Александр Дмитриевич Самарин. История возникновения и деятельности Союза объединенных приходов г. Москвы. К оценке личности. Протоиерей Димитрий Сазонов

Предсталение о личности бывшего обер-прокурора Святейшего Синода и товарица председателя Священного Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 гг. А. Д. Самарина[1] было бы неполно без освещения его деятельности на посту председателя Совета объединенных приходов г. Москвы, который был создан 30-го января 1918 г в ответ на репрессивные меры властей по отношению к Церкви после октябрьского переворота[2] Союз приходов, возглавляемый А. Д. Самариным, следуя вызовам времени,выработал тактику борьбы с революционной властью[3]. То, что Союз приходов был реальной невооруженной (моральной) силой гражданского общества, противостоящей большевикам, не приходится сомневаться. Тот факт, что Положение о приходе на Поместном Соборе в 1918 году было дополнено статьями №100 и 120 об учреждении Всероссийского союза приходов, и что такое объединение было реальной силой, не приходится сомневаться. На 1917 год в России было 48000 приходов объединяющих 75% населения[4]. Достаточно сказать, что в ответ на требования большевистского Декрета отделить школу от Церкви,25 февраля 1918 года, на собрании представителей московских приходов, было решено требовать сохранения преподавания Закона Божия в школах, а законоучителям преподавать его до тех пор, пока не выгонят оттуда штыками, затем продолжить обучение в храмах и по домам. Рассматривался также вопрос об охране Святейшего Патриарха. Постановили, что по 18–20 человек из духовенства и мирян будут неотлучно дежурить на Троицком подворье, где пребывал Святейший, т.е., были созданы т.н. «православные дружины». Наряду с организованным противодействием агрессивной политике властей по отношению к Церкви и ее институтам, Соборным Советом 10 (23) апреля было постановлено просить товарищей председателя Собора протопресвитера Н. А. Любимова, А.Д. Самарина, и члена Собора Кузнецова, для дальнейшего ведения переговоров с народными комиссарами по делам, касающимся Православной Церкви[5]. Собор направил депутацию от приходских собраний, включая вышеназванных лиц, для заявления Совету народных комиссаров протеста против захвата принадлежащего Православной Церкви имущества и капиталов[6]. Не ограничиваясь крайними мерами, Союз православных приходов занимался просветительской деятельностью: организовал на приходах Москвы собеседования и издавал брошюры, в которых разъяснялась современное положение Церковь и состояние веры, а также объяснялась суть происходящих событий[7]. Мы должным быть благодарны, что за мирным отпором революционному наскоку на религию, во многом, предотвратившему в 1917-1918 гг. «изъятие церковных ценностей» и надругательство над святынями, разгром церковной организации, стояла личность бывшего обер-прокурора А.Д. Самарина – принципиального, мудрого человека, прекрасного организатора, объединившего вокруг себя многих православных людей.

Возвращаясь к предыстории вопроса, отметим, что период захвата власти большевиками и удержание ее путем введения «диктатуры пролетариата» и «красного террора»[8]характеризовался методами «бури и натиска»[9]. В Политбюро партии большевиков в те годы считали, что религиозные предрассудки можно достаточно быстро преодолеть «целенаправленной системой воспитания» и «революционного воздействия», в том числе, насильственного, что быстро приведет к отмиранию религии из сознания трудящихся. Религиозные общества были лишены права юридического лица и собственности, что было дискриминацией даже по отношению к гражданским союзам, которые этим правом владели. По декрету о земле и отделении от государства Церковь лишалась своего имущества и земель, право на церковные здания и предметы культа, которые передавались в бесплатное пользование церковной общине[10]. Церковный приход, как основополагающее ядро церковной организации ставилась в унизительную зависимость от гражданских властей, и вместе с тем, такая постановка дел давало право властям вмешиваться в дела церковной общины[11].

В ответ на красный террор, направленный в том числе против Церкви, провозглашенной «классовым врагом», постановлениями Синода и Патриарха, в феврале 1918 г. была сделана беспрецедентная в истории Русской Церкви попытка собрать паству в единую силу, могущую противостоять антирелигиозному натиску, оформить и укрепить объединенные братства и приходские союзы по всей стране, чтобы при их помощи встать на защиту православных святынь и веры. Святейший Патриарх Тихон и члены проходившего в Москве в 1917-1918 гг. Поместного Собора Русской Православной Церкви увидели в приходской общине реальную силу, могущую противостоять большевистскому натиску. На эту силу, указал А. Д Самарин, товарищ председателя и член Собора, внесший в разрабатывамый на Соборе Приходской устав много ценных и полезных предложений. В постановленииСинода и Патриарха от 15(28) февраля 1918 года содержались конкретные указания относительно организации мирян в союзы при всех церквах, монастырях и учебных заведениях[12]: «При всех приходских и бесприходских церквах надлежит организовывать из прихожан союзы (коллективы), которые и должны защищать святыни и церковное достояние от посягательства». «Союзы эти должны иметь просветительные и благотворительные задачи и именования, они могут быть под председательством мирянина или священника, но не должны называться церковными или религиозными, так как всякие церковные и религиозные общества лишены новым декретом прав юридического лица»[13]. Само время подсказывало пути защиты Церкви. Декретом об отделении церкви от государства церковная организация была лишена права юридического лица – таким образом, она была вытолкнута за рамки юридического и общественного поля, священники лишены гражданских прав[14]. После введения в жизнь Декрета об отделении церкви от государства, церковным «двадцаткам» – объединявшим верующих граждан (прихожан) передавались по договору в пользование все церковное имущество и здания храмов[15]. Временный управляющий Костромской епархией Севастиан (Вести) епископ Кинешемский в письме патриарху в феврале 1918 г. об устанавливаемых отношениях церкви и государства писал, что, ожидая защиты церкви от государственной власти, русский народ не может видеть в лицах, принявших на себя эту власть, истинных ее носителей, поскольку они выступают врагами церкви Христовой. Верующие должны быть готовы не только оказать ей поддержку, но и понести на ее нужды и свои материальные средства[16]. В определенной мере слова епископа оказались пророческими. Группы верующих, заключая договоры с местными органами советской власти о передаче им во временное пользование церковных зданий, брали на себя все расходы по их содержанию, ремонту, страхованию и т. д. По мере осуществления декрета стали очевидны нарушения его принципов и законности, когда представители органов власти, не считаясь с мнением и выражением воли подавляющего большинства населения, выносили иконы из общественных зданий, молитвенных домов, домовых церквей. В некоторых деревнях крестьяне давали взятки: за лики Христа – 25 рублей, за лики Богородицы меньше[17].

Таким образом, сам верующий народ являлся теперь хозяином церковного имущества. «В крайних случаях, - указывали Синод и Патриарх, - союзы эти могут заявлять себя собственниками церковного имущества, чтобы спасти его от отобрания […] Пусть храм и церковное достояние останутся в руках людей Православных, верующих в Бога и преданных Церкви». Были разработаны меры по предотвращению надругательства над святынями. В Постановлении указывалось: «В случае нападения грабителей и захватчиков на церковное достояние следует призывать Православный народ на защиту Церкви, ударяя в набат, рассылая гонцов и т.п.»[18] Колокол - язык Церкви, призывающий народ в храм, стал голосом созывающим народ на защиту храма. Именно согласно этому Постановлению действовали прихожане Солигалича и Шуи, созывающие на защиту народных святынь людей через набатный звук колокола.

На плечи приходских общин легла основная тяжесть борьбы в чрезвычайно трудный для Церкви период 1918 – 1920 гг. Поэтому-то Патриарх и Собор увидели в приходских общинах реальную легитимную (правовую) силу, могущую заявлять о правах Церкви. При Святейшем Патриархе образовывался Совет приходских общин, который должен был координировать их деятельность[19]. Такое внимание Церкви вопросу объединения прихожан в союзы и братства показывает, какое значение придавалось им в то трагическое для Русской Православной Церкви время. Недаром приходской устав, принятый на Соборе, оговаривал автономность и самостоятельность приходов[20]. В автономности приходов был заложен определенный смысл, который был заложен и в автономности епархий. Устав определял, что приходское общество, состоящее не только из клира, но из мирян - это был тот народ, для «блага которого (лозунги большевиков – прим Д. С.) и делалась революция». Именно «благом народа» и прикрывали большевики свои деяния.

Для сохранения церковного имущества (переданного по декрету двадцаткам – прим. Д. С.) и прав юридического лица Патриаршим Постановлением предлагалось не называть братства религиозными. Вплоть до начала тридцатых годов, уже после разгрома братств и союзов, как отголоски их останутся монастырские артели и коммуны, разгромленные остатки братств создадут тайные монастыри и уйдут в катакомбы[21]. В Постановлении были определены цели и задачи приходских союзов: «новые условия церковной жизни требуют от церковных деятелей […] чрезвычайного внимания и напряжения усилий для того, чтобы надлежаще и с добрым успехом совершать духовное делание, невзирая на встречаемые препятствия и даже гонения»[22]. В Открытом письме священнику Томской епархии Николаю Троицкому Святейший Патриарх писал: «Не теряйте же времени, собирайте вокруг себя стадо свое, наставляйте его благовременно и безвременно, не унывайте от временного неуспеха или даже гонения. По одному, по два, собирайте их на пастырские беседы, читайте им слово Божие, особенно пророческие писания […] Отбирайте сначала лучших людей, не пренебрегайте беседами с благочестивыми женщинами, которые часто удерживают своих мужей и братьев от беззаконных поступков и защищают Церковь Божию. Составляйте из благонамеренных прихожан братства, союзы, советы, что найдете полезнее по местным условиям – и добрый труд ваш благословит Господь успехом, и вы спасете вверенное вам стадо от расхищения и погибели, а себя от напрасных страданий»[23].

Призыв Патриарха к созданию объединений был услышан. Как уже говорилось, 18 апреля 1918 г. на Поместном соборе Православной Российской Церкви был заслушан доклад Отдела «о благоустроении прихода» и принял проект «Об образовании Всероссийского союза приходов» для защиты Церкви от притеснений, затем предложено председательствовавшему на заседании митрополиту Арсению (Стадницкому) поручить Синоду и ВЦС составить проект устава союза. Именно с деятельности Собора по обновлению приходской жизни, объединяющей клир и мирян на правах общины, и началось, так долго ожидаемое, подлинное обновление Церкви. В принятом Приходском Уставе были заложены основы для создания приходских союзов и братств, которые незамедлительно стали создаваться в Москве, Самаре, Чите, как союзы ревнителей православия[24]. В феврале 1918 года в г. Кинешме Костромской губернии общее собрание приходских советов прияло решение о создании объединенного братства приходских советов, которое должно было выполнять функцию защиты Церкви[25].

Причт и представители приходов г. Петровска Ярославской губернии на собрании 21 февраля 1918 г. свидетельствовали перед Священным собором о «сыновней преданности Святой православной церкви и готовности охранять святые храмы от посягательства на захват со стороны неверующих, святыни от осквернения, пастырей своих поддерживать, своих детей воспитывать в учении Христовом»[26]. Церковно-благотворительное братство при Покровском монастыре г. Углича, возмущенное грубым насилием над свободой совести, обращалось к патриарху и «смиреннейше испрашивало святых молитв и благословения стоять до смерти за веру Христову и церковное достояние»[27]. Свою готовность встать на защиту церкви выразили и приходские советы, прихожане г. Костромы. Считали декрет неприемлемым и готовы были «пострадать за веру православную» прихожане Нерехтского уезда Костромской губернии; 14 приходов Вязниковского уезда Владимирской епархии в количестве 17 000 человек обещали Патриарху оказать поддержку в борьбе с врагами[28]. Подобные задачи ставились в первую очередь перед уже существовавшими епархиальными собраниями и приходскими советами, а также перед вновь создаваемыми братствами и «дружинами крестовых братьев и сестер». Общее собрание прихожан храма Всемилостивого Спаса г. Шуи Владимирской губернии 28 января (10 февраля) 1918 г. подчеркивало, что вера как проявление внутреннего духа и совести не должна в свободном государстве подлежать никаким ограничениям[29], и постановило объединиться для защиты храма и организовать крестный ход для сплочения и демонстрации своей позиции. Сходной деятельностью по организации «дружин крестовых братьев и сестриц», объединявших круг лиц от 18 до 40 лет, прославился архиепископ Костромской и Галичский Евдоким (Мещерский)[30]. В Верхнем Поволжье акции протеста в начале 1918 г. прошли в Воздвиженской церкви в г. Иваново, Воскресенском соборе в г. Шуи, Благовещенской церкви в г. Кинешмы, в церкви Даниила Столпника в г. Переславля, в церкви Иоанна Богослова в г. Ярославле, в Архангельской церкви в г. Костромы, в Николо-Кремлевской церкви в г. Владимира. Священник г. Кинешмы, председатель собрания приходских советов Н.Юницкий был удостоен грамоты патриарха, в которой говорилось: «…с благодарением принимаем Вашу готовность встать на защиту попираемых ныне прав нашей Матери-церкви»[31]. Причем, антисоветских выступлений духовенства в 1918 году почти не было, в основном, как уже говорилось инициатива защиты церковных интересов принадлежала мирянам[32].

В особом циркулярном письме Совет объединенных приходов рекомендовал благочинным уездов Московской губернии примкнуть к Совету, и прислать в Москву своих делегатов. Кроме того, Совет пропагандировал идею использования в случае чрезвычайных обстоятельств «набатного звона» , по которому соберутся клир и прихожане храмов Москвы[33]. Надо сказать, что на посту председателя Союза объединенных приходов А. Д. Самарин занимал взвешенную и мудрую позицию в отношении к большевикам. Недаром, он был уполномочен Поместным Собором вести переговоры с СНК. Там же, на Соборе, им было внесено предложение, благодаря которому, удалось предотвратить вынос святынь кремлевских соборов на общемосковский крестный ход, что вызвало бы однозначно, негативную реакцию соввласти, а также, что важно, и особо было подчеркнуто, что выступления в защиту святынь должны быть безоружными[34]. Вместе с тем, власть провоцировала людей на сопротивление. Так, в Богоявленском угличском монастыре в июне 1918 г. комиссар церковно-монастырских имуществ потребовал от игуменьи Богоявленского монастыря предоставить опись имущества и список насельниц с указанием рода занятий. Согласно решению членов совета приходской общины, организованной при монастыре, список не предоставлять, требование комиссара осталось без удовлетворения. Приехавшего для самоличной описи имущества комиссара в монастырь не допустили, а для разрешения назревающего конфликта совет приходской общины направил в Угличский исполком мирную делегацию. Переговоры прошли неудачно. Выслушивать аргументы противоположной стороны власти не стали, потребовав от монастырского руководства предоставить комиссару возможность выполнить свою работу. В случае отказа угрожали изъять у монастыря земельные угодья. Требования официальных органов вновь не были приняты. На угрозы ответили угрозой при совершении насилия над монастырским населением ударить в набат. 4 июля 1918 г. монастырь подвергся нападению, на колокольне ударили в набат. Один из проникших на монастырскую территорию красноармейцев в упор из ружья убил послушницу Варвару Кокореву, другой открыл монастырские ворота. Толпу, собравшуюся для защиты обители, разогнали выстрелами. В отчете местных властей события получили характеристику контрреволюционного сопротивления, хотя никаких насильственных действий по отношению к представителям власти, а тем более вооруженного сопротивления не было[35].

Был услышан голос Святейшего Патриарха Тихона, его Послание чадам Российской Церкви от 08(21).07.1919 года: «Чадца мои! Пусть слабостью кажется иным эта Святая незлобивость Церкви, эти призывы наши к терпеливому перенесению антихристианской вражды и злобы […] но Мы умоляем вас, умоляем всех Наших Православных чад не отходить от этой спасительной настроенности христианина, не сходить с пути крестного, ниспосланного нам Богом, на путь восхищения мирской силы или мщения. Не омрачайте подвига своего христианского возвращением к такому пониманию защиты благополучия Церкви, которое унизило бы Ее и принизило бы вас до уровня Ее хулителей»[36].

Однако, надо отметить, что позиция Самарина по отношению к новой власти была отнюдь не примиренческая, и когда было возможно, он с товарищами по Совету объединенных приходов, выражал решительный протест, в частности, 28 (13) марта 1918 года Собор уполномочил его, Н. Д. Кузнецова, Н. Г. Малыгина и А. И. Изюмова, с представителя московских приходов заявить решительный протест СНК в связи с захватом принадлежащего Православной Церкви имущества, что и было сделано[37]. Самарин на заседании Собора 7 (20) апреля 1918 года подготавливает и оглашает проект постановления о недопустимости участия православных в торжествах по случаю 1 мая, приходящихся на Великую Страстную Среду[38]. Такая позиция Самарина явилась отягчающим обстоятельством в деле «Самарина-Кузнецова), на суде, и при вынесении ему приговора (смертного) в 1920 году.

Время было жестокое и тревожное. Напомним, что вслед за военным переворотом в Петрограде, с 7 по 15 ноября 1917 года большевиками был захвачен московский кремль, артиллерийским обстрелом ансамблю соборов кремля были нанесены повреждения. С мест, в адрес продолжавшего свои заседания Поместного Собора шли телеграммы об убийствах священников и разграблении церковного имущества. 27 января 1918 г. Поместный Собор утвердил воззвание «К православному народу», призывая верующих объединиться под церковными знаменами для защиты святынь: «Собор призывает весь народ православный ныне, как и встарь сплотиться вокруг храмов и монастырских обителей для защиты попираемой святыни». Присутствующий на заседании А. Д. Самарин незамедлительно внес на голосование два предложения: 1) о принятии членами Собора участия в устроении крестного хода в Москве 28 января, 2) об издании брошюры для народа с разъяснением последствий для Православной Церкви декрета об отделении Церкви от государства[39]. В общественных местах устраивались богослужения в поддержку Патриархии, в адрес правительства отправлялись коллективные петиции[40]. В различных городах страны прошли многолюдные крестные ходы, причем некоторые из них были расстреляны, что является доказательством их реальной силы. Во многих случаях, испугавшись широких народных выступлений, власть не отваживалась на полное разграбление церковного имущества в 1918-1919 гг. Верующие православные люди были полны решимости противостоять большевикам в их «наскоке на религию». В определении Собора от 30авг./12 сентября 1918 года об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания, указывается, что церковная община, даже в случае лишения ее храма и его святынь, «объединяется вокруг своего пастыря, который с разрешения епархиального архиерея может совершать для общины Божественные службы, не исключая и литургию, в частом доме или ином приличествующем помещении», т. е., по замыслу Собора жизнь церковной общины должна продолжаться и после изъятия или ликвидации церковного здания. В данном определении Собора видится серьезное обоснование нелегальной жизни Церкви в случае крайней необходимости[41].

В повседневной работе Собора непосредственное участие принимал А.Д.Самарин, который, согласно документам Собора, еще будучи членом предсоборного Присутствия 1906 г., внес в 1907 году конструктивные предложения в разработку Приходского устава, и даже, как было отмечено, внес «альтернативный проект» Устава[42]. На соборном заседании 5(18) апреля 1918 года А. Д. Самарин вносит предложение в доклад комиссии о мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни. В частности, он настаивает на дополнении п.9-го, в котором соборяне провозглашают суровые меры (вплоть до закрытия храмов и удаления клира) над приходами, попущением, либо при содействии которых, произошло осквернение храма, кладбищ, были допущены насилия над клириками, произошло изъятие приходских земель, разграбление церковного имущества. Как знаток приходской жизни и наделенный житейским опытом православный человек, Самарин вносит поправку, в которой говорится, что данные меры могут быть применены в том лишь случае, когда будет с «несомненностью дознанием установлено», что озвученные выше действия были результатом одобрения, либо действий приходского собрания, либо большинства прихожан[43], тем самым показывая свое знание природы человека, который под воздействием пропаганды, и во «имя идеалов свободы», мог совершить чудовищные преступления. Действительно, документально подтверждено, что переориентацию прихода на «обновленческий», насилия над клиром, разграбление церковного имущества, проводились в основном зачинщиками и активистами, в большинстве случаев, даже не принадлежащих к местной общине. Там, где приходская община была сплоченной, возглавлялась достойными пастырями, там такие инициативы по захвату церковного имущества и святынь всегда встречали отпор.

Плоды деятельности собора,направленные к обновлению приходской жизни, реорганизованной в форме живой общины, не заставили себя ждать. Благодаря действительному обновлению Церкви, которое и должен был законодательно оформить проходивший в Москве Собор, вРоссии начался массовый религиозный подъем. Епископ Селенгинский Ефрем (Кузнецов +1918) в начале февраля 1918 года прислал на имя епископа Забайкальского Мелетия из Москвы телеграмму, передающую его духовное настроение в условиях начавшихся гонений на Церковь: «Собор открылся двадцатого. Патриарх объявил Церковь гонимой, предал анафеме гонителей, призвал верных к защите и мученичеству. 28 января было всенародное моление: Красная, Воскресенская площади, прилегающие улицы переполнены молящимися, как в пасхальную утреню. Настроение восторженное»[44]. В 1918 г. к Православной Церкви, «гонимой, а не господствующей, как ранее», пришли тысячи новообращенных, в том числе видные представители интеллигенции – ставший затем на путь священства С. Булгаков, А. Ельчанинов, Н. Бердяев, П. Струве. И это несмотря на то, что по свидетельствам современников, в дореволюционное время, к осени 1906 года «жизнь в приходах замерла»[45], что в рабочем кругу встречается «уже явное глумление и над обрядностью, и над нашим православным пастырством»[46].

Постепенно, объединительное движение православных приходов и союзов стало охватывать Россию. Еще 11 января 1918 г. на собрании Пастырского союза священник Роман Медведь[47] сделал доклад о создании при московских церквах и приходах особых братств. Позднее, о. Роман явился вдохновителем основания такого деятельного объединения как Братство союза ревнителей и проповедников Православия, целью которого было «жизнь по вере и проповедь Евангелия», объединяющая православных христиан ревнующих о своем спасении и обновлении церковном[48].

Благодаря призывам Святейшего Патриарха и соборян, оживилась деятельность старых братств, создавались новые. В провинции стали осознавать пагубность для России и Православия захвативших власть большевиков. В Харькове, при Покровском архиерейском монастыре, открылось братство святителя Мелетия; в Киеве еще в декабре 1917 г. было основано братство Воскресения Христова. Во главе братства стоял псаломщик Василий Николаевич Попов. В Петрограде члены братства защиты Александро-Невской Лавры во главе с председателем епископом Прокопием (Титовым)[49] перед ракой с мощами благоверного князя Александра дали обет защищать обитель до последнего вздоха. До 57000 питерских прихожан вступили в союзы защиты православных храмов. И это при том, что, только за восемь месяцев (июнь 1918 – январь 1919 гг.) в стране было убито митрополитов – 1, архиереев – 18, священников – 102, дьяконов – 154, монахов и монахинь – 94; закрыто 94 церкви; осквернено 14 храмов и 9 часовен. Тюремному заключению по обвинениям в контрреволюционности подвергнуты 4 епископа, 198 священников, 8 архимандритов и 5 игуменов. Запрещено 18 крестных ходов, 41 церковная процессия разогнана, нарушены непристойностями богослужения в 22 городах и 96 селах[50]. Всего в 1918–1920 гг. в стране были убиты 28 епископов, тысячи священников арестованы или убиты, 12 тыс. мирян заплатили жизнью за веру и защиту церковных интересов[51].

Очень важным событием в церковной жизни того времени было открытие 11 июня Союза православных женщин, как отдела Союза объединенных приходов. На 24 июня было назначено первое общее собрание православных женщин для выборов правления Союза. Совет объединенных приходов Москвы поддержал эту идею. Открытие Союза состоялось в Соборной палате Епархиального дома. Заседание было открыто председателем Совета объединенных приходов А. Д. Самариным. Председателем Союза Православных Женщин была избрана Софья Дмитриевна Самарина (1863-1934), фрейлина императрицы Александры Феодоровны, сестра члена Государственного Совета Александра Дмитриевича Самарина. Работа союза проходила в семи отделах: 1) осведомительном, в котором собиралась информациях о деятельности приходов, в особенности участи в деятельности приходов женщин, 2) детского воспитания, 3) обучения и религиозно-нравственного просвещения женщин на курсах и в воскресных школах, сбор книг, одежды, помощь заключенным исповедникам веры и т.д.[52].

Собор открыл огромный потенциал для участия женщин в приходской жизни. На огромный потенциал женского движения указывал, как было выше показано, и Святейший Патриарх Московский и всея Руси Тихон. Несомненно, и здесь мы укажем на заслугуА.Д. Самарина, своими инициативами открывшего поле деятельности женскому движению. Затем, именно «белые платочки», будут «спасать» и определять церковную жизнь во все время пребывания у власти руководящей и направляющей партии, вплоть до середины 90-х гг. ХХ века.

Конечно, вся страна смотрела на ситуацию в Москве и Петербурге. И тут мы видим значительную деятельность, которую проводил союз православных приходов, возглавляемый Самариным. Приходская жизнь Москвы отличалась определенными контрастами. В целом ряде храмов сложилась безотрадная обстановка, так что местному причту приходилось для обеспечения своей семьи работать на гражданской (советской) службе. С другой стороны, во многих храмах приходская жизнь была налажена благодаря таким пастырям как о. Алексий Мечев, о. Роман Медведь, мирянином А. Д. Самариными др., были созданы братства и сестричества. Приходские Советы заботились о благолепии храмов и торжественности совершения богослужений. Во многих церквях были образованы приходские хоры, в том числе с участием профессиональных артистов, процветало диаконское искусство, по местам вводилось в практику общенародное пение. Как средство оживления церковной проповеди можно рассматривать приглашение по приходам известных проповедников, причем иногда таковыми были обеспеченные доверием миряне. Интересно заметить, что вопреки Декрету советской власти 1918 года об отделении Церкви от государства и школы от Церкви и прямому запрещению властей преподавать Закон Божий детям, — во многих храмах такое преподавание не только не было прекращено, но и развивалось. Часто беседы с детьми и народом переносились в квартиры членов причта.

По мнению некоторых московских благочинных Приходские Советы подчас увлекались разрешением второстепенных задач церковной жизни, выступали с несогласованными с настоятелями инициативами, входили в контакт с Епархиальной властью, которая порой шла им навстречу без учета мнения членов причта и т.д., что дало даже повод некоторым говорить о неоправданности надежд, которые возложил Поместный Собор 1917-1918 годов на этот институт. Однако, время показало, что в связи с началом широкомасштабной кампании по изъятию церковных ценностей и последующим новым всплеском гонений, созданием «обновленческого» раскола, — именно Приходские Советы стали надежной опорой своих пастырей в борьбе с церковными нестроениями и в защите интересов Церкви.

Какой реальной силой обладали приходы, отметим, что марте 1923 года, незадолго до начала так называемого «обновленческого» Поместного собора, руководство органов политического сыска СССР издало даже особое распоряжение о перевыборах Приходских Советов прежнего состава, т.к,. именно они стали надежной преградой для распространения раскола и, в ряде случаев, только они оказывали «удерживающее влияние» на своих пастырей, готовых идти на недопустимые компромиссы. Одними из важных вопросов, обсуждавшихся на Сибирском Церковном Совещании в Томске осенью 1918 г., накануне прихода к власти Верховного Правителя адмирала Колчака, стали пути организации церковно-приходской жизни. Во время работы Южно-Русского Поместного Церковного Собора в мае 1919 г., на территории занятой Добровольческой армией, также особо обсуждались проблемы приходской деятельности[53]. Такие решения были несомненно оправданы стремлением обратиться к народу, и сего помощью организовывать власть на местах.

Приходские Советы во многих случаях полагали предел произволу настоятелей - как в отношении наемных сотрудников храмов, так и духовенства, заботились о правильном распределении церковных причтовых доходов, боролись со злоупотреблениями церковной властью. Боролись с такими представителями верующих, которые именовались «захожанами», по привычке заходить в храм лишь по нужде, в случае крайней необходимости, при этом оставаясь равнодушными к жизни прихода. С такими явлениями,уродующими приходскую жизнь, боролись приходские Советы в тех местах, где забота о налаживании нормальной приходской жизни и братской взаимопомощи была не только фразой в годовом отчете, а действительной нормой жизни[54]. Под гнетом тяжелых испытаний, в недрах приходов, особенно в больших центрах, закипела жизнь. Люди, вчера еще между собой незнакомые, сплачивались в союзы, под руководством своего священника. Не только забота о храме, но целый ряд других функций духовной и материальной взаимопомощи стал осуществляться приходами. Новый приходской устав, принятый Поместным собором в 1918 году дал реальную возможность оживить и обновить приходскую жизнь, и одним из главных участников этого движения, напомним, был А. Д. Самарин.

Власть, конечно же, не могла терпеть сопротивление своей политике, она всеми методами боролась с оппозицией, которую представляла Церковь. Летом 1918 г. А. Д. Самарина обвинили в «разработке плана организации православного духовенства в целях борьбы с советской властью на религиозной платформе». С 25 сент. 1918 по 19 апр. 1919 г. и с 15 авг. 1919 г. он находился под арестом. В янв. 1920 г. Московский губернский ревтрибунал выдвинул против деятелей Совета объединенных приходов г. Москвы («дело Самарина-Кузнецова») обвинение в контрреволюции, в проведении политики Собора и Патриарха, направленной на создание по всей стране «советов объединенных приходов, которые организовали крестные ходы, звонили в набат, собирали народ для противодействия советской власти». А.Д.Самарин и Н.Д.Кузнецов, которые "правоохранительными органами" советской власти были признаны "главными вдохновителями всех контрреволюционных организаций имевших цель [...] вызвать в самой гуще не совсем осознавших свое классовое положение крестьян и рабочих... активное сопротивление Советской власти, чтобы свергнуть ее [...] и вернуть власть царя, помещиков и капиталистов"[55]. В связи с выдвинутой по отношению к врагам советской власти формулировки обвинения вмененной подследственным как попытку свергнуть Советскую власть, очень показательно о советском правосудии высказался в своем письме в 1920 году к председателю ВЦИК М. И. Калинину Святейший Патриарх Тихон: «ныне я утверждаю, что образ действий VIIIОтдела Народного Комиссариата Юстиции в лице Галкина и Шпицберга нарушает Конституцию РСФСР, декрет об отделении Церкви от Государства и при этом не может быть оправдан ссылкою на переходный момент, т.к. сама Конституция, стремящаяся обеспечить действительную свободу совести, рассчитана, по ее собственным словам (ст.9), на «настоящий переходный момент» […] Я, во-первых, на основании постановления VI Всероссийского Съезда Советов, требую точного соблюдения касающихся религиозной свободы законов, содержащихся в Конституции и декретах РСФСР, а во–вторых, настаиваю на отводе в предстоящем расследовании «Моей деятельности» […] следователя Шпицберга, как лица, производящего следствие и допросы «с пристрастием», что ярко выяснилось из предыдущих церковных процессов (Дело Самарина, дело архиепископа Палладия…), и не обладающего требуемыми от судьи и следователя элементарными качествами в отношении справедливости, беспристрастия, спокойствия, знания права и т.д. и, наконец, как человека, публично оскорбляющего религиозные верования, открыто издевающегося над религиозно-обрядовыми действиями»[56]. Конечно, его просьба не была услышана. Таковы были реалии тех лет. Со слов Святейшего Патриарха мы лучше понимем цену тогдашнего правосудия. Еще ранее, в 1919 году Святейший обращался в Послании от 25.(08.10)1919 г. к обвинениям Церкви в контрреволюции: «мы, служители и глашатаи Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению советского строя. Но Мы с решительностью заявляем, что таки подозрения несправедливые: установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа»[57].

15 января 1920 года обвиняемые по делу получили различные тюремные сроки, А. Д. Самарин и Н. Д. Кузнецов как "вдохновители церковной контрреволюции» были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу, затем амнистией ненадолго выпущенных на свободу[58].

И хотя террором, действиями ОГПУ по внутрицерковному расколу и компаниями «по изъятию церковных ценностей» и «вскрытию мощей», расправ с ИПЦ, и «противниками коллективизации», затем, репрессий 30-х годов, движение братств было ликвидировано, Всероссийским союз приходов так и не стал, да и сама приходская община, фактически прекратила свое существование в задуманном членами Собора виде, скукожившись до определенной Архиерейским собором 1961 года формы, где клир отстранялся от финансово-хозяйственной деятельности прихода, наследники братств и союзов проявили себя позже, в 60-е годы.Вокруг таких представителей как архимандрит Таврион (Батозский), прот. А. Мень, архимандит Севастиан(Фомин), священник Анатолий Жураковский собирались целые монастыри и мирянские общины.

Ныне, в 100-летний юбилей Поместного Собора 1917-1918 гг. в Русской Православной Церкви пробиваются ростки приходской жизни через документы Межсоборного присутствия и Священного Синода[59], тем самым свидетельствуя о той великой заслуге, которую претворил в жизнь в начале прошлого века Александр Дмитриевич Самарин.

Закончить статью о личности А. Д. Самарина хочется словами Святейшего Патриарха Тихона, очень ярко характеризующими таких людей, как он, в те лихие годы положивших свою жизнь на алтарь Божией любви: «О, тогда воистину подвиг твой за Христа в нынешние лукавые дни перейдет в наследие и научение грядущим поколениям, как лучший завет и благословение: что только на камени сем – врачевания зла добром созиждется нерушимая слава и величие нашей Святой Православной Церкви в Русской земле, и неуловимо даже для врагов будет Святое имя Ее и чистота Ее чад и служителей. Тем, кто поступают по сему правилу, мир им и милость, Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братие. Аминь (Гал. 6:18)».[60]