“Новая честность” и старый обман. Худиев С. Л.

Скандал, вызванный сообщением популярного проповедника Андрея Конаноса о том, что он снимает с себя сан, печален, не в последнюю очередь, реакцией на него.

Конечно, она была неоднозначной - но мы могли наблюдать довольно массовое одобрение и поддержку. Известный наставник, сложивший с себя сан, поступил “честно”, по “совести”, он проявил “достоинство” и вообще показал себя большим молодцом. Упрекнуть можно только православную Церковь, (в данном случае, греческую) которая не смогла удержать такой талант.

Среди комментариев в греческом фейсбуке Конаноса - где он бодрым и позитивным тоном, без малейшего сожаления или извинений, сообщает о своем уходе - преобладают выражения одобрения.

А недавно появилось и его видеообращение, где он не только не выражает сожаления о своем поступке - но, напротив, порицает тех, кто его не одобрил.

Конечно, есть и другая реакция - у нас многие люди увлекались его книгами, рассматривали его как наставника, как человека, который помог им укрепиться в вере (или даже обрести ее). Теперь они пишут о скорби, которую им причинило его решение - а многие просто страдают молча.

Но когда православные люди одобряют отказ человека от священного сана - это трудно понять.

Эта ситуация показывает, как в Церковь проникает чисто мирская система оценок и подходов. Люди исходят из глубоко ложных представлений о любви, дружбе, понимании и неосуждении - но упаковывают их в христианскую фразеологию.

Некоторые связывают проблему с влиянием мирской психологии - и это отчасти верно. Конечно, психология как таковая не является чем-то греховным, и есть немало христианских психологов, которые приносят пользу людям. Но в этой области есть свои специфические соблазны, которые связаны с тем, что, как и всякий профессионал, психолог поставляет определенную востребованную услугу - избавление клиента от психологического дискомфорта. Конечно, есть психологи, которые укажут на то, что путь к такому избавлению предполагает общее приведение жизни в порядок, в том числе, в нравственном отношении. Но клиента это может не обрадовать. Он вообще может счесть, что пришел не за тем, чтобы его призывали осознать его нравственные провалы и трудиться над их преодолением. Поскольку мирская психология - это сфера услуг, она неизбежно склоняется к клиентоориентированности - и в ней всегда будет существовать мощное давление, подталкивающее психолога к тому, чтобы ориентироваться не на подлинные нужды клиента, а на его желания.

Мирской психолог может быть склонен подавлять в клиенте угрызения совести (ведь они причиняют дискомфорт) и поощрять его к поступкам, которые принесут немедленное облегчение - даже если они будут эгоистичными и аморальными. Он (мне доводилось читать о подобном) может посоветовать клиенту бросить жену, в отношениях с которой возникли проблемы - потому что его цель это комфорт клиента, а не его святость.

В конце концов, на прием же пришел клиент, а не его жена - так что психолог, как профессионал, действует в интересах клиента, как он их видит. Погружаясь в атмосферу мирской психологии, христианин, недостаточно твердый в своих убеждениях, может отравиться атмосферой, порожденной ее клиентоориентированностью. 

Христианская вера - и христианское пастырство - источник великого утешения, но утешения для тех, кто кается. Психолог имеет дело с запросом на утешение без покаяния, избавление от боли без избавления от раны, которая ее вызвала. Говоря это, я не собираюсь, ни в коем случае, бросать тень на всех психологов. Я просто говорю о том, что запрос, с которым они сталкиваются, отличается от запроса на пастырское попечение.

Другая проблема - это мирское восприятие дружбы и братской привязанности. Не только в этом случае, но и во многих предыдущих, и в русско- и в англоязычной сети можно было видеть, как человек публично сообщает о своем грехе - священник оставляет служение, муж бросает жену, иногда подавшись в “геи”, иногда, по старинке, найдя себе более свежую и привлекательную женщину, жена - бросает мужа, очаровавшись сетевым знакомым, и тут же в комментарии приходят толпы милых, приветливых людей, которые спешат выразить человеку свою горячую поддержку и заверить его в своей дружбе.

А как же пострадавшая сторона? Ведь в реальности все эти милые люди спешат ободрить обидчиков, а не обиженных. А с обиженными нет отношений; они находятся за пределами круга друзей. Это естественно - дружба подсознательно выстраивается как сеть взаимных услуг и поддержки. Сегодня я поддержу друга, а завтра он поддержит меня. Люди, как правило, не проговаривают это вслух - и даже не продумывают - это срабатывает автоматически, на уровне инстинкта. Поддержи своих, не входя в рассмотрение того правы они или нет, а они потом поддержат тебя - тоже без долгих выяснений.

В христианском контексте поддерживать грех человека - это ни в коем случае не любовь, это соучастие в усилиях бесов погубить его душу. Если вы любите человека, и вам дорого его благополучие - и вечное спасение - иногда вы просто обязаны приложить все усилия, чтобы удержать его от пути погибели. Даже если он хочет от вас совсем другого и совсем не будет рад вашим наставлениям.

Это верно в вечной перспективе - но верно и во временной. Ваш друг, у которого, как говорят в восточных сказках, “ум улетел из головы” на почве любовной страсти (или политических, или еще каких-то страстей), сейчас может быть очень рад тому, что вы его поддерживаете.

Но через какое-то время ум может прилететь обратно, то счастье, которое обещала страсть, рассеяться как дым, и человек начинает горько упрекать тех, кто не захотел удержать его от рокового шага.

То, что с мирской точки зрения выглядит таким славным и милым проявлением дружелюбия, поддержки, похлопывания по плечу, легко объявить проявлением христианской любви и неосуждения. Но это не имеет никакого отношения к желанию человеку подлинного блага.

Неосуждение - прямая заповедь Господа, но подмена, которая при этом возникает, состоит в том, что неосуждение человека подменяется одобрением греха. Мы не должны высокомерно судить человека. Мы все тут бедные грешники. Мы не знаем, в какие ужасы мы бы впали, оказавшись в других обстоятельствах. Как говорил, обращаясь к Богу, блаженный Августин, "если бы Ты меня не удержал, я бы все грехи сделал". Пасть легко, и падение всегда недалеко от каждого из нас. Как говорит Апостол, если кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть.

На минуту представим себе, что мы и сами пережили тяжкое падение. Чего мы, отсюда, пока мы находимся в здравом уме, желали бы со стороны своих друзей? Чтобы они не осудили нас в том смысле, что не выкинули бы нас из своей жизни, не забыли, не порвали бы с нами все отношения. Но в то же время, чтобы они помогли нам поскорее прийти в себя, понять, как тяжело мы сбились с пути спасения и помогли нам на него вернуться.

Увы, но то, что можно было прочитать в сети в эти дни - это не про неосуждение падшего. Это про то, что он вовсе и не падал. Никто ни в чем не виноват, просто наступил новый этап в жизни, остаемся на позитиве. Человек перешел на новое место работы, никаких проблем. Более того, люди, которые проблему тут видят, заслуживают упрека в недостатке понимания и дружелюбия. Напротив, оставление своего служения - похвальный акт “честности” и “порядочности”.

Увы, но это про оправдание самого греха. Потому что обмануть доверившихся, людей, которые шли за тобой, для которых ты был авторитетом - это грех. Его можно простить - но прощение предполагает признание греха грехом.

Люди часто смешивают две разные вещи - прощение и готовность признать, что греха, который надо было бы прощать, не было. Если вы вообразили себе обиду и нафантазировали там, где против вас никто не согрешил - вам не нужно прощать. Вам нужно признать неадекватность вашего собственного поведения, и все.

Прощение предполагает, что вы потерпели реальную обиду и несправедливость - вас подвели, обманули, нанесли ущерб, причинили боль. Требовать от человека, который стал жертвой несправедливости, чтобы он делал вид, что никакой несправедливости и греха тут нет - в свою очередь, несправедливо.

Если человек был для многих важен как христианский наставник, потом покинул служение, всех бросив - (а издателей его книг еще и просто подставив на деньги, им теперь будет трудно их распродать) - то он совершил несправедливость, и не замечать ее было бы дурно. Когда чьи-то слова, или чей-то пример, становятся для вас маяком, кирпичиками, которые уже вошли в постройку вашей веры - и самой вашей личности - его падение не может не быть тяжелым ударом. Как будто эти кирпичики из вас выдернули.

Конечно, можно заметить - и это будет верно - что мы не должны строить нашу веру на князьях, на сынах человеческих, и возлагать упование исключительно на Христа. Но Христос достигает нас не иначе, чем через Своих верных - и, особенно в начале нашего христианского пути для нас очень важны люди, от которых мы воспринимаем свет и тепло веры.

Для меня Конанос не был важен, как автор. Но я вспоминаю, что в первые годы моей веры для меня некоторые христиане были очень важны - и если бы они совершили что-то подобное, это было бы мучительным, и, возможно смертельным ударом по моей вере. Евангелие не говорит ничего хорошего про людей, которые становятся причиной соблазна.

Конечно, люди хорошо поступят если простят Конаноса, как от нас того требует Евангелие. Но когда пишут, что он молодец и вообще честный искренний парень - это несправедливость по отношению к тем, кто был кинут.

Но надо отметить и еще одну беду - катастрофические решения такого рода объявляются проявлениями “честности” или даже “порядочности”. Не только в случае с Конаносом. Мы сталкиваемся с распространенной в миру - и проникающей в Церковь - тенденцией объявлять обман доверившихся добродетелью.

Мужчина понял, что он больше не любит женщину, которая отдала ему свою молодость и родила ему детей, священник понял, что не хочет более предстоять перед Престолом - и не захотел лгать себе и людям. Поздравьте его с этим, он большой молодец.

Интересно, что, скажем, в экономической сфере такой подход не работает. Допустим, у нас не личные и не духовные отношения, а чисто деловые. Допустим, вы мне доверяете, и без всяких письменных гарантий, годных для суда, перевели мне денег, чтобы я вам отправил товар.

Но товара вы не получаете; вместо этого я пишу у себя в фейсбуке - "еще какое-то время назад я хотел вам отправить товар, но теперь расхотел - сердцу не прикажешь. А деньги я уже потратил, и их не вернуть, как с белых яблонь дым. Желаю тебе найти счастье с другим поставщиком! Всем привет, всех люблю!"

Кто-то сочтет это честным? Это будет сочтено, я опасаюсь, грубым мошенничеством, которое, даже если его нельзя наказать по закону, убедит всех, что дела со мной иметь нельзя.

Моя тонкая душевная организация никого при этом не заинтересует - я обманул людей на деньги, я презренный мошенник, и никто не станет восхвалять мою честность и порядочность. Другие люди не виноваты в моих внутренних тараканах и не обязаны расплачиваться за их поведение.

Но финансовый ущерб - это не так страшно по сравнению с обманом доверившихся в личных или духовных отношениях. Нечестный контрагент залез вам в кошелек - но не в душу, сделал брешь в ваших финансах - но не в жизни, вырвал кусок из ваших доходов - но не из сердца.

Каким же образом обман, причиняющий намного больше страданий, восхваляется за “честность”?

Отчасти это связано с еще одним мирским верованием - будто люди не имеют власти над своими решениями, когда они касаются двух областей - любви и веры. В области любви помидоры увядают и расцветают совершенно вне какого-либо сознательного контроля человека. Любовь сваливается на него, как высокая температура при ковиде - еще час назад человек отлично себя чувствовал, а сейчас не может подняться с постели. Какое-то время человек находится во власти недуга, с которым ничего не может поделать, а потом его отпускает. Все его обязательства, естественно, на время болезни вылетают в трубу - такие уж форс-мажорные обстоятельства, требовать от человека исполнения обещанного в этой ситуации - бессмысленная жестокость.

Так и любовь - сильное влечение совершенно избавляет человека от ответственности. Как и прекращение этого влечения. Любовь прошла - тут уж ничего не поделаешь.

Конечно, с точки зрения христианства - и простого благоразумия - это не так. У нас свободная воля, мы сами принимаем решения относительно наших отношений с другими. Человек может прыгнуть в омут страсти - а может и не прыгать. Это его выбор. Наши хотения - даже самые сильные - не могут служить оправданием для того, чтобы поступать несправедливо по отношению к другим людям. 

Вера в рамках этих представлений тоже проходит по разряду чего-то находящегося вне контроля человека. Сама постановка вопроса о том, должен ли продолжать служение человек, который утратил веру - если не веру в Бога вообще, то, по меньшей мере, веру во взятые на себя обязательства - предполагает, что эта утрата есть обстоятельство непреодолимой силы, как тяжелая болезнь или увечье.

Но это - не обстоятельство. Это решение, которое человек принимает. Вера - это акт воли, а не какое-то не зависящее от нас состояние духовного восторга. Еще раз подчеркнем - это не означает осуждения самого человека. Мы не знаем, с каким соблазном он столкнулся - может, для него непосильным бременем оказался чужой грех, может - какая-то катастрофа в его собственной голове, только Бог знает все его обстоятельства. Но это именно его решение - и когда человек находится в позиции учительной власти, как клирик и популярный автор, решение, которое сильно затрагивает других. И это - давайте скажем это прямо - плохое решение.

Одобрять его - глубоко неверно. И возможно, нам стоит уделять больше внимания и заботы тем, кто страдает от греха, чем тем, кто грех открыто и нераскаянно творит.

https://radonezh.ru/2020/09/02/novaya-chestnost-i-staryy-obman