Блаженный Августин

Блаженный Августин Аврелий, по словам отца Андрея Кураева, наиболее «молодёжный» святой. Его хрестоматийное произведение «Исповедь» повествует о сложном и полном приключений пути к Богу, о философских блужданиях, о напряжённых поисках нравственного идеала. Многие слышали фразу «Господи, дай мне целомудрие и воздержание — но только не сейчас». Это слова святого, не без ужаса вспоминающего дерзкие стремления своей молодости. Но главный герой книги — не автор, а Бог, к Которому обращены и покаянные стоны души, и хваления, и непростые вопросы.

Блаженный Августин — епископ Иппонский, один из великих святых неразделённой христианской Церкви. Он почитается и православными, и католиками. Святой родился и умер в Африке, в римской провинции, и молодые годы провёл в городах Италии — Риме, Милане. Один историк заметил, что как богослов Августин Аврелий был трагически одинок в своей эпохе — не было современника, способного ответить (и возразить) Августину на его уровне. Отдельные предположения святого, не осмысленные критически в Западной Церкви, получили мощное развитие в дальнейшем католическом богословии.

Для нас же жизнь и свидетельство Августина, сохранённое в его «Исповеди», — прежде всего, памятник любви, пламенной и преображающей любви к Богу.

1. Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе.

2. Мудрое и глупое — это как пища, полезная или вредная, а слова, изысканные и простые, — это посуда, городская и деревенская, в которой можно подавать и ту и другую пищу.

3. Я стал предпочитать православное учение, поняв, что в его повелении верить в то, чего не докажешь, больше скромности и подлинной правды, чем в издевательстве над доверчивыми людьми, которым заносчиво обещают знание, а потом приказывают верить множеству нелепейших басен, доказать которые невозможно.

4. Греховный закон — это власть и сила привычки, которая влечёт и удерживает душу даже против её воли, но заслуженно, ибо в эту привычку соскользнула она добровольно. Кто же может освободить меня, несчастного, от «этого тела смерти» (Рим. 7, 24), как не благодать Твоя, дарованная через Господа нашего Иисуса Христа?

5. Кто станет отрицать, что будущего ещё нет? Но в душе есть ожидание будущего. И кто станет отрицать, что прошлого уже нет? Но и до сих пор есть в душе память о прошлом. И кто станет отрицать, что настоящее лишено длительности: оно проходит мгновенно. Наше внимание, однако, длительно, и оно переводит в небытие то, что появится. Длительно не будущее время — его нет; длительное будущее — это длительное ожидание будущего. Длительно не прошлое, которого нет; длительное прошлое это длительная память о прошлом.

6. Друзья, льстя, развращают, а враги, браня, обычно исправляют.

7. Так как некоторые общественные обязанности можно выполнять только если тебя любят и боятся, то враг истинного счастья нашего тут и начинает наступать, всюду разбрасывая, как приманку по силкам, свои похвалы: мы жадно их подбираем и по неосторожности попадаемся, отлагаем от истины Твоей радость свою и полагаем её в человеческой лжи. Нам приятно, чтобы нас любили и боялись не ради Тебя, а вместо Тебя. И враг, уподобив нас таким образом себе, держит нас при себе...

Того, кто хочет людских похвал, невзирая на Твоё порицание, не защитят люди на Суде Твоём, не вырвут его от осуждения Твоего. Не «грешника, однако, хвалят за желания души его», «не творящего беззаконие благословляют»: хвалят человека за дар, от Тебя полученный, но если он больше радуется похвалам, чем самому дару, за который его хвалят, то Ты его порицаешь. И тот, кто хвалит, лучше того, кого хвалят. Первому угоден в человеке Божий дар, а второму более угоден дар от человека, а не от Бога.

8. Почему человек хочет печалиться при виде горестных и трагических событий, испытать которые он сам отнюдь не желает? И тем не менее он, как зритель, хочет испытывать печаль, и сама эта печаль для него наслаждение. Удивительное безумие! Человек тем больше волнуется в театре, чем меньше он сам застрахован от подобных переживаний, но когда он мучится сам за себя, это называется обычно страданием; когда мучится вместе с другими — состраданием. Но как можно сострадать вымыслам на сцене? Слушателя ведь не зовут на помощь; его приглашают только печалиться, и он тем благосклоннее к автору этих вымыслов, чем больше печалится. И если старинные или вымышленные бедствия представлены так, что зритель не испытывает печали, то он уходит, зевая и бранясь; если же его заставили печалиться, то он сидит, поглощённый зрелищем, и радуется.

9. Почему душа больше радуется возврату найденных любимых вещей, чем их постоянному обладанию? Победитель-полководец справляет триумф; он не победил бы, если бы не сражался, и чем опаснее была война, тем радостнее триумф. Буря кидает пловцов и грозит кораблекрушением; бледные, все ждут смерти, но успокаиваются небо и море, и люди полны ликования, потому что полны были страха. Близкий человек болен, его пульс сулит беду; все желающие его выздоровления болеют душой; он поправляется, но ещё не может ходить так, как раньше, — и такая радость у всех, какой и не было, когда он разгуливал, здоровый и сильный!

Так всегда с радостью: возникает ли она по поводу гнусному и отвратительному, по дозволенному ли и законному; в сердце ли самой чистой и честной дружбы; при мысли о том, кто «был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся»: всегда большой радости предшествует ещё большая скорбь. Почему это, Господи Боже мой?

10. Легко человеку, если он полон Тобой; я не полон Тобой и потому в тягость себе. Радости мои, над которыми надо бы плакать, спорят с печалями, которым надо бы радоваться, и я не знаю, на чьей стороне станет победа. Увы мне!

http://otrok-ua.ru/sections/art/show/blazhennyi_avgustin.html