Американские фанаты британской комик-группы «Монти-Пайтон» наверняка знакомы с первыми строчками стихотворения Уильяма Блейка «Иерусалим». Оно было переложено на музыку в 1916-м году в виде гимна[1], который стал крайне популярным в послевоенной Британии, а Лейбористская партия избрала его в качестве лейтмотива предвыборной кампании 1946 года. Стихотворение основано на легенде, согласно которой Иисус Христос ребенком посещал Англию, куда его взял с собой праведный Иосиф Аримафейский[2]. Блейк превращает это предание в образ Рая, который будет «построен» в современном мире:
Не здесь ли, средь зеленых гор,
Остался след святой ступни?
И не на наших ли лугах
Был Агнец Божий зрим в те дни?
И не лился ли горний свет
Сквозь мрак на дымные холмы?
И не вставал ли Ерусалим
Меж темных мельниц сатаны?
О дай мне лук, златой как луч,
Дерзаньем стрелы раскаля.
Дай мне копье – разверзнись мрак
Пред колесницей из огня.
Мой разум истиной ведом,
Мой меч не знает мирных нег,
И мы взведем Ерусалим
В зеленой Англии навек!
(Перевод Аллы Гелих).
Говорят, что король Георг V предпочитал «Иерусалим» в качестве национального гимна, а не «Боже, храни короля!» Он до сих пор используется как гимн в ряде современных постановок.
«Иерусалим» надо слышать и понимать в контексте того времени. Впервые он опубликован в 1808-м году. Интересно, что Блейк был ярым сторонником Французской революции[3] и критиком многих «темных сторон» Промышленной революции, которая тогда еще только начиналась. Этот образ борьбы являет своего рода лейтмотив, звучащий и в наши дни.
Хотя мы часто приветствуем новшества и удобства, привнесенные индустриализацией и технологическим прогрессом, мы также сожалеем о частых трагедиях, которые случаются после них. Нынешнее экологическое движение, по-видимому, разрывается между «зеленым» миром тяги к природе и сверхтехнологическим миром, в котором цифровая эпоха несет нам как удобства, так и минимальный «углеродный след». Последний тезис, впрочем, нуждается в подтверждении.
Во времена Блейка индустриализация была новшеством и часто приводила к вытеснению прежней рабочей силы. В детстве он жил близ «Albion Flour Mills» («Альбионские мукомольные заводы») в Саутуорке – первой крупной фабрики Лондона. Фабрика могла производить 6000 бушелей (мера ёмкости, равная 36,3 л) муки в неделю и лишила работы многих мельников, работавших по старинке. Когда фабрика сгорела в 1791-м году, независимые мельники возрадовались. Некоторые считают, что прототипом «темных мельниц сатаны» у Блейка послужила именно фабрика «Albion Flour Mills».
Принося некоторым процветание, индустриализация порождала и новые формы бедности среди «неквалифицированных» или «неправильно квалифицированных» нищих. Сегодня мы имеем то же самое.
Заброшенные фабрики «Ржавого пояса»[4], где бедность и наркомания заменили когда-то процветавший индустриальный мир, указывают на то, насколько трудноразрешимым стал этот аспект современности. Спустя 200 лет после Блейка наши «темные мельницы сатаны» в основном оффшорные. Для них – «Иерусалим», для нас – «мельницы сатаны».
Огромный успех индустриализации (для некоторых) также породил глубоко укоренившуюся убежденность в возможностях науки и прилежного применения общественного планирования. По мере нарастания проблем также увеличивались планы и усилия по их разрешению. Возникла и современная «индустриальная эсхатология». Христианство учит верить в грядущее Царство Божие. Различные реформаторы и ответвления пуритан уже воображали, что создают земной Рай. Их утопические видения стали мощными двигателями перемен и революций. Когда с гильотины в Париже катились головы, толпа воображала их предвестниками нового мира. Они были – а Рая не было.
Когда с гильотины в Париже катились головы, толпа воображала их предвестниками нового мира
Имя Вальтера Раушенбуха (1861–1918) глубоко связано с принятием западными христианами этой прогрессивной идеи. Американский баптист, преподававший и служивший пастором в Нью-Йорке, предложил труды, которые станут основополагающими для понятия «социальное Евангелие». XIX век увидел своего рода крах классических христианских догматов во многих основных протестантских церквях. Исторические основы этих учений столкнулись с растущим скептицизмом. Раушенбух не был застрахован от этого. Он отверг представление о крестной смерти Христа как искупительной жертве за наши грехи; вместо этого он видел в ней пример страдающей любви, чья сила – в способности побуждать людей действовать таким же образом.
Раушенбух описывал «шесть грехов», которые Христос якобы «понес» на Кресте:
- религиозный фанатизм,
- сочетание взяточничества и политической власти,
- коррупция в правосудии,
- дух и действия толпы,
- милитаризм и
- классовое презрение.
Каждый, кто изучает историю, признает, что все они составляют основу «царства зла». По Раушенбуху, Христос понес эти грехи не в юридическом или искусственном смысле, но в том, что они повлияли на Его собственное тело и душу. Он не участвовал в грехах, как мы, и все же они были возложены на Него. Это были не только грехи Каиафы, Пилата или Иуды, но общественный грех всего человечества, которому способствовали и от которого пострадали все, кто когда-либо жил.
Эти «силы зла» были воплощены в общественных институтах. Задача Царства Божия состояла в противодействии этим институтам и реформировании общества.
Либеральное христианство переняло взгляды Раушенбуха самыми разными способами. Следует отметить, что его видение было в основном политическим. Интересно, что он рассматривал Церковь как проблемный институт и предпочитал вместо нее говорить о «Царстве Божием», подразумевая под ним политический проект, направленный против «шести грехов».
Конечно, это интересный подход к вере – и он был источником многих христианских общественных движений прошлого века. Это отказ от онтологического и духовного содержания веры, традиционно связанного с классическим христианством (например, Православием). Это форма христианства, одобренная культурной элитой нашего времени. Ей не нужна сложная доктрина, а нужно только ясное моральное учение. Действительно, можно было бы практиковать такое христианство, веря, что Иисус Христос был просто человеком.
Другой аспект современного социального Евангелия (которому присущ так называемый «демифологический подход» к Священному Писанию) – его приверженность утилитаризму как моральному принципу. Этот принцип представляет собой ориентированную на результат философию, которую лучше всего описать как моральную модель, в которой все усилия направлены на достижение желаемой цели. Она предполагает контроль результатов.
Ничто из этого не нуждается ни в Боге, ни в Спасителе. Как таковое, оно идеально подходит для секуляризованного христианства. По большей части, это христианский лозунг для светских целей. Во времена Раушенбуха Церковь как общественный институт была сильной, почти неприступной. Со временем обмирщение Церкви, вкупе с его видением Евангелия, привело к гибели тех самых институтов, которые это обмирщенное христианство и породили.
Христос – гораздо больше, чем хороший Человек, подавший пример
Риторика о «созидании царства», ставшая популярной благодаря Раушенбуху, есть глубокое искажение этого понятия, несмотря на самые лучшие намерения. Христос – гораздо больше, чем хороший Человек, подавший пример, и больше, чем Жертва социального преступления. Христианская история гораздо богаче. Природа греха есть смерть, а не просто социальный гнет. Смерть властвует над нами и тащит нас, ее невольников, вместе с собою прочь от Бога. Это, несомненно, проявляется в разных видах злодейств. Но это также имеет космическое влияние в движении всех вещей к гибели, разрушению и распаду. Наша проблема не в нравственности: она онтологическая и коренится в отчуждении от бытия, истины и красоты – от Самого Бога. Разрыв общения с Богом приводит к смерти. Безнравственность во всех ее формах – всего лишь симптом. Однако Бог по Своей милости вошел в полноту нашего состояния, воспринял нашу «человечность» и взял на Себя нашу «испорченность»:
«А как дети причастны плоти и крови, то и Он также воспринял оные, дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола, и избавить тех, которые от страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству» (Евр. 2, 14–15).
Это язык не Христа как Образца для подражания, а Христа Искупителя, Богочеловека и Спасителя. Царство Божие как «улучшение», независимо от того, насколько хорошо оно задумано и как осуществлено, по-прежнему остается не более чем миром ходячих мертвецов. Царство Божие, проповедуемое Христом, никак не меньше, чем воскресение из мертвых.
Мы два столетия воспитывались на утилитарной риторике и мысли. Для нас нет ничего более привычного, чем ставить цели, строить планы и достигать результатов. Неудивительно, что мы представляем себе Бога, действующего подобным образом. Но это не так.
Посмотрите на историю патриарха Иосифа Прекрасного. Предан своими братьями, продан в рабство, ложно обвинен женой своего господина, брошен в тюрьму, где истолковывает сны другим узникам, тем самым привлекает внимание фараона, чей сон он тоже истолковывает и предлагает мудрый совет, за что поставлен над всей землей Египетской как соправитель фараона и спасает свою семью от голодной смерти.
Какие люди в здравом уме когда-либо подумали бы о таком плане как о средстве достижения цели спастись от голода, о приближении которого не подозревали? Никто. На самом деле, события этой истории представляются не чем иным, как чередой постоянных трагедий. Позднее Иосиф сам скажет об этом: «Вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро» (Быт. 50, 20).
Это непостижимая природа Провидения, как неоднократно подтверждается в Священном Писании. Тайна Божия Промысла, действие Его Царствия посреди нас непостижимы. Господь «вознес смиренных, алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем» (Лк. 1, 52–53).
В эти последние времена хозяева машин и денег воображают, что «строят царство» (Иерусалим Блейка) с планами, намерениями, целями и утопиями (в мое время именно на таком языке каждый день публично выступали епископалы). В планы обычно входило оказание помощи богатыми кротким и смиренным, чтобы им больше не нужно было быть смиренными и кроткими. С каждым успехом они становились еще более чужими Богу. Их церкви стоят пустыми, а их дети забыли Бога и обратились к другим мечтам.
Смиренным и кротким свойственно быть несведущими в управлении мирскими делами. Их обычно не допускают до принятия управленческих решений. В этом отношении поучительно рассмотреть природу заповедей Христа. Они, как правило, краткие и прямые: отдавай, люби, прощай, не думай о завтрашнем дне, терпи оскорбления. Как мы видим из истории Иосифа, Промысл Божий чаще всего виден лишь ретроспективно. Его повседневное действие в нашей жизни часто будет находить нас заключенными в тюрьму из-за лжи злого работодателя или пригвожденными ко кресту, когда над нами издеваются. Апостол Павел описывает Промысл Божий:
«Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков. Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (1 Кор. 4, 9–13).
Если мы говорим о созидании Царства Божия, то пусть оно будет ограничено нашим внутренним деланием – стяжанием Духа Святого. И да будем говорить со смирением. Апостол Павел снова напоминает об этих вещах:
«Ибо хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь; судия же мне Господь. Посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога» (1 Кор. 4, 4–5).
Наши сердца, действительно, жаждут «Иерусалима». Но град, к которому мы стремимся, – это не проект мечты Уильяма Блейка. Парадоксально, что Блейк жил в цивилизации, которая намеренно разрушила все свои монастыри, убив многих монахов. А потом она недоумевала, куда делся Иерусалим.