Чего добился Константинопольский Синод? Диакон Георгий Максимов

События, разворачивающиеся вокруг ареста отца Ефрема, дают серьезный повод задуматься о современных проблемах в межправославных отношениях.

24 декабря минувшего года стало известно об аресте и тюремном заключении настоятеля монастыря Ватопед архимандрита Ефрема. Уже 28 декабря Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл направил письмо президенту Греции, в котором говорилось: «Не подвергаю сомнению полномочия органов греческого правосудия и выражаю надежду на справедливое и объективное решение по делу об имуществе Ватопедского монастыря. Вместе с тем испытываю недоумение в связи с применением тюремного заключения прежде судебного рассмотрения дела по существу в отношении монаха, не представляющего угрозы для общества и неоднократно выражавшего готовность сотрудничать со следствием… Считаю своим долгом донести эту нашу общую боль до главы греческого государства и просить освободить из-под стражи архимандрита Ефрема, настоятеля Ватопедского монастыря на Святой Горе Афон»[1].

Поддержку отцу Ефрему выразил и патриарх-католикос всей Грузии Илия ΙΙ, а также ряд архиереев Элладской, Кипрской и Болгарской Церквей. В последующие дни многие православные недоумевали, почему молчит и остается в стороне священноначалие отца Ефрема. Если бы реакция Константинополя была столь же оперативной и принципиальной, то греческим властям было бы крайне трудно игнорировать единую позицию православного мира, и есть все основания полагать, что отец Ефрем сейчас уже был бы на свободе.

10 января Священный Синод Константинопольского Патриархата во главе с патриархом Варфоломеем, наконец, сделал заявление по данному вопросу, но у многих верующих оно вызвало еще большее недоумение и разочарование, чем предшествующее молчание.

Во-первых, в этом заявлении Константинопольский Патриархат хотя и выразил сожаление по поводу ареста настоятеля Ватопедского монастыря, но вполне определенно дал понять, что поддерживать своего пострадавшего клирика не намерен: «Вселенский Патриархат, уважая, как всегда, независимость правосудия, избегает любого вмешательства в текущие судебные дела, принимая во внимание, впрочем, что он не осведомлен о содержании соответствующего дела».

Во-вторых, Константинополь негативно оценил выступление Московского патриарха в поддержку отца Ефрема, представив его как вмешательство в дела своей канонической территории: «Патриархат в связи со сделанными заявлениями со стороны братской Православной Церкви по вышеупомянутой теме напоминает, что нахождение на Святой Горе – ее канонической территории – православных монахов разных национальностей не придает ей всеправославного характера, который позволял бы вмешательство в какой-либо форме по ее поводу со стороны автокефальных Церквей»[2].

Читая эту отповедь, можно подумать, будто Патриарх Московский и всея Руси своим письмом в поддержку заключенного клирика совершил нечто небывалое и неведомое прежде в Церкви. Между тем подобные заявления и просьбы предстоятелей Поместных Церквей в поддержку притесняемых собратий – обычная практика, прослеживаемая как в древности, так и в настоящее время.

Например, всего несколько лет назад весь православный мир отреагировал на тюремное заключение архиепископа Охридского Иоанна, которому он был подвергнут в Македонии после того, как пришел в каноническое единство с Сербской Православной Церковью. Патриарх Московский и всея Руси Алексий ΙΙ точно так же обращался к президенту Македонии с просьбой об освобождении архиепископа, и со стороны Сербской Церкви это справедливо было воспринято с благодарностью как знак братской поддержки. Более того, президенту Македонии в январе 2004 года направили письма архиепископ Афинский Христодул и Константинопольский патриарх Варфоломей[3]– по-видимому, нисколько не считая это вмешательством в дела Сербской Церкви.

Еще ранее, когда Элладская Церковь весной 1967 года находилась в конфронтации с правительством, которое в итоге вопреки воле иерархии распустило Синод и вынудило уйти на покой архиепископа Афинского Хризостома, патриарх Алексий I 17 мая 1967 года направил греческому королю Константину телеграмму, в которой выразил глубокое огорчение событиями, происходившими «на земле возлюбленной нами древней Эллады»[4].

Обращаясь к совсем древним временам, можно увидеть, например, как святитель Николай Мистик, патриарх Константинопольский, написал в 917 году халифу ал-Муктадиру письмо с просьбой прекратить начатое им разрушение православных храмов на территории халифата[5].

Поневоле обращает на себе внимание столь значительная разница в позициях двух Константинопольских патриархов, разделенных тысячелетием: один не мог оставить без внимания страдания православных христиан иных Поместных Церквей, а другой не выказывает поддержки даже своему собственному клирику, оказавшемуся в беде. И более того: недоумение и возмущение многих верующих как в Греции, так и в России вызвала позиция Синода Константинопольского Патриархата, которую можно кратко выразить словами: «и сами не будем помогать, и другим не дадим».

Митрополит Калавритский и Эгиалийский Амвросий пишет: «Особенно неприятно нас поразил тот факт, что таким образом Вселенский Патриархат, предоставляя несчастного отца Ефрема, то есть своего человека, его судьбе, не позволяет и другим разделить вместе с ним его несчастье. То есть он отказывает членам вселенской православной общности, к которой также относятся и русские, в применении апостольских слов… радоваться вместе с теми, у кого есть повод для радости, и плакать вместе с теми, кто страдает! (см.: Рим. 12: 15)»[6].

Познакомившись с текстом синодального заявления, многие задаются вопросом: как так могло получиться, что Константинопольский Патриархат оказался «не осведомлен о содержании дела» – то есть обвинений, выдвинутых против одного из его самых выдающихся клириков и к тому же настоятеля святогорской обители, – при том что этому делу уже более трех лет? Почему за 17 дней, прошедших с ареста отца Ефрема и до заседания Синода, никто из команды патриарха не озаботился осведомиться о содержании дела и доложить Синоду? Неужели событие, которое всколыхнуло весь православный мир, показалось для Фанара столь мелким и заурядным?

Странно видеть, что Константинопольский Патриархат, обычно столь активный и громкий, когда речь заходит о требованиях почестей и повиновении со стороны других, оказывается столь тих и сдержан, когда дело касается того, чтобы самому помочь, поддержать кого-то – и даже не просто кого-то, а собственного архимандрита.

Возникает вопрос: почему Московский патриарх может написать президенту Греции письмо с просьбой освободить отца Ефрема, а Константинопольский не может? Почему архиереи Кипрской и Элладской Православных Церквей могут посетить в тюрьме отца Ефрема, а ни патриарх Варфоломей и вообще ни один архиерей Константинопольского Патриархата этого не могут?

Все, на что хватило Константинопольский Патриархат, – это снова напомнить про собственные права и почести, которые будто бы оказались под угрозой из-за письма Московского патриарха. Но как может повредить канонической целостности и церковно-административному порядку Константинопольского Патриархата письмо об изменении меры пресечения для отца Ефрема? Взгляд на жест помощи конкретному человеку как на попытку захватить управление Святой Горой – это что-то совершенно немыслимое и близкое к абсурду.

Особенно если учесть, что еще 5 января, то есть за пять дней до заседания Константинопольского Синода, на греческом языке было опубликовано интервью митрополита Волоколамского Илариона, в котором он подчеркнул, что Русская Православная Церковь нисколько не ставит под сомнение каноническую подчиненность Афонской горы Константинопольскому Патриархату.

В том же интервью владыка Иларион отметил, что «наша Церковь вообще всегда выражает свою озабоченность в случаях, когда где-либо христиане подвергаются преследованиям или дискриминации. Я не считаю это вмешательством в чужие дела. Когда, например, в Египте убивают христиан-коптов и патриарх, члены Священного Синода выражают солидарность с ними, разве это является вмешательством? Нет, это вполне естественное проявление солидарности с гонимыми христианами. Когда уважаемый афонский игумен, которого знают и поддерживают монахи Святой Горы, монахи его собственного монастыря, Священный Кинот, которого знают и любят многие люди в России… то это вызывает недоумение и негодование очень многих людей, и они доступными им способами выражают свою солидарность».

Тем не менее, выражение солидарности было интерпретировано именно как вмешательство. Неадекватная реакция Константинопольского Патриархата приводит на память наблюдение, согласно которому человек в других склонен более всего подозревать именно те пороки, которыми заражен сам.

Вмешательство в дела другой Поместной Церкви – это, например, учреждение своей иерархической структуры на канонической территории другой автокефальной Церкви, как было в Эстонии, или массовое принятие клириков другой Церкви без отпускных грамот или какого-либо согласования, как было в Англии при Сурожском скандале. Это вполне определенные канонические преступления, нарушающие вполне конкретные каноны Церкви. Строго говоря, данные случаи вмешательства со стороны Константинополя давали основание Русской Православной Церкви требовать созыва общеправославного Собора для церковного суда над патриархом Варфоломеем, и только крайней степенью снисхождения можно объяснить то, что наша Церковь не пошла на этот шаг.

Но какие каноны запрещают предстоятелю одной Церкви ходатайствовать перед светским лицом об освобождении из-под стражи духовного лица, принадлежащего к клиру другой Церкви? Таких канонов нет и не может быть, потому что канонические границы автокефальных Церквей касаются административного управления, но никоим образом не затрагивают веру православную и жизнь по вере. Для любви и милосердия нет канонических границ. Обязанность исполнения заповедей Христовых не ограничивается пределами «своей» автокефальной Церкви. Святые отцы писали, что даже иноверцу, попавшему в беду, христианин должен помочь, насколько это в его силах[7], что уж говорить про единоверного архимандрита, оказавшегося в тюрьме.

Естественное движение благочестивой души – накормить голодного, принять странника, навестить больного, помочь заключенному в темнице, ибо, по слову Господа, «как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25: 40). Ради исполнения этих слов Господа и было написано письмо Святейшего Патриарха Кирилла.

Точно так же во исполнение слов Господа «Давайте милостыню» (Лк. 12: 33) паломники из числа мирян и клириков Русской Православной Церкви регулярно оставляют пожертвования на канонической территории Константинопольского Патриархата, однако же это не воспринимается Фанаром как вмешательство в его дела и отнюдь не вызывает гневных синодальных протестов.

Нужно также добавить, что письмо Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, как следует из самого текста, было не только личным движением его души, сочувствующей страдальцу, но также исполнением архипастырского долга по отношению к собственной пастве. Многие православные люди в России, Украине, Беларуси и Молдове, не исключая и автора этих строк, были искренне огорчены известием об аресте отца Ефрема. Подтверждение тому – тысячи подписей, которые уже поставлены под петицией в поддержку архимандрита. И наш патриарх со всем необходимым тактом и христианским благородством решил донести нашу боль до тех людей, от решения которых зависит изменение меры пресечения для отца Ефрема на время следствия.

Собственно, если бы Константинопольский патриарх использовал факт письма Московского патриарха, равно как и голоса поддержки из других Поместных Церквей, для активной защиты настоятеля Ватопедского монастыря, то это и упрочило бы на деле его авторитет в православном мире, и, скорее всего, привело бы к освобождению отца Ефрема. Но теперь своим странным выступлением Константинопольский Патриархат, во-первых, дал противникам отца Ефрема прекрасный повод не прислушиваться к голосам православного мира, а во-вторых, скомпрометировал себя не только перед Афоном и Русской Церковью, но и перед всеми православными христианами, в том числе и греческими.

Да, в греческом мире не все любят Русскую Православную Церковь, но даже самые строгие ее критики, положа руку на сердце, в данном случае должны будут признать, что, оказавшись на месте отца Ефрема, они бы захотели со стороны Церкви увидеть по отношению к своей беде, скорее, позицию Москвы, чем позицию Константинополя.

Упомянутый выше владыка Амвросий из Элладской Православной Церкви обращает внимание на еще одно обстоятельство: «Если Русский патриарх допустил оплошность и вмешался в дела другого Патриархата, тогда почему же в том же проступке не замечена и Элладская Церковь, и Кипрская Церковь, и Болгарская Церковь, представители которых тоже выступили с подобными заявлениями? Получается, что Вселенский Патриархат, по сути дела, ведет себя противоречиво и действует односторонне».

Действительно, такая избирательность в реакции окончательно разоблачает страхи обитателей Фанара и то, чем заняты их мысли. Все это, увы, настолько далеко от Евангелия и даже от элементарной адекватности, что наводит на весьма тягостные размышления. Неужели в Константинопольском Патриархате не понимают, что этим заявлением они, во-первых, только компрометируют себя, а во-вторых, все равно не смогут ограничить Московский Патриархат и другие Церкви в выражении своего мнения и своей озабоченности теми событиями, которые происходят в остальном православном мире, даже и на канонической территории Константинопольского Патриархата?

Собственно, как свидетельство падения авторитета Константинопольского Патриархата и пренебрежения к данному постановлению его Синода можно расценить игнорирование другими Поместными Церквами призыва к «невмешательству» по данному поводу «со стороны автокефальных Церквей». Уже после заседания Константинопольского Патриархата выступили с заявлениями, аналогичными письму Святейшего Патриарха Кирилла, Синод Элладской Православной Церкви, предстоятель Кипрской Православной Церкви архиепископ Хризостом, митрополит Черногорский и Приморский Амфилохий, направивший письмо генеральному прокурору Греции с призывом отменить решение об аресте отца Ефрема, и епископ Троицкий Панкратий, направивший письмо премьер-министру Греции и ряду высоких чиновников с аналогичной просьбой.

Так чего же добился Синод Константинопольского Патриархата? Он лишь показал всему православному миру, что люди, претендующие на исключительное место и главенство в Православной Церкви, в действительности уже настолько утратили связь с остальной Церковью, что потеряли возможность адекватно оценивать свои высказывания и поступки.

А отец Ефрем остается в тюрьме. До окончания следствия. Процесс обещает быть долгим, так что предварительное заключение настоятеля Ватопедского монастыря может растянуться на годы, даже если в итоге его признают невиновным! А что если слабое здоровье пожилого архимандрита не выдержит и он умрет в заключении? На чьей совести будет его смерть?

Но даже если все закончится самым лучшим образом: отца Ефрема вскоре выпустят, а затем и оправдают, – для Константинопольского Патриархата это, к сожалению, не будет означать, что проблемы позади.

И дело даже не в том, что упал авторитет в глазах верующих, а в том, что позицию, занятую членами Синода Константинопольской Церкви, будет очень трудно обосновать на Страшном суде. Потому что есть реальная опасность оказаться в числе тех, кто услышит от Христа: «Был Я в темнице, и не посетили Меня» (Мф. 25: 43).

[1] http://www.mospat.ru/ru/2011/12/29/news55827/.

[2] http://www.itar-tass.com/c1/313380.html.

[3] Македонский перевод посланий можно видеть на официальном сайте Православной Охридской Архиепископии: http://poa-info.org/istorija.

[4] Журнал Московской Патриархии. 1967. № 6. С. 2.

[5] Николай Мистик, святитель. Письма к халифу // Византийские сочинения об исламе. М., 2006. С. 145–151.

[6] http://www.bogoslov.ru/text/2373213.html.

[7] См., например, «Послание о вере варяжской» преподобного Феодосия. – Православный собеседник. 1865. Ч. 2. С. 327.

Источник: Православие. Ru