Библейские переводы С. С. Аверинцева и читатель XXI века. Андрей Десницкий

Читателям предлагается доклад Андрея Сергеевича Десницкого, посвященный трудам известного филолога и переводчика С. С. Аверинцева и представленный на международной конференции «Христианская культура: библеистика, богословие, философия, литература, искусство. Памяти С.С. Аверинцева» (Москва, РГГУ, 26 апреля 2011).

С. С. Аверинцев дал в свое время лучшее описание основных задач филологии, которое мне только доводилось встречать: «Освоить духовный мир чужой эпохи филология может лишь после того, как она честно примет к сведению отдаленность этого мира, его внутренние законы, его бытие внутри самого себя… Когда современность познает иную, минувшую эпоху, она должна остерегаться проецировать на исторический материал себя самое, чтобы не превратить в собственном доме окна в зеркала, возвращающие ей снова ее собственный, уже знакомый облик. Долг филологии состоит в конечном счете в том, чтобы помочь современности познать себя и оказаться на уровне своих собственных задач; но с самопознанием дело обстоит не так просто даже в жизни отдельного человека… филология есть “строгая” наука, но не “точная” наука. Ее строгость состоит не в искусственной точности математизированного мыслительного аппарата, но в постоянном нравственно-интеллектуальном усилии, преодолевающем произвол и высвобождающем возможности человеческого понимания. Одна из главных задач человека на земле – понять другого человека, не превращая его мыслью ни в поддающуюся “исчислению” вещь, ни в отражение собственных эмоций. Эта задача стоит перед каждым отдельным человеком, но и перед всей эпохой, перед всем человечеством. Чем выше будет строгость науки филологии, тем вернее сможет она помочь выполнению этой задачи. Филология есть служба понимания»[1].

Эти слова, вероятно, были написаны Аверинцевым примерно тогда, когда я появился на свет. В них кратко и емко сформулировано то главное, чем занимался он сам и что так привлекало к его работам – и к филологии в целом! – по меньшей мере мое поколение студентов-филологов. И если в целом филология – служба понимания, то самым важным действием этой службы, пожалуй, можно считать создание переводов, и в особенности переводов комментированных. Аверинцев известен как человек, открывший для русского читателя многие произведения византийской и иной восточнохристианской словесности. Его библейские переводы известны меньше, и это понятно: Библия на русском языке существовала и прежде, новые переводы продолжают выходить и теперь, и в этом отношении Аверинцева первооткрывателем не назовешь. Но и сегодня нам есть, о чем поговорить в связи с его переводами.

Первый его перевод из Библии – книга Иова – вышла в свет всего через четыре года после этих слов о «службе понимания», наряду с некоторыми другими ветхозаветными книгами в переводах других авторов[2]. Собственно, публикация новых библейских переводов в СССР, задолго до перестройки, казалась делом маловероятным и осуществлена могла быть только в рамках научного проекта для узкого круга специалистов или же научно-популярного издания для просвещения широкой публики. В данном случае тексты библейских книг рассматривались как явление мировой культуры, знакомство с которым обязательно для всякого образованного человека – и это как раз в то время, когда в мире разворачивалась активнейшая деятельность по переводу Библии на множество языков, и в большинстве случаев переводчики воспринимали свою деятельность как главный инструмент христианской миссии.

Понятно, что в СССР такой подход не мог быть осуществлен – но значит ли это, что русские переводчики просто отстали от Запада и должны были в дальнейшем его нагонять? На первый взгляд именно так и есть, именно в это время в некоммунистических частях мира выходило множество переводов, пособий по теории и методике перевода и т.д. Но можно подойти к этому явлению совсем иначе. Миссионерские труды наших западных коллег были нацелены в те годы в основном на передачу «вести» (англ. – message). При таком подходе переводчик призван не столько передать смысл оригинала, сколько вызывать у своей аудитории отклик, похожий на тот, что был некогда вызван оригинальным текстом у изначальной аудитории[3].

Мы не будем сейчас рассуждать о том, хорош или плох этот подход сам по себе – об этом написано очень много на Западе, и кое-что даже у нас, главное заключается в другом: он остался в прошлом. Сегодня всё чаще и всё подробнее говорится о том, что переводить всё-таки следует тексты, прекрасно осознавая культурно-историческую дистанцию между двумя аудиториями: изначальной и нашей. Но, собственно, именно это и подразумевает аверинцевская «служба понимания»: познавать, не теряя дистанции, не присваивая себе чужое и не навязывая своё авторам. Может быть, не всегда отставание есть недостаток, а порой оно может даже оборачиваться и преимуществом? Имеем возможность не повторять чужой опыт, а воспользоваться сразу его плодами.

Выражаясь образно, можно сказать, что когда наши западные коллеги стремились в основном убедить свою аудиторию в божественности библейского текста, переводы из «Библиотеки всемирной литературы» раскрывали перед читателем ее человеческую сторону. С одной стороны, о божественном и нельзя было говорить в те времена в нашей стране, но с другой – даже в самом напряженном религиозном диспуте недопустимо забывать о человеческом, тогда религия вырождается в лучшем случае в демагогию, а в худшем – в слепой фанатизм. И не случайно Аверинцеву досталась для перевода, наверное, самая «человеческая» книга Ветхого Завета, наполненная криками боли, которые и в самой этой книге, и в любой «традиционной религии» тут же объявляют богохульством. И поколение за поколением мы слышим в этой книге не столько о высокой духовности, сколько о хорошо знакомых нам событиях…

Зачем Крепким не назначены сроки суда
и ведающие Его не видят дней Его?
Злые люди сдвигают межи,
угоняют скот и пасут у себя;
у сирот уводят осла,
у вдовы отнимают вола в залог,
сталкивают с дороги бедняка,
должны скрываться все страдальцы земли…
Из города стоны людей слышны,
и души убиваемых на помощь зовут;
и этого не прекратит Бог!

Так уж сложилось, что многие читатели аверинцевских переводов знакомились с романом М.А. Булгакова раньше, чем с Евангелием, и с этими строками раньше, чем с катехизисом, но раз уж это так сложилось, требовалось говорить с ними о том, что им действительно важно, и на таком языке, который они готовы были понимать и принимать. Кондовый новояз атеистической пропаганды был не близок думающему и читающему советскому гражданину той поры (и не хочу называть его «интеллигентом», потому что он мог принадлежать и к другим социальным слоям), но не в меньшей степени его оттолкнула бы велеречивость дореволюционного благочестия. Нужно было что-то живое и настоящее – и на достаточной дистанции от унылой повседневности. Такой язык был Аверинцевым отчасти найден, отчасти создан.

Аверинцев, безусловно, продолжил, как и многие иные переводчики «Библиотеки всемирной литературы», традицию русских литературных переводов восточных текстов, зародившуюся еще до революции и получившую мощное развитие в трудах И.М. Дьяконова. Он тоже порой обращался к переводам библейских текстов (знаменитая «Песнь Деворы» из 5-й главы Судей), но для него это был памятник древнееврейской письменности, и только. Для Аверинцева это было первое звено длинной цепи, одним из звеньев которой был и он сам, участвовавший в православном богослужении в качестве прихожанина, затем и чтеца…

Так мы подошли к его же переводам из псалмов – это очень небольшая подборка, и жаль, конечно, что уже не доведется увидеть другие псалмы в его переводах. Как я понимаю, выбор был обусловлен прежде всего значимостью псалмов для православного богослужения, и делались эти переводы уже в иное время, когда верить стало можно и даже модно. Переводческая стратегия состояла в данном случае в том, чтобы создать тексты, полностью совместимые с православным богослужением (и «полевую апробацию» они проходят по сей день в Свято-Филаретовском институте), но вместе с тем тексты на литературном русском языке наших дней, а не просто на «русифицированном славянском». И значит, принадлежат они одновременно к той же самой традиции литературного перевода, что и книга Иова:

Адонаи, Господи наш,
как чудно имя Твое по всей земле!
И превыше небес – слава Твоя.
Из детских, из младенческих уст
Ты уготовал хвалу –
твердыню на врагов Твоих,
дабы немирного низложить.
Увижу ли Твои небеса,
дело Твоих перстов,
увижу луну и звезды небес,
которые Ты утвердил –
Что перед этим человек?
Но Ты помнишь его!
Что перед этим Адамов сын?
Но Ты посещаешь его!
Ненамного умалил Ты его
перед жителями небес,
славою и честию венчал его,
управителем поставил его
над делами рук Твоих.
Все положил Ты под ноги его –
малых и больших скотов
и с ними диких зверей,
птиц в небесах, и рыб в морях,
и все, что движется в безднах морей.
Адонаи, Господи наш!
Как чудно имя Твое
по всей земле!

Библейский текст сегодня неизбежно воспринимается как многоплановый, относящийся одновременно к разным культурным эпохам – он подобен археологическому раскопу, где одновременно раскрыты взору много веков. И переводчик, с точки зрения Аверинцева, как археолог, не имеет права отбрасывать в сторону ценный материал только потому, что он относится к другому хронологическому пласту, но он и не вправе эти пласты смешивать между собой.

Когда в самом конце 1980-х годов Аверинцев читал лекции на филологическом факультете МГУ, многие слушатели решили сдать ему зачет, хоть это и было вовсе не обязательно. Еще бы, украсить свою зачетку таким автографом! Но подавляющее большинство уходило восвояси, сраженное первым же вопросом: «Назовите античные реминисценции в Евангелии от Луки, с указанием главы и стиха». Этого не задавали! Это не было дано под запись на лекции! Как можно?

А вопрос-то был именно о том, видит ли человек эту многоплановость библейского текста, его полифоничность. Да и смотрел ли он вообще в первоисточник… Глава первая, стих первый: «Поскольку многие уже брались составлять повествования о событиях, совершившихся среди нас и переданных нам теми, кто с самого начала были очевидцами и служителями Слова, – счел за благо и я, тщательно исследовав все с самого начала, связно изложить это для тебя, достойнейший Феофил, чтобы ты мог усмотреть, насколько достоверно учение, которое тебе преподали». Вот он, отточенный эллинский стиль, достойный Плутарха, и тут же, в следующем стихе – простая, даже неестественная для эллинского уха речь палестинского иудея с обилием личных имен и бесконечными союзами «и» между глагольными формами, без единого придаточного предложения. И в переводе Аверинцева эта стилистическая выпуклость сохраняется полностью: «Был во времена Ирода, царя Иудеи, некий священник, именем Захария, из разряда Авии, и была у него жена из рода Аарона, имя ее – Елисавета; и были они оба праведны пред Богом, соблюдая безукоризненно все заповеди и установления Господни».

Когда мой сын решился прочитать Евангелие, я дал ему именно этот текст. Аверинцев перевел из Нового Завета три синоптических Евангелия – но почему не больше? Здесь, пожалуй, стоит упомянуть еще один сборник, в который вошел перевод библейской книги, выполненной Аверинцевым – на сей раз Евангелия от Марка[4]. Она издана в С.-Петербурге Славянским библейским фондом и, как указано в предисловии, при финансовой поддержке Международных Библейских Обществ, которым принадлежат и права на распространение текста. Книга открывается рекомендательным письмом (благословением, если говорить на церковном языке) митрополита Филарета Минского и Слуцкого, но не указаны имена ни редактора, ни авторов отдельных переводов. Мне известны другие три имени, но я не буду их называть, уважая анонимность этого издания.

Это были уже совсем другие времена и другая обстановка. Теперь, действительно, становилось крайне важным, какой проект получит заграничное финансирование и какой – церковное благословение… В результате Библейские общества поддержали совсем другой проект, и сейчас не время и не место о нем говорить, а священноначалие надолго отказалось от самой идеи обсуждать всерьез перспективу новых библейских переводов. У такого развития событий было несколько причин, но на одной мне хотелось бы остановиться особо.

Для «Библиотеки всемирной литературы» совершенно нормальным явлением была яркая индивидуальность каждого переводчика, его полная независимость от коллег по цеху и даже соседей по тому. Но для книги, которая получила бы название «Новый Завет в современном русском переводе», это было бы совершенно немыслимо. Требовались общая стратегия, общие решения, общий базовый текст (в этом издании одни переводили с критического, другие – с традиционного текста), но при сохранении стилистического разнообразия оригинала. Иными словами, Послание к Римлянам должно было отличаться от, скажем, Послания к Галатам примерно в той же мере, что и в оригинале, а не в той, в которой стиль одного переводчика отличается от стиля другого. Наконец, этот труд должен был бы пройти через многие редактуры и апробации, и воля переводчика должна была бы уступить место чьей-то другой воле…

Этого не произошло. Четыре переводчика не смогли выработать общего подхода, они расстались, приняв решение, что каждый будет работать индивидуально, безо всякой координации с другими. Казалось, можно было бы ожидать появления четырех интересных, но разных переводов Нового Завета – но мы не увидели ни одного, и только Аверинцев из всех четверых, насколько я знаю, продвинулся в этом направлении, дополнив одно синоптическое Евангелие двумя другими. Выводы делать не буду, каждый может сделать их сам.

Но всё это истории скорее минувшего столетия, нежели нынешнего. Сборник библейских переводов Аверинцева вышел в 2004 г.[5] – так что же сказать о читателе XXI века? Разумеется, переводы эти остаются с нами, и они остаются востребованными, и не просто потому, что у нас пока мало хороших переводов библейских книг. Труды Аверинцева занимают достаточно важную и пока еще почти незаполненную нишу переводов, которые можно считать одновременно художественными, традиционными и авторскими.

Как художественные, они передают, насколько это возможно, на русском языке богатство и многозначность поэтического языка оригинала, его стилистическую неоднородность, оставаясь при этом понятными для любого носителя языка, который вообще привык читать книги. Как традиционные, они сохраняют всё, что только можно сохранить из русской церковной и культурной традиции, не поступаясь художественными качествами перевода. А что касается определения «авторский перевод», оно подразумевает, что текст пишется одним человеком, а не командой, и в этом тексте мы ясно слышим голос самого переводчика. Это не всем и не всегда по душе, но это совершенно нормально – Библия обращена не к толпам, а к личностям, и личный опыт ее прочтения такими людьми, как Аверинцев, может оказаться полезен и каждому из нас.

Но значение аверинцевских переводов для нас состоит далеко не только в том, что мы по-прежнему их читаем. Они показывают на конкретном примере, что возможны в наше время русские переводы, которые будут одновременно понятными, литературными и традиционными, что голос переводчика может удачно сочетаться с авторским голосом. Необязательно, оказывается, прятаться в казенную бронзовость и безликость, или, напротив, заигрывать с читательскими нервами на манер рекламных слоганов, чтобы только привлечь его внимание. И опыт Аверинцева, как и его коллег, показывает, что хороших переводов может быть много, в конце концов, и они могут быть достаточно разными.

Все это не только ряд наблюдений, но и повод для конкретных действий, которые отчасти уже и предпринимаются. Только одно хотелось бы добавить: сейчас, по моему глубокому убеждению, настала пора скорее для командной, чем индивидуальной работы. При таком подходе голоса разных переводчиков и редакторов дополняют друг друга, возникает некий общий и более нейтральный, чем в случае авторского перевода, стиль – и вместе с тем перевод получается более взвешенным и гармоничным. Это соответствует и потребностям времени, на мой взгляд: в нашей стране вплоть до 90-х годов прошлого века христианство было по преимуществу выбором ярких одиночек, сегодня это скорее поиск групповой идентичности, поиск порой мучительный и небезошибочный… Разумеется, авторские переводы уже существуют и будут выходить и в дальнейшем, но нам сегодня остро не хватает переводов групповых – причем именно переводов, во множественном числе.

Впрочем, это повод уже не для доклада, а для практической работы. И, по слову псалмопевца в аверинцевском переводе:

Да будут угодны слова моих уст
и шепоты сердца моего
пред лицом Твоим,
Господи, Оплот мой, Избавитель мой!

[1]Аверинцев С.С. Похвальное слово филологии // Юность, 1969, № 1, сс. 98-102.

[2]Поэзия и проза древнего Востока.Ред. В. Санович.М., 1973 (Библиотека всемирной литературы. Т. 1).

[3] Например, об этом говорятEugene Nida,Charles R. Taber. The Theory and Practice of Translation.Leiden, 1969.

[4] Евангелие от Марка. Евангелие от Иоанна. Послание к римлянам. Апокалипсис. С-П., 1997.

[5] Сергей Аверинцев. Переводы. Евангелия. Книга Иова. Псалмы. (Собрание сочинений.Т.1). Киев, 2004.

Источник: Портал Богослов. Ru