Автокефалия на волне революции

Сто лет назад, 12 марта (25 марта по новому стилю) 1917 года, Грузинская православная церковь обрела автокефалию, выйдя из состава Российской церкви.  Однако тот период, когда грузинское православие было частью Церкви единой империи, отнюдь не черная дыра.

Pro et contra

В 1811 году, после вхождения Грузии в состав Российской империи, ее Церковь стала экзархатом государственной Церкви, потеряв самостоятельность и патриаршее управление. Не все грузинское духовенство признало экзархат. В 1813 году синодальный обер-прокурор Александр Голицын сообщил Александру I о грузинском митрополите Арсении, игнорирующем директиву Святейшего синода. «Не иначе можно его принудить… как ежели прикажут взять силою под караул», – говорил сам о себе грузинский митрополит (РА. 1905. № 11. С. 363).

Но что же дала русско-грузинская интеграция Церквей? Экзархат обеспечил Грузии церковное единство, ведь до присоединения к России в местной Церкви иногда сосуществовали два соперничающих патриарха-католикоса.

Те из грузинского духовенства, что были в крепостной зависимости (sic!) от местных дворян, получили свободу. В XIX – начале XX века в Грузии шло  строительство храмов, открывались новые монастыри. Создавалась и система богословского образования (в патриаршую пору грузины не имели таких духовных школ, какие были в России). Тбилисскую семинарию открыли в 1817 году. А в 1884 году издали полную грузинскую Библию.

Видные российские ученые изучали грузинские духовные рукописи. В 1898 году на Афон, в грузинский Иверский монастырь, отправилась научная экспедиция Российской академии наук. Немало ценных открытий в области грузинского церковного пения и библеистики сделал русский епископ Порфирий (Успенский).

Протоиерей Иоанн Сергиев (чтимый в Церкви как святой Иоанн Кронштадтский) посылал деньги в помощь Бодбийскому женскому монастырю близ Тбилиси. «Примите, посылаю, родная, на крайние нужды…» – писал он игуменье.

В 1915 году, когда шла Первая мировая война, архиепископ Димитрий (Абашидзе), из грузинского княжеского рода, пошел добровольно священником на российский броненосец. В конце Гражданской войны Абашидзе не эмигрировал, хотя открыто поддерживал белых и мог бы опасаться за свою жизнь, но остался на архиерейской кафедре в Симферополе – с «паствой», состоящей больше из русских, пока не ушел на покой, дожив до конца 1943 года.

Присоединение имело и негативные последствия.

Некоторые экзархи открыто злоупотребляли своим служебным положением. Со слов главнокомандующего в Грузии генерала Алексея Ермолова, экзарх Феофилакт (Русанов) «начал неистовым образом собирать деньги» с паствы, «коснулся и частных имуществ самым несправедливым и наглым образом». Более того, волюнтаристски вводил русские порядки церковного управления. В результате в Имеретии вспыхнул бунт. Некоторые местные клирики ушли в леса вместе семьями, забрав с собой церковную утварь. Русанову пришлось удалиться: «всеми был он там (в Грузии. – «НГР») ненавидим» (СИРИО. Т. LXXVI. 1891. С. 339). Ермолов резко осудил Русанова.

Наместник на Кавказе Николай Муравьев-Карский, отмечая ум и образованность экзарха, видел также его «неограниченное самолюбие», охоту к лести в свой адрес и, в подтверждение отзыва Ермолова, безудержную жадность. Муравьев привел мнение грузин: Русанов «не упущает случая» иметь выгоду для себя. Совместно с церковными служителями он мог «насильно отнять сад» (РА. 1886. № 11. С. 327, 336, 442). Муравьев задавал вопрос: «Какое право имеет Феофилакт насильственной рукой… сбирать виноград в чужих садах?» (РА. 1886. № 12. С. 436).

По мнению Алексея Ермолова, клирики всех превзошли алчностью, «всё бы старались присвоить, если бы тому не поставляли препятствий». Продолжая рассуждения о православии в Грузии при следующем экзархе – Ионе (Василевском), также выходце из России, Ермолов возмущался: «Сколько здесь с церковью тяжб, в какие вдается она бессовестные ябеды, сего представить невозможно» (СИРИО. Т. LXXVI. 1891. С. 404). 

Что до экзархов, то своими прямыми обязанностями они иногда просто пренебрегали. Один из них – Моисей (Богданов-Платонов) «скучал в Тифлисе и… тяготился своим там пребыванием…» (СИРИО. Т. CXII. 1901. С. 170).

А проблем было множество. В 1846 году, спустя 35 лет после объединения Церквей, экзарх Исидор (Никольский) сообщал о «крайней бедности» грузинских храмов (ОР РНБ. Ф. 313. Ед. хр. 40. Л. 247 об.) Служа ранее в метрополии, он мог сравнить местные реалии с российскими. Проходили десятилетия, но ситуация менялась мало. В отчете экзархата за 1860 год читаем: «Иконостасов и других… церковных украшений во многих церквах почти вовсе нет» (РГИА. Ф. 796. Оп. 440. Д. 1158. Л. 4 об.) Так что и в начале XX века скудость грузинских храмов производила впечатление «крайнего убожества» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2205. Л. 8). Бедность храмов объясняется нищетой прихожан. В 1907 году на 60 церквей было пожертвовано в общей сложности всего лишь 47 руб. (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2205. Л. 8). При такой скудости неоткуда было взяться и приходским богадельням. Их «нигде нет», – гласит отчет экзархата за 1857 год.

Добавим к этому естественное разрушение древнейших грузинских монастырей и церквей, шедшее и в начале XX века. «Весь Кавказ покрыт развалинами некогда великолепных исторических храмов», – писал обер-прокурор Синода Константин Победоносцев.

Оставляло желать лучшего и грузинское духовенство, бывшее «в невежестве и нищенстве» (Письма Победоносцева к Александру III. Т.  II. М., 1926. С. 43, 175). Не раз отмечались его слабости: «склонность к доносам, жалобам, ссоры между членами причтов из-за дележа… доходов» (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2205. Л. 13). В особо критическом положении было сельское духовенство с его «необразованностью» и «неразвитостью». На 1 января 1903 года в делопроизводстве экзархата оставалось 544 дела о «предосудительных» поступках духовных лиц (РГИА. Ф. 796. Оп. 440. Д. 1227. Л. 3).

Постоянные богослужения совершались далеко не во всех грузинских церквах. Иные священники являлись в приход лишь при крайней необходимости. 

Грузинский язык перестал быть богослужебным. В делопроизводстве тоже насаждалась русская речь. Экзарх Палладий (Раев) ввел правило об оформлении церковных документов только на имперском языке (РГИА. Ф. 684. Оп. 1. Д. 36. Л. 3 об.) С ним соглашались едва ли не все русские иерархи: грузинский язык называли «туземным».

Более того, некоторые экзархи стремились к русификации грузин. Входя в должность экзарха и выступая в Сионском кафедральном соборе Тифлиса с речью, архиепископ Николай (Налимов) усердно замалчивал тему Грузии, ее национальной и религиозной самобытности. 

Разбой и революция

В 1857 году Синод получил удивительную депешу от епископа Мингрельского Феофана (Габуния). На состоящий под его управлением Мартвильский Успенский монастырь, что в 30 км от Кутаиси, напала разъяренная толпа (РГИА. Ф. 1409. Оп. 3. Д. 7405. Л. 9–10). Около 300 человек, вооруженных шашками, кинжалами и кольями, с неистовым криком ворвались в монастырскую ограду и, найдя там казначея местного кафедрального собора архимандрита Тарасия и протоиерея Борисова, заставили клириков открыть собор, куда вломились с «бесчинствами и ругательствами». Но, зайдя в храм, зажгли свечи, совмещая разбой с «благочестием».

Кирион (Садзаглишвили) был избран первым после перерыва Грузинским патриархом. Фото с сайта www.wikipedia.org

Затем потребовали некий документ, где будто бы упоминались местные крестьяне. Получив отказ, смутьяны предприняли обыск: рылись даже под престолом. Не найдя ничего, схватили соборян и, отведя на квартиру протоиерея, «делали им до следующего дня разного рода… истязания, поношения, понуждая к выдаче документа». Наконец, разбежались, узнав о прибытии военных.

В 1850-е годы пострадал Давидо-Гареджийский монастырь: он дважды опустошался лезгинами, «убившими немало иноков» (Православные русские обители. СПб., 1910. С. 680), бывших больше из грузин.

В 1905 году началась первая российская революция. Очень скоро ее отзвуки достигли Грузии. «Отношения между духовенством и паствой… чрезвычайно обострились». В мае 1905 года перед зданием Тбилисской семинарии избили священников (ОР РНБ. Ф. 15. Ед. хр. АI/301. Л. 7).

Некоторым священникам пришлось укрываться от своих прихожан, «поденно работать, чтобы не сделаться жертвами голодной смерти». «Народ заявлял сильные и грубые протесты против духовенства», сделав его «предметом смеха и издевательства». В Имеретинской епархии «священников преследовали, били, грабили, стригли бороду и, наконец, убивали, называя правительственными шпионами», причем без учета национальности – и русских, и грузин. Не было спокойно и в других епархиях.

На монастыри тоже нападали. Где-то убили наместника, где-то пограбили кладовую или угнали скот, где-то разбили стекла в церкви…

Революционный порыв подхватил и кое-кого из грузинского духовенства. Настоятель монастыря в Имеретии архимандрит Николай был уличен в «антицерковной и… противоправительственной деятельности».

Между тем начались организованные протесты. Уже в начале революции среди грузинского духовенства участились дебаты об автокефалии. В июне 1905 года об этом «ожесточенно говорили» на епархиальном съезде (РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 2141. Л. 7 об., 8, 12 об., 13, 14). Число сторонников церковной независимости росло. Поставленный епископом в ноябре 1905 года грузин Петр (Кончуев) уже через три дня обозначил себя решительным адептом автокефалии, подписав соответствующую петицию. «Автокефальный дух доныне гнездится в… Петре и нисколько не ослабел», – утверждал через два года экзарх Никон (Софийский).

В ответ на прибытие другого экзарха – Николая (Налимова), пришедшего в Сионский собор под охраной полицейских, жандармов и казаков, в августе 1905 года появилась прокламация «Пастве и духовенству Грузинской церкви». В ней, в частности, говорилось: «Назначенный на пост экзарха Грузии архиепископ Николай показал себя таким же недостойным… каковыми были большинство из его предшественников… Доколе нам терпеть, пора очнуться!» Прокламация призывала возродить самоуправление Грузинской церкви, ликвидировав имперские структуры – как экзархат с его канцелярией, так и Грузино-Имеретинскую синодальную контору (ОР РНБ. Ф. 15. Ед. хр.  АI/301. Л. 1).

В 1907 году революция пошла на спад. И экзарх с удовлетворением сообщил Синоду: «С 12 декабря у меня идет епархиальный съезд духовенства; идет пока мирно…»

Однако страсти кипели и после революции. В 1910 году некий грузин поджег церковь. Насилие над духовенством также продолжалось. В 1916 году Синод вновь получил тревожный сигнал из Грузии. Сообщалось, что близ Зугдиди и Сенаки «размножилось число разбойников», принуждающих священников под угрозой смерти венчать браки без добрачных «формальностей» (РГИА. Ф. 796. Оп. 204. V отд. 1 ст. Д. 5).

1917 год принес новые испытания. Экзарх Грузии попросил в мае Синод разрешить продажу леса и лесопильного завода, которыми владел архиерейский дом экзарха. Вероятность «разбойничьего» захвата этого имущества была велика.

Семинарист с кинжалом

Имперский период в истории грузинского православия омрачен и другими, более тяжкими преступлениями.

В 1886 году был убит протоиерей Павел Чудецкий, ректор Тбилисской семинарии, где учились в основном грузинские юноши. Уличенный в чтении «Отечественных записок», найденных у него при обыске, и отчисленный из семинарии, 19-летний Иосиф Лагиашвили возненавидел ректора. Придя к нему с просьбой о восстановлении и получив отказ, юноша выхватил из-под одежды кинжал и нанес обидчику несколько разящих ударов. Раненый ректор пробовал укрыться в соседней комнате, но получил смертельный удар.

Масла в огонь подлила панихида, отслуженная по убитому ректору экзархом Павлом (Лебедевым). Утверждалось, что он обрушил проклятья на грузинский народ. Речью экзарха были потрясены: эхо ее пронеслось по всей Грузии. Возникла опасность покушения на жизнь Лебедева. Со слов архиепископа Никанора (Бровковича), «ему открыто грозили убийством», так что к Лебедеву «приставляли охрану» (РА. 1906. № 7. С. 357, 388). Предводитель кутаисского дворянства Димитрий Кипиани посоветовал экзарху покинуть Закавказье, за что, однако, сам подвергся наказанию.

Несовершеннолетнего убийцу приговорили к пожизненной каторге. Тридцать тбилисских семинаристов было отчислено.

В ответ на убийство ректора Синод предложил высылать настроенных крамольно. Верных выводов из трагедии, похоже, не сделали и в Тбилисской семинарии. Над воспитанниками установили мелочную опеку. Интерес к театру считали, к примеру, крамолой.

Вскоре в городке Озургети разразилась новая трагедия: 18-летний воспитанник тамошнего духовного училища избил палкой до крови смотрителя. Известное разъяснение есть у Константина Победоносцева: «В Озургетах, в духовном училище, 700 грузинских детей живут как звери в саклях без окон, ходят полунагие зимой и готовят уроки при свете костров, у коих греются…»

В начале XX века над высшим духовенством в Грузии опять нависла угроза. Экзарха Никона (Софийского), прибывшего в Тбилиси 26 августа 1906 года, встретили бойкотом. В Сионском соборе его ждало лишь русское духовенство. Бойкот сняли лишь в октябре, чему способствовали два грузинских епископа – Кирион (Садзаглишвили) и Леонид (Окропиридзе).

Опасаясь покушений, Никон носил под рясой защитный панцирь. Но 28 мая 1908 года на лестнице Синодальной конторы в Тбилиси он был застрелен. В тот день он почему-то не надел свой панцирь. Через газеты о трагедии узнала вся империя.

Из Киева отозвался митрополит Флавиан (Городецкий), служивший некогда в Грузии. Вот отрывок из его письма от 1 июня: «Прочитал газетное известие об аресте священника Корбелова, и, зная хорошо… с кем он в дружбе, у меня породилось страшное подозрение, что к убийству экзарха должен быть причастен один из епископов. Хорошо, если бы… власть довела следствие до конца» (РГИА. Ф.  1569. Оп. 1. Д. 145. Л. 3—3 об.)

Началось следствие. Допросив свидетелей, стали утверждать о причастности к убийству епископа Кириона (Садзаглишвили), «главного вдохновителя» преступления, как считал допрошенный в качестве свидетеля протоиерей Георгий Голубцов, тоже служивший на Кавказе. Скамья подсудимых грозила и близким к Садзаглишвили представителям грузинского духовенства: епископу Леониду (Окропиридзе), архимандриту Амвросию (Хелая), другим рьяным сторонникам автокефалии, которые, по версии следователей, могли участвовать в подготовке убийства.

Помимо прочего, комиссия учла, что с февраля 1906 по январь 1907 года Садзаглишвили служил епископом Сухумским. Но с Сухумской кафедры он был переведен на незавидное архиерейское место в Прибалтике. Грузинским экзархом при этом был Никон (Софийский), которому претила склонность Садзаглишвили к автокефалии и то, что, служа в Сухуми, тот стремился «огрузинивать» абхазов, тогда как экзарх склонялся к русификации грузин.

Уже приготовили обвинительный акт и предстоял «сенсационный процесс». Но с подачи грузинской знати вмешалась вдовствующая императрица Мария Федоровна. Более того, Садгеладзе защищала общественность Европы. Повелением Николая II дело было прекращено. Однако убийство экзарха стало шагом к автокефалии.

Рокировка по-грузински

Вскоре после Февральской революции автокефалисты резко активизировались. 12 марта 1917 года в городе Мцхета, колыбели грузинского православия, их съезд решил о выходе из Российской церкви и возрождении патриаршества.

Решение автокефалистов Синод объявил незаконным, предложив им подождать до всероссийского Поместного собора, где должен был рассматриваться кавказский вопрос. Но уговоры не помогали. Тем более что Временное правительство автокефалию признало, имея, впрочем, в виду, что русские приходы в Закавказье должны остаться в ведении Синода. Для управления ими создали Русский экзархат. Но нового экзарха в Грузию вообще не пустили.

Дело шло к разрыву в отношениях, на усугубление которого влияла, однако, и позиция некоторых деятелей Российской церкви. Характеризуя грузинское духовенство, участник Поместного собора 1917—1918 годов протоиерей Иоанн Восторгов, известный своими черносотенными взглядами, не жалел красок: «Лживое, хитрое, ленивое и преступное до небрежности, политиканствующее и погрязшее в лживых доносах» (цит. по: Голубцов Г., прот. Дневник... М., 1995. С. 191).

В послании к грузинским иерархам (скорее всего не дошедшем до них) только что избранный Всероссийский патриарх Тихон (Белавин) предлагал переговоры, основанные на церковных канонах, а не на «захватном праве». Имелось в виду, что некоторые здания в Тбилиси – Синодальной конторы, духовной семинарии, резиденции экзарха и другие, построенные на русские деньги, теперь принадлежали грузинской стороне. 

В сентябре 1917 года грузинским патриархом-католикосом был избран Кирион (Садзаглишвили), и это сделало процесс обретения церковной независимости необратимым.

Только в 1943 году Московский патриархат признал грузинскую автокефалию. Нет сомнения, что церковники действовали по указке Сталина. 

Об авторе: Валерий Викторович Вяткин – кандидат исторических наук, член Союза писателей России.

Источник http://www.ng.ru