Итак, вера от слышания, а слышание от слова Божия (Рим. 10, 17). Юлия Клюева

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Открытое Священное Писание

В обычной жизни мы говорим в разных случаях по-разному: с коллегами, с родными, с незнакомыми на улице. Так, в культурном обществе люди не используют площадной речи. Более того, в литературе можно найти немало примеров, описывающих, какие немыслимые трудности преодолевают люди, пытаясь попасть в «высший свет». Сколько сил тратится на изучение этикета, на правильную постановку речи, преодоление пробелов в образовании. Такая избирательность речи в обществе не удивляет нас.
 

Тем более не удивительно наличие особого общения в храме, где предстоят престолу Божию. Изначально церковнославянский язык был создан свв. равноапостольными Кириллом и Мефодием на основе греческого именно как язык богослужения и молитвы. Он никогда не был общедоступным и общепонятным. В Древней Руси он был языком, употребляемым только в храме, языком сакральным, духовным.

Возможен удивительный способ решения этой проблемы – надо полюбить церковнославянский язык, который является не препятствием на пути к Богу, но источником благодати и помощью в жизни человеческого духа.

Для древней Руси было характерно интересное явление – «диглоссия», т.е. наличие двух не смешивающихся языков, каждый из которых имеет свою область. Церковнославянский нельзя было употреблять в быту, как и живой русский язык не употребляли в храме. Параллельно существовали два языка – язык общения и язык молитвы и духовной силы. Постепенно церковно-славянский сильно воздействовал на русский, обогатив его словами не только высокого стиля («очи», «уста»), но и множеством других («млекопитающие», «пресмыкающиеся» и т.д.). К 18 в. диглоссия исчезла, хотя в определенном смысле существует и в настоящее время. До сих пор, когда мы говорим о чем-то высоком, торжественном, мы прибегаем к церковнословянскому языку, как языку высокому. Именно «устами младенца глаголет истина», но уж точно не «говорит ртом ребенка». Характерной особенностью диглоссии является взаимная непереводимость: бытовой текст не может быть передан средствами богослужебного языка, и обратно – литургический текст невозможно перевести на «площадной» язык. Передача того же содержания иными стилистическими средствами неизбежно воспринимается как огрубление.

Современный православный филолог и публицист Василий (Фазиль) Ирзабеков в своей книге «Тайна русского слова» сравнивает русский язык с пятым Евангелием. Такая необыкновенная высота видна даже в этимологии слова «человек». В «Славянском корнеслове» Шишкова А.С. его происхождение прослеживается следующим образом: слово – словек – цловек – чловек – человек. И здесь важно не то, что человек словесно-мыслящее существо, но что Слово – это имя Самого Бога, чей образ мы и носим! «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин.1,1). И это Слово взывает через Евангелие к нашему небесному достоинству: «Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф.5,48). По тому же Шишкову, славяне – люди, одаренные словом.

Влияние слова

Ломоносов гениально предвидел, что «Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славянском языке украшаться будет». Отказ от церковнославянского языка в богослужении означал полное изменение богослужебного строя. При этом литературный язык не облегчил бы понимание – ведь у нас уже и литературный русский язык постепенно становится непонятен, отдаляясь от языка общения. По последним сведениям, 37 % населения никогда не читают и не собираются этого делать. Разбирать это социальное явление не является задачей этой статьи. Однако данные из книги священника Александра Ильяшенко «Как защитить вашего ребенка?» кажутся весьма интересными. Автор цитирует бывшего сотрудника спецслужб Джона Колемана «Комитет 300», который утверждает, что Тавистокийский институт человеческих отношений и Калифорнийский научно-исследовательский Стэнфордский институт «создали специальные слова», предназначенные, в частности, для массового управления новой целевой группой, то есть американской молодежью, «сознание которой планировалось изменить против ее воли» в соответствии с программой «Изменение образа человека». В то же время научно доказано, что молитвы на церковнославянском языке препятствуют внушению извне, нейролингвистическому программированию – этому ужасному психологическому оружию нового века.

По сведениям РАН, ДНК способна воспринимать человеческую речь и читаемый текст по электромагнитным каналам: одни тексты оздоравливают гены, а проклятия и нецензурная брань вызывают мутации, которые ведут к вырождению человека. Ученые предупреждают, что любое произнесенное слово – это волновая генетическая программа, которая влияет не только на нашу жизнь, но и на жизнь наших потомков. «Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается» (Притч.11,11). Недаром святые отцы на жалобы о непонимании церковнославянских текстов отвечали, что зато бесы их понимают и трепещут.

Хотелось бы обозначить и такое явление, всем нам известное, когда у слова со временем смысл меняется на прямо противоположный. За примером не будем далеко ходить. Слово «общежитие» пришло к нам от монашества, где уставы называются общежительными. А христианское обращение «брат» выродилось в «братву» и прочие однокоренные производные. Недоумение легко объяснить, если мы вспомним, кто у нас отец лжи. Когда-то он уже подменил смысл, пообещав Адаму и Еве заведомую ложь: «Будете яко бози» (Быт. 3,5).

Читаем в Апостоле: «Не точию же праздны, но и блядивы и оплазивы, глаголющия, яже не подобает», что в русском переводе звучит следующим образом: «И бывают не только праздны, но и болтливы, любопытны, и говорят, чего не должно» (1 Тим. 5,13), то есть речь идет о болтливых кумушках.

Есть понятие точного мерила, как-то: метр, килограмм и пр. Так же и церковнославянский язык. Он исцеляет язык, возвращает к истокам и … уцеломудривает. Всем известное слово «невеста» (т. е. не весть, не ведает) – это неведание греха, непорочность как телесная, так и духовная. Богородица же наша пребывает присно Невестой Неневестной – как символ Превысшей Небесной Чистоты.

Не случайно также, что слова «мир» и «мiр» писались до послереволюционной реформы по-разному. Теперь это написание сохранилось только по-церковнославянски. Их смыл кардинально противоположен: «мiр» – это то самое житейское море, по которому плывет корабль спасения – Церковь. А «мир» – это мир Христов, Царство Божие, которое, по словам Господа, «внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). Господь о Самом Себе сказал: «Я не от мiра сего» (Ин. 8, 23), а своих учеников предупредил «Если мiр вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мiра, то мiр любил бы свое; а как вы не от мiра, но Я избрал вас от мiра, потому ненавидит вас мiр» (Ин.15, 18-19). Поэтому то, что клеймит мiр, является добродетелью пред Богом, «ибо мудрость мiра сего есть безумие пред Богом» (1 Кор.3,19). «В мiре будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мiр» (Ин.16,33).

Важно помнить: если в тексте «Слово» с большой буквы, то этим подчеркивается, что речь идет о Боге-Слове, Спасителе. Уже давно выхолощен смысл и слова «любовь», поэтому отцы часто для подчеркивания именно христианского смысла этого слова используют церковнославянское «любы», которая-то и «долготерпит».

В. Ирзабеков удивительно сопоставил слова «радость» и «страдание», являющиеся однокоренными, и где буква «т» есть подобие креста. Он видит в этом величайший смысл: чтобы мы имели в сердце своем самую великую радость, радость Воскресения Распятого Христа и нашего чаемого будущего воскресения. И страдание, и радость сотканы воедино вокруг Креста, немыслимы без несения Креста. Слово же счастье почти не встречается в церковном обиходе. В словаре Даля есть следующее пояснение: со-частье – доля, пай, случайность, удача, а также земное блаженство, желанная насущная жизнь, без горя, смут, тревоги… В то время как «радостью» преизобилуют Священное Писание, церковные службы, акафисты. «Се бо явися Христом радость всему миру!» – слышим мы в пасхальном песнопении.

Дар разумения

Так как в основе грехопадения было именно желание человека быть богом, то Евангелие несет в себе понимание этого и указывает единственный способ исцеления – несение креста и исполнение евангельских заповедей. И церковнославянский язык, на котором мы читаем Евангелие, также несет в себе единственно правильное понимание этого креста. Поэтому слова «Царство небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» звучат по-церковнославянски с особенной силой: «Царствие небесное нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф. 11,12).  

Преподобный Серафим Саровский своим духовным чадам советовал приступать сразу к чтению Евангелия на церковнославянском языке. Он убеждал, что оно само будет учить их этому языку. Преподобный также говорил, что очень полезно заниматься чтением слова Божия в уединении и прочитать всю Библию разумно. За одно такое упражнение, кроме других добрых дел, Господь не оставит человека Своею милостью, но исполнит его дара разумения.

Такое более чем посильное занятие, как чтение, сейчас особенно благоприятно. В церковной лавке всегда есть не только Священное Писание на церковнославянском, словари, но и, что очень ценно, толкования святых отцов. Блаженный Феофилакт, архиепископ Болгарский, дает подстрочное толкование Евангелия, Апостола. Есть толкование на Апокалипсис и Псалтирь. В Евангелии ни один человек, ни одно событие, ни даже одна цифра не являются случайными. Так, Вифлеем переводится как «дом хлеба». И теперь уже нет ничего удивительного, что именно там и родился Спаситель – истинный Хлеб с небес (Ин 6, 32). А тот самый ребенок, которого благословил Господь со словами «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф 19,14), стал впоследствии св. Игнатием Богоносцем. И в этих книгах перед нашими глазами встает неисчерпаемость Мудрости, выраженная не только в слове, но и в самой букве.


В настоящее время выходят специализированные словари, такие, например, как «Словарь трудных слов из богослужения» О.А. Седаковой. Он содержит написание слов по-церковнославянски, перевод на греческий, варианты перевода на русский с примерами и ссылками.

Приведем несколько примеров, предложенных на презентации самим автором:

  * «Теплое умиление». Так, вроде бы, понятно и спокойно. Пытаемся перевести: теплый – горячий («душа тепла, яко огнь горящ»), умиление – сокрушение («во умилении зову – согреших, Отче, на небо и пред Тобою»). Получаем перевод: «горячее (пламенное) сокрушение». От приятного успокоения не остается и следа.

  * «Возмите врата князи ваша и внидет царь славы» – князья берут (куда?) какие-то врата? Князь – верхнее бревно на воротах. Взимати – поднимать. То есть «поднимите (откройте) ворота ваши и войдет Царь славы» (дверь ворот поднималась и опускалась за верхнее бревно).

  * «Яви тя стаду твоему яже вещей истина». Опять же привычно – казалось бы, «познание истины (Истины?), которое явило тебя твоему стаду». Переводим: вещь – 1. Событие; 2. Дело. То есть – «сами твои дела показали тебя твоему стаду».


Источник: Православие и современность