5 вопросов о советской власти в XVII веке. Виталий Каплан

День народного единства

4 ноября Россия празднует «День народного единства», праздник, которые многие не понимают, а то и вовсе считают ненужным. Какие уроки мы можем извлечь из событий, которые имели место 400 лет назад? Об этом мы беседуем с доктором исторических наук Ярославом Леонтьевым.

1. Ярослав Викторович, скажите: почему сегодня к празднику сложилось такое отношение? Его ввели «сверху», но в народе его не понимают, считают чем-то излишним…

Дело в том, что мало кто понимает суть русской Смуты XVII века. Ее путают с частным ее же эпизодом — польской интервенцией, а между тем вся трагедия как раз в том и заключалась, что на протяжении многих лет русские православные люди резали русских православных людей. Смута — это тяжелейшая внутренняя болезнь народа, и хотя внешние факторы нельзя сбрасывать со счетов, все же не они были определяющими. Народ раскололся, брат шел на брата. Более того — не было единства и в Русской Православной Церкви, был даже в какой-то момент «параллельный» патриарх, поставленный сторонниками Лжедмитрия II. Это была национальная катастрофа — первая, и, увы, не последняя.

Вообще, не такой простой вопрос — что считать Смутой с большой буквы. Мятежи, междуусобицы («замятни», как это тогда называлось) случались и до XVII века, но в основном это было следствием феодальной раздробленности. По сути, чтобы говорить о Смуте, нужно, чтобы было кому «смутиться», то есть нужно, чтобы был народ. А народ русский, как мне кажется, стал единым целым только в XVI веке, то есть в период от правления Ивана Третьего до Ивана Четвертого, Грозного. Жители Москвы и Рязани, Твери и Смоленска осознали себя русскими, одним народом.

И вот это единство в Смуту оказалось разорванным. Народ, сравнительно недавно по историческим меркам осознавший себя единым целым, начал стремительно распадаться, причем рвались не только политико-экономические связи, но и семейные, и духовные. Конечно, это произошло неслучайно и не вдруг. Причин у первой русской Смуты много — тут и политика Ивана Грозного, распри внутри правящей элиты (между кланом Годунова, Шуйскими, Романовыми), и накопившиеся в русском обществе обиды, и тяжелейший экономический кризис.

Потому-то так и важно преодоление Смуты — оно стало серьезнейшим уроком: можно справиться с распадом, можно превратиться из пассивного населения в народ, который сам решает, как ему жить.

В этом смысл нынешнего праздника: напоминание нам, не преодолевшим до конца очередную российскую смуту начала 1990-х, что выход есть, что задача имеет решение.

2. А какое именно событие легло в основу праздника? К чему привязана дата?

«День народного единства» установлен в память о сдаче находившегося в Кремле польско-литовского гарнизона. В Москве тогда уже несколько месяцев находилось нижегородское и ярославское ополчение, которое в августе 1612 года отразило наступление войск гетмана Яна Ходкевича, шедшего как раз на выручку этому гарнизону. Возглавлявший ополчение князь Дмитрий Михайлович Пожарский решил не лить понапрасну кровь, не стал устраивать штурм Кремля, а просто ждал, когда польский гарнизон капитулирует. Точнее, не «просто ждал», а и он сам, и всё ополчение, да и вообще все русские люди усердно молились, совершали крестные ходы с одним из списков иконы Казанской Божией Матери (с которой русское ополчение шло с Поволжья на Москву). Поэтому и Русская Православная Церковь установила в день сдачи польско-литовских войск, в день освобождения Кремля праздник Казанской иконы Божией матери. Можно считать, что эта победа подвела итог многолетнему кровопролитию — хотя, конечно, дата условная, и военные действия продолжались и после 1612 года. Повоевать пришлось и с казаками, усмиряя их бунты, и с поляками, и со шведами. Тем не менее, 4 ноября 1612 года — это ключевой момент.

Ну, а что касается названия праздника — день народного единства — то оно вполне отражает реальность. Ведь русское ополчение действительно объединило весь народ — в ополчение входили все социальные слои, от крестьян и посадских людей до бояр и князей. Причем это были люди отовсюду, со всей России, а не только из Нижнего Новгорода и Ярославля. Не одни лишь русские, кстати, были в ополчении — там были и народы Поволжья, и отряды татарских мурз из Казани, Сибири, Касимова. То есть единство было и межнациональным.

3. Смута начала XVII века — это нечто уникальное для русской истории, или она стоит в том же ряду, что и революция 1917 года, и развал СССР в 1991 году?

Уникальные моменты в Смуте XVII века, конечно, есть. Во-первых, не только народу, но и Русской Церкви пришлось преодолевать смуту внутри себя.

Второй момент — как географически распределялись силы. Если в XX веке смуты примерно в равной степени охватывали все российские регионы, то в XVII веке страна и народ раскололись территориально. Получилось так, что северным, «замосковным» городам противостояли города южные, окраинные, откуда в основном и рекрутировались войска обоих самозванцев. Можно даже провести аналогию с гражданской войной в США, где северные штаты сражались с южными. У нас тоже Север и Юг вступили в неразрешимое, казалось, противоречие. И за тем, и за другим стояли разные жизненные уклады, разное представление о том, как должна быть устроена власть, какой должна быть самоорганизация народа.

Фактически, это было столкновение двух моделей гражданского общества, двух вариантов развития. Если северяне тяготели к земскому обществу, но в симфонии с Церковью и с самодержавной царской властью, то южане скорее ориентировались на казачью вольницу, на самостийный уклад и предельно широкое самоуправление. То есть на слабую вертикаль власти, по польско-литовскому образцу, с сильным Сеймом и слабыми королями.

Кстати, любопытный факт — в те же годы в Речи Посполитой тоже была своя «замятня», тоже шла своя гражданская война. Король Сигизмунд попытался укрепить свою власть, ограничить полномочия Сейма, и целый ряд шляхтичей поднял против него мятеж, по-польски «рокош». Некоторые из этих шляхтичей-«рокошан» — профессиональные авантюристы (например, печально знаменитый атаман Лисовский), объявленные у себя на родине вне закона — оказались в войсках второго Лжедмитрия.

Впрочем, вернемся к нашим «южанам» и «северянам». Важно то, что в условиях фактического отсутствия властной вертикали северные города предложили оптимальную модель горизонтали. Дело в том — и это будет звучать парадоксально! — первые Советы в русской истории появились не в 1905 году в Иваново-Вознесенске и в Шуе, а в 1608–1610 годах, и назывались они именно так: городские Советы. То есть это были выборные органы, представляющие все сословия, не прописанные ни в каких законодательствах, а сформировавшиеся явочным порядком. Фактически это были Земские мини-соборы. Что интересно, еще до Земского собора 1613 года эти Советы сформировали «Совет всея земли». И этот Совет земли русской в Ярославле, перед решающим наступлением на Москву сформировал состав будущего русского правительства, начал чеканить деньги, начал разрабатывать систему приказного управления…

Но есть, конечно, и общие моменты у первой русской Смуты со всеми последующими. Вспомним ставшее уже афоризмом выражение замечательного историка академика С.Ф. Платонова, «смута прежде всего происходила в умах». Каждой русской смуте предшествовали раздрай в умах и сердцах, ожесточение, убежденность в собственной абсолютной правоте и нежелание искать какие-либо компромиссы. Начиналось в головах, а продолжалось на баррикадах. Тут просто нельзя не процитировать слова покойного патриарха Алексия Второго: «Когда в обществе оскудевает богозаповеданная любовь к ближнему, когда утрачивается идеал народного единства,  —тогда начинается разложение государства. Повергнутые в распрю, люди утрачивают духовные ориентиры, и на первое место выходят инстинкты и пороки. Жажда наживы любой ценой, пренебрежение священным даром человеческой жизни, моральный нигилизм  — все это ведет к вырождению нации» .

Другая общая черта всех российских смут — невозможность очертить их временные границы. Словно в советской песне: «есть у революции начало, нет у революции конца». Я уже говорил, что в 1612 году ничего еще не кончилось, Смута продолжалась практически до конца десятых годов XVII века. Точно так же в 1922 году, считающемся датой окончания Гражданской войны, ничего еще не кончилось, русская смута продолжалась уже в других формах — во внутрипартийной борьбе, в истреблении духовенства, попытках раскола Церкви, в политических репрессиях. Да и наша нынешняя смута не завершилась ни в 1991 году, ни в 1993-м, ни в 1999-м. Возможно, мы прошли уже некие реперные точки, но до единства народа и страны еще очень далеко.

4. Что все-таки стало главной силой, обуздавшей Смуту XVII века?

Эта сила называется Русская Православная Церковь. Если подумать, то другой такой силы и не могло быть — когда распалось всё: вертикаль власти, экономические отношения, социальные, даже семейные, только общая вера могла дать импульс объединению, дать нравственную оценку происходящему и призвать к покаянию. И Церковь прекрасно сознавала свою объединяющую роль.

Но, говоря о влиянии Церкви, прежде всего нужно говорить о конкретных личностях. Надеюсь, все знают, какую роль в преодолении Смуты сыграл мученически умерший патриарх Гермоген. Однако были и другие фигуры, ныне незаслуженно забытые.

В первую очередь нужно вспомнить святого, которого можно сравнить с преподобным Сергием Радонежским по отношению к событиям его времени. Это преподобный Иринарх Затворник, старец Борисоглебского монастыря, который благословлял воеводу Михаила Васильевича Скопина-Шуйского на его подвиги, послал ему свой крест в решающий момент снятия осады с Троице-Сергиевой Лавры, и этим же крестом под Ростовом Великим были благословлены собиравшие ополчение князь Дмитрий Пожарский и купец Кузьма Минин. В третий раз этим же крестом он в 1614 году благословлял войско, направленное подавить казацкий мятеж.

А еще можно вспомнить фигуру героически погибшего тверского архиепископа Феоктиста, который хотя и прославлен как местночтимый святой, но почти никому не известен. Священномученик Феоктист, когда его, в качестве пленника, доставили из Твери в Тушинский лагерь Лжедмитрия II под Москвой, отказался иметь дело с нареченным там, в Тушино, патриархом Филаретом, остался верен патриарху Гермогену, пытался совершить побег, и его зарубили догнавшие его казаки.

Или вспомним местночтимую схимонахиню Пелагию, мать святейшего патриарха Иова (1525–1607), застреленную в Старице, когда ее захватили тушинцы. О ней тоже сейчас мало кому известно. Так же, как и о погибшем при защите Троицкого Калязинского монастыря игумене Левкие.

А все эти (и многие другие) незаслуженно забытые церковные люди очень серьезно влияли на умонастроение общества, именно через них Церковь воздействовала на русский народ и призывала его к сплочению.

Есть еще один момент, который не всем очевиден. Самые жестокие бои происходили не в начале и не в конце Смуты, а в ее середине — когда земцы под предводительством Скопина-Шуйского сражались с тушинцами. В том числе шли бои и за Троице-Сергиеву Лавру, которая выступила рупором находящегося в заточении патриарха Гермогена. Так вот, когда все увидели, сколь долго и героически держится этот монастырь, считавшийся оплотом Православия — это, возможно, и стало переломом в сознании. Если бы Живоначальная Троица пала, средневековые люди восприняли бы это как то, что Бог окончательно отвернулся от России. Но то, что Троица выстояла, окрылило и вдохновило людей, дало им понимание, на чьей стороне правда.

Ну, а если от событий XVII века перейти к современности, то нельзя не задаться вопросом: а способна ли наша Русская Православная Церковь консолидировать народ в нынешних условиях, способна ли она удержать народ от кровопролития.

На мой взгляд, способна. Вспомним октябрь 1993 года, когда Церковь выступила в качестве посредника между противоборствующими сторонами. Вспомним, как Патриарх Алексий Второй призвал людей отказаться от насилия, пригрозив отлучением тому, кто прольет невинную кровь. Вспомним, как совершался крестный ход с Владимирской иконой Божией Матери в самый разгар драматических событий. Я думаю, что не будь у Церкви такой позиции, нас ждал бы югославский сценарий. Понятно, что доказать это невозможно, это вопрос внутренней убежденности.

Если же говорить о нашем гипотетическом будущем, то какие бы нас ни ждали катаклизмы, только Церковь способна удержать народ от кровопролития — потому что как бы ни раскололись люди, все равно и среди тех, и среди других будет ее паства.

5. А можно ли из уроков Смутного времени сделать какие-то неправильные выводы?

Главная ошибка, которую можно сделать — стремиться к единству, не задумываясь о том, что должно стать основой этого единства. Одно дело — объединяться вокруг позитивных ценностей, и совсем другое — в борьбе против кого-то, не меняясь при этом внутренне, оставаясь такими же непримиримыми, такими же эгоистичными. Проще говоря — «дружить против кого-то». Против Америки, против «исламского пояса», против какого-нибудь другого внешнего врага… Не в том дело, что врагов нет — они у нашей страны были, есть и будут. Но любую внешнюю угрозу можно преодолеть только тогда, когда народы России сплотятся не против кого-то, а ради чего-то. Ради неких вечных ценностей. И я думаю, что ценности эти нужно искать не в этнонационализме, зовущем людей на пресловутые Русские марши, а, прежде всего, в Православии, для которого «несть ни элина ни иудея».

http://foma.ru/5-voprosov-o-sovetskoj-vlasti-v-xvii-veke.html