Анна ВЛАДИМИРОВА: Невозможное возможно?

Когда чудо становится частью жизни – порой даже помимо твоего хотения или вопреки всем скептическим взглядам, – вера рождается сама собой. Так она родилась у апостола Фомы. Он не поверил в воскресение Христа. Но Господь явился Фоме и произнес знаменитые слова: И не будь неверующим, но верующим (Ин. 20, 27). Когда чудо вторгается в твою жизнь, уже не отмахнешься и не скажешь: как можно в это поверить? Ведь это произошло с тобой.
Вот две реальные истории, каждая из которых кого-то привела к вере, а кому-то помогла в ней укрепиться.

По вере вашей…

Очередная беда пришла в наш дом внезапно. Через два года после маминой смерти попал в больницу отец. Он так и не смог смириться с ее смертью. Нам с братом справиться с навалившейся тяжестью от смерти мамы помогло чтение Псалтири. Тогда воздух как будто разрядился, стало чем дышать, появились силы жить.
Папа же на все мои попытки разъяснить, что со смертью тела не наступает смерть души, неизменно отвечал: «Тебе легче, ты веришь». Ему для достоверности слов нужно было слышать, видеть, ощущать. Тогда я осознала, что вера – это дар.
Но надежды не теряла и продолжала убеждать, рассказывать о своем опыте веры. Ему было тяжело жить со своей бедой.
И вот – машина скорой помощи, затем больничная палата и непрекращающийся приступ боли, опоясывающей живот. Тот день врезался в память.
Когда я вошла в палату с привезенными из дома вещами, действие обезболивающих средств заканчивалось. Отец свернулся калачиком, закутался в одеяло с головой, уткнулся носом в стену. Когда окликнула, из-под одеяла показались худые руки и лицо, состарившееся на десяток лет. Блуждающие от боли глаза выражали растерянность. Сердце сжалось. Почувствовала наползающую тяжесть, жуткую неизбежность.
Он стал просить новых порций обезболивающего. Но все таблетки и уколы больше не приносили должного облегчения. Он снова и снова просил найти медсестру, чтобы сделать очередной укол. Сестра заметно стала раздражаться, объяснив, что все возможное она уже сделала, больше помочь ничем не может. Боль выворачивала его наизнанку, он страдал и просил о помощи. Смотреть на это было невыносимо. Стала молиться. Кроме Бога, помощи в тот момент было ждать неоткуда.
– Папа, кроме Бога тебе больше никто не поможет. Молись.
– А как?
– Когда у меня что-то болит, про себя все время повторяю: «Господи, помилуй», и постепенно становится легче. Попробуй так же.
Среди ночи боль стала стихать. Под утро он уснул. На следующий день УЗИ показало отмирание тканей поджелудочной железы (ее контуров уже почти не было видно, все токсины пошли в кровь) и жидкость в брюшной полости. Отца в экстренном порядке увезли в операционную. На удивление врачей боли не было.
Но «хеппи энда» никто не обещал. Врачи предельно трезво дали оценку его положению. Без операции он умрет сегодня, с операцией есть шанс, что у него будет хотя бы завтра. Процент выживания людей в таком состоянии очень маленький.
Я раздала продукты соседям по палате, собрала вещи и пошла искать операционную. Все это время мысленно обращалась к Богу. У операционной время тянулось мучительно долго. Разослала всем близким просьбы о молитве, достала томик Евангелия. Открыла и прочитала:
И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои.
При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует.
Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших?
ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи?
Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, – тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой.
И он встал, [взял постель свою] и пошел в дом свой. (Мф. 9, 2–7)
И в этот момент отчетливо поняла, что Господь рядом с нами. Появилась надежда, что завтрашний день у нас будет. Я уже знала, если папа вернется к жизни – первое, что сделаю, подготовлю его к исповеди и Причастию.
Дальше были десять долгих дней реанимации, в каждый из которых никто не обещал, что для папы наступит завтра. Кроме минералки и средств гигиены от меня ничего не требовалось. Каждый из этих дней либо начинала, либо заканчивала в храме. На помощь приходили родственники, друзья, близкие. За нас молилось очень много людей.
Прошли новогодние праздники, приближалось Рождество. Папу перевели в послереанимационную палату. Он был совсем слабым и походил на узника концлагеря. Борьба за жизнь продолжалась. Каждый день я боялась опоздать.
Новой проблемой стала подготовка к исповеди человека, который ничего не знает о жизни в мире, где есть Бог. Слишком долго и изощренно поколение наших родителей обманывали. Последствия этого обмана ужасны. Человек, не осознавая, в чем каяться, покидает этот мир, унося весь груз грехов с собой. И, как правило, еще при жизни этот груз уродует его судьбу.
Всю ночь напролет до самого утра мы с папой говорили о прожитой жизни, об ошибках, сбывшихся и несбывшихся мечтах. Он планировал съездить за земляникой по своим излюбленным местам, и я понимала, что ему очень хочется дожить до лета. С исповедью и Причастием тянуть было нельзя.
Несмотря на грядущие праздники, священник, к которому обратилась за помощью, откликнулся сразу. Исповедал и причастил папу в первый же день пребывания в палате. Было это как раз на Рождество.
После ухода батюшки в палате на какое-то время зависла тишина. Потом начались робкие вопросы.
– А кто это был? Зачем он приходил?
– Священник. Чтобы исповедать и причастить папу.
– А зачем это нужно?
– Сейчас это нужно, чтобы выжить. А в обычной жизни каждый православный христианин должен регулярно исповедоваться и причащаться. Человек грешит постоянно, груз грехов копится. Если душу не очищать исповедью, последствия будут печальные. Сначала заболевает душа, потом тело. А через Причастие душе подается Божия благодать, душа очищается от грехов, у человека появляются силы жить.
Брат тоже в этот день первый раз исповедался и причастился на праздничной службе. Рождественский праздник встретила в палате у папы. На душе было тихо и спокойно, радостно. На следующий день папа начал ходить. Год спустя Рождество мы уже встретили все вместе в храме.
За время, проведенное в больнице, произошло не одно чудо. Но главное заключается все же не в чуде самом по себе, а в жизни после него. Папа постепенно стал обретать веру. В том, что чудо возможно, убедился на своем опыте. Образ жизни он совершенно изменил. И с Божьей помощью продолжает работу над ошибками.

Марина ФЕОКТИСТОВА

Жив!

Родственники по линии мужа живут далеко, видимся мы раз в год, когда приезжаем к ним летом в отпуск. Поэтому жарких споров о вере, какие иногда случаются у неофитов с их нецерковными родственниками, у нас не бывает. Люди они крещеные, но к Православию относятся с предубеждением. Все, что происходит в храме, для них прежде всего традиция, обряд, что-то неживое – для стариков и старух. И зачем «это» их молодой невестке, им не совсем понятно.
– Вот ты ходишь в церковь? – спросил меня однажды свекр.
– Хожу.
– А я не могу. Один раз хотел зайти, да какой-то мужик на пороге стал так неистово креститься, как ненормальный, и я передумал. Значит, ты веришь в Бога?
– Верю.
Он тяжело вздохнул и больше ни о чем не спрашивал.
Тем летом мы снова собирались к ним в гости. Отъезд был запланирован на воскресенье, а в субботу утром мужу позвонила его мать и сказала, что отец в реанимации. К нашему приезду он решил подремонтировать дверь. Диск соскочил с болгарки, разломался на несколько частей и со скоростью снаряда влетел ему в голову. И хотя «скорая» приехала быстро, врачи не были уверены, что довезут его до больницы.
Не помню, как мы проехали эту тысячу километров, но на следующий день были на месте. Отец по-прежнему был в реанимации, его состояние оценивалось как тяжелое. Мы поочередно впадали в оцепенение, потом начинали испытывать отчаяние, страх, злость, обиду – почему это происходит с нами? Но одновременно жили надеждой и верили в чудо.
– Надо молиться! Проси всех святых о помощи, читай акафист Божией Матери, – наставляла меня монахиня, к которой я обратилась за советом.
И я старалась, как могла. Раньше молиться у меня не особенно получалось. Я даже как-то посетовала своей знакомой, что не умею молиться. Мысли все время скачут. Да и о чем просить, когда вроде бы все хорошо?
– Ничего. Когда припрёт, так замолишься! – «успокоила» меня она.
Вот и «припёрло». Я купила большой молитвослов и начала читать молитвы и акафисты. И если раньше не могла выстоять за молитвой и нескольких минут, то теперь простаивала часами.
Как хороший знак я восприняла то, что рядом с больницей находился храм во имя целителя Пантелеимона. Туда мы и начали ходить с маленьким сыном. Он ставил свечи, а я просила Господа сохранить для него единственного дедушку. Пыталась призвать к этому мужа и свекровь, но они только отмахивались от меня.
Вскоре отца перевели в обычную палату. Мы смогли поговорить с ним. Первое, о чем он попросил, принести ему крестик. Тот, с которым его крестили. Маленький, медный, на зеленой ленточке, он хранился в коробочке среди документов. Прежде чем надеть его впервые после крещения, отец поцеловал его и попросил:
– Господи, помоги!
Эта была молитва.
Врачи, поначалу махнувшие на него рукой, – слишком фантастичной казалась возможность остаться в живых после случившегося – всерьез занялись необычным пациентом. Было очевидно, что отец потеряет один глаз, но главную опасность представляли собой осколки диска, застрявшие в голове. Через неделю прозвучало страшное слово: трепанация черепа.
Оперировать в условиях областной больницы было невозможно. Нужно было перевозить отца в другую клинику. Однако переезд мог убить его. После долгих совещаний было решено оперировать на месте. За результат не отвечал никто.
Когда на другой день мы подходили к двери реанимации, из лифта прямо на нас выкатилась каталка. Санитары везли в морг кого-то, кто еще вчера был жив и чьи родственники, как и мы, метались здесь у дверей, ожидая приговора врачей.
Вышедший нам навстречу доктор начал говорить что-то о некрепком курином бульоне.
– Подождите, он жив? – перебила его мать.
– Жив! Несите ему бульон!
Тогда я в первый раз увидела мужа и свекровь в храме. Они спрашивали, куда ставить свечи, что надо говорить при этом.
Потом было мучительное выздоровление, еще одна операция, инвалидность. Попытки заново научиться ходить. Долгие разговоры, поиски ответов на вопрос «за что», не приводящие ни к чему. Но когда спустя год мы снова приехали к ним в отпуск, я увидела, что крестик у отца по-прежнему на груди.

Анна ВЛАДИМИРОВА

http://www.vzsar.ru/special/2010/02/04/nevozmozhnoe_vozmozhno.html