Отлучение от Церкви журналиста Дементьева О.В.

Согласно «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви», утвержденной Юбилейным Архиерейским Собором 2000 года (Глава XV, п.3) о взаимоотношениях Церкви и светских СМИ «в случае хуления имени Божия, иных проявлений кощунства, систематического сознательного искажения информации о церковной жизни, заведомой клеветы на Церковь и ее служителей. В случае возникновения таких конфликтов ... епархиальный Преосвященный (по отношению к региональным и местным СМИ) может ... предать каноническим прещениям виновных».

Лицо, преданное анафеме, не имеет права участвовать в церковных таинствах, быть отпеваемым и похороненным на православном кладбище после смерти. С таковым ни один верный не должен иметь никакого общения (Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского М., 1994. С.61).

Попирая своей мерзкой грязью честь и достоинство граждан нашей страны, того общества, которому сам принадлежит, своей скверной клеветой Олег Дементьев дерзнул запятнать добрую память наших предков, монашествующих Спасо-Елеазаровского монастыря дореволюционного периода. А ведь они в годы гонения на Церковь были замучены и утоплены в водах Чудского озера. Автор статьи даже не удосужился узнать, что до закрытия в 1918 году монастырь был мужским, а не женским.

По факту клеветы и оскорбления монашествующих было подано исковое заявление в Арбитражный Псковский городской суд. Решением суда от 14 апреля 2009 по делу №2-369/2009 года Дементьев Олег Владимирович был признан виновным. Суд признал несоответствующими действительности, порочащими репутацию Спасо-Елеазаровского монастыря и монашествующих сведения, распространенные автором статьи в указанных средствах массовой информации. В газете «Псковский рубеж» №26 (579) от 29 июня-5 июля 2009 года было опубликовано вышеуказанное решение суда.

Псковское Епархиальное Управление

17 августа 2009 года

http://www.pskov-eparhia.ellink.ru/index.php?r_id=4887

Письмо митрополита Антония (Вадковского) графине С.А. Толстой с просьбой убедить мужа примириться с Церковью

11 февраля 1902 г.

Пишу Вам настоящие строки, как и в прошлом году, движимый непреодолимым внутренним побуждением. Душа моя болит о муже Вашем, графе Льве Николаевиче. Возраст его уже старческий. Упорная болезнь видимо для всех ослабляет его силы. И не один раз уже разносились настойчивые слухи о его смерти. Правда, жизнь каждого из нас в руках Божиих, и Господь силен совершенно исцелить графа и дать ему жизнь еще на несколько лет. И дай Бог, чтобы проявилась над ним такая великая милость. Но Божии определения неведомы для нас. И кто знает? Быть может Господь уже повелел Ангелу смерти чрез несколько дней или недель отозвать его от среды живых.

Вот тут то и кроется источник моей сердечной о нем боли. Граф разорвал свой союз с Церковию, отрекся от веры во Христа, как Бога[1], лишив тем душу свою светлого источника жизни и порвав те крепкие родственные узы, которые связывали его с любимым им многострадальным народом русским. Без Христа, что без солнца. Нет жизни без солнца, нет жизни без Христа. И кажется мне теперь граф без этой жизни Христовой, без союза с народом христолюбивым, таким несчастным, одиноким…(1) с холодом в душе и страданием!.. Тяжело в таком духовном одиночестве стоять с глазу на глаз пред лицом смерти!

Неужели, графиня, не употребите Вы всех сил своих, всей любви своей к тому, чтобы воротить ко Христу горячо любимого Вами, всю жизнь лелеянного, мужа Вашего? Неужели допустите умереть ему без примирения с Церковию, без напутствования Таинственною трапезою тела и крови Христовых, дающего верующей душе мир, радость и жизнь?[2] О, графиня! Умолите графа, убедите, упросите сделать это! Его примирение с Церковию будет праздником светлым для всей Русской земли, всего народа русского, православного, радостью на небе и на земле. Граф любит народ русский, в вере народной долго искал укрепления и для своей колеблющейся веры, но, к сожалению и великому несчастию, не сумел найти его. Но сотвори, Господи, богатую милость свою над ним, помоги ему и укрепи его, хотя пред смертью объединиться в своей вере с верою православного русского народа! Тяжело умирать одинокому, от жизни народной и веры святой оторвавшемуся! Но и любящим графа тяжело не увидеть его с Церковию примирившегося, в святой вере во Христа с ними объединенного! Умолите же его, добрая графиня, воротиться ко Христу, к жизни и радости в Нем, и к Церкви Его Святой! Сделайте светлый праздник для всей святой Русской земли! Помоги Вам в этом Сам Господь, и пошли Вам и графу радость святую, никем неотъемлемую.

С совершенным к Вам почтением

Ваш покорный слуга

Антоний, митрополит С.-Петербургский

СПб.

ОР ГМТ. Ф. 47. Инв. № 4021. Л. 1-2 об. Автограф.

[1] В своих произведениях, написанных после так называемого переворота, Л.Н. Толстой выразил резко отрицательное отношение ко всем без исключения догматам христианства, в первую очередь к учению о Троице и Божественном достоинстве Иисуса Христа.

[2] Выше отмечалось, что первоначальный текст синодального определения подвергся правке в сторону смягчения возможных формулировок, т.е. сама церковная власть приложила максимальные усилия, чтобы избежать скандала и общественного возмущения. Тем не менее акт 1901 г. носил характер торжественного церковного исповедания и совершенно однозначен по своим церковно-каноническим последствиям: он недвусмысленно удостоверяет, что без покаяния для Л.Н. Толстого невозможны будут ни напутствие перед смертью, ни христианское погребение, ни заупокойная молитва.