Официальный сайт Московского Патриархата
- Православная служба «Милосердие» запустила акцию «Дари радость на Рождество»
- Патриарший экзарх всея Беларуси возглавил актовый день Минской духовной академии
- В Шардже отметили престольный праздник храма апостола Филиппа
- Святейший Патриарх Кирилл возглавил пленарное заседание XXVI Всемирного русского народного собора на тему «Русский мир: внешние и внутренние вызовы»
- Приветствие председателя Правительства РФ М.В. Мишустина участникам XXVI Всемирного русского народного собора
БЕЗ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКОЙ ОСНОВЫ РУССКИЙ ЯЗЫК СТАНОВИТСЯ УБОГИМ. Александр Камчатнов
Имеет ли оскудение языка нравственные последствия и может ли современная церковная языковая среда повлиять на этот процесс?
Всякий, кто основательно изучал историю русского литературного языка, знает, как он возник. Церковнославянский язык – лоза, а русский литературный язык – ветвь; привитая к лозе, эта ветвь дала обильные плоды древней и новой (классической) русской литературы. Велик и могуч язык русской литературы, но не надо забывать, что велик и могуч он благодаря своему корню.
Как известно, декретом Ленина церковнославянский язык перестал быть предметом школьного обучения. Выросли поколения, не знающие этого языка и Церкви. И тут стало ясно, что язык – не просто средство человеческого общения, пусть и важнейшее; стало ясно, что он – среда богообщения. Уничтожение этой среды было составным элементом общего диавольского замысла, включавшего в себя уничтожение икон, разрушение храмов, то есть всего того, посредством чего православный христианин привык общаться с Богом.
Отсечение церковнославянского языка изменило языковую ситуацию в целом: исчез священный язык, – и изменилась иерархия языковых ценностей, сместились все акценты и пропорции. То, что раньше гнездилось в языковом подполье и боялось выйти на свет, теперь нагло лезет в глаза и уши: нет священного – и нечего больше стыдиться. Примеры этого бесовского разгула у всех на виду и слуху: омерзительная матерная брань стала обычным явлением не только на улице, но и в литературе. Самое главное и самое ужасное заключается в том, что эта брань, сальный юмор, похабные анекдоты, всевозможные жаргоны, наглое похохатывание над всем и вся – все это стремится стать нормой языкового употребления. Время от времени ревнители чистоты русского языка пытаются бороться с этой языковой грязью, но почти всегда безуспешно: ветвь, отсеченная от лозы, хиреет и дичает. Вместо великого и могучего русского языка у нас постепенно образовался убогий новояз, шедеврами которого можно наслаждаться, открыв номер «Московского комсомольца» и тому подобных изданий.
У лингвистов есть такое понятие: языковая картина мира. Содержанием этого понятия является представление о том, что язык есть некая система первичной концептуализации мира, в том числе мира этических и эстетических ценностей. Теперь представим себе, что ребенок никогда не слышал и не понимает таких слов, как сострадание, милосердие, грех, покаяние (согласно некоторым экспериментальным данным, часть современных детей действительно не понимает этих слов). Какой будет его картина мира? Вопрос риторический. Но от того, какова картина мира, зависит и поведение человека!
Поэтому церковнославянский язык и древнерусская литература, русский литературный язык и русская классическая литература должны изучаться в школе в гораздо большем объеме, чем это практикуется сейчас.
Как известно, декретом Ленина церковнославянский язык перестал быть предметом школьного обучения. Выросли поколения, не знающие этого языка и Церкви. И тут стало ясно, что язык – не просто средство человеческого общения, пусть и важнейшее; стало ясно, что он – среда богообщения. Уничтожение этой среды было составным элементом общего диавольского замысла, включавшего в себя уничтожение икон, разрушение храмов, то есть всего того, посредством чего православный христианин привык общаться с Богом.
Отсечение церковнославянского языка изменило языковую ситуацию в целом: исчез священный язык, – и изменилась иерархия языковых ценностей, сместились все акценты и пропорции. То, что раньше гнездилось в языковом подполье и боялось выйти на свет, теперь нагло лезет в глаза и уши: нет священного – и нечего больше стыдиться. Примеры этого бесовского разгула у всех на виду и слуху: омерзительная матерная брань стала обычным явлением не только на улице, но и в литературе. Самое главное и самое ужасное заключается в том, что эта брань, сальный юмор, похабные анекдоты, всевозможные жаргоны, наглое похохатывание над всем и вся – все это стремится стать нормой языкового употребления. Время от времени ревнители чистоты русского языка пытаются бороться с этой языковой грязью, но почти всегда безуспешно: ветвь, отсеченная от лозы, хиреет и дичает. Вместо великого и могучего русского языка у нас постепенно образовался убогий новояз, шедеврами которого можно наслаждаться, открыв номер «Московского комсомольца» и тому подобных изданий.
У лингвистов есть такое понятие: языковая картина мира. Содержанием этого понятия является представление о том, что язык есть некая система первичной концептуализации мира, в том числе мира этических и эстетических ценностей. Теперь представим себе, что ребенок никогда не слышал и не понимает таких слов, как сострадание, милосердие, грех, покаяние (согласно некоторым экспериментальным данным, часть современных детей действительно не понимает этих слов). Какой будет его картина мира? Вопрос риторический. Но от того, какова картина мира, зависит и поведение человека!
Поэтому церковнославянский язык и древнерусская литература, русский литературный язык и русская классическая литература должны изучаться в школе в гораздо большем объеме, чем это практикуется сейчас.
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы получить возможность отправлять комментарии