Большая победа маленькой женщины. Оксана Гаркавенко

14 июня исполнилось 200 лет со дня рождения американской писательницы Хэрриет Бичер-Стоу (1811–1896), создательницы «Хижины дяди Тома» — книги, навсегда вписавшей имя своего автора в историю мировой литературы. А в прошлом году издательство Сретенского монастыря в серии «Христианский Запад» впервые выпустило полный, несокращенный перевод этого произведения, в советское время изрядно пострадавшего от цензорских ножниц. Сокращалось, понятное дело, то, что имело отношение к христианству.

«Неужели? — удивилась коллега, когда я сказала ей об этом.— А мне казалось, что в том издании “Хижины”, которое я читала в детстве, о христианстве было довольно много».

Мне тоже так казалось, пока я не прочла полную версию. Просто весь текст этого произведения настолько пронизан христианской образностью, евангельскими аллюзиями и цитатами, что вырезать всё «крамольное» было невозможно. Но и не издавать книгу, так ярко обличающую «их нравы», пусть и прошлого века, тоже было обидно. Словом, и хотелось, и кололось. Вырезали, действительно, немало. В изданиях советских времен отсутствуют: авторские предисловие и послесловие, в которых говорится о несовместимости декларации христианских ценностей и рабского бесправия людей с другим цветом кожи; сцена молитвенного собрания невольников в хижине дяди Тома; совместное чтение Библии главным героем и маленькой Евой; молитва дяди Тома в кабинете Сен-Клера после Евиных похорон и еще много чего. Вырезанными оказались сюжетные линии, связанные с приходом к христианству двух главных бунтарей против религии — раба Джорджа Харриса и аристократа-либертена Сен-Клера. Вернее сказать, Сен-Клер — еще только на пути к вере; его духовные искания внезапно оборваны трагическими внешними обстоятельствами. Но сама семантика его фамилии, в которой и свет, и святость, намечает вектор этого пути. Молодой мулат Джордж в начале повествования не может поверить в благость Божию из-за царящего в мире зла, для него воплощенного в рабовладении. В финале он глубоко верующий христианин, который хочет уехать в Либерию для проповеди Евангелия (в изданиях прежних лет осталось намерение Харриса отправиться в Африку, но цель поезд­ки обозначена расплывчато: «трудиться»). С той же миссионерской целью отплывает на черный континент повзрослевшая негритянка Топси (некогда совершенно неуправляемая девчонка сорви-голова),— это, разумеется, вырезано тоже. И еще спасибо, когда только вырезали, а не прибавляли: в некоторых советских изданиях под видом пересказа, адаптированного для детского восприятия, «пересказчики» грубо искажали текст, приспосабливая его к требованиям коммунистической идеологии. Только в изданиях 1990-х годов начали восстанавливать подлинные страницы книги писательницы-христианки…

Хэрриет Бичер родилась в благочестивой протестантской семье. Ее отец и братья были пасторами; муж, Кэлвин Стоу, преподавал в семинарии. Семья сочувствовала аболиционистам, боровшимся за освобождение негров. В аболицио­нистском еженедельнике «Нэшнл эра» в 1851–1852 годы и была напечатана «Хижина дяди Тома».

Поводом к написанию романа стал принятый в 1850 году Закон о беглых рабах. Теперь невольников, с огромным риском достигавших свободных от рабства штатов, надлежало выдавать владельцам, а помощь беглецам расценивалась как преступление.

Возмущенная Бичер-Стоу решает написать произведение, которое наглядно показало бы всем, какое это зло — рабство: «Против картин не поспоришь. Они на всех произведут впечатление». Так и случилось: разве можно забыть, как, прижимая к груди ребенка, бежит по движущимся льдинам реки Огайо молодая мать, квартеронка Элиза. На оставшемся берегу — погоня, работорговец Гейли, купивший малыша Элизы; на противоположном, куда надо добежать,— незнакомый человек, который протянет ей руки и поможет выбраться на берег.

К чести тогдашней Америки, тех, кто протягивал руку помощи беглым рабам, было немало. Аболиционисты действовали и легальными, и нелегальными методами; издавали газеты, журналы, но не только: с 1838-го до начала 1860-х годов работала «подпольная железная дорога» — стихийно сложившееся сообщество людей, помогавших беглецам достичь свободных северных штатов или Канады; более шестидесяти тысяч бывших невольников обрели свободу благодаря «подпольной дороге».

После публикации «Хижины» скромная домохозяйка и многодетная мать стала знаменитой. «Я не сочиняла эту историю, Сам Господь написал ее. Я была лишь инструментом в Его руках, и только Его следует благодарить за всё»,— говорила писательница, ошеломленная успехом своего произведения. Когда впоследствии Бичер-Стоу путешествовала по Европе, ее принимала английская королева. Тиражи на 37 языках мира вряд ли возможно сосчитать. В одной только Америке они к началу войны 1861–1865 годов превысили три миллиона.

«Так это вы — та маленькая женщина, которая дала ход такой большой войне?» — воскликнул Авраам Линкольн при встрече с Бичер-Стоу. Разумеется, историки найдут сто пятьдесят других причин войны между Севером и Югом США — экономических, политических, каких угодно. Однако фактор «Хижины дяди Тома» тоже нельзя сбрасывать со счетов: выход книги взбудоражил нацию и дал мощный импульс аболиционистскому движению. За войну и пролитую на ней кровь Бичер-Стоу не ответчица: рабовладение — это абсолютное зло («порождение дьявола»,— говорит Сен-Клер), оно должно было быть уничтожено, и обсуждать здесь нечего. Но в том, что с 1865 года рабовладение в США было запрещено, есть несомненная заслуга писательницы.

Книга вызвала не только восторг — на автора посыпались обвинения во лжи, в преднамеренном сгущении красок. Защищаясь от обвинений, Бичер-Стоу опубликовала «Ключ к “Хижине дяди Тома”» — сборник документальных материалов, подтверждающих достоверность описанного ею (кстати, у Элизы, перебегающей реку во время ледохода, был реальный прототип). Но и в ХХ веке многие южане полагали, что оклеветаны Бичер-Стоу. Подспудная полемика с ее книгой ощутима в любимом многими, и мной в том числе, эпосе белого Юга — «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл. Но, как бы мы ни восхищались этим произведением, как бы ни сочувствовали его героям, никуда не деться от того обстоятельства, что правое дело в американской Гражданской войне защищали все-таки северяне. Какими бы идилличе­ски-патриархальными ни рисовала Митчелл отношения рабов и хозяев, суть не меняется: бывало, как в «Унесенных ветром», бывало — как в «Хижине дяди Тома». В том-то и заключается зло рабовладения: сегодня хозяин «живой вещи» — добрейший и благороднейший Огюстен Сен-Клер, а завтра — полоумный садист Саймон Легри. Об этом, собственно, говорила и Бичер-Стоу в «Ключе к “Хижине дяди Тома”»: «Природа человека на Юге не хуже, чем на Севере; но законодательство Юга не только делает это зло возможным, но и защищает его».

Ее произведение нередко критиковали — за мелодраматичность, однолинейность образов, еще за что-то. Да, действительно: есть и однолинейность, и мелодраматичность — романтизм, в рамках которого писала Бичер-Стоу, вообще с этой стороны очень уязвим для критики. Да только какое это имеет значение, если книга всё равно — одна из лучших на свете. Она из тех, о которых пел Владимир Высоцкий: «Если путь прорубая отцовским мечом, / Ты соленые слезы на ус намотал, / Если в жарком бою испытал что почем,— / Значит, нужные книги ты в детстве читал…» Выполнив свое общественное назначение, книга ушла на детскую полку — такое с книгами бывает. Ей там хорошо и уютно: дети не разбираются в художественных методах, они читают сердцем…

Источник: Православие и современность