Дорасти до благодарности. Марина Бирюкова

Почему — или для чего — людям на этом свете бывает так плохо?.. Иногда приходится слышать: «Всё это по грехам, мы и худшего достойны…». Но эти речи отдают ханжеством. Приписывать Богу «метод кнута и пряника» не стоит: у Него все совсем не так просто. Больше всех страдали святые — подвижники, мученики, те, кто во все века молился за весь мир. Страдали и не удивлялись, потому что Господь предупредил их о грядущей скорби в мире (см.: Ин. 16, 33).

А еще приходится слышать, что Господь «не по силам креста не дает». В ответ хочется напомнить, что и Ему Самому тот самый Крест оказался не по силам: иначе зачем бы понадобился палачам некий Симон Киринеянин, отец Александра и Руфа? (см.: Мф. 27, 32; Мк. 15, 21; Лк. 23, 26).

Когда мы читаем книги о новомучениках и исповедниках Российских ХХ века, открываем для себя их письма, воспоминания, дневники, мы видим не только мужество и веру, но и ту самую непосильность креста: страдание, «выше» которого человек быть не в силах. Это совсем не то страдание, которое необходимо, может быть, каждому человеку, которое закаляет, очищает, через которое мы нередко обретаем себя. Это страдание без меры, страдание, которое всякого, кажется, человека должно было бы разуверить — и в осмысленности происходящего с ним, и в милости Божией.

И когда мы, читая, видим, что нет, не разуверило, и даже наоборот, мы получаем ответ на вопрос «для чего?». Ответ не умозрительный, не бого­словский даже, но абсолютно личный: собственный ответ страдальца, им самим и подтвержденный, и доказанный. Если мученик на последнем этапе крестного пути говорит: «Слава Богу за всё» — значит, Сам Бог дает нам, растерянным и недоумевающим, этот ответ через него.

«Слава Богу за всё» — так называется книга о священномученике Илии Четверухине, известном московском священнике, погибшем при пожаре в пермском лагере в декабре 1932 года. В моих руках второе издание книги, первое издание было подготовлено сыном святого, Сергеем Ильичом Четверухиным, а второе, значительно расширенное, — внучкой Ольгой Сергеевной.

Книга не только о священномученике Илии: она о тех людях, которые, сплотившись вокруг него, поддерживали огонь веры в лютой стуже нагрянувшего вдруг на Русь безбожия, которые хранили затем память о нем. Второе действующее лицо книги — супруга отца Илии Евгения Леонидовна, урожденная Грандмезон. Это прекрасный — и далеко не уникальный в христианской среде тех лет — пример любви, самоотвержения, верности во всем — до конца, «даже до смерти». Именно ей мы обязаны и подробными воспоминаниями о супруге, и массой сохраненных материалов, рассказывающих о нем и близких ему людях.

Илья Сергеевич Четверухин родился в январе 1886 года в Москве, в семье военного. Его отец был широко образованным и глубоко верующим человеком, такими воспитал и своих детей. Характерный момент из отрочества Ильи: все гимназисты его класса заявляют, что они неверующие, и только Четверухин твердо говорит, что верит в Бога. Окончив гимназию с золотой медалью, Илья поступает на историко-филологический факультет Московского университета, но через два года, познакомившись с будущим духовным отцом — старцем Алексием (Соловьевым) из Зосимовой пустыни — оставляет университет и поступает в духовную академию. К этому же времени относится и его встреча с будущей супругой. Шаферами на их свадьбе были два будущих священномученика: Николай Звездинский (епископ Дмитровский Серафим) и Сергей Садковский (епископ Скопинский Игнатий). Нередкими гостями в доме молодых супругов были соученики Ильи по академии: иеромонах Николай (Могилевский) и Александр Туберовский, в будущем протоиерей; оба они также прославлены в сонме новомучеников Церкви Русской. Такая вот была молодежная компания…

Первым местом служения отца Илии стала церковь при женской богадельне, учрежденной текстильным фабрикантом Фролом Ермаковым «для призрения престарелых и увечных лиц крестьянского сословия». Как же непросто пришлось молодому священнику с этими бедными старушками! Многие из них были прикованы к постели, чувствовали себя брошенными, никому не нужными… К ним отец Илия обращал слово о высшем значении каждого человека на земле, о том, как нужна — не только им самим, сирым и убогим, но всему миру, может быть — их смиренная молитва. А иные вполне могли, но просто ленились ходить в церковь — предпочитали провести это время в дремоте или болтовне. К ним батюшка обращался с горьким упреком в нерадении: без ложного жаления напоминал, что земная жизнь их уже подходит к концу. Для него же самого это было только начало исповеднического пути…

Отец Илия Четверухин чем-то напоминает своего современника и тоже москвича — священномученика Сергия Мечева: оба сумели создать большую и живую приходскую семью, соединить людей истинно христианской любовью, сделать спасение каждого общим делом — в условиях беспримерного давления извне, среди арестов, обысков, вопреки постоянному страху, голоду, тифу, неизвестности. Для отца Илии такой семьей стал приход храма святителя Николая в Толмачах, известный ныне как храм при Третьяковской галерее. Его настоятелем он был с 1919 по 1929 год, до закрытия храма и официальной передачи Третьяковской галерее его здания. Для всех толмачевцев это было тяжелейшим ударом, а пастырь, обращаясь к пастве, сказал:

— Когда закроются двери этого храма, погаснут лампады, и не услышим мы нашего молитвенного пения, пусть не закроются духовные двери наших сердец, пусть не гаснут в них лампады ваших молитв, пусть не умолкает в них славословие Богу…

В октябре 1930 года, когда отца Илию арестовали второй раз (первый раз — в 1923 году, тогда он провел в Бутырках чуть больше месяца), Евгения Леонидовна, провожая мужа, спросила: «Что ты сейчас чувствуешь?». Он ответил: «Глубочайший мир».

Но этому внутреннему миру предстояли еще тяжелейшие испытания: битком набитые камеры, где люди лежали на полу, как селедки в банке, многочасовые допросы с абсурдными обвинениями, двадцать суток в неотапливаемом бетонном карцере, без койки и табуретки, многодневный пеший этап на сорокаградусном морозе, голод, грабежи и издевательства уголовников…

«Здесь я прохожу вторую духовную академию, без которой меня не впустили бы в Царство Небесное, — говорил отец Илия супруге, приехавшей к нему в лагерь. — Каждый день я жду смерти и готовлюсь к ней».

В одном лагере с отцом Илией оказалась бывшая толмачевская прихожанка Мария Михайлова, которая страшно переживала свою вину: будучи арестованной раньше настоятеля, она оказалась совершенно неготовой к этой ситуации и на допросе неосторожно назвала имя отца Илии и нескольких прихожан… И когда Мария, улучив минуту, попросила у страшно изменившегося, исхудалого и обритого батюшки прощения за этот грех, она получила не только прощение, но столько исцеляющей любви и света, что «обратно шла — как из храма». Духовник поделился с нею тем самым обретенным в муках внутренним миром, и она тоже смогла сказать: «Слава Богу за всё».

И именно этой духовной дочери отца Илии пришлось стать свидетельницей его кончины. В лагере, в бревенчатом бараке-клубе показывали кино. Загорелась пленка в допотопном проекторе. Растерявшиеся конвоиры не дали заключенным быстро покинуть клуб, возникла давка… Тела заключенного Четверухина среди других, неузнаваемо обуглившихся при пожаре, не опознали…

Одна моя знакомая много лет провела в одной из неопротестантских харизматических «церквей», достигла в ней лидерства, сама проповедовала и «обращала». Но в какой-то момент почувствовала: нет, здесь что-то не то, истина не здесь… Начался период мучительных сомнений, нерешительности: остаться? Уйти? А куда?.. В православие? Но там все так сложно, так непонятно…

И тут ей в руки — как бы случайно — попала книга «Слава Богу за всё». Прочитав ее залпом, вчерашняя харизматка опустилась на колени: она благодарила Бога и священномученика Илию за указание пути. С той поры она живет в Православной Церкви и трудится на ее благо.

Газета «Православная вера», № 20 (712), октябрь 2022 г.

https://www.eparhia-saratov.ru/Articles/dorasti-do-blagodarnosti