Богословие веры и практики. Протоиерей Игорь Рябко

Человеческое сознание никогда не бывает бессодержательным, даже в т. н. бессознательном состоянии. Мы постоянно живём в потоке разных состояний мысли. Воспоминания, размышления, рефлексия на события, сопровождающие нашу жизнь, снующие мысли потокосознания – всё это заполняет наш мозг в течение всей нашей жизни.

Духовные переживания – это также состояния сознания. Духовная жизнь состоит в том, чтобы не плыть в мутном потоке случайных и поверхностных содержаний сознания, а организовать свою психическую жизнь так, чтобы она была заполнена духовно значимыми ингредиентами.

К ним относится каждая мысль о Боге, о мире, людях, о себе самом в свете Его Откровения. Такова каждая молитва, каждый акт покаяния, каждое решение воли, направленное в сторону Бога. Иногда Он Сам приходит в нашу душу непредвиденно и негаданно, и с Ним приходит мир, покой, умиление и заполняет собой всё пространство нашей мысли. Но, как правило, человек должен прилагать усилия, чтобы сделать свою жизнь духовно значимой. Для этого нужно использовать волю, чувства, воображение, мышление, поскольку духовная жизнь протекает по душевной ткани наших психических функций. Каждое движение нашего Я в сторону Бога, личное переживание Бога – это религиозный акт.

Содержание веры

Но вера движима не только религиозными актами. Она всегда имеет своё содержание, которое не состоит из психических функций и не зависит от нашего душевного состояния. Это, прежде всего, оформленный догмат веры, цепочка образов, которая слагается в словесную икону и имеет умозрительную категорию, которая может быть мыслительно осязаема. Это то, за что человек благодарит и славословит Творца, то, что взято и принято его душой.

Религиозный акт – это то, каким образом я выражаю свою веру, а содержание веры – это то, во что я верую.

Сочетание религиозного акта и содержания веры в людях различно. Их противоположные берега разнесены от право-верующих безбожников до неправо-верующих фанатиков.

Правоверный атеизм и сектантский фанатизм

Догматическое правоверие еще вовсе не обеспечивает верность и силу верующего акта. Человек может иметь правую веру на устах, безукоризненно правильно исповедовать догматы, понимать их содержание, но не иметь их в сердце, воле и желаниях. Поэтому ученейшие богословы могут быть полностью лишены любви и дел веры. И церковная история знает примеры церковно- и священнослужителей правой веры, которые были образцом неверного религиозного акта. При таком соединении они являются настоящим источником преткновения и соблазна. Ничто так не подрывает авторитет Церкви, как проповедник Христа, несущий верную проповедь, но полностью лишённый любви, веры и совести.

Взаимосвязь содержания веры и религиозного акта

Утрата религиозного акта всегда влечёт за собой и утрату содержания веры. Христианин, который не будет жить любовью, сердечным созерцанием, молитвой и жизненно-совестными делами, постепенно утратит и христианский дух, а с ним и содержание веры.

Там, где вера культивируется как отвлеченное богословие – вне христианского акта любви, созерцания и совести – там она превращается в отвлечённую деструктивную науку. Она будет интересна учёным, но потеряет свою жизненную силу. Отвлечённое богословие пленяет ум, но совсем не воспитывает душу, и не строит веру. Христианство живо до тех пор, пока жив религиозный акт и вырождается в безжизненную доктрину, когда акт умирает. Вера в таком случае «высыхает». Народ, крепкий в религиозном акте, не утратит веру и тогда, когда растеряет свою религиозную доктрину.

Например, в советский период, когда уроки безбожия пытались вырвать у людей христианскую веру, когда вся мощнейшая идеологическая машина, вооружённая псевдонаучными и лжефилософскими аргументами, всячески распинала содержание веры, народ смог её сохранить, потому что жива была в глубине души верность религиозному акту. Несмотря на всяческие запреты и притеснения, детей крестили, на праздник Пасхи ходили святить куличи и продолжали молиться.

И наоборот, народ с богатейшим богословием утратит веру и уйдёт от своей церкви, если утратит свой религиозный акт. Это мы сегодня видим во многих европейских странах с некогда богатой и глубокой католической традицией, но утратившей содержание своей веры, потому что постепенно стали забывать о религиозном акте и жить исключительно земными заботами.

Народ, страна, душа подвергает себя величайшей опасности, когда начинает вырождаться и засыхать религиозный акт. Вот почему христианство должно беречь свою любовь, сердечное созерцание, молитву. Если оно не убережёт всё это, то потеряет доступ ко Христу, и тогда никакая церковная дисциплина, никакая синергия церкви и государственной власти, никакие теологические фолианты и факультеты не спасут бывших христиан от безбожия и анти-христианства. Церковь призвана защищать, оживлять и углублять заповеданный ей религиозный акт. К этому призван каждый священнослужитель. Он сам, прежде всего, должен быть насадителем и живым носителем христианского акта. Он должен жить и молится так, чтобы иметь право об этом говорить и учить своих пасомых. Пастырь с искренним сердцем будет строить веру и церковь. Пастырь, лишённый христианского сердца и не желающий молиться, создаёт мёртвый приход и подрывает бытие церкви. Такова связь между актом и содержанием.

Разум без веры

Христианин, отдавший в себе самом первенство не любви, не сердечному созерцанию, не христианской совести, а рассудку и рассудочно руководимой воле, утрачивает и христианский акт, а с ними и христианский дух. Рассудок ведёт его по лабиринтам узкого интеллектуализма и постепенно приводит к разрушительным сомнениям и отрицаниям. Рассудочная воля всегда приводит к практическому безбожию.

Знаю одного человека, которого разум провёл по лабиринтам рассудочного познания веры до того предела, за которым начинается мир антихриста. Он дошёл до этой последней черты и вернулся обратно.

Вот цитата из его дневника: «Признать, что Бог есть, несложно. Сложнее понять, Кто Он есть. Священное Писание говорит, что Бог есть Любовь. Но разум находит десятки аргументов, разрушающих это утверждение. Зажатость нашей свободы выбора генетической наследственностью, происхождением, местом рождения, склонностью ко греху и непредсказуемостью судьбы. Решение вечной судьбы по результату краткой жизни. Реальность ада и предвидение Божие. Знал, но создал. Вообще непонятность «логики» Бога в построении судеб людей. Ранние и случайные смерти... Разум неистово доказывал мне, что Бог – это селекционер, выводящий святых и массово сбрасывающий отходы в адские обители. Много и более страшных обвинений я слышал от своего разума в адрес Бога. Сначала я пытался спорить, но потом понял, что это бессмысленно. Каждый раз разум мне задавал всё новые и новые вопросы. Я не успевал подумать над одними, как он уже придумывал новые. А попал бы Лазарь на лоно Авраамова, если бы ему «повезло» родиться братом Богача, а Богач в ад, если бы он родился от матери бедного Лазаря? Если нет, то виноваты не они. И так бесконечно. Я задал искушающему голосу рассудка вопрос: «Скажи, кто «правильнее» – ты или Бог? Может, лучше «слепо» верить в то, что Бог – это всё-таки любовь, и лучше (если ты прав, конечно) потом ошибиться в этом, чем поверить себе и ошибиться в Боге»?

Есть черта, за которой нужно заставить свой разум умолкнуть и дать место вере, как доверию Богу. Нужно не забывать, что наш разум – это уже не разум первозданного Адама, который созерцал тварь Божию чистым умом. Поэтому наш падший и гордый разум начинает противиться Богу и воевать с Ним. Нам остается только учиться доверять Богу, как мы доверяем отцовским рукам.

Религиозный предмет

Религиозная автономия состоит в праве каждого человека самостоятельно выносить и признавать своё религиозное «по-моему». Но сущностью этого «по-моему» должно быть созерцание того, что на «самом деле».

По сути, верующий человек не думает совсем о том, что «по-моему», он просто живёт своей верой. Он погружается в неё чувством и воображением. Бывает так, что он вдруг сталкивается с тем, что кто-то с ним не согласен. Это заставляет его задуматься, насколько его субъективное религиозное содержание соответствует предмету веры. Как показывает практика, очень тяжело отделить своё субъективно-религиозное содержание и личное представление от предмета веры. Особенно тогда, когда вера заменяется псевдоверием. Воображаемая вера и её предмет становятся фантомом, которые уводят человека в сторону от истинного религиозного пути. При этом активность неправильного религиозного акта может быть чрезвычайно высокой.

Человек может всю свою жизнь положить на борьбу с чипами, ИНН, кодами и прочим, вместо того, чтобы бороться с тем, что единственно важно и что на самом деле может отлучить его от Бога – с грехом в себе. Он может драть горло за право канонизировать психически больного Ивана Грозного или экстрасенса Григория Распутина вместо того, чтобы смиренно учиться любить людей и с вниманием молиться.

Наивно-дремотное состояние легковерных людей часто перерастает в псевдоверие. При этом они даже не допускают мысли о том, что их вера может быть непредметным, химерным или даже погибельным суеверием.

Например, вместо того, чтобы сказать «Верую, что Христос есть Сын Божий, ибо вижу Его на самом деле таким, каким показывает нам Его Евангелие, и узнаю в Нём моим созерцающим сердцем Сына Божия», он произносит «Говорят, что если в доме разбивается зеркало, то кто-нибудь из семьи должен скоро умереть, боюсь (по-моему) это так и есть на самом деле, и вот я трепещу, как бы кто из нас не умер».

Суеверие начинается там, где предмет веры воображается таким, каково моё всуе веруемое содержание. Не Бог открывается человеку, а человек придумывает себе Бога. Не солнце светит человеку, а человек выдумывает своё «душевно-карманное» освящение. Так религиозный опыт приближается к сказке, бреду и суеверию. Религия заменяется наивно художественной мифологией.

Здоровый критицизм и сомнения

Вера человека и даже целого народа не только не обязана принимать всё "на веру", она вообще не имеет права на легковерие. У человека должно быть чувство ответственности за свою веру, за истинность и предметность веруемых содержаний. Отказ от слепого легковерия призван не разрушить религиозный опыт, а оживить, углубить его и сделать предметно подлинным. Эта ответственность нужна для того, чтобы очистить душу от пустоверия, отказаться от страховерия, случайноверия и превратить веру в духовное делание.

Подлинный религиозный опыт не может быть безразличен к предметности своего содержания. Религиозный акт есть акт духовный, и он хочет правды о Боге. Без этой воли к Богу, без этой сосредоточенности на Нём, религиозный акт бессмыслен. Именно эта направленность духа к Богу, именно эта воля к предмету, отличает религию от бреда и суеверия.

Религиозность имеет свой особый критерий, в отличие от всех подобных сфер, которые то и дело пытаются смешаться с религией, заменить или исказить её. Этот критерий можно выразить так – соответствие веруемого содержания Божественному откровению, гласу Бога о Себе Самом.

Религиозность как жажда, как зов, как искание, включает в себя волю к предметности, и чувство ответственности, живую заботу о том, чтобы не впасть в иллюзию, в выдумку, в бред, в фантазирование, суеверие или в свою «умную» ересь. Вера есть орган и дверь к религиозному предмету.

http://uoj.org.ua/publikatsii/vopros-very/bogoslovie-very-i-praktiki