Истина воскресения. Схиигумен Авраам (Рейдман)

Беседа у нас будет довольно пространная, и значительную ее часть займет не мое объяснение события Воскресения Христова, а чтение Евангелия. Я воспользуюсь книгой под названием «Синопсис». Это свод всех евангельских текстов, расположенных в соответствии с хронологией событий. Поскольку евангелисты одно и то же событие нередко описывали с разными подробностями, то тексты напечатаны столбцами, чтобы их удобно было сопоставлять. На русском языке «Синопсис», насколько мне известно, издан впервые. Вообще, впервые мы имеем книгу, в которой сведены евангельские тексты без каких-либо комментариев от составителя. Книга эта очень полезна для тех, кто желает ознакомиться с евангельской историей: мы и читаем Евангелие, и получаем некоторое представление о хронологической последовательности событий. Однако такое расположение евангельских эпизодов — только предположение. Едва ли мы можем с уверенностью сказать, что все происходило именно так, как говорит автор «Синопсиса», в этом случае он выражает только свое мнение. Когда я буду комментировать ход этих событий и до некоторой степени объяснять их значение, то очевидно, что и я тоже буду высказывать лишь определенное мнение. Мнение, хотя и основанное на учении святых отцов и соответствующее святоотеческому духу, тем не менее не столь авторитетное, как рассуждение того или иного отца, скажем Иоанна Златоустого или какого-либо другого евангельского комментатора. Мне захотелось рассмотреть повествование о Воскресении Христовом именно с точки зрения исторической последовательности, чтобы получить картину сразу всех событий, почему я и решил провести беседу, пользуясь «Синопсисом».

Даже если бы мы просто, без всяких рассуждений и комментариев, прочитали евангельские тексты о Воскресении, это уже было бы чрезвычайно интересно. Ведь обычно мы читаем четыре Евангелия по очереди: прочитаем, например, Евангелие от Матфея, и в частности повествование о Воскресении Христовом, а потом начинаем читать обо всех событиях сначала, в изложении, скажем, евангелиста Марка, и опять постепенно доходим до рассказа о Воскресении. Получается, что все эти евангельские повествования с различными интересными, дополняющими друг друга подробностями и, может быть, даже разными взглядами на происходящее оказываются для нас разрозненными, и нам трудно составить цельное представление обо всем описанном. Чтение же «Синопсиса» будет для всех, конечно, интересным и полезным.

В качестве предисловия мне хотелось бы сказать еще и следующее. Событие Воскресения Христова столь необыкновенно, что является для человеческого ума непостижимым. Мы принимаем его, верим в него, но нельзя сказать, что мы до конца осознали и всем своим существом его прочувствовали, что мы уверены в его реальности так же, как и в реальности какого-либо события из нашей жизни. Если бы мы приняли событие Воскресения просто, непредвзято и оно стало бы для нас реальностью нашей жизни, то, безусловно, оно всю ее перевернуло бы, изменило бы наше внутреннее состояние. Мои слова относятся и к тем, кто пришел в обитель и хочет отречься от мира. Мы должны честно себе признаться, что даже мы сами, монашествующие, не вполне вмещаем в себя значение этого события. Если бы нам удалось глубоко осознать истину Воскресения, это означало бы, что в нашей душе совершился переворот, что мы стали истинными христианами, живущими согласно своей вере, и, по крайней мере, приближаемся к совершенству. Мы же принимаем то или иное событие или учение лишь в той степени, в какой оно не мешает нам спокойно жить. Мы принимаем — и в то же время частично отвергаем. Если же говорить о людях, находящихся вне Церкви, то они не принимают Воскресение Христово в полной мере потому, что это их ко многому обязывало бы. И человек это невольно чувствует. Все доводы и доказательства в пользу того, что христианство — религия слишком необыкновенная, предъявляющая к людям неосуществимые требования, привлекаются лишь для оправдания ее неприятия. Какой бы необыкновенной и требовательной эта религия ни была, но если то, о чем повествует Евангелие, и в особенности рассказ о Воскресении Христовом, — истина, необходимо было бы ее принять. Нужно было бы согласиться с Евангелием, несмотря на всю трудность и даже, может быть, невозможность его исполнения, или уж, по крайней мере, признать свою несостоятельность в этом. Однако на самом деле люди, как правило, просто не хотят принимать очевидную истину, и в подавляющем большинстве случаев человеческие убеждения исходят из принципа жизненного удобства — не только материального, но и душевного, то есть люди думают так, как им выгодно думать.

Евангельское же учение, в особенности повествование о Воскресении Христовом, требует от нас совершенного отречения от этого. Мы принимаем Евангелие, несмотря даже на то, что иногда доходим и до отчаяния, видя, как нам кажется, неисполнимость его требований — Господних заповедей. Принимаем потому, что верим в совершенные Господом Иисусом Христом чудеса, причем особенно нас поражает чудо Воскресения. Принимаем потому, что сама наша совесть говорит о соответствии Евангелия тому, что она ищет и к чему понуждает нас. «Душа человека по природе христианка», — сказал Тертуллиан, имея в виду именно то таинственное явление, в силу которого, несмотря на всю, казалось бы, невозможность исполнить Евангелие, его непостижимость, даже странность, Евангелие все же находит отклик в нашей душе, которая подтверждает, что евангельское учение есть истина. Поэтому рассказ о Воскресении Христовом нужно принять не как художественное повествование, а как историческую хронику.

Читая книги, мы привыкли доверять им лишь до определенной степени. Пусть даже только в школе мы читали положенную по програм­­ме художественную литературу, но у всех нас выработался навык к неправильному ее восприятию. Встречая в книге какие-либо очень серьезные, значимые мысли, облеченные, однако, в художественную форму, мы привыкли отличать вымысел от содержащихся в нем идей. Это можно сравнить с тем, как мы раскалываем скорлупу ореха и извлекаем из него ядро, пригодное в пищу. Так мы относимся к литературе. И этот порочный подход, выработанный тем, что по большей части мы читали литературу, скажем так, со многими условностями (я не буду говорить — лживую), мешает нам непредвзято воспринять Евангелие, которое можно сравнить скорее с литературой научно-исторической, чем с художественной.

Обратимся наконец к самому рассказу евангелистов. Составитель «Синопсиса» указывает сначала тему, а потом — место, где происходило событие, и эти указания помогут нам сориентироваться в евангельском повествовании.

Итак, первое событие Воскресения: «Иерусалим и окрестности, воскресенье, 9 апреля 30 года». Нужно иметь в виду, что общепринятая хронология не соответствует тому, как на самом деле происходили события. Спаситель родился на три или четыре года раньше той даты, которая считается датой Рождества Христова. Ошибка была допущена западным ученым Дионисием Малым, который жил в VI веке. В то время уровень исторической науки был очень скромный, тем паче на Западе, который по культурному своему развитию очень отставал от православного византийского Востока. Поэтому в «Синопсисе» и говорится: «Воскресенье, 9 апреля 30 года», хотя из всех преданий о Господе достоверно известно, что Спаситель пострадал в возрасте тридцати трех с половиной лет. Даты страданий Спасителя и Его Воскресения известны точно. Мы же учитываем кроме дат еще и дни недели: например, Распятие воспоминаем в пятницу, Воскресение Христово — в первый день недели. Поэтому празднование событий, связанных со страданиями и Воскресением Спасителя, закреплено не за конкретными числами, а за определенными днями седмицы. Кроме того, существует правило, по которому Пасха, отмечаемая православными, должна праздноваться позднее Пасхи иудейской. Иудейская Пасха вычисляется по лунному календарю, а православная — одновременно и по лунному, и по солнечному. Если вычисления приводят к одинаковому результату, то православная Пасха переносится на неделю позже. Этот сложный расчет, изложенный сейчас мной чрезвычайно схематично и примитивно, приводит к тому, что мы празднуем Пасху не в тот день, когда на самом деле произошло Воскресение Христово. Дата ее совершения определяется пастырскими целями — не допустить, чтобы иные немощные христиане соблазнились и подумали, будто бы у нас, так сказать, одна вера с иудеями. В связи с этим празднование Пасхи и воспоминание всех связанных с пасхальными днями событий бывает каждый год в различные числа.

Евангелист Матфей о Воскресении Христовом повествует так: «По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег» (Мф. 28, 1–3). По прошествии субботы, когда только еще светало, пришли жены-мироносицы. Мы не можем точно установить, какая из женщин была первой. Может быть, Мария Магдалина пришла раньше других, или она отправилась ко гробу вместе со всеми, а потом, когда все ушли, осталась. Есть много разных мнений, каждое из которых имеет право на существование. С абсолютной точностью восстановить картину событий мы не можем, но для нас важно, что женщины проявили странное, поистине необыкновенное мужество, даже некоторую нерассудительность, поскольку их влекли более чувства сердца, чем разум. Они должны были бы заранее подумать о том, кто поможет им отвалить камень от дверей гроба. Но они этого не сделали, они хотели лишь исполнить свой долг перед Учителем. И уж конечно они совершенно не помышляли увидеть Его воскресшим, иначе не взяли бы с собой миро.

«Пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба». Камень, огромную глыбу, привалили к устью пещеры таким образом, чтобы он плотно закрывал вход. В качестве склепов использовали пещеры — естественные или искусственно высеченные в скалах, которых в Иудее чрезвычайно много. У входа в пещеру специально высекали нишу так, чтобы задвинуть в нее камень было можно, а отвалить его уже почти нельзя, даже нескольким мужчинам это было сделать сложно. Поэтому странно и непонятно, почему эти женщины шли ко гробу, вовсе не помышляя о том, что отвалить камень они не смогут. Кроме того, они должны были знать или хотя бы догадываться (а в Иерусалиме слухи распространялись быстро) о том, что у гроба стоит стража. Но они пренебрегли как здравым смыслом, так и обычным человеческим страхом. Обратите внимание: апостолы в страхе сидели взаперти, а женщины, когда еще только светало, пошли ко гробу, не боясь ничего, в том числе и стражи, пренебрегая невозможностью совершить то, что они хотели, и даже не предполагая, как они это сделают. Но Ангел отвалил камень — и произошло землетрясение, конечно, не только оттого, что был отвален камень, но и оттого, что само это духовное явление было необычайно великим и славным.

Ангел сидел на камне, и «вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег». Его лик и, может быть, руки были огненными, как сверкающая молния, — уже одно это должно было вызывать страх. «И одежда его бела, как снег». Для того чтобы представить себе, что могли иметь в виду евангелисты, нужно знать, что снег в южных странах выпадает чрезвычайно редко, один раз в десять-пятнадцать лет и, как правило, лишь на несколько дней. Обычно иудеи видят снег только на вершине горы Ермон, о которой говорится в псалме: «Фавор и Ермон о имени Твоем возрадуетася» (Пс. 88, 13). Поэтому в данном случае предполагается, что белый цвет одежды, о котором говорит евангелист Матфей, был совершенно ослепительным, подобно белизне чистейшего снега на вершине горы. При помощи такого сравнения евангелист передает неземное ощущение от этого сверхъестественного света, которым сияли не только лик и руки Ангела, но и его одежда.

«Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые» (Мф. 28, 4). Эти слова, конечно, не означают, что воины в действительности стали мертвыми. Но от этого сверхъестественного видения они испытали сильнейшее потрясение. Согласно тому, как это событие иногда изображается на иконах, воины или пали ниц, или, как парализованные, попросту оцепенели от страха. Они ничего не слышали и не видели, ничего, кроме потрясения, не испытывали и совсем ни на что не реагировали: ни на явление Ангела, ни на беседу с ним женщин. Когда к апостолу Павлу, еще до его обращения, явился Господь Иисус Христос и упрекал его в гонении на Церковь, апостол тоже ослеп и стал совершенно не способен самостоятельно передвигаться. Конечно, одно дело — явление Самого Господа, а другое — только Его Ангела, но, тем не менее, на воинов оно произвело такое впечатление, что они потеряли способность владеть собой.

«Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого» (Мф. 28, 5). Ангел успокаивает не воинов, людей грешных и нераскаянных, а женщин. Они также, конечно, испытали страх, но, поскольку были людьми достойными и искренними, Ангел их тут же умиротворяет: «Не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого». Он обращается к ним совсем простыми словами. В евангельском повествовании о Воскресении Христовом поражает то, что слова Ангела просты и кратки, но в них заключается одновременно и возвышенная, и жизненная истина. Подробные объяснения и многочисленные доводы были бы здесь совершенно неуместны. Самым сильным доказательством Воскресения явились следующие слова: «Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь» (Мф. 28, 6). Мария Магдалина, другая Мария и еще некоторые женщины, называемые в церковной традиции «мироносицами», стояли у Креста Господня и видели, как Господь умер, как воин пронзил копьем Его ребра, как Иосиф Аримафейский и Никодим сняли с Креста Его тело, обвили плащаницей и понесли во гроб. Они видели Спасителя умершим. И вдруг Ангел (не какой-то человек, которому можно было бы и не поверить, а сам Ангел) показывает им место, где лежал Господь: «Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь». То, что они увидели ложе гробницы пустым, было для них самым сильным доказательством Воскресения, и отвлеченные рассуждения уже не требовались. «Его нет здесь — Он воскрес». По-славянски «воскрес» — значит «восстал». Теперь это слово приобрело более узкий смысл, связанный именно с Воскресением Спасителя, а раньше оно соотносилось с обрядом Крещения: под крещением имелось в виду погружение в воду, а под воскресением — восстание из нее. Человек, погрузившись в воду, потом из нее восставал. Поэтому и принятое всеми нами Таинство Крещения (которое должно совершаться не через обливание, как это, к сожалению, по различным причинам бывает, а именно через погружение) является для нас образом Воскресения. Предсказание Спасителя о Его Собственном Воскресении могло быть неясно апостолам еще и по той причине, что они не совсем понимали значение слова «воскрес». В своем теперешнем смысле оно стало понятно женам-мироносицам, а впоследствии и прочим ученикам Господа, только после благовестия Ангела. Спаситель, так сказать, «погрузился» в смерть, а потом восстал — воскрес.

«И пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых (то есть восстал из мертвых. — Игум. А.) и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам» (Мф. 28, 7). Так заканчивается краткое благовестие Ангела о Воскресении Христовом. Под Галилеей различные комментаторы Евангелия подразумевают разные места. Одни считают, что имелась в виду собственно сама Галилея, другие утверждают, что Малая Галилея — местность за Елеонской горой, называвшаяся так потому, что там останавливались паломники из Галилеи, которые приходили в Иерусалим на праздники. Но это и непринципиально: Спаситель мог являться ученикам и в самой Галилее, как Он явился им на озере Тивериадском, и в Малой Галилее, как это было непосредственно перед Вознесением.

«И, выйдя поспешно из гроба, они со страхом и радостью великою побежали возвестить ученикам Его» (Мф. 28, 8). Радость переполняла сердца жен-мироносиц. Если, несмотря на доводы здравого смысла, они все же не удержались и пришли ко гробу, даже не думая, кто отвалит им камень от дверей, то сейчас они тем паче не могли сдерживать себя. Они не просто поспешили выйти из гробницы, но побежали бегом. Это говорит о том, что они испытывали необыкновенно сильные чувства, которые тоже изображены евангелистом, хотя и кратко: «Со страхом и радостью великою». Конечно, страха не могло не быть, потому что случилось великое и непостижимое. Уже одно явление Ангела способно потрясти человека. Тем более не могло оставить мироносиц спокойными благовестие о Воскресении. В душах этих благочестивых женщин одновременно действовали два как будто бы противоречивых, несовместимых чувства: страх и радость. Замечу, что такое состояние является несомненным признаком правильности, благодатности духовного ощущения. Когда человек во время молитвы чувствует, что приближается к Господу, собеседует с Ним и что ум его несколько соприкасается с Божеством, тогда он испытывает и то, и другое — и страх, и радость. Ощущение только страха странно и подозрительно, а только радости — тем более. Под страхом подразумевается, конечно, не то чувство, которое мы испытываем перед тем, кто может причинить нам вред, а благоговейное чувство, возникающее оттого, что перед нами предстает нечто совершенно превосходящее наш разум, нечто Великое и Непостижимое, Безграничное и Славное (я имею в виду Божественные свойства).

«Когда же шли они возвестить ученикам Его...» (Мф. 28, 9). Вполне допустима догадка, что мироносицы были не в силах бежать долго. Утомившись, они могли пойти шагом, потом опять побежать. «И се Иисус встретил их и сказал: радуйтесь!» «Радуйтесь!» — обычное приветствие в то время. Если сейчас мы, желая друг другу здоровья, говорим: «Здравствуйте!», то в древности обращение было иное: «Радуйся!» Теперь это обыкновенное приветствие приобрело, можно сказать, безграничный смысл. Ведь мироносицы еще недавно, может быть полчаса тому назад, шли ко гробу с самыми скорбными чувствами, и они не могли не возрадоваться сверхъестественной, великой радостью, когда увидели Спасителя. У меня даже не хватает эпитетов, чтобы изобразить их переживания. В пасхальные дни, в особенности в первый день Пасхи, когда мы приветствуем друг друга словами «Христос Воскресе!» и отвечаем: «Воистину Воскресе!», мы лишь от одного (хотя, может быть, и недостаточно глубокого) осознания этого события испытываем сильнейшую радость и душевное облегчение. После утомления от Великого поста и продолжительных служб Страстной седмицы на нас, вероятно, могут напасть даже некоторое нерадение и леность, но Господь все равно снисходит к нам и дарует Свою благодать, и человек ощущает радость, несмотря на то что мало трудится духовно. Какая же радость должна была объять тех, кто впервые услышал весть о Воскресении Христовом, кто впервые возвестил о нем людям! Какую радость должны были испытывать жены-мироносицы!

«И они, приступив, ухватились за ноги Его и поклонились Ему» (Мф. 28, 9). Они и раньше относились к своему Учителю с благоговейным уважением, а сейчас, увидев Спасителя воскресшим из мертвых, они думали, наверное, то же, что апостол Фома (хотя ничего и не говорили), который, прикоснувшись к Господу, сказал Ему: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20, 28). Можно предположить также, что жены-мироносицы захотели прикоснуться к Спасителю, чтобы достоверно убедиться в подлинности Его Воскресения, потому, упав ниц, они ухватились за Его ноги.

Мы не являемся непосредственными свидетелями евангельских событий и рассматриваем их в совокупности благодаря тому, что все они для нас уже в прошлом и нам сейчас легко рассуждать о них. А жены-мироносицы находились, если можно так сказать, внутри этого временнόго движения, и, после того как вслед за смертью Спасителя и Его погребением они погрузились в глубочайшее разочарование, страшное неверие и отчаяние, им самим нужно было душевно воскреснуть, восстать из своего внутреннего опустошения. Им не требовалось никаких слов, они нуждались в доказательствах простых, но ощутимых в самом точном смысле слова. Женам-мироносицам нужно было осязать Спасителя, видеть, что это Сам Господь, а не только Его душа, не сверхъестественное видение, не призрак. Поэтому они ухватились за Его ноги, желая через прикосновение удостовериться в Воскресении Христовом и утвердиться в своей возродившейся вере. Это прикосновение было действеннее, сильнее любых доводов и рассуждений.

«Тогда говорит им Иисус: не бойтесь» (Мф. 28, 10). Господь вновь успокаивает их, потому что, видимо, у мироносиц все же оставался какой-то страх: они видели Его умершим, видели Его погребение — и вдруг Он стоит перед ними живой. Кроме того, они могли опасаться, что это только видение, а не человек, или устрашиться оттого, что видят такое непостижимое событие — явление Воскресшего из мертвых их Учителя. И, так как они нуждались в некотором умиротворении, теперь уже Сам Спаситель вслед за Ангелом успокаивает их: «Не бойтесь». Отныне нужно не бояться, а радоваться. Конечно, благоговейный страх должен быть, но страх, соединенный с каким-то смущением и неверием, уже неуместен, его необходимо отбросить.

«Тогда говорит им Иисус: не бойтесь; пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня» (Мф. 28, 10). Теперь уже Сам Господь говорит им то, что прежде сказал Ангел. Сначала женщинам явился Ангел, как бы подготавливая их к тому, чтобы они правильно восприняли явление воскресшего Спасителя, оберегая их от смущения и чрезмерного потрясения, — а затем явился Сам Господь. Спаситель называет Своих учеников братьями, тем самым, по справедливому мнению толкователей, усыновляя их Богу Отцу. Но для нас важно то, что Он их успокаивает. Ведь все ученики, не только Петр, чувствовали себя отступниками, потому что все убежали. Петр сначала проявил бόльшее мужество, чем прочие ученики, которые бежали сразу, еще в Гефсиманском саду, но потом он и более тяжко согрешил, трижды отрекшись. И теперь Спаситель, простирая Свою необыкновенную любовь к ученикам, умиротворяет их этими словами: «Пойдите, скажите братьям Моим…» Нет никакого упрека, никакого обличения. Скорбь, испытанная учениками, была столь велика, что обличать их было уже неуместно: совесть достаточно их мучила, и они нуждались не в укорении, а в умиротворении.

Составитель «Синопсиса» приводит описание этих же событий и из Евангелия от Марка. «По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его. И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца» (Мк. 16, 1–2). Что значит «по прошествии субботы»? Видимо, говорится о субботнем вечере, ведь и согласно Богослужебному Уставу сутки начинаются вечером (вечерня — это служба, относящаяся уже к следующему дню), и заимствовано это еще у Ветхозаветной Церкви. Итак, «по прошествии субботы», то есть в субботу вечером, они купили ароматы, видимо, в то время уже разрешалось отчасти нарушать субботний покой, торговать и заниматься некоторыми обычными делами. А уже рано утром, «в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца». Воскресенье считается у иудеев не седьмым днем недели, как мы привыкли, а первым. Седьмым же днем с древности и по сей день почитается суббота. «И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба?» (Мк. 16, 3). Движимые своими чувствами, жены-мироносицы пренебрегли здравым смыслом. Ученики Спасителя — мужчины, которые могли бы отвалить глыбу, — боялись показаться у гроба, а женщины вовсе и не подумали о том, что своими силами им отодвинуть камень будет невозможно. Когда они уже приближались ко гробу, тогда им вдруг пришло в голову: «А кто нам отвалит камень? Ведь мы сделать этого не сможем!» — и тем не менее они продолжали свой путь.

«И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик» (Мк. 16, 4). Евангелист делает примечание, показывающее, что это был не просто камень, а огромная глыба.

«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись» (Мк. 16, 5). Евангелист Матфей говорит, что Ангел сидел на отваленном камне, а Марк — что внутри гроба, с правой стороны. Однако, сравнив евангельские повествования, мы можем предположить, что явлений Ангелов было несколько. Сначала жены-мироносицы увидели на камне одного Ангела, а потом, войдя во гроб, другого. Кроме того, Ангелы имеют возможность передвигаться в пространстве совершенно необычным для нас, людей, способом. Тогда можно думать, что один и тот же Ангел сначала явился женщинам на гробовом камне, а потом внутри гроба. Слова «с правой стороны» означают, что он сидел на ложе Спасителя. Сейчас от самого гроба почти ничего не осталось, кроме каменного ложа. Все было разрушено в XI веке фанатичным халифом Хакимом, желавшим уничтожить христианские святыни (из-за чего и начались Крестовые походы). Впоследствии на месте гробовой пещеры была воздвигнута кувуклия, однако расположение ложа внутри нее, конечно, осталось прежним. Ложе — каменный уступ, на который было положено тело Спасителя, — находится как раз с правой стороны. Отсюда можно сделать вывод о том, что Ангел сидел именно на нем. Это само по себе есть немое доказательство, которое, однако, более могущественно, чем самые убедительные и мудрые слова. Ангел сидел на том месте, где должно было лежать тело Спасителя, и само его присутствие уже являлось доказательством Воскресения Христова.

«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись». Выражение «белая одежда» указывает не просто на белизну, но на нечто особенное. Евангелист Марк, рассказывая о Преображении Спасителя на Фаворе, говорит: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить» (Мк. 9, 3). Сравнивая эту белизну с цветом обычных предметов, евангелист делает примечание, что на самом деле белый цвет одежды Спасителя был не земным, не таким, в какой может окрасить на земле ткань белильщик при помощи обычных средств. Именно о такой белизне идет речь и здесь.

«И ужаснулись. Он же говорит им: не ужасайтесь» (Мк. 16, 5–6). Ангел успокаивает женщин, пребывающих в страхе и трепете от необыкновенных видений, которые, как можно предположить, следуют одно за другим. Нужно помнить и то, что само благовестие о Воскресении исходит не от обыкновенных людей, пусть и возвещающих нечто удивительное, а от Ангелов — существ, которые самим своим видом потрясают человеческое воображение.

«Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (Мк. 16, 6). Пустой гроб — самое сильное доказательство и без всяких доводов.

«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» (Мк. 16, 7). Мы не знаем, о каком явлении Ангела здесь повествуется. Если было два явления, последовавших друг за другом, то их описания приблизительно совпадают, но сообщается и новая подробность (может быть, Матфей просто опустил эти слова Ангела или они были сказаны женам-мироносицам уже при втором видении). «Скажите ученикам Его и Петру» — о Петре говорится особо, потому что после своего троекратного отречения от Господа с клятвой он более всех скорбел из-за происшедшего. Поэтому Господь и утешает его заранее через Ангела, повелевающего: «Скажите ученикам Его и Петру», то есть скажите ему отдельно. В то же время апостол Петр и после своего отречения проявлял наибольшую твердость, и все ученики, чувствуя этот его внутренний стержень, собрались именно вокруг Петра. Спаситель во время Тайной вечери предсказал, что именно Петр после своего покаяния обратит к вере и всех своих братьев (см. Лк. 22, 32).

«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам». Ангел напоминает о том, что Спаситель заранее говорил им об этом событии.

«И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк. 16, 8). Из других Евангелий понятно, что мироносицы не сообщили о Воскресении никому из посторонних, а сказали только ближайшим ученикам. Значит, не нужно понимать слова евангелиста Марка так, что они не исполнили повеление Ангела. Просто женщины буквально трепетали, прямо-таки тряслись от страха. Они осознавали, что никто из посторонних поверить этому чуду не сможет, и потому не могли никому сказать. Да и ученики сначала не поверили, как мы увидим это из повествования евангелиста Луки.

«И никому ничего не сказали, потому что боялись». Ясно, что мироносицы боялись не каких-либо гонений, а лишь того, что это невероятное событие просто неприемлемо для человека, тем паче преду­­беж­денного.

Далее евангелист Марк кратко рассказывает о последующих явлениях Господа ученикам. «Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов» (Мк. 16, 9). Это изгнание произошло не по Воскресении, а, видимо, еще тогда, когда она только пришла к Спасителю. После этого чуда исцеления она и стала Его ученицей.

«Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, — не поверили» (Мк. 16, 10–11). Это повествование соотносится с повествованием Евангелия от Иоанна, к которому мы перейдем несколько позднее. Иоанн Богослов говорит, что сначала, возле самого гроба, Господь явился Марии Магдалине. Место этого явления — в трех-четырех метрах от входа в кувуклию. Сейчас оно принадлежит католикам. Это место выделено инкрустацией на полу, там же устроен алтарь. Когда приближаешься к этому месту, конечно, испытываешь некоторое волнение, зная, что именно здесь Господь явился Марии Магдалине.

Теперь перейдем к повествованию евангелиста Луки. Для того чтобы было понятнее, я начну с рассказа о погребении Спасителя. «Последовали также и женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи, и смотрели гроб, и как полагалось тело Его; возвратившись же, приготовили благовония и масти; и в субботу остались в покое по заповеди. В первый же день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу, и вместе с ними некоторые другие» (Лк. 23, 55 — 24, 1). Под «некоторыми другими» имеются в виду, видимо, те женщины, которые не присутствовали при Распятии. «Но нашли камень отваленным от гроба. И, войдя, не нашли тела Господа Иисуса. Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих» (Лк. 24, 2–4). Здесь о явлении Ангела и дальнейших событиях говорится более кратко, чем в Евангелии от Марка. Однако есть и новая подробность: сказано уже о двух Ангелах. Я склонен предполагать, что было все-таки несколько явлений Ангелов, хотя и не берусь сравнивать их описания, говорить, где описываются разные эпизоды, а где — только различные подробности одного и того же явления.

Описание видения двух Ангелов, сделанное евангелистом Лукой, совпадает с описанием евангелиста Иоанна, который также говорит именно о двух Ангелах. В Евангелии от Луки есть и подробность, касающаяся их внешнего вида: «в одеждах блистающих». Не только лик Ангела, как говорит апостол Матфей, был подобен молнии, но и одежды блистали так, как блистает на солнце снег. При солнечной погоде человек даже не может смотреть на чистый снег — больно глазам.

«И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле...» (Лк. 24, 5). Неудивительно, что они наклонились. Само явление Ангелов ужасает, а к тому же этот ослепительный свет, исходивший от их лика и блистающей одежды, заставлял поневоле опустить глаза, чтобы уберечь зрение. Это было естественной человеческой реакцией.

«И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле, сказали им: что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть» (Лк. 24, 5–7). Здесь речь Ангелов приводится тоже кратко, но изложена все же более подробно, чем в Евангелии от Марка, поэтому можно думать, что это было другое явление.

«Что вы ищете живого между мертвыми?» Часто мы только пробегаем евангельский текст глазами, не до конца осознавая его значение. Наши невнимательность и холодность при чтении Евангелия особенно видны из отношения именно к этому повествованию. «Что вы ищете живого между мертвыми?» Пришли женщины. Они были объяты сильнейшей скорбью, какую только можно себе представить, и не думали о том, кто отвалит им камень от входа во гроб, о том, что там стража (возможно, им было уже все равно). И вдруг Ангелы им говорят: «Что вы ищете живого между мертвыми?» Говорят так о Том, про Кого они думали, что Он мертв! Эти слова должны были, конечно, и удивить их, и потрясти, и заставить взглянуть по-новому на все происходящее.

«Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее». Несомненно, что, войдя во гроб, увидев там двух Ангелов и не найдя тела Воскресшего Спасителя, они, благодаря явлению Ангелов, их словам, виду пустого гроба, исполнились верой в действительность ангельского благовестия.

«Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. И вспомнили они слова Его; и, возвратившись от гроба, возвестили всё это одиннадцати и всем прочим. То были Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария, мать Иакова, и другие с ними, которые сказали о сем Апостолам. И показались им (повторяет евангелист Лука то, что говорил Марк. — Игум. А.) слова их пустыми, и не поверили им» (Лк. 24, 6–11). Ученики настолько были потрясены скорбными событиями последних дней Страстной седмицы: предательством Иуды, распятием, смертью и погребением Спасителя, настолько во всем разочаровались и разуверились, что не поверили женам-мироносицам. Им показалось, что они или поддались воображению, как это свойственно женщинам, или приняли за истину явление призрака, а может быть, и лгут ради их утешения, и ученики пренебрегли их словами. А может быть, апостолы, никак не объясняя себе поведение женщин, просто не могли принять этого события так легко, как мы его сейчас воспринимаем, зная всю евангельскую историю.

Иногда говорят, что ученикам несложно было поверить в Воскресение, а вот нам, не присутствовавшим при этом событии, — тяжело. На самом же деле мы видим, что ученики с большим трудом, с внутренней борьбой воспринимали весть о Воскресении Спасителя. Да, мы приходим к вере от неверия, мы приобретаем веру в Воскресение Христово, вообще в Господа, отрекшись от своих прежних безбожных взглядов. Но нужно иметь в виду, что и ученики пребывали в неверии, которое возникло у них именно из-за пережитой ими страшной скорби и глубочайшего разочарования, какое только можно себе представить. И от страшного неверия к радостной вере в Воскресение Христово они переходили с трудом, борьбой и муками. Поэтому не надо себя оправдывать тем, что нам тяжело, а им было легко. На самом деле, я думаю, им было гораздо труднее вновь приобрести веру, утраченную буквально несколькими днями раньше. Когда человек всей душой чему-то отдастся, поверит, чем-то вдохновится, а потом вдруг разочаруется в этом, то приобрести прежнее воодушевление бывает тяжело, почти невозможно. К такому психологическому рассуждению касательно душевного состояния учеников приводит нас само евангельское повествование.

«И показались им слова их пустыми, и не поверили им. Но Петр, встав, побежал ко гробу и, наклонившись, увидел только пелены лежащие, и пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему» (Лк. 24, 11–12). Петр проявил обычную для него горячность. Если мы внимательно читаем Евангелие, то видим, что Петр и к месту и не к месту проявлял какую-то поспешность, порывистость. Он первым исповедал Иисуса Сыном Бога Живого, и он же через несколько минут, проявив неуместную жалость, пытался удержать Его от Крестных страданий, за что Спаситель обличил его такими жестокими, страшными словами: «Отойди от Меня, сатана» (Мф. 16, 23; Мк. 8, 33). По слову Спасителя он закинул сеть и после чудесного улова рыбы тут же все оставил и последовал за Господом (за ним же последовали и его брат, и друзья: апостолы Иаков и Иоанн Зеведеевы). Можно было бы привести и другие примеры порывистости апостола Петра. В данном случае он также не мог удержаться и, движимый каким-то неизъяснимым чувством (наверное, не любопытством, а желанием самому удостовериться в том, что произошло), просто побежал, несмотря на страх. Обратите внимание: не пошел, а побежал (да и странно было бы, если бы человек, горячо желающий в чем-либо убедиться, пошел спокойно). Когда же увидел гроб пустым, то изумился и возвратился назад, еще не понимая того, что произошло. Видимо, апостол Петр еще не переменился внутренне и не был в состоянии правильно воспринять явление Воскресшего Спасителя, для этого требовалось время. Как бы то ни было, но Промысл Божий пока не допустил, чтобы Петр увидел Спасителя.

Евангелист Иоанн более подробно говорит о том, как Петр и Иоанн побежали ко гробу и увидели его пустым. «В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба. Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус» (Ин. 20, 1–2). Видимо, апостол Иоанн, писавший свое Евангелие после других апостолов, старался рассказать о таких подробностях, которые были опущены прочими евангелистами. Он более подробно рассказывает о том, что происходило после того, как женщины увидели пустой гроб, и до явления Ангелов. А может быть, Мария Магдалина приходила ко гробу дважды: сначала одна, а потом с женами-мироносицами? Еще раз говорю, что точную последовательность событий установить практически невозможно. Однако в этом нет никакого повода для неверия, наоборот, это показывает, что ученики Спасителя рассказывали или о том, чему сами были свидетелями, или о том, что знали со слов очевидцев. Они ничего не искажали, не подтасовывали и не пытались свести все к какому-то единообразию. Кто как о происшедшем слышал, кто с какой точки зрения это воспринял, имея свой характер, свой взгляд на вещи, — так и рассказал.

На протяжении двух тысяч лет существования Христианской Церкви никто не смел сводить описания этих событий в какое-то логически последовательное повествование. Разногласие в мелочах и единство в главном как раз и являются признаками того, что свидетели искренни и честны. Представьте себе: если на суде два человека рассказывают все совершенно одинаково, то у следователя или судьи это вызовет подозрения, а если говорят в основном похоже, но некоторые второстепенные подробности расходятся, то это может означать, что люди не сговорились между собой. Так же нужно относиться и к расхождениям в евангельских повествованиях.

«Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его. Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу» (Ин. 20, 2–3). Чувства Марии Магдалины понятны. Мало того, что Господа предали, несправедливо осудили, что над Ним издевались, распяли Его, — еще и тело куда-то унесли! Хотя впоследствии иудеи и распространяли клевету, что ученики украли тело Спасителя, но как это могло быть, если они сами поначалу изумлялись, что не нашли Его тела? Как они могли украсть тело, оставив погребальные пелены во гробе, то есть унести, как говорится в церковных песнопениях, «нагого мертвеца»? Если предположить, что кто-то из учеников и попытался совершить такое странное дело, то разве у него нашлось бы время снимать погребальные пелены? Ведь все ученики боялись преследований. Если бы кто-то и сделал это, то сделал бы очень поспешно. Нужно еще иметь в виду, что при таких страшных ранах, как у Спасителя, погребальные пелены должны были присохнуть к телу от запекшейся крови и сукровицы. Когда мы порежем палец и его перебинтуем, то потом с болью отрываем от еще не зажившей раны повязку, на которой всегда остаются следы крови. А у Спасителя ран было много, причем огромных, и зажить они не могли. Поэтому так просто снять пелены и аккуратно свернуть их было просто невозможно.

«Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу». Из евангельского повествования мы можем догадаться, что они были друзьями и поэтому поддерживали друг друга. Возможно, Иоанн даже утешал апостола Петра, глубоко переживавшего свое троекратное отречение. Ведь из всех учеников юный Иоанн был единственным, кто, несмотря на свой возраст, проявил необыкновенное мужество и остался верным Учителю до конца. Петр и Иоанн вместе побежали ко гробу. Иоанн, как юноша, бежал, естественно, быстрее. «Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый. И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб» (Ин. 20, 4–5). От изумления или от страха он не посмел войти во гроб, но только посмотрел внутрь и, удивившись тому, что в нем лежат одни пелены, без тела, остался стоять в оцепенении. Петр же поступил, как всегда, порывисто: он, не раздумывая, сразу вошел во гроб. «Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие» (Ин. 20, 6).

Интересно, что разные евангелисты характер того или иного ученика Господа описывают одинаково. Например, и евангелист Иоанн, и евангелист Лука рассказывают о Марфе как о практичной и хозяйственной. Лука сообщает о том, что Марфа служила Господу и упрекнула Его из-за Марии, говоря: «Вот, Господи, Ты оставил меня одну. Почему Ты не скажешь, чтобы она мне помогла?» (см. Лк. 10, 40). А Иоанн, описывая воскрешение праведного Лазаря, упоминает, что после повеления Спасителя отвалить камень Марфа сказала: «Господи! Уже он четверодневен и смердит» (см. Ин. 11, 39), то есть опять-таки показала свое практическое отношение к жизни. А когда речь идет о Петре, то и евангелист Иоанн, и евангелист Лука говорят о его порывистости, о том, что он иногда совершал необдуманные, резкие поступки — таков был его душевный склад. Да и евангелист Матфей рассказывает о том, как Петр стал неразумно возражать Спасителю: «Господи! Да не будет Тебе этого!» — и услышал в ответ: «Отойди от Меня, сатана!» (см. Мф. 16, 22–23). Иоанн Богослов описывает, как на Тайной вечери апостол Петр не захотел, чтобы Господь умывал его ноги. «Господи! Ты ли умоешь мои ноги? Не будет этого вовек!» — воскликнул он. Когда же Спаситель ответил, что, если этого не произойдет, Петр не будет иметь с Ним части, тогда апостол говорит уже совер­шенно противоположное: «Господи! Не только ноги, но и руки и голову!» (см. Ин. 13, 6–9).

Конечно, все апостолы переживали происходящие события по-разному. Не могут два человека воспринимать один и тот же предмет совершенно идентично — это научный факт. Если их описания одинаковы, то это или какой-то природный феномен, или, скорее всего, подтасовка. Но в то же самое время мы видим в Евангелиях и удивительные совпадения. Например, и Лука, и Иоанн говорят о том, что Петр побежал посмотреть гроб. Иоанн только добавляет, что Петр вошел во гроб первым, то есть, не остановившись, сразу вбежал внутрь. Вот какие точные совпадения есть в описании событий, хотя евангелисты и не думали об этом. Просто и Иоанн, и Лука, и Матфей лично знали Петра и описывали его так, как помнили и воспринимали. У всех евангелистов Петр изображен совершенно одинаково: порывистым, простым, совершающим иногда необдуманные поступки. Например, три евангелиста рассказывают о том, как на Фаворе апостол Петр воскликнул: «Господи! Хорошо нам здесь быть, давай сделаем три сени (то есть три шалаша, как бы мы сказали. — Игум. А.), для Тебя, Илии и Моисея» (см. Мф. 17, 4; Мк. 9, 5; Лк. 9, 33). Тоже совершенно странное, необдуманное заявление, которое может даже показаться глупым. Но он и не подумал об этом. Эти слова вырвались у него из души: ему хотелось пребывать с Господом, и он, не размышляя о том, возможно ли это, сказал то, что думал.

«Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте» (Ин. 20, 6–7). Свойственная Петру порывистость проявилась и здесь. Он тщательно все осмотрел, не думая, нужно это или не нужно, можно это делать или нельзя. Ведь известно, что иудеям прикасаться к умершим было запрещено, а человек, погребавший усопшего, считался оскверненным и нуждался в ритуальном очищении. Но Петр ни о чем подобном не размышлял. Может быть, Иоанн как раз подумал об этом и потому не решился войти во гроб, Петр же вошел сразу. Более того, он внимательно все внутри гроба осмотрел, так что увидел и свернутые пелены.

«Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал» (Ин. 20, 8). Я думаю, что уверовал он, конечно, не в Воскресение Спасителя, а в то, что гроб пуст, тела нет. Ведь и это было удивительно. Не нужно недоумевать, почему жены-мироносицы, увидев пустой гроб, поверили в само Воскресение Спасителя, а ученики — только в действительность исчезновения Его тела. Женам-мироносицам о Воскресении сказали Ангелы, а Петру и Иоанну о том, что тела нет во гробе, сообщила Мария Магдалина, сама еще не знавшая о Воскресении Господа.

Мы видим, что были и «пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте», то есть все было, можно сказать, аккуратно сложено. Кто это сделал? Сам Спаситель снял с Себя пелены и сложил их или это сделали Ангелы? Так или иначе, было видно, что все делалось без всякой поспешности, и это еще более удивило апостолов. Действительно, если кто-то и крадет «нагого мертвеца», то делает это быстро. Зачем же тогда аккуратно складывать плат? Когда человека, за неимением времени, хоронили поспешно, тогда тело его спереди и сзади покрывали плащаницей, то есть тканью, а на голову возлагали плат, или сударь (гробов, в каких принято хоронить у нас, у иудеев не было). Если же обряд погребения над человеком исполняли полностью, без спешки, то его тело обвивали пеленами наподобие того, как пеленают младенца. Так был обвит Лазарь, почему Спаситель и сказал: «Развяжите его, оставьте идти» (см. Ин. 11, 44), после чего его «распеленали» и он пошел. Тело же Спасителя, поскольку времени было очень мало, при погребении обвили только плащаницей, а лицо покрыли особым платом.

Теперь отдельно лежала плащаница и отдельно — плат. Что же это за воры, которые взяли тело и аккуратно сложили ткань?! Кто же так «спокойно» крадет, да притом еще и на виду у стражи, находившейся у сбмого гроба?! Поэтому клевета иудеев о краже тела Спасителя совершенно абсурдна.

«Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых. Итак ученики опять возвратились к себе. А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса» (Ин. 20, 9–12). Была ли Мария Магдалина при этом видении одна или там присутствовали и другие жены-мироносицы, мы не знаем. Можно предположить, что сначала Марии явились Ангелы, а потом Сам Воскресший Спаситель, но она не смела никому об этом сказать. Когда же и прочим женам-мироносицам явились и Ангелы, и Господь, тогда они все вместе возвестили об этом ученикам.

«И видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его» (Ин. 20, 12–13). Тоже необдуманные, исходящие от сердца, слова. Она видит, что Господа нет, и спрашивает просто, может быть, и не понимая, что это Ангелы, а принимая их за каких-то людей. Откуда они появились в гробнице? Мария об этом не думала, так как была в страшном горе, которое усугубилось от того, что тело Спасителя, как ей казалось, украли.

«Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус» (Ин. 20, 14). Не узнала она Господа то ли потому, что Он после Своего Воскресения преобразился, то ли потому, что вообще человеку, который убедился в смерти близкого, невозможно предположить, что он жив. Человек считает, что того, кто умер, уже нет и никогда не будет. А может быть, каким-то чудесным, сверхъестественным действием глаза Марии были удержаны, и поэтому она не сразу узнала Господа.

«Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его» (Ин. 20, 15). Мне кажется, в этих словах видно необыкновенное горе Марии Магдалины. И опять, как это свойственно женщинам, руководствующимся более чувствами, чем разумом, она говорит совершенно странные слова: «Скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его». Как она одна смогла бы унести Его тело? Это невозможно, так же, как невозможно было бы женам-мироносицам отвалить камень от входа во гроб, хотя женщины об этом и не думали. Мария говорит по чувству сердца, а не по велению разума. «Если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его». Нет в ней ни страха, ни рассуждения о том, как она это сделает, а есть только одно: желание в последний раз послужить своему Учителю.

«Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! — что значит: Учитель!» (Ин. 20, 16). Господь назвал ее по имени, и возможно, что через это одно слово Спасителя ее сердца коснулась благодатная сила и она почувствовала, что это — Тот Самый ее Учитель, Господь Иисус Христос, Которого она считала умершим, с Которым, как она думала, разлучилась навеки. Она боялась, что даже тело Его никогда больше не увидит. А может быть, Он обратился к ней с какой-то особой, хорошо ей знакомой интонацией, ведь она несколько лет постоянно находилась рядом с Ним, служа Ему, как и многие другие благочестивые женщины.

Так или иначе, но после одного этого слова «Мария» она узнала Спасителя. «Обратившись» (возможно, обернувшись к Нему или подняв голову и взглянув), она поняла, что перед ней ее любимый Учитель, и воскликнула: «РаввунÅ!» «Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» (Ин. 20, 17). Это вовсе не означает, что Спаситель воспрещает прикасаться к Себе. Ведь Он разрешил это сделать другим женам-мироносицам. И ученикам Своим сказал: «Осяжите Меня» (Лк. 24, 39), а Фоме даже повелел к Нему прикоснуться. Видимо, в порыве чувств Мария или обняла Господа, или ухватилась за Его ноги и не желала их отпускать. Поэтому Спаситель как бы успокаивает ее: «Не прикасайся ко Мне, ведь это действительно Я, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему. Это не привидение, не душа, это — Я Сам, поэтому не нужно с излишней пытливостью удостоверяться в том, что это действительно Моя плоть».

«Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему». Иными словами, «Я еще здесь, Я подлинно нахожусь с телом на земле». «А иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20, 17). «Иди к братьям Моим» — Спаситель опять называет Своих учеников братьями, для того чтобы показать им, что Он прощает им малодушное поведение и все, что произошло совсем недавно, во время Его ареста. «Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему», то есть «вы — Мои братья, поэтому Бог — Отец и Мой, и ваш, Я усыновил вас Богу». «И к Богу Моему и Богу вашему» — «как Человек, Я называю Отца Богом, а как Сын Божий, Я усыновляю вас Отцу и делаю Своими братьями».

«Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей» (Ин. 20, 18). Мы помним, что об этом говорит и евангелист Марк (см. Мк. 16, 9–11).

Теперь вернемся к повествованию Евангелия от Матфея. «Подкуп стражи. Иерусалим и окрестности. Воскресенье, 9 апреля 30 г.». «Когда же они (то есть жены-мироносицы. — Игум. А.) шли, то некоторые из стражи, войдя в город, объявили первосвященникам о всем бывшем» (Мф. 28, 11). Конечно, едва ли воины видели Воскресшего Спасителя, но они могли видеть явление Ангела и даже слышать его благовестие о Воскресении Господа.

«И сии, собравшись со старейшинами и сделав совещание, довольно денег дали воинам, и сказали: скажите, что ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали; и, если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим. Они, взяв деньги, поступили, как научены были; и пронеслось слово сие между иудеями до сего дня» (Мф. 28, 12–15). Обратите внимание на следующие слова евангелиста Матфея: «Если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим». Нужно иметь в виду, что в римской армии была железная дисциплина. Например, если во время битвы кто-то из десятка воинов бежал с поля сражения, то всех остальных членов этого десятка казнили; если бежал десяток, казнили сотню, а если бежал, проявив на поле битвы малодушие, легион, то совершалась казнь по жребию — казнили каждого десятого. Такая жестокая дисциплина делала римское войско непобедимым. Как же воины, находясь на посту, могли позволить кому-то тайком украсть тело, почему не воспрепятствовали? Может быть, они сами испугались учеников? Раз произошла кража, значит, они оставили пост, но если учесть римскую дисциплину, то нетрудно понять, что это было немыслимо. По свидетельству одного историка, за оставление поста во время охраны какого-либо объекта стражник наказывался следующим образом: одежду виновного поджигали и его самого заживо сжигали на этом костре. Поэтому воины, находившиеся на посту, никак не могли бы проявить такое легкомыслие. Если бы весть о краже тела Спасителя дошла до Понтия Пилата и он поверил в это, то обязательно казнил бы их. Поэтому иудеи и пообещали стражам все уладить. Они были людьми хитрыми и, наверное, думали, что подкупят кого нужно, или сделают подарок, или еще как-нибудь повлияют на ход дела: «Вы-де не бойтесь, мы все уладим. Вы только скажите так, как мы просим, а остальное мы возьмем на себя». В то же время они могли пообещать, а впоследствии ничего не сделать, ведь для них главным было распространить слух о краже. А может быть, иудеи действительно были заинтересованы в том, чтобы расследования не проводилось и не было доказано, что воины солгали, а самое главное, чтобы не выяснилось, чтό произошло при гробе Спасителя, — и потому они все уладили, сумели сделать так, что воины избежали наказания.

Невероятность того, что тело Спасителя украли, мы видим и из предыдущего повествования. Сами ученики изумлялись, недоумевали, где могло быть тело Господа. Мало того, от страха они сидели взаперти, то есть не могли прийти ко гробу, при котором находилась стража. Женщины, наверное, предполагали, что по обычаю к ним отнесутся гораздо снисходительнее, чем к мужчинам, поэтому осмелились прийти, а апостолы, как видно из евангельского повествования, сидели при закрытых дверях. Если принять во внимание то, что ученики опасались преследования не только от римлян, но и вообще от всех иудеев, то невозможно даже предположить, чтобы они совершили такой дерзкий поступок. Может быть, их и не трогали только потому, что считали это уже со­вершенно бессмысленным и думали, что ученики Спасителя рассе­­ют­ся сами собой.

Теперь перейдем к описанию явления Воскресшего Господа двум ученикам на пути в Эммаус, которое произошло в то же воскресенье, девятого апреля (вообще, все эти события произошли в течение одного дня, с утра до позднего вечера). Марк говорит об этом явлении кратко: «После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение» (Мк. 16, 12). А евангелист Лука рассказывает подробнее: «В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его» (Лк. 24, 13–16). Каким образом их глаза «были удержаны»? Об этом мы можем только догадываться. Или это было сверхъестественным действием, или, как я говорил про Марию Магдалину, они просто не могли предположить, что Человек, Который шел с ними, — это Сам Воскресший из мертвых Спаситель, иначе говоря, оживший мертвец.

«Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни?» (Лк. 24, 17–18). Вторым путником, хотя имя его здесь и не названо, был, по преданию, сам евангелист Лука. «И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом; как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его. А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло. Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив. И пошли некоторые из наших ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели» (Лк. 24, 19–24). Посмотрите: за полдня весть о случившемся распро-странилась среди всех учеников, и эти два путника — Клеопа и, предположительно, Лука — уже знали обо всем, что произошло. Им было известно и о явлении Ангелов, и о том, что ученики увидели гроб пустым, но Самого Господа не видели. Из этого можно понять, как живо ученики на все реагировали, как они интересовались всем происходящим, как сильно переживали. Нельзя сказать, что для них уже все было в прошлом и ничего более их не волновало и что потрясали их только воспоминания. Нет, они переживали и никак не могли успокоиться. Они испытывали непостижимые для нас сильнейшие душевные мучения.

«Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании. И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее» (Лк. 24, 25–28). Конечно, Господь делал это для того, чтобы они, задержав Его, обнаружили свое произволение.

«Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им» (Лк. 24, 29–30). Вы, конечно, знаете, что в те времена вкушали пищу полулежа. Пища же у учеников была, вероятно, довольно скромная: хлеб, может быть, что-либо еще. Те сбережения, которые оставались у учеников Спасителя со времени Его проповеди (тогда они собирали пожертвования), наверное, уже заканчивались. Евангелист Иоанн, например, повествует о том, как апостолы были вынуждены сами ловить рыбу, для того чтобы у них была пища.

«И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них» (Лк. 24, 30–31). Почему в тот момент они узнали Его? Есть два основных предположения. Первое: их сердец коснулось сверхъестественное, Божественное действие. Второе: преломляя хлеб, Спаситель, возможно, сказал хорошо знакомую апостолам молитву, которую обычно говорил. По этой молитве, ставшей для них за несколько лет постоянного пребывания с Господом привычной, они и поняли, что перед ними — Воскресший из мертвых Иисус, и тут же Спаситель стал невидим. Между этими двумя версиями нет противоречий, могло быть и то, и другое.

«И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» (Лк. 24, 32). Удивительная подробность, очень понятная, в особенности для тех, кто знаком, по крайней мере теоретически, с благодатными ощущениями, которые испытывают люди, занимающиеся умным деланием — Иисусовой молитвой. «Не горело ли в нас сердце наше…» Эти слова означают, что в то время, когда ученики беседовали с Господом, благодать так объяла их сердца, что им казалось, будто сердце горит, — как бы некий невещественный огонь воспламенял их изнутри. Но ведь мы также, когда хотя бы немного углубляемся в молитву, чувствуем в своем сердце некое тепло (может быть, и не всем знакомо это чувство в полной мере). Об этом много пишут подвижники благочестия. При молитве же глубокой и чрезвычайно внимательной и мы, действительно, можем испытывать то же, что испытали в то время апостолы — сердце наше будет словно гореть. Одному подвижнику во сне было видение: они видел свое сердце, объятое огнем.

Евангелист Марк продолжает: «И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили» (Мк. 16, 13). А Лука говорит подробнее: «И, встав в тот же час, возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать Апостолов и бывших с ними, которые говорили, что Господь истинно воскрес и явился Симону. И они рассказывали о происшедшем на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба» (Лк. 24, 33–35). Может быть, кто-то из учеников Луке и Клеопе не поверил, а возможно, и все они приняли на веру явление Петру Воскресшего Спасителя, но почему-то не захотели поверить тому, что видели эммаусские путники (например, им могло показаться сомнительным, что Спаситель вдруг стал невидим). В Евангелии не говорится об этом подробно, но психологически это вполне объяснимо. Мы должны понимать, что поверить столь необыкновенным вещам было чрезвычайно трудно, и поэтому ученики Спасителя, конечно, колебались. Чему-то они верили, чему-то нет, в какой-то момент вера в них появлялась, а в какой-то пропадала, — и это происходило не в одном человеке, а в целом сообществе учеников, хотя и сравнительно небольшом. Вероятно, были какие-то споры, возражения, недоверие. Мы видим, что многие из апостолов сначала не имели веры, а Фома вообще категорично сказал, что не поверит до тех пор, пока не вложит своей руки в раны Спасителя. Значит, среди учеников после Воскресения Господа, и в особенности в первый день, не было полного единодушия. Нас иногда обвиняют в том, что мы верим в нечто небывалое, принимаем, как легкомысленные дети, нечто невозможное, сказку, миф. Однако мы видим, как тяжело давалась вера первым ученикам Спасителя, и это должно расположить нас к искреннему, непредвзятому восприятию вести о Воскресении Христовом.

Марк продолжает: «Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили» (Мк. 16, 14). Евангелист Лука рассказывает о происшедшем подробнее. Если признать точной последовательность событий, в которой они описываются в его Евангелии, то это случилось сразу после рассказа эммаусских путников. В «Синопсисе» эта главка называется так: «Явление Воскресшего Господа ученикам без Фомы. Иерусалим, воскресенье, 9 апреля 30 г.». «Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа» (Лк. 24, 36–37). Смотрите, только что они рассказывали друг другу о явлении Петру Воскресшего Христа, совсем недавно Лука и Клеопа сами приняли хлеб из рук Спасителя (ведь то, что Он преломил хлеб и дал им, произошло также не случайно: взяв хлеб и, может быть, прикоснувшись к Его перстам и ладоням, они убедились в том, что это не призрак, не душа только, а облеченный в плоть человек), и тут же — опять сомнение, продолжение внутренней борьбы.

«Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши?» (Лк. 24, 37–38). Интересно, что в греческом тексте сказано не «входят в сердца ваши», а «восходят в сердцах ваших». Это более соответствует учению Евангелия о том, что «из сердца исходят помышления злая» (см. Мф. 15, 19; Мк. 7, 21): не входят, а именно исходят, или «восходят».

«Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги» (Лк. 24, 39–40). Из повествования не ясно, осязали ученики Господа или нет. Но судя по тому, что жены-мироносицы это сделали, а Мария Магдалина не хотела выпускать Его ног из своих объятий, нужно думать, что и апостолы, хотя и сдержаннее, тоже проявили вполне объяснимое любопытство и прикоснулись к Спасителю. Но поскольку мужчины — люди более рациональные и сохраняющие трезвость ума даже тогда, когда, может быть, это неуместно, Спаситель, желая окончательно их удостоверить, предлагает новое доказательство, уже не просто прикосновение, а нечто большее. «Когда же они от радости еще не верили и дивились (потому что трудно все это вместить. — Игум. А.), Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда» (Лк. 24, 41–42). Ученики предложили Спасителю самую простую, дешевую пищу, которая, собственно, только и могла у них быть: сотовый мед и печеную рыбу (либо просто испеченную, может быть даже без масла, либо жареную). Сотовый мед — это мед, еще не выцеженный из сот. Когда его употребляют в пищу, то мед обычно высасывают, а воск остается. Когда же едят рыбу, остаются кости. Лежавшие после трапезы Спасителя воск и рыбные косточки показывали, что Он действительно ел пищу, что это поистине был облеченный плотью Человек, а не только Его душа.

«И, взяв, ел пред ними» (Лк. 24, 43). Я думаю, что, когда Спаситель уже покинул учеников, они, взирая на остатки от трапезы, вновь и вновь возвращались к мысли о том, что Воскресение действительно произошло, несмотря на всю невероятность этого события.

«И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний» (Лк. 24, 44–45). Спаситель «отверз им ум к уразумению Писаний» уже только после того, как самим Своим явлением и сопутствующими ему доказательствами — позволением прикоснуться к Его телу и вкушением пищи — удостоверил их в подлинности Своего Воскресения. Или же Он «отверз им ум к уразумению Писаний» только после их удостоверения в подлинности Его Воскресения потому, что они тогда приобрели некоторую веру? Когда у них появилась вера, тогда уже можно было изъяснять Писание.

«И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (Лк. 24, 46–49). Иначе говоря, вы свидетели не потому, что понимаете Писание, а потому, что самым простым образом, при помощи чувства осязания, убедились в подлинности Моего Воскресения.

Вот рассказ о том же событии евангелиста Иоанна: «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! Сказав это, Он показал им руки и ноги и ребра Свои. Ученики обрадовались, увидев Господа» (Ин. 20, 19–20). Составитель «Синопсиса» предполагает, что это — разные описания одного и того же события. Действительно, они похожи, только евангелист Иоанн добавляет, что это произошло уже вечером. И неудивительно, ведь тогда, когда еще в Эммаусе ученики приглашали Господа вкусить с ними пищу, день уже склонялся к вечеру. Затем они должны были вернуться в Иерусалим — значит, вечер был уже сравнительно поздний. Поэтому в нашем православном богослужении это событие, явление Воскресшего Спасителя Своим ученикам, по традиции вспоминается во время Пасхальной вечерни — очень умилительной, трогательной службы с чтением из Евангелия от Иоанна.

«Иисус же сказал им вторично: мир вам! как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Ска­зав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 21–23). Этим дуновением Господь наш Иисус Христос восстанавливает учеников в апостольском служении, возвращает им благодать, утраченную ими из-за малодушия во время Его страданий. Очевидно, что власть прощать грехи необходимо было даровать людям снисходительным, сочувствующим человеческим немощам. Ученики в тот момент, после того как проявили собственную немощь, выразившу­юся в бегстве и даже отречении, должны были уже обрести способность не злоупотребить в дальнейшем дарованной им властью, обрести ту снисходительность, которая нужна пастырю, для того чтобы вести немощных, грешных людей ко спасению. Господь подает ученикам благодать «вязать и решить» тогда, когда они смирились через собственное падение.

«Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус» (Ин. 20, 24). Этим заканчивается повествование о событиях первого дня Воскресения, 9 апреля 30 года.

Сейчас мы переходим к рассказу о явлении Господа ученикам в присутствии Фомы. Это также происходило в Иерусалиме, в воскресенье 16 апреля 30 года. «Другие ученики сказали ему (то есть Фоме. — Игум. А.): мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20, 25). Фома проявил, так сказать, категоричное неверие: «Что бы вы ни рассказывали мне о явлении Воскресшего Спасителя и Ангелов, — я, после всего что было, не приму этого до тех пор, пока собственными руками не осяжу Его ран». Иными словами: «Я поверю тогда, когда не только увижу Спасителя, но и сам Его осяжу. Лишь осязание может окончательно меня убедить. А вдруг это просто похожий на Него человек? Или видение?» Конечно, мы можем только догадываться о том, что думал апостол Фома. Однако он хотел не только увидеть или услышать Господа, но и осязать. Причем осязать именно Его раны, чтобы убедиться, что перед ним Тот Самый Иисус, Который был распят и прободен копьем в ребра. Обратите внимание: апостол Фома знал о том, что тело Спасителя, после того как Он умер на Кресте, было прободено, хотя и не присутствовал при распятии. Значит, ученики общались друг с другом и рассказывали обо всем, что происходило в последние дни. Как мы знаем из рассказа эммаусских путников Спасителю и со слов Фомы, вести об этом быстро распространялись.

«После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам!» (Ин. 20, 26). Когда я говорил о явлении Господа ученикам в первый раз, то упустил одну подробность из Евангелия от Иоанна. Лука этого не указывает, а Иоанн замечает, что Спаситель явился при запертых дверях. Понятно, что это должно было вызвать в апостолах какое-то смущение. Как человек, облеченный в плоть, может проходить через запертую дверь? Поэтому для них было необходимо еще большее удостоверение — вкушение пищи. И теперь для уверения Фомы Спаситель также явился при запертых дверях. Страх учеников еще не прошел, они боялись преследования от иудеев и потому запирались, пуская только тех, кого хорошо знали.

Нужно обратить внимание на слова Спасителя: «Мир вам!» Для учеников в тот момент они имели особенное значение, потому что в их душах была страшная мука, в их душах еще продолжалась гефсиманская ночь. Глубочайшая скорбь овладела их сердцами, они переживали такие непостижимые душевные страдания, которых мы не в силах даже представить. Может быть, лишь некоторые подвижники, испытываемые Божиим Промыслом в борьбе с грехом, до какой-то степени ощущают то, что чувствовали тогда апостолы. Поэтому когда Господь, являясь им, говорил: «Мир вам!» или «Радуйтесь!», то вполне обычные приветствия приобретали особенно глубокий смысл. Конечно, не только сами слова умиротворяли души учеников, но и та благодать, которая исходила из уст Спасителя.

«Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20, 27). Евангелие не сообщает нам о том, сделал ли это Фома или нет. Впрочем, евангелисты о некоторых событиях рассказывали не до конца, подразумевая, что все было исполнено, поскольку так приказал Сам Спаситель. Например, апостолу Петру было велено поймать удочкой рыбу, найти у нее во рту золотую монету и пожертвовать эту монету на храм (см. Мф. 17, 24–27). В Евангелии не говорится, сделал это Петр или нет, но, конечно, подразумевается, что он это совершил. Так же, я думаю, и здесь. Если сопоставить предыдущее категоричное выражение Фомой своего неверия и теперешнее его восклицание, то станет ясно, что хотя в Евангелии прямо и не говорится о том, что Фома прикоснулся к ранам Спасителя, но все же он осмелился совершить этот дерзновенный поступок. Обратите внимание — Спаситель сказал: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои». Рана была такой, что в нее можно было вложить палец. И в самом деле, гвозди, которыми пронзили руки Господа, могли образовать рану такой величины, а наконечник копья римских воинов был таким, что в рану от удара им можно было вложить ладонь мужской руки. Копье в то время было страшным оружием, которым римские воины владели в совершенстве. Из предания известно, что Спаситель был прободен с правой стороны, но так, что копье, пройдя через внутренности, пронзило сердце. У римлян этот удар был хорошо отработан, потому что у древних воинов обычно левая сторона груди закрывалась щитом, а правая оставалась уязвимой, и поэтому они учились наносить смертельный удар в сердце врага именно с правой стороны. Это губительное мастерство и было использовано воинами, когда они удостоверялись в смерти Спасителя: Ему был нанесен, как бы мы сейчас сказали, «контрольный удар». Это было сделано для того, чтобы доложить начальству о подлинности Его смерти (никаких дополнительных доказательств уже не требовалось). Рана была столь велика, что Фома мог вложить в нее свою руку. Я думаю, что хотя ему, может быть, и было страшно, но он не мог этого не сделать. Его необыкновенное желание убедиться самому, я бы сказал, любопытство, жажда узнать истину заставили его совершить столь дерзкий поступок.

«Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20, 28). Он видит перед собой Человека — и называет Его Богом. Если слова «Сын Божий» в исповедании Нафанаила, произнесенном им, когда Господь только призвал его к апостольскому служению, — «Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев» (Ин. 1, 49) — еще могли предполагать какой-то переносный смысл, то слова Фомы «Господь мой и Бог мой» никакой двусмысленности уже не допускают. Фома, вначале все же проявивший неверие, получил удостоверение столь сильное, что понял: Воскресший из мертвых Иисус — это не просто пророк или усыновленный Богу праведник, а Сам Бог.

«Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20, 29). Господь хвалит тех, кто уверовал, не проявив такого любопытства. Хвалит за то, что они хотя и не видели сами, но приняли истину с чужих слов. Однако мы должны понимать, что вместе с Фомой мы все, так сказать, вложили свою руку в ребра Спасителя. Фома был таким же человеком, как и мы, ему свойственны были те же переживания и сомнения, что и нам, мы ничем от него не отличаемся. Поэтому раз уверовал апостол Фома, то и мы, хотя и не видели, тоже должны уверовать. Если мы уж сильно сомневаемся — вспомним о Фоме, о том, что он дерзнул и самую руку вложить в страшную рану Спасителя в Его ребрах.

Теперь перейдем к следующему событию: «Явление Господа при море Тивериадском. Восстановление Петра в апостольском достоинстве». Точная дата этого события неизвестна, но произошло оно в том же году, в один из сорока дней от Пасхи до Вознесения.

«После того опять явился Иисус ученикам Своим при море Тивериадском. Явился же так: были вместе Симон Петр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое других из учеников Его» (Ин. 21, 1–2). Ранее Спаситель сказал ученикам, чтобы они встречали Его в Галилее, и апостолы отправились туда, твердо веря, что в тот или иной момент Господь явится им, хотя и не знали, когда именно это должно произойти. Им понадобилось приобрести себе пищу, а денег у них к тому времени никаких, наверное, уже не было, из ремесел же они знали только одно — рыбную ловлю.

«Симон Петр говорит им: иду ловить рыбу. Говорят ему: идем и мы с тобою. Пошли и тотчас вошли в лодку, и не поймали в ту ночь ничего» (Ин. 21, 3). Считается, что ночная ловля бывает более успешной, чем дневная, по крайней мере, некоторые виды рыб лучше ловятся ночью.

«А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус. Иисус говорит им: дети! есть ли у вас какая пища? Они отвечали Ему: нет» (Ин. 21, 4–5). Обратите внимание на необыкновенную, нежную и кроткую любовь Спасителя. Он обращается к ним с такими ласковыми словами: «Дети! есть ли у вас какая пища?» Господь сделал вид, будто нуждается в пище, и ученики, возможно, подумали, что Он просит у них что-нибудь поесть. Вопрос этот может показаться праздным, потому что Господь, как Всеведущий, конечно, знал обо всем. Но Ему было нужно, чтобы апостолы, дав такой ответ, сами еще раз вполне осознали, что ничего не имеют.

«Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы» (Ин. 21, 6). Спаситель повторяет то чудо, которое было совершено Им ради призвания к апостольскому служению Петра, Андрея, Иакова и Иоанна. Повторяет, чтобы напомнить им, что Он — воскресший из мертвых Иисус — есть Тот Самый, Который когда-то их призвал.

«Тогда ученик, которого любил Иисус (то есть Иоанн Богослов, проявивший проницательность и сердечную чуткость. — Игум. А.), говорит Петру (именно Петру, потому что тот был его ближайшим другом, они всегда были рядом, всем между собой делились, постоянно друг о друге заботились. — Игум. А.): это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою, — ибо он был наг, — и бросился в море» (Ин. 21, 7). Ловля рыбы происходила ночью, место было пустынное, и для того чтобы ничто не мешало в работе, Петр трудился нагим. После слов Иоанна он также не стал одеваться, а только опоясался, чтобы несколько прикрыть свою наготу. Он не смог утерпеть, проявил свою обычную стремительность: не дожидаясь, пока остальные ученики приплывут на лодке с сетью, полной рыбы, Петр бросился в озеро и скоро достиг берега. Между прочим, здесь уместно вспомнить эпизод с чудесным шествием Спасителя по воде, когда Петр попросил Господа о том, чтобы к Нему прийти, а потом, убоявшись сильного ветра, стал тонуть. Если сопоставить эти два события, можно сделать вывод: Петр тонул не потому, что не умел плавать, а потому, что буря была столь великой и страшной, что даже человек, хорошо знакомый с водной стихией и свободно чувствующий себя в ней, должен был бы погибнуть. Да, пожалуй, и странно было бы подумать, что рыбак, который всю свою жизнь от самой юности провел на воде, не умеет плавать.

«А другие ученики приплыли в лодке, — ибо недалеко были от земли, локтей около двухсот, — таща сеть с рыбою. Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб» (Ин. 21, 8–9). Получается, что чудесный улов был необходим только для удостоверения учеников. Каким-то непостижимым для нас образом Господь уже приготовил и рыбу, и хлеб для того, чтобы накормить апостолов, как кормил Он иудеев манной в пустыне. Может быть, Он чудесно сотворил пищу из ничего, а может быть, перенес ее из другого места, как были перенесены для израильтян перепела, а потом Сам развел огонь и все приготовил, позаботившись об учениках так, как отец или мать заботятся о своих детях.

«Иисус говорит им: принесите рыбы, которую вы теперь поймали» (Ин. 21, 10). Сказал Он так, конечно, не потому, что рыбы, которая пеклась в то время на огне, было недостаточно (было бы странно, если бы у Спасителя не хватило рыбы для насыщения всех), но для того, чтобы они самим видом улова удостоверились в реальности чуда. Тогда Петр, не пренебрегая возможностью помочь своим товарищам, пошел и стал вытаскивать сеть.

«Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть» (Ин. 21, 11). Почему указано точное число? Некоторые видят в этом какую-то аллегорию, и я не буду категорически утверждать, что это неверно. Однако вспомним, что евангелисты, повествуя о случаях чудесного умножения Спасителем хлебов и насыщения тысяч людей, указывают и число алчущих, и количество хлебов и рыбы, и то, сколько было корзин с остатками, «укрухами», как говорится в Евангелии. Господь просил учеников пересчитать хлебы и рыбу не с тем, чтобы оставить нам какую-то аллегорию, но с тем, чтобы они своими руками осязали величие чуда. Подобное произошло и сейчас. «Сто пятьдесят три рыбы, и притом не прорвалась сеть», — замечает евангелист Иоанн, который сам был рыбаком и для которого было удивительно, что сеть осталась целой, хотя, по его рассуждению, она должна была обязательно порваться. Это дополнительная подробность чуда.

«Иисус говорит им: придите, обедайте. Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты?, зная, что это Господь» (Ин. 21, 12). Зачем приведена такая подробность? Возможно, во внешности Спасителя произошло какое-то изменение, или же евангелист, делая такое замечание, желает показать нам: для всех было очевидно, что это Иисус. Ученики узнали Его, может быть, благодаря сотворенному Им чуду, и никто уже не требовал никакого удостоверения. Здесь, в отличие от явления Спасителя эммаусским путникам, когда Лука и Клеопа не сразу поняли, что перед ними Сам Господь, Он открылся ученикам тотчас же, как только они вытащили рыбу на берег. И никто больше не сомневался и ни о чем не расспрашивал.

«Иисус приходит, берет хлеб и дает им, также и рыбу. Это уже в третий раз явился Иисус ученикам Своим по воскресении Своем из мертвых» (Ин. 21, 13–14). Может быть, Спаситель и Сам разделял с ними трапезу. Но если даже и нет, во всяком случае эта трапеза, как и чудесный улов, также имела целью удостоверение. Раздавая рыбу и хлеб апостолам, Господь мог, как это обычно бывает, нечаянно прикоснуться к ученикам руками. Ученики, получая пищу из Его рук и вкушая ее, уже никак не могли сомневаться в подлинности Его Воскресения и явления во плоти.

«Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они?» (Ин. 21, 15). В этих словах заключался и какой-то упрек, поскольку раньше Петр думал, что он любит Господа больше, чем прочие апостолы. Кроме того, это было сказано при нескольких учениках, и, мне кажется, Петр должен был смутиться от подобного намека на то, что нельзя считать себя в чем-либо лучше других. Ведь Петр сказал Спасителю, что если и все отрекутся от Него, то он — никогда. Однако именно он и отрекся. Остальные хотя и смалодушествовали, но не отреклись. Он же проявил самоуверенность, поддался чувству превосходства, а потом пал ниже других. Господь, не желая прямо упрекать его в полной мере, не желая ранить, лишь намекает Петру на его поступок.

«Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин. 21, 15). Он уже не говорит: «Да, я действительно люблю Тебя больше, чем они!» — а лишь подтверждает то, что он Его любит. «Иисус говорит ему: паси агнцев моих. Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих. Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его, любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих» (Ин. 21, 15–17). Таким троекратным вопрошанием о любви и повелением «пасти овец» Спаситель без всякого обличения или упрека возводит Петра в прежнее апостольское достоинство, которое тот утратил через троекратное же отречение. Он не подвергает его наказанию по той причине, что величайшие душевные муки ученика уже являлись самым сильным наказанием, гораздо более страшным, чем какое-либо иное. «Петр опечалился, что в третий раз спросил его, любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи, Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя». Опечалился он потому, что двукратный вопрос еще можно было счесть случайностью, а в троекратном слышался уже некий невысказанный упрек, призыв к смирению. Однако в ответ Петр говорит слова совсем простые, показывающие нам его внутреннее состояние: «Господи! Ты все знаешь (то есть Ты знаешь, что внутри моей души, в моем сердце. — Игум. А.); Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих». И далее Он предсказывает Петру его мученическую кончину и то, что впоследствии в страданиях за Господа он проявит твердость и мужество, хотя недавно, пообещав умереть за Спасителя, он проявил малодушие. «Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь». «Сказал же это, — добавляет евангелист Иоанн, — давая разуметь, какою смертью Петр прославит Бога. И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною» (Ин. 21, 18–19). Из предания известно, какой смертью апостол Петр прославил Бога: он был распят «стремглав», то есть вниз головой, потому что сам не захотел быть распятым подобно Спасителю, считая себя недостойным даже в этом сравниться с Ним. Таким образом, он проявил необыкновенное, нечеловеческое мужество, преданность Господу и любовь к Нему. Это стало для него возможным, конечно, потому, что он имел благодать Божию. Но не нужно забывать и о том, что благодать приходит и удерживается через смирение. То, что происходит с каждым из нас в отдельности в различные периоды нашей жизни, со всеми апостолами произошло единовременно. Они сначала смирились, познали свою немощь, а уже затем в день Пятидесятницы на них сошел Святой Дух. Не только благодаря своим добродетелям, но и благодаря смирению они стали способными принять Его в себя.

Как я сказал, в разные периоды своей жизни, в зависимости от нашего собственного внутреннего состояния, мы переживаем то же самое. Действительно, человек, смирившийся по-настоящему, в высшей степени осознавший свою немощь, способен выдержать любые искушения, хотя спасается он, конечно же, не собственным смирением, а благодатью Божией, которую к себе через это смирение привлекает. «И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною. Петр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус и который на вечери, приклонившись к груди Его, сказал: Господи! кто предаст Тебя? Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! а он что?» (Ин. 21, 19–21). Некоторые по неопытности и невнимательности считают, что Петр как бы упрекает Иоанна Богослова в следовании за ними, проявляет что-то вроде зависти, но это немыслимо. Мы видим, что апостолы Петр и Иоанн были дружны, и поэтому Петр, наоборот, желал, чтобы и Иоанн пошел вместе с ним, рядом с Господом. Но Спаситель требует беспрекословного послушания. «Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за Мною» (Ин. 21, 22). Иными словами: «Не думай о нем, дружба не должна препятствовать тебе в служении Господу». Действительно, мы видим, что обстоятельства разлучили апостолов Петра и Иоанна. По преданию, Иоанн пребывал с Божией Матерью вплоть до Ее Успения в Иерусалиме и на проповедь не выходил, а Петр, наоборот, много проповедовал сначала в Иерусалиме, а после изгнания из него — уже за пределами Палестины.

«И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет. Но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того» (Ин. 21, 23). Поскольку евангелист Иоанн пережил всех апостолов и достиг глубокой старости, он был вынужден разубеждать своих учеников в том, что никогда не умрет. Его ученикам так казалось, может быть, потому, что они считали, будто вот-вот должна наступить кончина мира и апостол будет жить вплоть до Второго Христова пришествия. Иоанн, лично слышавший Господа, хотел устранить это неправильное мнение, а потому он и останавливается на словах Господа, подробно разъясняя, что же означали они на самом деле.

Следующая главка «Синопсиса» называется так: «Благословение апостолов на проповедь по всему миру». Место: гора в Галилее. Дата: 30 год (точное число неизвестно). Вот как повествует об этом евангелист Матфей: «Одиннадцать же учеников пошли в Галилею, на гору, куда повелел им Иисус, и, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились. И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф. 28, 16–20). В «Синопсисе» говорится: «Гора в Галилее», но есть предположение, что на самом деле речь идет о Малой Галилее. Жители Иерусалима называли так Елеонскую гору, потому что именно на ней останавливались галилеяне, когда приходили на поклонение в Святой Град Иерусалим. Конечно, категорически утверждать это мы не можем, однако очевидно, что такое мнение соответствует повествованию евангелиста Луки (в Деяниях апостольских) о том, что Господь вознесся именно с Елеонской горы, после того как произнес примерно те же самые слова. Это подтверждает предположение о том, что имеется в виду не подлинная Галилея, а так называемая Малая Галилея на окраине Иерусалима. Мы видим, что даже теперь, перед самым Вознесением Спасителя, некоторые ученики все же сомневались в том, что перед ними Господь Иисус Христос, — так трудно им было вместить эту, казалось бы, простую, но невероятную истину!

Господь сказал: «И се, Я с вами во все дни до скончания века». Как понимать эти слова? Как Сын Божий, Господь вездесущ и пребывает с нами Своим Божеством. Он проникает в наши души и сердца Своим Божественным действием, и мы явственно ощущаем Его присутствие. Однако телом, как Человек, Он уже не с нами, а находится «одесную Отца». Об этом говорит евангелист Марк: «И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь» (Мк. 16, 19–20). Таким образом, телом Господь пребывает одесную Бога, а Своим Божественным действием — с нами. Если мы живем по-евангельски, в особенности если правильно молимся, мы явственно и реально ощущаем Его присутствие, иногда, может быть, более близкое, чем присутствие рядом какого-либо человека.

Хотя, может быть, это и не совсем относится к теме нашей беседы, посвященной исключительно самому событию Воскресения Христова, но я думаю, что небесполезно будет немного рассказать и о смысле заповеди Спасителя относительно проповеди. «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа…» Сказано «во имя», а не «во имена», и в то же время употреблено три имени: «Отца и Сына и Святаго Духа». Значит, здесь в кратчайшей форме нам открыта тайна единосущия Пресвятой Троицы. «Уча их соблюдать все, что Я повелел вам». Спаситель уже не излагает подробно Свое учение, потому что оно действием Святого Духа должно было быть воскрешено в памяти учеников. Но нужно обратить внимание на следующее: крещение спасает не само по себе, а лишь при условии соблюдения всего заповеданного. Некоторые же пытаются кого-то крестить любой ценой и считают, что крещение обязательно спасет этого человека вне зависимости от его жизни, Господь о нем позаботится. Мы, к сожалению, неправильно делаем, поминая на службе людей, которые хотя и крещены, но не живут церковной жизнью. Симеон Солунский считает, что поминовение за богослужением, в особенности за литургией, крещеных, но отпавших от Церкви людей не пользу им приносит, а бывает в осуждение, как и причащение человека недостойного служит ему не во спасение, а во осуждение.

Итак, крещение спасает не само по себе, а лишь при условии соблюдения всего того, чему учил Спаситель. С другой стороны, без благодати крещения мы, разумеется, и вовсе не способны исполнить заповеди Божии, ведь даже при ее содействии это не всегда получается у нас должным образом по причине нашей немощи и лукавства.

Апостол Марк указывает и признаки истинной веры: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы» (Мк. 16, 15–18). Мы не должны оправдывать себя тем, что это сказано лишь апостолам. Если бы мы были подлинно верующими, то подобные знамения совершались бы и с нами. На протяжении многих веков существования Христианской Церкви всегда были люди, которые совершали столь же великие знамения. А ведь они жили уже спустя столетия, даже тысячелетия после этого обетования Спасителя и проповеди апостолов, как, например, отец Иоанн Кронштадтский или Серафим Саровский. Значит, это признак истинной веры. Конечно, я говорю это не к тому, чтобы мы сознательно стремились совершать чудеса, чтобы кто-то из нас пытался брать змей. Нет, но мы должны хотя бы только смириться и осознать свою немощь, свое убожество. Ведь и те, которые являли такие великие знамения, тоже искали не чудес, а истинной веры, чудеса же этому только сопутствовали.

Нужно обратить внимание еще и на то, что слова Спасителя: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» имеют в Евангелии от Марка приблизительно такой же смысл, как и в Евангелии от Матфея. Если ты будешь крещен, но не станешь веровать, крещение тебе не поможет (конечно, имеется в виду вера не умственная, а жизненная).

Окончание повествования о Воскресении в «Синопсисе» взято из первого послания апостола Павла к Коринфянам: «Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам, а после всех явился и мне, как некоему извергу» (1 Кор. 15, 3–8). Из этого повествования мы видим, что Спаситель являлся, оказывается, многим людям. Про жен-мироносиц здесь не говорится, их было, может быть, около десяти. Затем Господь явился двенадцати апостолам, а потом — более чем пятистам братьев «в одно время». Не совсем понятно, что имеется в виду под этим выражением: либо период от Воскресения до Вознесения, либо то, что все эти люди были в тот момент вместе. «Из которых большая часть доныне в живых». В то время, когда апостол Павел писал это послание, большая часть учеников была еще жива, то есть оставалось очень много непосредственных свидетелей Воскресения. «А некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам». Кто имеется в виду под «всеми Апостолами», если только что говорилось о двенадцати? Речь идет уже о семидесяти. Таким образом, если мы даже приблизительно подсчитаем всех, кто лично видел Господа, то получим довольно большое число: двенадцать и семьдесят апостолов, около десяти жен-мироносиц, пятьсот братьев — итого около шестисот человек. Воскресшего Спасителя видели не один, не два человека, а около шестисот! Это очень много. После этого не верить — значит проявлять совершенно ничем не обоснованное упрямство: не хочу принимать, и все. Это подобно поведению римских воинов, которые за какие-то гроши отреклись от свидетельства о Воскресении Христовом.

Далее в «Синопсисе» читаем: «Вознесение Господне. Гора Елеонская вблизи Вифании. Четверг, 18 мая 30 г.». Обратите внимание: о страдании и Воскресении Спасителя все известно точно: числа, место, связанные с этими событиями исторические лица — и, тем не менее, люди не хотят верить. Да, эти события непостижимы, не вмещаются в человеческий разум, но в то же время, если есть свидетельства очевидцев и доказательства, сам факт нужно признать, хотя бы он и казался невероятным. «И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь» (Мк. 16, 19–20). Так повествует евангелист Марк. Лука же добавляет: «И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога. Аминь» (Лк. 24, 50–53). Господь вознесся на небо со Своим телом. Что это значит? Это не проявление гнева и не отказ от спасения мира, как это может представиться при поверхностном взгляде. Напротив, в Вознесении Спасителя проявляется Его особенная милость к нам. Поскольку мир не принял Его учения, Он вознесся на небо и предоставил возможность — так называемую историческую паузу — для покаяния тем, кто еще захочет отозваться на проповедь, если не Его Самого, то Его учеников. Можно провести аналогию с исцелением гадаринского бесноватого. После того как Господь его исцелил, гадаринские жители упрашивали Спасителя уйти от них. Может быть, они боялись лишиться своего имущества или испытывали обиду из-за гибели их стада. Господь от них действительно ушел, однако оставил им исцелившегося бесноватого, который проповедовал в Десятиградии о совершившемся чуде. Таким образом, вместо справедливого гнева и заслуженного ими наказания Спаситель явил гадаринским жителям Свою любовь. Так же и в этом случае. Господь не был принят человечеством — ни иудейским народом, ни язычниками, ведь и Понтий Пилат, и воины отвергли Его и несправедливо казнили. Но вместо Самого Себя Он оставил Своих учеников, чтобы уже они проповедовали отказавшимся от Него людям и призывали их к покаянию.

Теперь перейдем к повествованию Деяний апостольских. «Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он воз­несся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал, которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием» (Деян. 1, 1–3). «Со многими верными доказательствами...» Конечно же, речь идет не о логических доказательствах, а, если можно так выразиться, о жизненных, ощутимых. «И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня, ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым. Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян. 1, 4–6). Ученики, еще не просвещенные Святым Духом, Который сошел на них только в Пятидесятницу, через десять дней после Вознесения, думали, что над израильским народом, а может быть и над всем человечеством, будет установлено земное господство потомка пророка Давида — вечного Царя, Мессии, Господа Иисуса Христа. Спаситель же отводит их от этой узкой, неправильной мысли. «Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти (то есть по причине покаяния людей сроки эти могут быть увеличены, а по причине нерадения и развращенности сокращены. — Игум. А.), но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Сказав сие, Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их. И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! чтό вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян. 1, 7–11). Это являлось, несомненно, потрясающим зрелищем: вдруг на глазах у всех Господь стал подниматься, и Его объяло облако. Конечно, это было не обыкновенное облако, а облако благодати, подобное тому, которое осенило на Фаворе апостолов, и из которого слышался глас небесного Бога Отца. Оно восхитило Господа Иисуса Христа, а ученики долгое время, может быть не один час, стояли на том месте и смотрели на небо. Потрясение проникало все их существо и было столь сильным, что должны были явиться Ангелы, чтобы их успокоить и повелеть им уйти оттуда.

Итак, отныне Господь Своей плотью пребывает на небесах, одесную Бога Отца, хотя, конечно, понимать это нужно образно. Бог не имеет никакого вида и является Существом бесконечным, совершенно неописуемым, Которое невозможно вообразить (само слово «воображение» уже указывает на присутствие какого-то образа). Поэтому выражение «воссел одесную Бога» (наподобие того, как сидят с правой стороны от царя) является лишь обозначением власти и величия, которые Господь воспринял по человечеству. Однако это не означает, что если Господь наш Иисус Христос находится в непостижимом для нас горнем мире, то человеческая плоть Его каким-то образом изменилась, и Он перестал быть в полной мере человеком. Конечно, место Его пребывания расположено где-то вверху, но это не значит, что оно находится в физическом пространстве. Для нас это непостижимо, однако эта тайна приоткрывалась тем, кто достигал столь высокого духовного состояния, что был восхищен на небо, видел Господа, общался с Ним или даже Его осязал. Это редчайшее явление, которого удостаиваются немногие из святых, но бывает, что и сейчас Спаситель является некоторым Своим ученикам. Так было, например, с преподобным Серафимом Саровским, когда он был еще иеродиаконом. В тот момент литургии, когда он должен был говорить: «И во веки веков…», помавая орарем на народ, он повернулся и вдруг увидел Спасителя, стоящего на воздухе в сонме Ангелов. Господь благословил всю братию и особо — отца Серафима, и это так потрясло преподобного, что он словно окаменел и дальше не мог продолжать службу. Его ввели в алтарь, где он некоторое время стоял то бледнея, то краснея, весь погруженный в себя. Только через два часа преподобный Серафим смог говорить и рассказал об этом явлении своим духовным руководителям. Подобное явление было и старцу Силуану Афонскому, который вместо изображения Спасителя на иконе увидел Самого живого Господа. Он говорил, что его исполнила такая благодать, что если бы это видение продлилось еще мгновение, то он умер бы, ибо человеческому естеству этого не выдержать. Нечто подобное было и с блаженным Нифонтом. Все это должно убеждать нас в том, что Господь поистине пребывает на небесах Своей пречистой плотью.

Заключение повествования о Воскресении и Вознесении взято из Евангелия от Иоанна: «Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин. 20, 30–31). Чтобы вы не только уверовали, но и, «веруя, имели жизнь во имя Его», или, если дословно перевести с греческого, «имели жизнь в имени Его». Это напоминает нам, а в особенности тем, кто занимается молитвой Иисусовой, о том, как мы должны жить — постоянно пребывая «в имени Его». Когда мы грешим, мы как бы выходим за пределы Его имени, а когда живем праведно, то находимся «в имени Его» — в Самом Господе. «Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его. Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин. 21, 24–25). Действительно, евангелисты писали очень кратко, о некоторых чудесах они только упоминали, говоря, что Господь исцелил множество больных, хромых и слепых. Я думаю, что опущено и много подробностей того, как Спаситель являлся Своим ученикам после Воскресения. Например, апостол Павел говорит: «Потом явился более нежели пятистам братий в одно время», — и, кроме такого краткого упоминания, больше об этом явлении ничего не сказано. Если даже Господь явился всем братьям сразу, подробности этого события также были бы интересны. А если здесь подразумеваются отдельные явления пятистам братьев в течение всего периода от Воскресения до Вознесения, то представьте себе, сколько могло бы быть разных интересных повествований, тем паче, если бы эти события были описаны подробно!

«Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг». Даже если отнести эти слова апостола Иоанна Богослова лишь к событию Воскресения, они были бы справедливы. Тем более они верны, если иметь в виду всю жизнь Спасителя, все бесчисленные, непостижимые, но, однако же, реальные чудеса, которые Он сотворил за время Своей проповеди. Аминь

      http://www.sestry.ru/church/content/confessor/amvonn/p/pas/01/1/html_id/for