Голос Церкви. Сергей Худиев

Между Церковью и людьми, к ней не принадлежащими, возникает — и, можно даже сказать, стабильно существует — глубокое непонимание. Одних возмущает тот факт, что Церковь говорит об общественных проблемах; с их точки зрения она должна заниматься исключительно «своими церковными делами». Другие, напротив, возмущены тем, что Церковь молчит, когда, по их мнению, она должна была бы говорить. Этому непониманию есть несколько причин.

Первая из них — непонимание того, что можно (а что лучше не надо) считать голосом Церкви. На просторах русского интернета можно встретить самые фантастические утверждения, предваряемые вводной фразой «Русская Православная Церковь учит, что…». Иногда источник таких мнений — услышанные где­-то слова ревностного неофита, который, как это бывает с неофитами, путает свое мнение с учением Церкви; иногда — какие­-то сомнительные сайты и брошюры; нередко даже просто фантазии на тему.

Неофиты, которые всегда готовы поставить священноначалие на место, да и всех, до апостолов включительно, обличить в ереси, создают проблему из-за неумеренной ревности. Они заметнее, чем кто бы то ни было другой, шумнее, больше бросаются в глаза. Но они никоим образом не являются голосом Церкви. Почему их часто принимают за такой голос? Почему люди бывают уверены, что любая брошюрка «о божественном» выражает позицию Церкви?

Проблема в том, что люди внешние склонны смотреть на Церковь как на что­-то вроде КПСС — идеологический монолит, в котором частных мнений не бывает по определению. Если член Церкви что-­то говорит, он излагает партийную, то есть церковную, линию, и иначе быть не может. На самом деле в Церкви — в отличие от партии — могут быть разные мнения, православные христиане вполне могут иметь разные предпочтения, эстетические вкусы и политические пристрастия. Одни люди находят среди этих разномыслий то, что, кажется, созвучно их взглядам, и радостно восклицают: «Церковь за нас!», другие, напротив, обнаруживают что-то, что их взглядам противно, и нападают на Церковь как на «оплот мракобесия». То и другое мнение ошибочно; от имени Русской Православной Церкви в целом может говорить только Поместный Собор. Все остальное — частные мнения тех или иных православных людей, которые могут резко расходиться между собой. Существует догматика — вероучение, обязательное для всех членов Церкви; тот, кто не разделяет этого учения, находится за ее пределами. Но в недогматических вопросах возможны самые широкие разномыслия. Если вас отталкивают взгляды какого-то батюшки — это совсем не причина избегать Церкви. Батюшка в соседнем приходе может думать совершенно иначе.

Но есть и более глубокая причина непонимания. Христиане и неверующие живут в совершенно разных мирах. Мир неверия замкнут, мир веры — разомкнут. Вера видит дверь там, где неверие — только стену; вера видит небо там, где неверие — только потолок.

Православное христианство видит человека как величественное творение, созданное по образу Божию, падшее и обезображенное грехом, но призванное вновь обрести прежнее достоинство — «образ есть неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу согрешений». Неверие воспринимает его как порождение слепых и бессмысленных природных процессов, случайный и побочный эффект движения материи, который также случайно и бессмысленно исчезнет с лица земли.

Многие, по-видимому, просто не продумывают свою мировоззренческую позицию; сознательных атеистов сейчас не так уж и много — но большинство людей, выросших на постсоветском пространстве, исходят из того, что можно было бы назвать “практическим атеизмом”: Бог, может, и существует (где­-то там, за звездами), но к реальной жизни, к ее страхам и надеждам, проблемам и желаниям, Он не имеет отношения. Более того, сами эти страхи и надежды могут носить только посюсторонний характер.

Церковь исходит из того, что предмет нашей главной надежды — и главного страха — лежит не здесь. Каждый из нас со скоростью шестьдесят секунд в минуту несется навстречу вечности, которая может оказаться невыразимо прекрасной — или невыразимо страшной. Здесь, на земле, мы принимаем решения, которые приводят нас к Богу — или уводят от Него в тьму внешнюю. Как только перестанет биться наше сердце — а этот момент неизбежно наступит,— мы окажемся лицом к лицу с результатом того выбора, который совершили при жизни. Вечность — нечто гораздо, неизмеримо более важное, чем все остальное; предназначение Церкви — вести людей к вечному спасению. Это не означает бегства от земных проблем. Напротив, то, как мы ведем себя здесь, на земле, становится чрезвычайно важным — ведь наши поступки обретают вечное измерение, они навсегда станут нашей вечной радостью — или вечной мукой.

Но это означает совершенно иной взгляд на эти проблемы — который неизбежно расходится со взглядом людей внешних. За претензией «почему Церковь не выступает против...» стоит поиск союзника в борьбе. У нас есть правое дело, и Церковь должна его поддержать; у нас есть враги, и Церковь должна вместе с нами на них обрушиться.

Но Церковь не призывает к борьбе — Церковь призывает к покаянию. Причем призывает не кого-то другого, а именно вас. Падший человек видит источник своих проблем в других людях, которых надо обвинить. Церковь говорит: нет, проблема в вас, это вы должны перемениться — переменить путь, изменить вашу систему ценностей, исправить свою жизнь. Это вызывает резкое неприятие — и немалое раздражение против Церкви.

Мы все склонны предполагать, что наши проблемы находятся снаружи. Это коррумпированные чиновники, власти, начальство, соседи, жены, дети, кто-­то еще — но с точки зрения Церкви наша главная проблема находится внутри; это наш собственный грех. Именно наш грех делает нас унылыми и озлобленными на весь мир, именно он ведет нас к временному и вечному несчастью. Церковь призывает нас заняться решением, прежде всего, этой проблемы — и именно ее полагает первоочередной. Для того чтобы улучшить что­-то в общественной жизни, нам надо перемениться самим — а значит, признать, что мы нуждаемся в переменах.

В пьесе Горького «На дне» один из персонажей говорит «Всякий человек хочет, чтобы сосед его совесть имел, да никому, видишь, не выгодно иметь­-то ее…». Человек часто требует от Церкви, чтобы она сделала совестливым его соседа — но забывает о том, что он тоже чей­-то сосед. Так уж устроен грех: мы всегда рады обличить других, но приходим в ярость, когда кто­-то обличает нас. Но Церковь, поскольку она ищет спасти именно нас, нас и обличает, нас и призывает к перемене пути. И это значит, что ее слово будет неизбежно отличаться от того, что мы хотели бы услышать.

Чтобы понять голос Церкви, нужно поверить: мы действительно предназначены для вечности. Наша главная проблема — и источник всех остальных проблем — это грех, прежде всего, наш собственный; мы начнем выкарабкиваться из ямы, в которую себя загнали, когда это признаем. Для тех, кто отказывается это сделать, голос Церкви будет казаться непонятным, неуместным и раздражающим.

Всегда, когда звучит голос Церкви — в дни стихийных бедствий, общественных беспорядков, после терактов и в других случаях,— люди с жадностью вслушиваются, чтобы понять, поддерживает ли Церковь их дело, выступает ли на их стороне. Но сам этот вопрос ошибочен: Церковь исходит из совсем другой системы целей и ценностей. Люди, которые сегодня кричат «ура», через месяц будут кричать «долой», Церковь же проповедует неизменную Истину. Люди ищут победы над другими — Церковь ищет спасения всех… Истина, которую она хранит и возвещает, неизменно ведет к временному и вечному благу людей.

Источник: Православие и современность