Dissensus Patrum. Григорян Артём Валерьевич

В статье рассматривается критика русским философом и богословом М.М. Тареевым принципа согласия отцов (consensus patrum), а также альтернативные варианты, предлагаемые им для определения безошибочного церковного учительства.

Известный русский философ, богослов и преподаватель МДА М.М. Тареев (1867–1934) еще 100 лет назад достаточно смело писал о проблеме отождествления догматического учения Вселенской Кафолической Церкви со святоотеческими учениями, но, кажется, так и не был услышан: «Святоотеческие писания представляют собою ряд индивидуальных систем. Поэтому возвести святоотеческое учение в догматическое достоинство — значит сделать обязательными полные системы богословствования и тем положить предел для всякого прогресса христианской мысли»[1].

При этом Тареев подчеркивал: «Я ставлю вопрос о догматическом значении святоотеческих писаний, а не о назидательном значении их: эти две стороны нужно строго различать. Назидательное значение святоотеческих творений не знает границ времени, и назидательная сила слова святых отцов и подвижников, превышая возможную силу простого пастыря и тем более мирянина, находится в прямой зависимости от их святости, от их подвижничества; но это не есть значение церковно-догматическое, церковно-обязательное».

Как честный историк и ученый богослов, который знает историю Церкви по первоисточникам, а не по «прилизанным» школьным учебникам, он констатировал: «Единого святоотеческого учения нет, а есть святоотеческие системы и мнения, которые выбираются богословом по своему произволу».

На практике, по словам Тареева, этот подход выражается следующим образом: «Когда начальник какой-нибудь духовной школы или приезжий ревизор оглашает классные комнаты окриком “По отцам!” — это всегда имеет один и тот же лейтмотив: по отцам, т. е. по той святоотеческой системе (напр. аскетической), которая избрана из ряда других вкусом руководителя, по тем святоотеческим мнениям, которые нравятся ему или случайно ему известны. “По отцам” — значит выше всего личный вкус провозглашающего этот принцип, значит нет места самодовлеющей богословской науке и христианской философии».

М.М. Тареев видел в универсалистском использовании принципа «по отцам» криптопротестантизм: «Протестантствующими среди православных богословов и являются те, которые исповедуют принцип “отечества”. Это верно, хотя и парадоксально. Вдумайтесь, единого святоотеческого учения нет, а есть святоотеческие системы и мнения, которые выбираются богословом по своему произволу. Обычно у нас считается неразрывною ассоциация Священного Писания и личного разума: Священное Писание в личном разумении, и этой ассоциации противопоставляется будто бы объективное святоотеческое учение. Обычно представляется дело так, что ищущие личного разумения прибегают к Писанию, а святоотеческое учение предохраняет от злоупотребления личным разумом. Но ведь это фальшивое и крайне лицемерное представление дела, и защищающие его богословы должны выслушать обидно-элементарный урок от светского писателя. H.Н. Неплюев справедливо говорит таким богословам: “Ведь и творения св. отцов мы будем воспринимать тем же собственным разумом, выводы из них будем делать тем же собственным разумом. Почему же тот же разум так опасен при чтении Евангелия и становится таким безвредным при чтении святоотеческой литературы?” Разница лишь та, что при чтении Евангелия личное начало выступает открыто, и тем предотвращается вырождение духовной свободы в личный произвол, а святоотеческий принцип скрывает разгул произвола толкователей. Да, принцип “отечества” служит прикрытием сознательного или бессознательного протестантствующего произвола в богословии. Под именем церковного предания, которое систематически подменяется святоотеческими мнениями, в нашем богословии широко разливается протестантствующий произвол».

Классический пример догматизации богословского мнения отцов — это учение свят. Киприана Карфагенского о безблагодатности таинств у еретиков. Эта ошибочная экклезиологическая модель сегодня имеет множество сторонников. И это несмотря на то что учительство Православной Кафолической Церкви, выраженное на Иерусалимском соборе 1672 года, ясно гласит: «Мы почитаем крайне ложным и нечистым то учение, будто бы несовершенством веры нарушается целость и совершенство таинства. Ибо еретики, которых принимает Церковь, когда они отрекаются от своей ереси и присоединяются ко Вселенской Церкви, получили Крещение совершенное, хотя имели веру несовершенную. И когда они напоследок приобретают веру совершенную, то их не перекрещивают»[2]. 

Мифологизирование разнообразных святоотеческих богословских систем, выражающееся в их искусственной гармонизации, отвечает базовым психологическим потребностям общины в упрощении, а значит, «приручении» собственной религиозной традиции. Знаменитый количественный принцип «согласия Отцов» (consensus patrum), ошибочно понимаемый как критерий установления Истины по всем существующим догматически значимым вопросам[3], попросту не отвечает церковной исторической реальности, конечно, если изучать ее не по первоисточникам, а по цензурированным и «причесанным» учебникам школьного богословия.

Вот лишь некоторые примеры «несогласия Отцов»:

спор о признании таинств у еретиков (свят. Киприан Карфагенский против свят. Стефана Римского);

спор между «староникейцами» и «новоникейцами» («каппадокийцами»);

критика иконопочитания (свят. Епифаний Кипрский, бл. Августин, свят. Григорий Двоеслов);

доникейское исповедание тринитарного субординационизма (св. Иустин Философ, св. Феофил Антиохийский, св. Ириней Лионский);

исповедание филиокве (бл. Августин, свят. Павлин Ноландский, свят. Лев Великий);

полупелагианство (Августин, Проспер Аквитанский, Кесарий Арелатский против преп. Иоанна Кассиана Римлянина, преп. Викентия Леринского);

апокатастасис (свят. Григорий Нисский, преп. Исаак Сирин);

папский примат (свят. Лев Великий, свят. Григорий Великий и др.);

непорочное зачатие Девы Марии (св. Николай Кавасила, преп. Григорий Палама).

М.М. Тареев задается вопросом: «Мы вправе спросить: что же есть у отцов и учителей Церкви общепризнанного кроме того, что содержится или в Писании, или в догматах? Кроме этого — нет ничего, ни одной истины, ни одного мнения, в котором были бы согласны все отцы»[4]. Какой же вывод делает Тареев в отношении отождествления святоотеческого учения с преданием Церкви? Опираясь на таких богословов и пастырей, как митр. Платон (Левшин), свят. Филарет Московский, свят. Филарет Черниговский и митр. Макарий (Булгаков), он заключает: «Непогрешимое церковное предание заключается только в догматических определениях Вселенских Соборов[5]. Это и есть тот голос Церкви, которым регулируется понимание православными христианами слова Божия. Системы же и частные мнения отцов Церкви законообязательного учительного значения не имеют»[6]. 

Настало время уйти от использования аргумента «согласия Отцов» как некоего монолитного учения, прослеживаемого из века в век. Ведь нередко отцы Церкви полемизировали друг с другом и были непримиримы, как последователи разных богословских школ (например, антиохийской и александрийской). Когда они создавали свои богословские сочинения, то не осознавали самих себя святыми отцами: «Так ли верно можно определить минуту, когда церковный писатель сделался святым и, следственно, не просто писателем, подверженным обыкновенным недостаткам человеческим?» (свят. Филарет Московский)[7]. М.М. Тареев цитирует слова митр. Макария (Булгакова): «При всей своей святости, при всем обилии духовных дарований, св. отцы не были боговдохновенны, подобно св. пророкам и апостолам, и потому писания отеческие никогда не должно сравнивать с каноническими книгами Священного Писания. Св. отцы не были непогрешимы каждый порознь, напротив, могли погрешать, и некоторые действительно погрешали» («Введение в православное богословие», § 141)[8]. 

Мы привыкли говорить о «святоотеческом учении о...» так же, как о «библейском учении о...». Но в действительности как в первом, так и во втором случае корректнее говорить о многоголосице и многообразии идей и концептов. Вместо того чтобы заниматься искусственным согласованием как библейских авторов (например, четырех евангелистов), так и отцов, необходимо научиться работать с этим разнообразием и ценить его.

[1] Цит здесь и далее по Тареев М.М. «Христианская философия. Писание, предание и святоотеческое учение». [Электронный ресурс.] URL: http://www.odinblago.ru/tareev_filosof_1/2.

[2] Послание Патриархов Восточно-Кафолической Церкви о православной вере (1723 г.).

[3] Важно заметить, что принцип «согласия Отцов», вопреки распространенному мнению, под всеобщностью голосов понимает принцип «решительного большинства». Кроме того, как следует из самого текста «О вероизложениях вообще, или об общем характере православной догматики» преп. Викентия Леринского, consensus patrum совсем не обязательно должен существовать по всякому догматически значимому вопросу.

[4] Цит. по Тареев М.М. «Христианская философия. Писание, предание и святоотеческое учение», с. 74.

[5] Митр. Макарий Булгаков также уточняет: «Должно также допустить, что согласное учение всех архипастырей и вообще пастырей Церкви, хотя бы они и не были созваны на Собор, пребывая каждый на своем месте, и, следовательно, согласное верование всей Церкви касательно истин Божественного откровения, равно непогрешимо, как и определения вселенских Соборов» («Введение в православное богословие», § 140).

[6] Тареев М.М. «Христианская философия. Писание, предание и святоотеческое учение», с. 75.

[7] Там же, с. 77.

[8] Там же, с. 74.

https://bogoslov.ru/article/6028406