно апостольской веры, исторического тождества церковного сознания и опыта. Как отмечал В.Н. Лосский, «догмат, выражающий богооткровенную истину, представляющуюся нам непостижимой тайной, должен переживаться нами в таком процессе, в котором вместо того, чтобы приспосабливать его к своему модусу восприятия, мы, наоборот, должны понуждать себя к глубокому изменению своего ума, к внутреннему его преобразованию, и таким образом, становиться способными обрести мистический опыт»[8]. Таким образом, сущность актуальных современных апологетических интерпретаций конкретных догматических формул, принятых Церковью как выражение именно апостольской веры, состоит в том, чтобы раскрыть их содержание без искажения спасительной вероучительной истины – в контексте Священного Писания и Предания.

Более того, важно помнить, что именно христианская вероучительная парадигма, включающая в себя догматическое учение о Едином Боге как Творце, Законодателе и Промыслителе, космосе как «Книге естественного откровения», стала средой, породившей современное новоевропейское естествознание. По словам свящ. Павла Флоренского, только христианство позволило правильно истолковать смысл тварного, открыв горизонты для развития эмпирических наук: «люди увидели в твари не простую скорлупу демонов, не какую-нибудь эманацию Божества и не призрачное явление Его, подобное появлению радуги в брызгах воды, а само-стоятельное, само-законное и само-ответственное творение Божие»[9].

Некоторые исследователи[10], говоря о христианских корнях естествознания, обращают внимание даже напреемственнуюсоотносимость методов в богословии и науке:

· «отрицательное» богословие, апофатика (греч. αποφατικός - отрицательный) – научный скепсис;

· символизм – научная метафора, аналогия, модель;

· опыт Откровения – опытное познание в науке;

· рациональность богословских формул (схоластичность) – рациональность в науке.

Учитывая изложенную выше проблематику современного диалога науки и религии, представляется важным дистанцироваться от крайностей как «православного фундаментализма», так и адогматического либерализма.

Постараемся тезисно сформулировать принципы построения православной естественно-научной апологетики.

1. Апологетика как сфера богословия в виду различности предметов познания и методологий принципиально не может и не должна заниматься опровержением естественно-научной фактологии или теоретических построений. Задачей апологетики является полемика с деизмом, агностицизмом, атеизмом, оккультизмом, т.е. с чуждыми христианству мировоззренческими системами. При построении дискуссий последовательно используется арсенал философского опыта и данных естествознания. Апологетика в рамках богословского метода позволяет также оценивать ошибочность спекулятивных лженаучных построений, апеллирующих к некому «духовному опыту», т.е. является стратегической союзницей фундаментального естествознания.

2. Апологетика предполагает ответственное, уважительное, вдумчивое отношение к осмыслению научной фактологии, даже если на первый взгляд последняя представляется противоречащей христианскому мировоззрению. Достаточно вспомнить самые успешные примеры из истории православной миссии, характеризующиеся именно таким «погружением» в изучение чуждой среды (разумеется, без потери собственной идентичности) – иногда на протяжении целых десятилетий, и только потом обращением к непосредственной проповеди христианства на базе накопленного и осмысленного опыта: жизненный подвиг святителей Стефана Пермского, Иннокентия (Вениаминова), Николая (Касаткина), преп. Макария (Глухарева) и др.

3. Апологетика является смыслообразующей областью, т.к. позволяет, в отличие от науки, давать ответы на фундаментальные вечные вопросы о бытии Бога, бессмертии души, цели появления и существования Вселенной и человека, метафизической иерархичности мироздания, детерминизме и случайности, свободе воли и предопределенности и проч. Естественно-научная апологетика играет роль в процессах целеполагания познания тварного мира и научных исследований в частности, формирования целостной картины мира, становления этических ценностей, осмысления достижений и перспектив дальнейшего развития цивилизации. В свою очередь знакомство с научной фактологией и проблематикой стимулирует работу богословской мысли[11].

4. Между тем, было бы неверным стремиться каждую деталь в многожанровом религиозно-поэтическом библейском тексте освещать данными науки, помня, что главной его целью является встреча читателя с Живым Богом – священная история спасения, а не естественная история. Сама система полного «согласования», по словам проф. прот. Василия Зеньковского (1881-1962), «ложна в своем принципе», т.к. наука постоянно развивается[12], а священный текст остается все тем же[13]. Именно поэтому, несмотря на свое развитие, апологетическую ценность и возможное приближение к истине, все концепции согласования библейского текста и космологических научных теорий остаются лишь «моделями» или «рабочими гипотезами». Важнейшие условия, которые должны быть непременно соблюдены при построении подобных моделей – неповрежденность догматического учения Церкви, научная и богословская компетентность.

5. Православная апологетика, безусловно, должна развиваться не только в русле философской мысли, но в первую очередь – в русле святоотеческого предания. Однако этот важнейший принцип должен пониматься и приниматься не как призыв к опровержению научной картины мира посредством механического приведения цитат из Священного Писания или святых отцов, живших в реалиях иных эпох, отчасти в иных реалиях апологетической проблематики. Задача современной православной апологетики гораздо глубже и тоньше – не отвергая научной методологии, фактологии, теоретической базы, предложить их целостное богословское осмысление, опираясь на живой святоотеческий опыт богопознания, заключенный в единстве веры и воцерковленного разума. Ярким примерами такого подхода может быть актуализация в рамках апологетики богословского наследия преподобного Максима Исповедника (580-662), в частности учения о божественных логосах(как предвечном замысле Творца о мире) и тропосах (формах реализации божественного замысла о мироздании в зависимости от выбора прародителей у Древа познания добра и зла). В контексте данной модели можно предложить концепцию, согласно которой грехопадение, как центральное, «сверхвременное» и «сверхпространственное» событие — в ракурсе нашего обыденного или научного восприятия, — оказало влияние не только на будущее, но и ретроспективно, с точки зрения падшего человечества, облеченного в «кожаные ризы» (Быт. 3:21), на прошлое («тленными» становятся не только материя, но и неразрывно связанный с ней целостный пространственно-временной блок). Тогда оказывается, что эмпирическая наука реконструирует «переформатированную» историю мира, поврежденного грехом человека[14]. Не менее интересным представляется и акцентирование внимания апологетики в рамках диалога с современным естествознанием на ряд глубочайших интуиций, выраженных в святоотеческих творениях (у свв. Григория Нисского, Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоустаго, Блаженного Августина, Григория Паламы и проч.), а именно: представлений о творении exnihilo пространства и времени вместе с материей в их неразрывной взаимосвязи, размышлений о логико-эмпирической неописуемости первоматерии; иерархичности и целостности Вселенной; телеологии, предвосхищающей космологический антропный принцип; логосных основаниях «Книги природы», обращенной к человеку как к «наблюдателю» и одновременно как к части тварной реальности.

6. Современной апологетике должна быть присуща внутренняя логика, методологическая целостность и четкая последовательность в обсуждении дискуссионных вопросов. В частности, нельзя приступать сразу к богословскому рассмотрению ключевых тем – естественно-научных концепций антропогенеза или, например, биоэтики, не обсудив предварительно, всесторонне в исторической ретроспективе общую методологию естествознания, демаркацию сфер компетентности науки, религии и философии, понятий «реальность», «закон природы», «пространство», «время», «материя», «жизнь», «эволюция», «редукционизм», «холистичность», «сознание», «личность» и проч.[15] Слабость ряда апологетических публикаций заключается в стремлении «вырвать» какую-то тему из контекста, в отсутствие четкого определения обсуждаемых фрагментарных понятий.

7. Наконец, следует помнить о том, что православной традиции чуждо не только понятие «продолжающееся Откровение», но понятие «завершенность святоотеческой эпохи». Совершая духовную и интеллектуальную работу, соборный разум Церкви, руководимый благодатью Св. Духа, как это было и в прошедшие времена Вселенских соборов, безусловно будет рождать и осмыслять в контексте Священного Предания различные апологетические модели, способные давать ответы на самые острые и злободневные вопросы современности[16].

Как нам представляется, изложенные принципы должны стать неким заделом для дальнейшего развития вдумчивой, уважительной дискуссии о перспективах построения православной естественно-научной апологетики XXI века.