Избирательное возмущение. Сергей Худиев

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Сергей Худиев

Когда меня призывают справедливо возмутиться бесчинствами белорусского ОМОНа, расизмом американской полиции, или еще какими-то безобразиями, зарубежными или отечественными, мне хочется несколько понизить градус негодования и тихим голосом кое-что объяснить. Нет, мне не нравится, когда людей бьют дубинками и держат долгие часы в переполненных помещениях. Это очевидный провал властей. Мне тем более не нравится расизм. Это несомненное зло, тут и спорить не о чем.

Но я не тороплюсь нашивать на плащ соответствующую эмблему и выступать в крестовый поход против неправды. Когда меня с яростью обличают в том, что отказ выступить в поход делает меня подлым пособником злодеев, это вызывает у меня еще меньше желания присоединиться к борьбе хороших людей против плохих.

И не потому, что я на стороне злодеев. А потому, что дела человеческие очень запутанны, конфликтующие стороны состоят из очень разных людей – макиавеллистов, просчитывающих их макиавеллистские расклады, холодных, расчетливых манипуляторов, психопатов и садистов, жуликов, ловящих воду в мутной воде, идеалистов, желающих добра и справедливости – каковые идеалисты (вспомним, например, Робеспьера и Дзержинского) в итоге проливают намного больше крови, чем психопаты, простых людей с простым негодованием на обиду и несправедливость, честных людей, желающих исполнить то, что они понимают как свой долг, юношей, желающих побуянить, старцев, желающих заполнить свою жизнь чем-то значимым.

Благородное негодование выключает способность к анализу и различению, и упрощает всю эту запутанную картину до очень простого – мы (эльфы и ангелы) против них (бесов и орков). Если ты не присягнул одной стороне (добра и света), то ты поддерживаешь другую (тьмы и зла). Отстраненная рассудительность – худший из возможных грехов. Это негодование является высоко избирательным – те преступления, которые можно вписать в нужную картину, бурно обличаются во всех медиа, те, которые не вписываются – игнорируются или оправдываются.

На днях по англоязычной сети пронеслась волна публикаций под хештегом «назови это имя» – речь шла об убийстве пятилетнего Кеннона Хиннанта, которого ни с того ни с сего застрелил рецидивист, когда он играл во дворе своего дома. Мальчик – белый, рецидивист – черный, и в сложившейся атмосфере медиа предпочли игнорировать это происшествие – пока волна перепостов в сетях не вынудила их изменить политику. Американцы в сетях пишут, что Кеннона никто не будет хоронить в золотом гробу или становиться на колени.

Конечно, в реальности можно легко найти примеры преступлений кого угодно против кого угодно. Чтобы белый психопат убивал случайных черных – это тоже бывало, и неоднократно.

Психопаты есть везде, а в Штатах есть еще и доступное оружие. Только это показывает популярный прием, который по-английски называется selective outrage, избирательное возмущение. Вам предлагают что-то действительно плохое и возмутительное – и требуют бурно возмущаться. Ведь возмутительно же! Все честные люди планеты негодуют! А если вы не возмущены до дыма из ушей – то вы подлый, бесчеловечный пособник!

Жульничество тут не в том, что случай, на который вам указывают – не возмутительный. Он вполне может быть возмутительным. А в том, что из всех многочисленных возмутительных событий вам настойчиво предлагают те и только те, которые вписываются в определенную картину мира и требуют от вас лояльности к определенному движению. Опыт – причем недавний, – показывает, что люди, возмущенные зверским избиением студентов, потом с полным пониманием относятся к артиллерийским обстрелам жилых кварталов.

Яростное упоение своей правотой – слишком сильный наркотик, чтобы люди слезали с него от одних охлажденных рассуждений. Но это не избавляет нас от обязанности быть рассудительными. И тут надо сделать несколько замечаний.

Возмущение против несправедливости и желание утвердить справедливость – это не одно и тоже. Из того, что некие люди выступают против очевидной несправедливости, еще не следует, что их цели справедливы. Но даже если их цели справедливы, еще не означает, что они их достигнут. И из вашего стремления к справедливости никак не следует, что ваши действия реально послужат этой благородной цели. Дорога в ад вымощена благими намерениями, хотели, как лучше, а вышло, как всегда.

Любое политическое движение в мире говорит о справедливости и свободе – еще не было политика, который прямо бы заявлял, что его цель – несправедливость и рабство. Нет такого поведения, сколь угодно аморального, контрпродуктивного и глупого, которое не объявляло бы себя справедливым. Люди, которые грабят магазины в США, говорят о том, что это справедливая компенсация за века рабства и унижений. Все революции вообще – и большевистская революция в России, и украинский Майдан – проходят под лозунгами справедливости.

Причем и революция 1917 года, и приход к власти национал-социалистов в Германии, и все остальные перевороты, обернувшиеся великими бедствиями, опирались на реальное недовольство, вызванное реальными несправедливостями. Российская империя не была раем на земле, а к 1917 году уже три года шла мировая война с миллионными жертвами. У людей были причины для недовольства. Падение трона Романовых было встречено с восторгом – поэты слагали стихи, а композиторы – симфонии. Они еще не знали, что очень скоро они будут плакать о временах царизма как о потерянном рае.

Германии после Первой Мировой мстительными победителями был навязан несправедливый – действительно несправедливый – версальский мирный договор, гиперинфляция лишала множество честных людей плодов их труда – в то же время сказочно обогащая немногих проходимцев. Мы знаем, чем все кончилось – на волне горечи, обиды и острого чувства несправедливости к власти в стране пришли национал-социалисты.

Восстание против несправедливостей легко приводит к несправедливостям намного худшим; победы добивается не абстрактный «народ» а, довольно предсказуемо, те люди, у которых есть организационные и финансовые ресурсы, чтобы использовать недовольство народа в своих интересах. И эти интересы совсем не совпадают с интересами рядовых участников движения. А те, кого выносит наверх смута, редко бывают хорошими людьми. Революции не делаются в перчатках, и, как заметил еще Макиавелли, «люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого».

Это ума холодное наблюдение вызывает праведный гнев – люди говорят о том, что ты поддерживаешь тиранов и их гнусные, бесчеловечные злодейства. Никоим образом. Я о другом. О том, что картина мира, в которой добро и зло разведено по легко опознаваемым политическим лагерям – благородные борцы за свободу и достоинство против подлых и бесчеловечных тиранов, или наоборот, подлые наймиты против сил закона и порядка – просто неверна. Мир очень запутан, и пытаясь смешивать этические предпочтения с политическими, вы очень быстро остаетесь с чисто готтентотской этикой. Зло – это когда наших бьют, добро – это когда бьют наши.

Справедливость – это не когда вы возмущены какими-то сообщениями в вашей ленте. Справедливость состоит в том, чтобы, как минимум, не причинять вреда невинным людям. Не лишать их жизни, здоровья, жилищ, имущества, возможности трудиться и кормить свои семьи. Конечно, это минимум; но если вас волнует справедливость, вам именно с него и стоит начинать.

Конечно, это может привести к тому, что вы, вместо того чтобы смело в бой пойти, погрузитесь в глубокую задумчивость – а как это все отразится на безопасности и достатке людей? Но поступать справедливо – это и значит задумываться о том, как ваши действия могут отразиться на других людях.

Взгляд