История николаевских гонений

Франц Крюгер. Портрет Николая I. 1852. Эрмитаж, Санкт-Петербург

Как мы уже писали, в 1822 году правительство Российской империи положило начало ряду запретительных мер в отношении старообрядчества, впоследствии ставших известными как «николаевские гонения». И хотя первые ограничительные меры были предприняты еще в конце царствования Александра I, но полноценно эти гонения развернулись уже в годы правления Николая I, потому и называются «николаевскими». Сегодня мы публикуем подробное исследование историка Глеба Чистякова на эту тему.

После периода относительных религиозных свобод в годы правления Екатерины II, Павла I и Александра I Павловича, сразу после вступления Николая I Павловича на престол, правительство стало принимать энергичные меры по ограничению прав старообрядчества. Попросту была поставлена задача полного уничтожению древлеправославия. Эпоха так называемых николаевских гонений продолжалась вплоть до самой смерти императора в 1855 году. Как писал старообрядческий историк Ф. Е. Мельников, настойчивость и беспощадность Николая I в глазах старообрядческой России поставили его в один ряд с такими гонителями христиан, как императоры-язычники Нерон и Диоклетиан и императоры-иконоборцы Лев Исаврианин и Константин Копроним. Окруженный архипастырями люто ненавидящими всякую православную древность Николай уделял внимание борьбе со староверием не меньше времени, чем международной политики и государственным делам. Даже в разгар Крымской войны, когда было ясно, что российская военная машина в Крыму трещит по швам и страна со дня на день потерпит поражение, Николай собирал совещания, на которых обсуждалась «опасность», исходящая от старообрядческого священства, и принимались дальнейшие меры «по искоренению раскола».

Личная борьба императора Николая I с древлеправославием началась с правительственного постановления 1826 года. Согласно ему, со всех староверческих молитвенных зданий были сняты кресты. Была запрещена постройка новых и ремонт старых зданий (примечательно, что одновременно шла смена крестов на новообрядческих церквях: «Восьмиконечный крест обязательно сменялся на четырехконечный и вовсе не допускался на вновь строящихся храмах» [1, с 25]), 10 мая 1927 года последовало новое узаконение: решительно воспретить переезд старообрядческих священников из одного уезда в другой. В случае переезда местным властям предписывалось ловить священников и «поступать с ними как с бродягами». 8 ноября 1827 года было воспрещено принимать новых священников на Рогожское кладбище. В том же году переход в старообрядчество стал рассматриваться как уголовное преступление. В 1832 году были окончательно отменены «Секретные правила» 1822 года, дозволявшие в определенных случаях оставлять в покое священнослужителей, перешедших в древлеправославие. Новое постановление гласило: «Если до сведения правительства дойдет о вновь бежавшем к раскольникам попе, то такового возвращать в распоряжение епархиального начальства». После распоряжения 1832 года начались полицейские зачистки духовных центров староверия и массовые аресты священнослужителей, ушедших из новообрядчества после 1822 года. В 1836 году это постановление было расширено и дополнено статьями, касающимися монастырей. По просьбе Священного Синода и новообрядных архиереев при поиске священнослужителей стали применяться вооруженные силы. Воинские команды окружали деревни и небольшие города. На всех въездах и выездах выставлялись блокпосты, а карательные группы проводили обыски зданий, где могли прятаться священники, храниться богослужебные книги и церковная утварь. Все заставы, конные станции, порты и речные переправы были наводнены агентами полиции.

Конная полиция привлекалась к розыску старообрядческих священнослужителей

В их задачу входило тщательное слежение за пассажиропотоком, вычисление и арест староверческих священнослужителей. Соглядатаи были направлены даже в старообрядческие храмы и моленные. Посещая службы, они следили за тем, чтобы в церквях не появлялись духовные лица. Всем процессом руководили специальные секретные противораскольничьи комитеты, сформированные в каждой губернии и состоявшие из представителей синодального духовенства, губернских чиновников и полицейских. Председательствовали в этих чрезвычайных органах губернаторы и епархиальные архиереи. Современники отмечают, что духовные власти обнаруживали гораздо большее усердие в репрессиях, нежели светские. Министру внутренних дел графу Д. Н. Блудову пришлось издать специальный циркуляр, предписывающий строго проверять противораскольничьи дела, составленные в епархиальных управлениях. Такие меры позволили обнаружить многочисленные факты фальсификаций без тени смущения, состряпанные церковными чиновниками. Так, в 1837 году в Черниговской губернии из 30 епархиальных дел о беглых попах министерством внутренних дел достоверными были признаны дела только трех священников и одного дьякона.

Страшный удар по русскому иночеству был нанесен в 1837 году. В январе 1837 года по просьбе Св. Синода правительство постановило закрыть все староверческие монастыри, расположенные в районе реки Иргиз. Войсками были полностью опустошены Средне-Никольский, Верхне-Спасопреображенский, Средне-Успенский, Покровский монастыри и окрестные скиты. Еще раньше был насильственно обращен в единоверие Нижне-Воскресенский монастырь. Из святых обителей было изгнано более 3000 иноков и инокинь. Многие из них были приговорены к каторжным работам и ссылке на поселение. Все принадлежащее монастырям было отнято и передано в собственность господствующей Церкви. Вот что о погроме николаевского периода писал высокопоставленный чиновник по делам раскола П. И. Мельников-Печерский: «Многие сотни молитвенных зданий были уничтожены; десятки тысяч икон, сего древнего достояния прадедов были отобраны; огромную библиотеку можно составить из богослужебных и других книг, взятых в часовнях и домах старообрядцев…» [2, с. 177] Часто ярость гонителей обрушивалась даже на древние святыни. Новообрядческий священник Д. Островского так рассказывает об уничтожении реликвий найденных в одной из часовен Карельского края: «Около 3000 рукописей было сожжено на площадке перед часовней. Масса исковерканных икон подверглась той же участи. Драгоценные каменья и богатые ризы тщательно сдирались… Драгоценное книгохранилище погибло» [3, с. 13-14]. В стороне от погромов не остались и старинные могилы. Так, в Лексинском общежительном монастыре было уничтожено кладбище: «По приказанию высшего начальства могилы главных лиц поморства были сравнены с землей, затем запаханы и засеяны травой» [4, с. 200]. Небезынтересно, что уничтожением карельских кладбищ и часовен руководил не какой-нибудь государственный чиновник, а специально откомандированный епархиальным начальством миссионер.

Бесчеловечный указ был принят николаевской администрацией в 1838 году. Правительство разрешило отбирать детей у староверов и крестить их по новому обряду. Среди подобных мер был и запрет на брак между выпускниками духовных семинарий и дочерьми священнослужителей, оставивших новообрядчество.

Под особым вниманием синодальных и государственных властей находился один из главных духовных центров староверия — Рогожское кладбище. На его территории постоянно находился особый государственный чиновник — смотритель. Он регулярно отчитывался перед правительством о принимаемых мерах. Один из смотрителей так писал о своей деятельности: «Приняты были мною самыя строгия меры, вследствии коих не только я сам, но и через агентов своих, должен был следить за всяким шагом раскольников» [5, с. 274]. Особым доверием чиновника-смотрителя пользовались разного рода доносы. Так, «православный» купец Яков Игнатьев довел до ведения начальства, что литургии, служимые в полотняной церкви — часовне, подаренной Рогожке казаком Платовым, отправляются весьма торжественно и проходят при огромном стечении народа. Этим службы, мол, и соблазняют «православных». По этому доносу был сделан осмотр всех заведений кладбища, и в алтаре Рождественской часовни была обнаружена полотняная церковь.

Старинная походная полотняная церковь на Рогожском кладбище, по преданию такая же была подарена старообрядцам атаманом Платовым

Она была тут же отобрана. После этого попечители кладбища были обязаны подпиской впредь не дозволять на Рогожском служения литургий. Однако литургии, хотя редко и тайно, но совершались в часовнях по ночам, куда попадали немногочисленные христиане. Мало-помалу литургическая жизнь московского духовного центра староверия по своему жизненному распорядку стала приближаться к первохристианским временам. Евхаристию приходилась совершать тайно, под постоянной угрозой обыска и расправы. По этой причине христиане стали причащаться редко. В большинстве случаев — запасными дарами. Недостаток в запасных дарах случался несколько раз в год. В таком случае священники обращались к попечителям с просьбой сделать распоряжение о запасных дарах. И они выписывали их из монастырей Иргиза или из Стародубья, где таинство Евхаристии совершалось регулярно.

Иргизский старообрядческий монастырь. Рисунок 1830-х годов

Запасные дары присылали: о. Силуян из в Верхне-Преображенского монастыря на Иргизе, о. Рафаил из Покровского монастыря Новозыбковского уезда, о. Сергий из Никольской обители Суражского уезда Черниговской губернии. После закрытия Иргизских и Стародубских монастырей литургии стали служить в домовых церквях христиан Московской губернии, в кельях настоятельниц рогожских скитов Пульхерии и Александры, у которых были свои полотняные церкви, а также в тайнике рогожского общественного сада. Примечательно, что первая на Рогожском кладбище архиерейская обедня, состоявшаяся 19 июня 1950 года, была отслужена тайно. Ночная служба прошла в одном из богадельных зданий, известном под названием «холерной палаты».

Серьезные утеснительные меры против Рогожского кладбища начались еще в 1827 году. Тогда духовный центр древнерусского православия лишился возможности принимать новых священников. В храмах кладбища оставались служить пять «дозволенных» священников и два дьякона. Постановление 1827 хоть и весьма стеснило условия существования Рогожки, но не уменьшило число священнослужителей, желающих присоединиться к древней Церкви. Однако теперь они пребывали на нелегальном положении.

Несмотря на широкомасштабные репрессии, количество древлеправославных христиан не уменьшалось. «Нельзя пройти молчанием того, что с 1827 года раскол не только не ослабел, но значительно усилился, и число раскольников чрезвычайно умножилось» [6, с. 203] — сокрушался по этому поводу П. Мельников-Печерский. Бесперспективность и бессмысленность борьбы с православными согражданами стала все более отчетливо осознаваться государственными чиновниками.

Появление старообрядческой иерархии, невозможность препятствовать ее распространению, подталкивали некоторых деятелей николаевского правительства к смягчению позиций. В 1848 на заседании московского секретного комитета по делам раскола был поставлен вопрос о разрешении Рогожскому кладбищу принимать священнослужителей, ушедших из новообрядчества. В первом же заседании комитета 29 марта 1848 года со всей ясностью обнаружилось, что светские члены комитета стоят за положительное решение вопроса. В ходе длительной полемики влиятельный член секретного комитета, один из самых выдающихся столичных градоначальников XIX века, граф Закревский предложил проект постановления, разрешающий старообрядцам принимать священнослужителей в порядке, установленном светскими властями.

Он был убежден, что такой закон позволит разрядить ситуацию, вернет доверие православного народа к властям и послужит постепенному церковному примирению. Закревский также призвал синодальных архипастырей отказаться от братоненавистничества и прекратить репрессии против староверия. Граф утверждал, что жестокосердие князей Церкви возбуждает в душах сограждан «тревогу совести в религиозных ощущениях, чувства опасения и недоверчивости» [7, с. 307]. Репрессии, по мнению Закревского, только усугубят размежевания общества и инициируют «преступное приготовление элементов к пагубному нарушению существующего порядка» [8, с. 308].

Предложение комитета навело ужас на архиереев господствующей Церкви. Какой смысл будет тогда в сожжении рукописей, икон, мощей, для чего были разгромлены сотни древлеправославных церквей, часовен и монастырей, если правительство вновь разрешит староверам иметь священников? В своей служебной записке московский митрополит Филарет (Дроздов) почел предложение Закревского страшной крамолой: «мысль позволить должностному лицу («должностными лицами» Филарет именовал священников — прим. автора) безнаказанно дезертировать и скрываться где захочет, есть разрушительная для общественного порядка» [9, с. 301]. В отличие от графа Закревского, московский архипастырь не считал «гражданские репрессалии» мерами, противоречащими духу христианства, возбуждающими ропот и недоверие к властям. Все свое влияние Филарет употребил на то, чтобы не дать проекту Закревского осуществиться. В частности, он взялся сам подготовить доклад по данному вопросу на имя императора. Отдельное письмо митрополит написал обер-прокурору Синода Н. Протасову, который должен был беседовать с Николаем Павловичем. В нем он изобразил все ужасы и кошмары возможной легализации перехода священников от новообрядческой Церкви в древлеправославие. Естественно, что после всего этого самодержец отказался одобрить предложения секретного комитета.

Глеб Чистяков, историк, член Союза журналистов России

Источники:

[1] Сенатов В. Философия истории старообрядчества. Москва, издательство журнала «Церковь», 1995.

[2] Мельников Ф. Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви. Барнаул, 2003.

[3] Островский Д. Выговская пустынь. Петрозаводск, 1914.

[4] Майнов В. Поездка в Обонежье и Корелу. СПб, 1877.

[5] Мельников Ф. Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви. Барнаул, 2003.

[6] Мельников-Печерский П. И. Полн. Собр. Соч. Т. VII.

[7] Беликов В. Деятельность московского митрополита Филарета по отношению к расколу. Казань, 1895.

[8] Там же.

[9] Беликов В. Деятельность московского митрополита Филарета по отношению к расколу. Казань, 1895.

22 ноября 2022 г.

Источник: "Русская вера"