ИЕРОДИАКОН ИЛИОДОР: «НА ТОМ СВЕТЕ ПЕРВЫЙ ВОПРОС БУДЕТ: ‟БЫЛ ЛИ ТЫ НА ЗЕМЛЕ ЧЕЛОВЕКОМ?”»

Сегодня преставился ко Господу иеродиакон Оптиной пустыни Илиодор (Гайриянц).

Иеродиакон Илиодор (Гайриянц)

«Радуйся, благая Вратарнице, двери райския верным отверзающая!» – кто не помнит его раскатистых напевов. Рядом с ним распевались даже самые непевучие. И потом еще долго после акафистов, везде и всюду инициируемых отцом Илиодором, душа пела и ликовала.

Это апостол такого радостного, трезвонящего этим благовестием, главного человеческого счастья – быть с Богом, под Покровом Пресвятой Богородицы. Вот на Иверскую Вратарницу Божия Матерь и впустила его в райские обители. Как и 40 дней приходятся на Введение во храм Пресвятой Богородицы – престольный праздник Введенской Оптиной пустыни.

Отец Илиодор завещал нам: «Всем надо обязательно использовать то время, которое Господь отпускает каждому человеку: 24 часа в сутки!» В том числе и на отдых. Публикуем его слово, записанное некогда за чашкой чая.

Когда человеку хорошо?

Иеродиакон Илиодор (Гайриянц). Фото: Алексей Ловен

Часто человек долго ищет себя. Так и я бродил по жизни лет до 40: туда ткнусь, сюда... А потом Господь привел в лавру. И я всё понял! Ну, раз понял, – всё, вперед! Так я и принял монашество. Остался там, в обители. Стал молиться, как полагается. Вот тут и стали открываться тайны да премудрости нашего бытия, отношений с Богом. Вся наша жизнь – в руках у Бога. Наладить отношения с Богом – вот и все, что нам надо. Все остальное приложится (ср. Мф. 6, 33).

Над умными есть разумные, над разумными есть мудрые, над мудрыми есть премудрые, а над премудрыми – святая простота. Но это уже высший пилотаж. У Бога-то вообще всё просто. «Где просто, там ангелов со сто, где мудрено, там ни одного», – как батюшка Амвросий наш Оптинский говорил. Это мы, люди, сами всё себе усложняем. «Креста для человека Бог не творит. И как ни тяжек бывает у иного человека крест, который несет он в жизни, а все же дерево, из которого он сделан, всегда вырастает на почве его сердца», – наставлял, и, показывая на сердце, добавит: «Древо при исходищах вод, бурлят там воды», – то есть, значит, страсти. От этого и все наши беды.

Вся наша жизнь – в руках у Бога. Наладить отношения с Богом – вот и все, что нам надо

А что такое святость? Внешне это люди скромные, простые, добрые, доступные, непосредственные, доброжелательные, незлобивые. Если человек ни на кого не озлобляется, это уже, считай, что святой. Если никого не судит, не осуждает. «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение», – кто этих слов батюшки Амвросия не знает? Не ищи себе ни чести, ни славы. А сам ко всем будь снисходителен, внимателен. Всех люби... Да просто начни так поступать, и будешь уже мир в душе иметь. Если нет в тебе любви, так ты делай дела любви, хотя бы и без любви, а Бог уже, видя твое желание и страдание, даст любовь твоему сердцу, – как оптинские старцы наставляют.

Ведь когда человеку хорошо? Не когда его любят, а когда он сам любит. Тогда ему всё хорошо: и погода прекрасная, и люди вокруг все такие замечательные собрались... А когда он не любит, всё ему не так, тяжело, невмоготу. Господь потому и дает заповедь: «Да любите [же] друг друга» (Ин. 13, 34).

Без любви ничто не имеет смысла

Говорят: мир погибнет, когда иссякнет любовь. Без любви никак. Почему разрушится мир? Потому что без любви ничто не имеет смысла. Если любви нет, то многие бедствия могут начаться, чтобы хотя бы чуть-чуть привести в чувство людей. Все – в воле Божией. Бывали и пророчества, а если люди каялись, – Господь менял решение. Нашлось бы на Содом и Гоморру 10 праведников, по пять на каждый город хотя бы, тех, кто просто каялся, – не уничтожил бы Бог эти города (Быт. 18, 32)!

Надо всем нам обязательно использовать то время, которое Господь отпускает каждому человеку, а именно: 24 часа в сутки! Ровно столько дается и Патриарху, и любому. Вот как ты распорядишься, так оно и будет. Как говорят в народе: каждый человек – строитель своего счастья и несчастья. Надо так, чтобы не обстоятельства им располагали, а чтобы он руководил обстоятельствами. А то начинается: привычка – вторая натура, жена – дура... Это всё отговорки.

У человека три основные обязанности: если он семейный, – семья. Потом работа – без работы мужику нельзя, у женщин – свои хлопоты: дети, дом. И третье – Церковь. То есть Церковь, конечно, должна быть в приоритете. Когда Бог на первом месте – все остальное на своем. Но это же надо, чтобы человек еще дозрел до этого. А то у многих и семья-то из поля зрения выпадает... «А вот, он все работает, работает, а мы его дома не видим», – то и дело со всех сторон. И кому она нужна тогда, такая жизнь?

Господь заповедал и освятил не только шесть дней труда, но и седьмой – отдыха

Отдыхать надо, потому что Господь заповедал и Своим примером освятил не только шесть дней труда, но и седьмой – отдыха (про это у святителя Николая Сербского хорошо написано). Заповеди надо исполнять. Но и отдых – тоже не самоцель, как думают некоторые. Сейчас много перекосов: то трудоголизм, то прожигание жизни…Это от бессмыслицы. Потому что если в жизни нет любви, она действительно лишена смысла.

С людей невоцерковленных какой спрос? Они не понимают сути жизни. А вот когда христиане отдаляются от Церкви – вот это уже беда. «Раб, ведевый волю господина своего, и не уготовав, ни сотворив по воли его, биен будет много» (Лк. 12, 47). И как ведь только не оправдывают себя: «Да мы, мол, тогда не могли, а то, что сейчас опоздали, это ничего… Господь простит». А потом – болячки, скорби.

Жить, чтобы подготовиться к вечности

«В скорбях помолишься Богу, и отойдут, а болезни и палкой не отгонишь», – преподобный Амвросий говорил. Исцеление часто для укрепления в вере дается. Знаю такую Надежду. Она сама из Финляндии. Заболела саркомой. Ей врачи дали: месяц-два доживать. Она продала все, что имела, и поехала по святым местам. Молилась у мощей, прикладывалась к святыням, чудотворным образам, стала вести христианский образ жизни, помогать другим, исповедовалась, причащалась, соборовалась. Потом этим маслом после соборования, не ленилась, помазывалась ежедневно, и другими маслицами, освященными у святых мощей, икон. Святую воду пила, без просфорки день не начинала, в источниках святых окуналась. Стала верующим человеком. Ей уже не до скепсиса было: мол, зачем все это надо... А врачи поверить не могли:

– Где же вы лечитесь?

– А у меня святое масло, святая вода, просфорочки... – вот так прямо и отвечала.

– Да?! Ну-у... – переглядывались медики.

Но она прожила еще 12 лет! И ей этой дюжины еще отпущенных лет хватило, чтобы подготовиться к вечности. Ушла она уже очень просто и легко из этого мира. Спастись, как говорил преподобный Амвросий, нетрудно, но премудро. Хуже, когда болезни уже верующим посылаются…

Неужели Бог не остановит?

Чего только не накуролесит человек в жизни. А к Богу обратиться – ну, никак! А все по гордости. Ну, как же? Это все советская власть так человека извратила. А когда такие безбожники и сейчас во власть пролезут, – караул!

Вон Зюганова послушайте: я вам то дам, я вам это обеспечу... А кто ты, собственно, такой?! Ты, что ли, природные ресурсы создал? Мы уже знаем, проходили, что и как вы умеете обещать: светлое будущее и пр. Так дали, что аж до сих пор икается. Завтра вынесут любого такого обещателя вперед ногами, вот и все твои раздачи даров. Видел мир таких: и Гитлера, и Сталина, и Ленина... и нет никого их.

А Бог есть, был и будет, – вот и вся аксиома. Он – Единый Вседержитель.

А человека власть портит, слаб человек. Вон у оптинских старцев надо брать пример: какие они всегда были кроткие. Их и сильные мира сего слушались, а старцы сами смиренными оставались. А коммунисты оптинских старцев «врагами народа» объявили. А кто в итоге-то врагом оказался?

У нас, как ни крути, ни верти, – пока мы не осудим все то зло, которое в стране в XX веке происходило, все эти преступления коммуняк перед народом, пока мы не снимем всех этих идолов по стране с пьедесталов, не уберем имена палачей-террористов с названий улиц, площадей, метро, библиотек и пр., – какое нам возрождение? А сейчас что – машина не машина, курорт не курорт... Куда мы катимся? Неужели Бог не остановит? Так же долго продолжаться не будет. Такое же уже было – перед революцией. С ее еще наследием не разобрались…

По земле Божией ходят, воздухом Божиим дышат, солнцем Божиим греются... А прославляют этого идола? Его трупу в Мавзолее поклоняться ходят, венки возлагают? «А вот, мне пенсию...». Какую тебе пенсию, если этот ваш кумир миллионы человек сгноил? Какую тебе пенсию, их кровью политую?

Начинают еще защищать эту идеологию. «Ты хоть знаешь, что такое коммунизм в действии?» – спрашиваю упитанного такого господина, хорошо одетого. «Светлое будущее», – отвечает. И не стыдно еще ему.

У нас же по-мирному. Ну, не верит человек в Бога и не верит. Не дано ему. Что с него возьмешь? Это как, бывало, спросишь у коммуниста: «Ты не веришь в Бога?» – «Не верю». – «Ты коммунист?» – «Да, коммунист». – «Ну, дай Бог тебе 1000 лет здоровья. А я верую».

Ну, казалось бы, и что дальше? Так ведь нет: сам не верю – и из тебя веру выбью. Будешь верить, тебя наш Феликс Эдмундович расстреляет. Ты – «враг народа».

«Ну, хорошо, – помню, спрашиваю у коммунистов, – вы веруете?» – «Мы не веруем, у нас свои идеалы». – «Да-да, конечно. Вера – это свободный выбор человека. Вот, надо заставлять веровать детей в Бога?» – «Нет». – «И взрослых?» – «Нет, конечно». – «А вот, заставлять не веровать можно?!» Смотрю, краснеют... «Ах ты какой, – думаю, – Бога нет, а ты, значит, есть, да?» С ними разговаривать бесполезно.

Любить всех и каждого

Мы, христиане, всегда должны оставаться, по образу Христову, непоколебимыми. Что бы с Господом ни делали, как бы ни предавали Его, ни издевались над Ним, Он продолжал любить всех и каждого. А виноватые понесут наказание. Сами же себя и наказывают. А мы не должны отвечать на зло злом. Даже больше того, призваны жалеть этих бедолаг. Главного-то им не досталось. Все новомученики, над которыми изгалялись и которых расстреливали, молились за палачей: «Не ведают, что творят» (Лк. 23, 34).

Даже Царь Николай просил: передайте, чтобы никому за меня не мстили... «Он всех простил и за всех молится, и чтобы не мстили за себя, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет ещё сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь...» – Великая княжна Ольга передавала... Вот это высота! А вся эта злость, ненависть – это все, конечно, болезнь. Если человек отрицает Бога, не видит солнышка, не любуется красотой неба, природы, нет у него родственных чувств, нежности по отношению пусть и к чужим, но детям... Коммунисты же и детей без родителей оставляли, или выгоняли всех на мороз, или увозили в Сибирь без вещей, без съестных припасов. Женщин с грудными детьми на руках, стариков прямо так на пустыре каком-нибудь высаживали... Если у человека даже сострадания нет, то какой же это человек? Хуже скота.

Если у человека даже сострадания нет, то какой же это человек?

Все-таки и хищники пожалеть умеют. Сколько известно случаев, когда даже волчицы выхаживают детенышей какого-то другого вида животных, спасают, вылизывают, кормят своим молоком. Что тут скажешь про тех, для кого законы всего сущего недействительны? Эти люди уже при жизни мертвы. Таких только пожалеть и можно. Святые, старцы молились о них.

Великая княгиня Елизавета Феодоровна ходила, перевязывала. Ходила по подворотням, специально разыскивала их... Кто сейчас из девушек светских да состоявшихся в карьерном плане модниц на такое способен? Длина ресниц, длина ногтей... Хотя есть, конечно, и сегодня подвижницы, в той же больнице Святителя Алексия. Есть крестоносицы.

Безнадежных и готовых только так отсюда забирают

Помните, как преподобный Макарий послал вперед своего ученика? Тот встретил жреца, отчитал его как следует, язычник избил этого витийствующего неофита. А следом старец шел да пожалел этого заблудшего... Поприветствовал трудолюбивца, тот и умилился. Признался, что побил только что назвавшего его «демоном»... Тут святой Макарий и увидел своего ученика...

Все равно все мы, люди, – творения Божии. Если Господь длит еще чью-то жизнь, значит, и для этого человека еще не закрыта возможность спасения. Всех безнадежных или уже готовых (если у них нет тут особого поручения) только так отсюда забирают. Вся наша жизнь – в руках Божиих.

Если Господь длит еще чью-то жизнь, значит, и для этого человека еще не закрыта возможность спасения

Все мы – человеки. Так и надо по-человечески относиться друг к другу. Это принцип сосуществования. Хотя бы так строить общество. Не обманывать, не воровать, не убивать друг друга – это же общечеловеческая этика. Да и Господь же все просто изложил: чего ты не желаешь себе, не делай другому – вот и всё (Мф. 7, 12). Любить всех – это уж для совершенных.

Но мы, христиане, и призваны к совершенству (ср. Мф. 5, 48). Мы – «свет мира» (Мф. 5, 14). Как солнышко светит на всех, невзирая, добрый он, злой, – там и мы должны стараться всем делать добро. Молиться вместе с инославными, иноверцами мы не можем: это преступление против веры, а вот делать добро всем – и можем, и должны: и мусульманам, и католикам, и иудеям, и атеистам, и коммунистам. Относиться ко всем просто по-человечески.

Рождение в вечность и первый крик души

Иеродиакон Илиодор (Гайриянц)

Когда на тот свет каждый из нас попадает, там первый вопрос такой будет: был ли ты на земле человеком? «Первая заповедь – будь человеком». Вот по ней нас и будут спрашивать прежде всего, мне так кажется. Когда душа попадает в область вечности, она видит Творца, и первое, что у нее вырывается: «Господи, помилуй!» Веровал ты там при жизни, не веровал, просто вопишь ко Христу... Ребенок, когда рождается, у него самопроизвольно вырывается крик, – он кричит! Вот точно также и душа, а она – христианка.

И вот она орёт-надрывается: «Господи, помилуй!» А в ответ – это все изложено в Евангелии: а ты миловал других? Напоил, накормил, приютил, посетил, помог в беде? Даже если ты самарянин, – веруешь там как-то неправильно, – но это-то ты мог сделать?

Так, и в Великую Отечественную войну, допустим, мусульманин, рискуя собою, с поля боя товарищей вытаскивает одного за другим, пополз за следующим и сам подорвался. Он, что, «не за други своя» умер? Заповедь не исполнил? А если ты православный, да тебе благословения подождать в какой-нибудь экстренной ситуации надо было... Кто из вас на поверку оказался христианин?

Господь с нас будет спрашивать в первую очередь ЧЕ-ЛО-ВЕЧ-НОСТЬ. На втором месте будет уже вопрос веры. Он тоже будет. Но на первом будет: человечность. Почему? Потому что мы – человеки.

Вот, смотрите, бывает, собака подошла: «Аррррр» – «Стой там». Она покушала, всё не съест, и отошла. А потом подходит другая собачка, тоже кушает, но и не более того, что может съесть: свое набрала и отходит. Это у собак. А человек, который знает, что у него есть, он не голодный: у него и на сегодня, и на завтра, и на десятилетия вперед... А он все хапает и хапает, гребет и гребет под себя. Все же тоже в Евангелие написано: «Безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал ecu, кому будут?» (Лк. 12, 20).

Даже в жизни одного человека всякие катаклизмы происходят: сейчас ты на гребне волны, а в следующий момент что с тобой? А ты о других думал, когда у тебя самого всего было в достатке? Сегодня штиль, а завтра буря...

Сказок, что ли, люди не читают? Историю не знают?

Надо вернуться к традиционному укладу. Когда в семье лад, не нужен и клад. Женщину надо поставить на свое место. По сколько раньше детей рожали? Да потому что смирение было. А большевики со своей эмансипацией развратили женщин. И началось: «Не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть вольною царицей...» – «Не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою...». Всё мужиков за золотыми рыбками гоняют?

Вот, женщина спасется чадородием (ср. 1 Тим. 2, 15). И где они, эти чада?

Это всё звенья одной цепи: безбожие ведет к вымиранию. Кто первый в истории человечества легализировал аборты? Ленин. В нашей стране. Нация теперь вымирает, а ему почести воздают?

Это же все с тех же послереволюционных лет: «долой стыд» и всё такое. Бога нет, делай, что хочешь. На той «женись», разонравилась – на этой, там третья подрастет. Однополые извращения. Свобода же, всё можно. Гуляй Вася.

«Что, на тебя мама кричит? Папа что-то не так сказал? Ты звони. Всегда твоя – ювенальная юстиция». Павлики Морозовы – мы же это уже проходили!

Сказок, что ли, люди не читают? Историю не знают? Если уж не до Евангелия им, то хотя бы что-то должны знать? Стихи какие-нибудь:

Крошка сын к отцу пришел,
и спросила кроха:
– Что такое хорошо?
И что такое плохо?

Ну, какое-то же представление должно быть о добре и зле? Это как на зону придешь, а там зэки: «Ой, а нас никаким заповедям не учили... В Церковь мы не ходили...» – «Ну, и что теперь? – спрашиваю. – Надо было воровать? Убивать? За что сидишь?» Тут уж смотрят, разговор так прямо пошел, не увиливают: «За преступления», – отвечают. «И чего ты его совершал? Потому что Евангелия у тебя не было?!» Молчат, моргают. «Человек ты или кто? Совесть же у тебя есть?» Кивает.

«Да у нас всё прекрасно! Слава Богу! А вот у вас как там, в миру-то?..»

Иеродиакон Илиодор (Гайриянц)

Безбожная идеология, конечно, порождает преступность, – тут и говорить нечего. Царя убили, а это глава народа. Церковь разоряли, а это – душа народа. Отрубили голову, душу вон – вот тело и смердит. Всё так. Поэтому мне смешно, когда спрашивают: «А почему вы оставили мир и ушли в монастырь?» А что, думаю, я там оставил-то? Тоска и печаль. Смотреть без слез нельзя: «Саша! Вася. Здорово! Ты чё?» – «Я ничё. А ты чё?» – «Я тоже ничё». – «Ну, давай!» – «Ну, давай!» – «Алё, Маша, привет! А ты чё?» – «Я ничё». – «Я тоже ничё». – «Ну, давай!» – «Ну, давай!» И так по сто первому разу? Кино, вино, домино? Мат-перемат. Тоска и печаль… Я их всех, в миру, «мучениками» называю.

В монастырь пришел, и всё у тебя нормально. «Ба-тю-шка! Как у вас там?» – «Да у нас всё прекрасно! Слава Богу! А вот у вас как там, в миру-то?..» – «Ой, мы приехали к вам в Оптину. Только на два дня. Сейчас вот уже уезжаем. Надо срочно вещи собирать. Бежать уже. Как у вас тут хорошо в Оптиной. Как хорошо...» – «Ну, оставайтесь». – «Не-не-не, спешим. У нас дела». Да знаю я ваши дела! Уедете: дела-дела, – а потом возвращаетесь с глазами по блюдечку: во де-ла… – не приведи, Господи!

Дай Бог покаяние.