До полной смерти — для полной жизни. Марина Бирюкова

Книги митрополита Сурожского Антония (Блума или Блюма) легко найти в любой церковной лавке, в любом магазине православной литературы. Их издано уже очень много, и все время выходят новые издания, новые серии, что не удивительно. Удивительно в данном случае лишь то, что абсолютное большинство книг, на обложках которых мы видим имя и лицо Сурожского архипастыря, не написаны им самим: это его устные беседы и проповеди, записанные кем-то — на катушечный магнитофон или на цифровой диктофон, в зависимости от эпохи. Напомним, что владыка ушел в Вечность в августе 2003 года; а первые книги, запечатлевшие его устную речь, появились в России на рубеже 80-х и 90-х. Они помогали нам — далеким еще тогда от воцерковления людям — понять, Кто такой Христос, что такое Его Церковь, что значит быть христианином. Они вели нас по кругу церковных праздников, не давая удовлетвориться внешним (свечками, вербочками, куличами), но открывая глубинные смыслы этих торжеств. Читая книги митрополита Антония, мы понемножку постигали, что означают слова да любите друг друга, как Я возлюбил вас (Ин. 15, 12).

Но как мы представляли себе при этом самого владыку Антония, что мы о нем знали? Может быть, он представлялся нам человеком из благополучного мира — в последние, по крайней мере, десятилетия его жизни? Никаких тебе запретов, никаких российских катаклизмов — мирная, невозмутимая Англия, огромный собор в Лондоне, служи, проповедуй, общайся с людьми в свое удовольствие… В 90-х годах у нас, слишком многому тогда еще не научившихся, был такой комплекс: мы несчастны, а в других, «нормальных», странах люди счастливы.

Книга монахини Ксении (Натальи Соломиной-Минихен) «Господь любит нас огненной любовью» помогает понять, что легендарный митрополит был человеком не только очень трудной (начиная с детства) судьбы, но и тяжелейшего пожизненного креста. Прочитавший книгу увидит, какой ценой доставался самому владыке Антонию тот духовный хлеб, которым он щедро кормил свою многочисленную паству — европейскую, российскую, американскую.

Есть такое утверждение: «Монах — это не тот, кто ушел от мира, а тот, кто для мира умер». Монахи-отшельники есть и сегодня, но владыка Антоний не из них, так сложилось — он никуда не уходил. Его монашеская история — это именно история умирания: для мира, в самой трагической гуще которого ему пришлось жить, и для собственного «я»… Это умирание до полной смерти — для полной жизни. Для жизни, которой хватило — и по-прежнему хватает — на тысячи и тысячи других.

Первое, что поражает, когда читаешь эту книгу — отношение владыки Антония к людям, к каждому из того людского потока, что каждый день обрушивался на него. Впрочем, что значит — поражает: именно так исстари относились к людям русские старцы. Именно так относился ко всякому приходящему преподобный Серафим Саровский, которого владыка Антоний глубоко почитал и любил: «В беседе о нем, проведенной в Лондоне 4 июня 1970 года, — сообщает монахиня Ксения, — владыка обратил внимание слушателей на то, что преподобный Серафим простым крестьянам целовал руки (…) потому что видел достоинство человека, видел в человеке святыню». А мы здесь видим, что «британский» митрополит, бывавший в России лишь наездами, неотрывен от русской духовной традиции, немыслим вне Русской Церкви со всей ее историей и всеми святыми.

Владыка Антоний часто говорил в полушутливом тоне, иногда даже пугая слушателей неожиданными заявлениями: «У Бога странный вкус: Он любит грешников, Он подходит к ним с особым уважением и нежностью». По свидетельству монахини Ксении, именно так, в подражание Христу, подходил к своим духовным детям и митрополит Антоний: «Его нежность была бесстрастной, лишенной сентиментальности и очень глубокой. После встреч с ним мне было нелегко возвращаться в мир, такой холодный и жестокий порою».

…И вот так же, полушутя, говорил он о себе, что у него «большая прихожая, но дверь из нее в комнаты заперта». Свою внутреннюю духовную жизнь, свои собственные беседы с Отцом владыка Антоний скрывал от всех: мы можем лишь догадываться кое о чем, вслушиваясь в его проповеди. Но исходивший от него нездешний свет люди, случалось, видели — обычными, то есть телесными своими глазами, в книге есть такие свидетельства. Один сослуживший ему в Лондоне русский иеромонах говорил прихожанам: «Вы не можете видеть того, что мы видим… Когда он в алтаре, в начале Литургии молится "Царю Небесный…" — становится очевидным, что он уже не здесь, а в ином измерении — с Господом».

И ни в какое противоречие с этим не вступает, а напротив, объясняет это — нижеследующий эпизод. Однажды после богослужения владыка Антоний подошел к немолодой англичанке, только что присоединившейся к Православию, и приветствовал ее «как самого маленького ребенка». Неофитка ответила, что действительно считает себя в Церкви ребенком, поскольку стоит «ниже первой ступеньки лестницы». «Я тоже», — с улыбкой отозвался владыка, и это не имело ничего общего с намеренным самопринижением: он действительно чувствовал себя ребенком, едва ступившим на путь духовного взросления. Это было истинное смирение, без которого и любовь невозможна: только смирившийся по-настоящему может по-настоящему любить. Читая книгу, это понимаешь.

В книге подробно рассказывается о родителях Сурожского владыки, о его детстве, молодости, о людях, способствовавших его духовному становлению, а также о его участии во Второй мировой войне; в дни Парижского восстания против оккупантов (август 1944 года) его, врача Сопротивления, чудом не расстреляли свои же — за то, что лечил раненых немцев наравне с французами… Но он, принявший уже тогда втайне монашеские обеты, жил по Нагорной проповеди. Что отнюдь не препятствовало, как мы видим, его борьбе с Рейхом: псевдохристианский, мертвенный, оторванный от жизни пацифизм был для этого монаха совершенно неприемлем.

Митрополит Сурожский Антоний всегда принадлежал к Русской Православной Церкви, подчинялся Московскому Патриархату. Всякая агрессия, враждебность, нетерпимость, противопоставление себя другим людям были глубоко — именно глубоко, на духовном уровне — ему чужды. Он десятилетиями молился за митрополита РПЦЗ Виталия (Устинова; с 1986 по 2001 — первоиерарха Русской Православной Церкви Заграницей), известного своей жесткой, непримиримой позицией по отношению к «Москве и тем, кто под Москвой». Владыка Виталий переосвящал православные храмы после того, как в них служили священники Московского Патриархата, и прямо в лицо называл архимандрита (будущего владыку) Антония «священником сатаны». А митрополит Антоний, как пишет монахиня Ксения, «стремился показать, что ненавидеть кого бы то ни было во имя Божие невозможно».

«В наших личных беседах, — вспоминает монахиня Ксения, — митрополит Антоний заботливо подчеркивал, что "гореть можно только как Неопалимая Купина, а искусственно гореть и себя к этому растирать — нельзя…". Он считал, что каждый человек является потенциальной или реальной Неопалимой Купиной. В последней своей беседе по-английски владыка Антоний на основании собственного духовного опыта утверждает: "Моисей увидел как бы икону, образ, знак того, что даже в мире, в котором мы живем, можно пламенеть огнем Божиим и не сгорать". Владыка, вне всякого сомнения, был Купиной реальной». А нас он призывал «быть Христовым светом», добавляя — хотя бы маленьким огоньком, если уж потоком света стать не получается. Пусть маленьким, но — огоньком Божиим, вот к чему нужно стремиться, а не к тому, чтобы стать большим человеком…

Конечно, на этом пути множество препятствий, в их числе и наша человеческая душевная и телесная немощь. Едва ли не каждый священник слышал от того или иного своего прихожанина (а чаще прихожанки) нечто вроде «Батюшка, мне просто жить не хочется». Чем тот или иной батюшка на это отвечал, мог ли помочь — другая тема; но вот владыка Антоний одной своей духовной дочери ответил: «И мне не хочется. Живу по послушанию. И вы живите так же». Это не мрачный, не безысходный, как покажется кому-то, ответ. Владыка Антоний хорошо знал, что такое депрессивные состояния — и как врач, и на собственном опыте. Но преодоление этих состояний он связывал — с преодолением эгоизма, следствием которого бывает уныние, с осознанием своего долга перед Создателем, Который, если уж дал тебе эту жизнь, то, стало быть, для чего-то дал — Он ведь не ошибается.

Мы находимся в разных жизненных ситуациях, кто-то счастлив, кто-то не очень, а кому-то и очень тяжко, но умение встречать утро вопросом: «Чего ждет от меня сегодня Господь, для чего Он дает мне этот день?» — необходимо каждому из нас. А пример митрополита Антония не только учит нас этому, но и наилучшим образом поддерживает.

Газета «Православная вера» № 17 (565)

http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/do-polnojj-smerti-dlya-polnojj-zh...