ДОГМАТЫ. Священник Николай Емельянов

Клетка для разума или путь любви?

«Почему мои отношения с Богом должны регулировать какие-то непонятные догматы Церкви (и еще множество разных церковных правил и установлений)? Ведь эти отношения – мое глубоко личное дело. Зачем эти догматы и церковные правила вообще нужны?» Ответить на эти вопросы далеко не просто ввиду особенной сложности самого понятия «догмата».

Сразу заметим, что догматическое богословие – это тонкая и сложная наука, доступная пониманию узкого круга ученых-специалистов и требующая хорошей базовой подготовки – не только философско-богословской, но и филологической.

Кроме того, понятие «догма» или «догмат» в современном словоупотреблении получило очень характерную окраску. Набор ассоциаций, с которыми оно связано, обычно очень непривлекательный. Во-первых, это обязательно что-то косное, устаревшее, неподвижное, препятствующее всякому росту или развитию. Во-вторых, это что-то связанное с одиозной идеологией, отрицающей всякую свободу. Вспоминаются коммунистические газеты застойных лет, где «догматизм» стоит в одном ряду с «талмудизмом» или еще чем-то подобным, но в любом случае заведомо одиозным. Таким образом, само слово «догма» используется идеологическими противниками в качестве своеобразного ругательства, заменяющего разумные аргументы.

Поэтому, прежде чем говорить о догматах Церкви и о том, зачем они нужны, необходимо понять, что подобный привнесенный смысл не может иметь ничего общего с самим понятием, о котором пойдет речь. В Церкви Христовой по ее самоопределению не может быть ничего косного, ложного и мертвого, потому что, по словам Самого Христа, Он есть «путь и истина и жизнь» (Ин. 14. 16). Если мы замечаем в церковной жизни признаки чего-либо ложного и мертвого, то обычно оказывается, что эта «мертвость» привнесена или, правильнее сказать, постоянно привносится извне людьми. Она не принадлежит самой Церкви и рано или поздно обязательно со всей определенностью ею отторгается. К сожалению, нам самим куда проще осуждать свысока «неправильное и ложное», а не пытаться докопаться до истины, что всегда гораздо сложнее.

Открыв любой толстый учебник по догматике, вы увидите определение догмата, иногда очень тяжеловесное, в которое обязательно будут включены в той или иной форме следующие положения: «непререкаемая истина», «обязательная для всех верующих», «установленная и преподаваемая Церковью». Это определение предполагает неизменность догмата и, в некотором смысле, ограничение человеческой свободы. Весь вопрос в том, что под этой неизменностью и ограничением понимать. Если под неизменностью понимать неподвижность и косность, отсутствие всякого роста и развития, а под ограничением – запреты и подавление, то мы как раз и получим расхожее и предвзятое представление о церковных догматах.

Справка «Фомы»
Внешне догматы могут выражаться не только в словесных формулировках или священных изображениях (иконах), но и в жестах. Например, творя крестное знамение, православные христиане складывают пальцы так, что этим они выражают свою веру в два важнейших догмата Церкви. Сложенные вместе большой, указательный и средний пальцы символизируют веру в Триединого Бога: Отца, Сына и Святого духа.
Прижатые к ладони мизинец и безымянный палец указывают на то, что христианин верит, что в личности Иисуса Христа неслитно, нераздельно, неизменно и неразлучно соединились две при роды – Божественная и человеческая.
Старообрядцы наоборот, крестятся двумя пальцами, и этим они тоже выражают веру во Христа как Богочеловека, а три пальца, прижатые к ладони, символизируют исповедание ими Триединого Бога.
Сама форма сложения пальцев во время крестного знамения Православной Церковью никогда не догматизировалась. Попытка сделать это на Стоглавом Соборе 1551 года впоследствии была признана Церковью ошибочной.

Но Церковь вкладывает совсем другой смысл в это понятие. Неизменность обозначает не косность и неподвижность, она указывает на верность. Ограничение не всегда есть запрет и лишение, оно может быть и защитой. Здесь очень важны оттенки смысла, который мы вкладываем в слова. К примеру, неизменность в браке, выражающаяся в неумении меняться и прилаживаться друг к другу – это верный путь к потере близких отношений, напротив, неизменность, выражающаяся в настоящей, не формальной и не только внешней верности, – это признак настоящей любви.

Иногда кажется, что в нашем вечно меняющемся мире буквально все относительно: добро, любовь, правда. В противовес этому Церковь являет неизменный абсолют Любви, который можно сравнить с некой постоянной величиной – константой, позволяющей иметь неизменную точку отсчета в любой системе ценностей, порожденной относительным, изменчивым и лживым миром. Подобно тому, как в теории относительности постоянная величина – скорость света – остается неизменной в любой системе координат. И подобно тому, как, оставаясь неизменной, скорость света выражает не косность или невозможность движения, а, напротив, предельную скорость движения, так Божественная Любовь, оставаясь неизменной, означает недостижимый предел совершенства, к которому каждый человек может стремиться.

Могут меняться формы организации церковной жизни от государственных до подпольных и катакомбных, может изменяться форма богослужения и обрядов, могут исчезать одни большие поместные или национальные церкви и появляться другие, Церкви могут служить и святые люди, и самые недостойные, ее члены могут быть очень благочестивыми, высокодуховными и благородными – и самыми дикими и некультурными. Только сила Божественной Любви, которую Церковь являет, всегда остается неизменной. Именно потому она стоит вот уже две тысячи лет, и всегда будет стоять, что каждому приходящему к ней человеку она дает реальную возможность к этой Любви прикоснуться.

При чем же тут догматы? Эти «непререкаемые» и «неизменные» истины? Их неизменность прямо следует из совершенства и неизменности Божественной Любви. Даже человеческая любовь, если она настоящая, не терпит никакой лжи, никакого зла и греха, тем более совершенная Любовь, которая живет в Церкви, требует стремления к абсолютной Истине.
 

Догматы вечны и неисчерпаемы. Этапы их раскрытия в сознании и истории Церкви, определения Вселенских Соборов не есть могильные плиты, приваленные к дверям запечатанного гроба навеки закристаллизованной и окаменелой истины.
Наоборот, это верстовые столбы, на которых начертаны руководящие безошибочные указания, куда и как уверенно и безопасно должна идти живая христианская мысль.
Антон КАРТАШЕВ, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии, доктор истории Церкви, последний обер-прокурор Синода (1917 год)

Что же это за Истина? Обладание абсолютной Истиной не означает всеведения Церкви. Это видно, например, из отношения Церкви к Священному Писанию – Библии. Она действительно непогрешима и абсолютно истинна только в том, что говорит о Боге и Его отношении к миру и человеку. Ни один христианин нисколько не смутится, если ему сказать, что заяц назван в Библии жвачным животным (Лев. 11:16) или что в ней есть ошибки исторического характера. Потому что Библия отражает тот уровень противоречивых научных представлений и исторической осведомленности, которыми обладали люди, написавшие ее книги. Чудо Священного Писания в другом, в том, как оно говорит о Боге. В этом все ее многочисленные авторы согласны и отражают то истинное знание, которое было им дано единственным, в подлинном смысле слова, Автором Библии – Богом. Так и догматы Церкви не могут регламентировать или ограничивать ни научное развитие, ни культуру, ни общественную жизнь, т. к. они говорят совсем о другом.

Церковь судит только о том, что касается отношений человека с Богом. Печально знаменитый Джордано Бруно, о котором до сих пор пишут в учебниках как о мученике науки, был плохим ученым и высказывал множество диких с точки зрения современной науки взглядов. Однако Католическая церковь осудила его не за это, а за антицерковное и неверное учение о Троице. Его сожжение – безусловно печальная страница истории западной цивилизации, тем более, что с точки зрения современной медицины он был, вероятно, не совсем здоров психически. Хотя этот пример взят из истории Католической церкви (для Православия подобное вовсе не характерно), факт остается фактом: Церковь не судит о том, что не связано с учением о Боге или отношениями Бога и человека. Тем не менее ее авторитет все время пытались и сейчас пытаются использовать (и иногда, как мы видим, небезуспешно) в политике, культуре и науке, чтобы отстоять свою человеческую, а не божественную, правоту. Поэтому очень важно уметь отличать истинный голос самой Церкви от тех многочисленных голосов, которые пытаются говорить от ее имени.

Таким образом, догматами в Церкви, которые действительно являются неизменными и абсолютными, называют только те истины, которые говорят о Боге или Его отношении к миру и человеку. Этот точный смысл понятия очень важен, иначе Церкви можно будет произвольно приписать самые невероятные представления.
 

В 325 году
в г. Никее
произошел
I Вселенский Собор,
где Церковь
утвердила
догмат
об единосущии
Бога Отца
и Иисуса Христа.
Этим была
подтверждена
вера Церкви
в то,
что
Христос –
это Бог

Казалось бы, этим ответом можно ограничиться, но, напротив, как раз только теперь и возникает целый ряд непростых вопросов. Во-первых, когда речь идет о Божественной Любви и Абсолютной Истине, то каждому понятно, что только деятельное и дерзновенное стремление к их обретению делает жизнь человека осмысленной и прекрасной. Но вместе с тем совершенно непонятно, как это связано с обязательной верой (согласно определению в учебнике) в какие-то догматы, выраженные в тяжелых и малопонятных формулах. Во-вторых, совершенно непонятно, почему эти догматы так важны, что, например, из-за одного слова, даже одной буквы – «i», которой в греческом языке отличаются два слова: «единосущный» и «подобосущный», могли разгораться споры, приводившие в IV веке к катаклизмам в масштабах всей византийской империи. Наконец, зачем они? Неужели нельзя верить как-то по-своему? Каким образом получается, что догматическое учение Церкви, которое, как мы только что выяснили, не имеет отношения к «делам мирским», формирует совершенно определенную и непоколебимую позицию Церкви во многих жизненно важных вопросах семейной, общественной и государственной жизни?

На вопрос о том, почему догматы столь важны, что малейшие нюансы в вероучении могли вызывать ожесточенные споры, можно найти достаточно убедительные и многочисленные ответы в истории. За этими тонкими различиями всегда стоит принципиально разное видение мира, порождающее глубоко идущие последствия. Это верно по отношению к любому догмату. Так, например, догмат о сотворении мира Богом «из ничего» является принципиальным основанием христианского воззрения на мир как абсолютно прекрасное в своем замысле и призванное служить только добру творение Божие. Для христианина в окружающем мире или в телесной природе самого человека нет ничего нечистого, ничего самого по себе злого, потому что Бог зла не творил. Всякое безличное творение Божие или телесные способности и силы человека становятся добрыми или злыми, чистыми или нечистыми постольку, поскольку добр или зол человек – личность, которая ими управляет или владеет. Поэтому христианство всегда отвергало любые дуалистические представления о мире. Эта идея – сотворения мира Богом «из ничего» – стала одной из основополагающих идей, послуживших зарождению и развитию современной науки, в противовес оккультным герметическим* – представлениям эпохи Возрождения. Действительно, только представление о мире как отражении творческого действия абсолютно совершенной Божественной Личности могло породить благоговейное и трепетное отношение к его изучению и твердую уверенность в наличии совершенных и неизменных законов его бытия, данных Богом. Страшно представить, какие формы могло бы принять развитие современной науки и культуры, если бы в ней возобладали дуалистические и гностические представления о мире. По существу, их просто не могло бы быть.
 

Справка «Фомы»
Догматы в Церкви существовали всегда, но можно сказать, что люди, неверно понявшие и истолковавшие Евангелие, вынудили Церковь дать точную словесную формулировку тому, во что христиане верили с момента ее возникновения.
В римских катакомбах, где, скрываясь от языческой власти, совершали богослужения христиане I – II вв., очень часто встречается изображение рыбы.
Это символическое, визуальное изображение догмата о том, что Иисус Христос – это Бог.
Греческое слово Ichthus (рыба) содержит пять букв, которые являются первыми буквами пяти слов, относящихся непосредственно ко Христу и Его миссии: lesous Christos Theou Uios Soter, то есть Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель.
Получается, в изображении рыбы сосредоточена древнейшая формула Символа Веры, сосредоточенная в одном слове.

Однако это еще не дает ответа на вопрос о том, зачем же эти догматы нужны не как набор философских идей, а как правила, регулирующие личные отношения человека с Богом. Есть одна аналогия, конечно, очень несовершенная, – это правила приличия или хорошего тона. Замечательно, что наше «адогматичное» время, т. е. время отрицания всякой традиции и авторитета, одновременно стало и временем очень «неприличным» или временем торжества «дурного тона». Хорошо воспитанные и приличные люди во все времена составляли не слишком многочисленную культурную элиту, но наше время в этом отношении все-таки особенное. Дело, конечно, не в количественном соотношении приличных людей и хамов, вряд ли вообще его можно оценить. Принципиальное отличие и печальная новизна нашего времени в том, что это «неприличие» настойчиво стремится стать нормой. Достаточно вспомнить, как совсем недавно министр культуры всерьез публично обсуждал проблему употребления ненормативной лексики.

Смысл всех правил приличия, которые отражают многовековой опыт человеческих отношений, остается одним и тем же. Они всегда имеют характер ограничений, но их смысл не в том, чтобы мешать отношениям между людьми или быть преградой между ними. Напротив, правила приличия призваны эти отношения оберегать и направлять их развитие по тому пути, который ведет к настоящему глубокому и искреннему общению. Единственное, что они стремятся ограничить – это извращение, опустошение отношений между людьми.

Догматы тоже указывают на определенные личные отношения, только не между людьми, а между Богом и человеком. В этом смысле они по своему значению в чем-то могут быть похожи на правила приличия. А именно в том, что они позволяют человеку таким образом искать своих личных отношений с Богом, чтобы эти отношения были благодатными. Если правила приличия – это накопленный человечеством опыт, позволяющий людям обретать и находить друг друга, то догматы – это данное Богом Откровение о том, как Его обрести в своем сердце, или, по словам апостола Павла, увидеть «лицом к лицу» (1Кор. 13:12). Догматы, как правила приличия в отношениях между людьми, позволяют избежать извращений и ошибок в отношениях с Богом. Как пренебрежение правилами приличия означает некое «снижение тона», примитивизацию, поверхностные и неполноценные отношения между людьми, так же и ересь, т. е. искажение догматического учения Церкви, ведет к примитивизации и неполноценности духовной жизни человека. Т.е. теряется путь к Богу.

Догматическое учение Церкви можно сравнить со сложной и подробной картой, которую в течение многих веков составляют поколения подвижников, богословов и ученых для того, чтобы каждый человек мог найти на ней свой путь к Богу. Догматы Церкви это не преграды или границы, препятствующие свободному стремлению к Абсолютной Истине, а верстовые столбы или указатели, которые отмечают верное направление к ней. Однако это вовсе не значит, что настоящим христианином может быть только ученый-богослов, подобно тому, как для того, чтобы попасть из Москвы в Петербург, необязательно быть инженером или картографом. Любому человеку чтобы добраться до другого города,
достаточно узнать, как и по какой дороге доехать. Так же точно и настоящий христианин это не обязательно ученый-богослов, но это тот, кто сумел найти свой путь к Богу и рискнул отправиться в это трудное путешествие.

Но для этого тоже нужно, чтобы этот путь к Богу кто-то показал.

Провести и указать этот путь – задача святых, ученых-богословов и священников, не для каждого предназначенная и посильная. Напротив, стремление узнать и найти в Церкви свой путь к полноте жизни, истины и любви и набраться решимости, для того чтобы вступить на него, может наполнить жизнь любого человека вечным и неисчерпаемым смыслом.

* Религиозно-философское течение поздней античности, получило наименование от имени мифического образа Гермеса Трисмегиста. В XV – XVI вв. в Западной Европе герметические тексты, имеющие выраженный синкретический, по существу, языческий характер, пользовались огромным авторитетом.
http://www.foma.ru/article/index.php?news=6160