Иеромонах Симеон (Сиверс) в Сталинграде в 1957 — 1958 гг.: правда и вымыслы

Но гонения Церкви выявили не только лучшие качества нашего духовенства, сравнимые с высочайшими образцами святости мучеников первых веков христианства, но и уклоны, обидные для Церкви падения. Порой мучение и падение сочетались в одном лице. Такова, думается, жизненная драма иеромонаха Симеона.

Возникали серьёзные сомнения: а стоит ли вообще писать и вспоминать об этой истории, произошедшей 40 лет назад — в конце 50-х гг. в Сталинграде? Истории, послужившей удобнейшим мотивом для опорочивания всего сталинградского духовенства и дискредитации Церкви в целом. Но, может быть, печальная эта история послужит для людей уроком? Может, строже отнесутся к себе священно- и церковнослужители, умерят гордыню свою некоторые “непогрешимые”, и миряне — сильнее и радостнее “прилепятся” к своему батюшке и к приходскому храму?

Светский писатель Антуан де Сент-Экзюпери в “Маленьком принце” высказал глубочайшую христианскую истину: “Мы в ответе за тех, кого приручили”. Сказанное относится ко всем, но в первую очередь — к учителям, к пастырям-священнослужителям.

Мифы плодить — не благое дело. Правда — нужна только правда. Пусть и нелицеприятная. Хотя и не очень удобная — правда не уронит чей-либо, а тем более Церкви, авторитет. А только поднимет его. Только осознание своих уклонов, падений и недостоинств с последующим покаянием и исправлением их есть единственный путь выздоровления. Осуждение христианами собственного нехристианства, неправославия, признание неправоты есть признак силы, зрелости и ответственности, есть верный знак излечения пороков.

В статье приводится много документов, и автор посчитал нужным представить их в неизменном и несколько обширном виде, с той целью, чтобы всякий читатель своим критическим взором мог сам оценить возникшую ситуацию.

Неугодный монах и скиталец (из биографии) 

Семён Яковлевич Сиверс (по паспорту, а настоящее имя Эдуард) родился 10/23 июня 1898 года в городе Санкт-Петербурге в семье военного специалиста Академии Генштаба, внука декабриста — из древнего рода, вышедшего из Дании. Мать будущего иеромонаха, англичанка, имела высшее образование и была духовной дочерью доктора Фаррара.

С. Я. Сиверс воспитывался с младенческих лет под влиянием глубоко религиозной матери; с детства знал свободно и глубоко Новый Завет, молитвословия и богослужения неправославные, говорил на иностранных языках.

Промыслом Божиим, 12-летним отроком “стал доискиваться найти исповедание св. веры христианской — единой и истинной”. И тогда же С. Я. Сиверс узнал о Св. Православной Церкви и с 14-летнего возраста убедился в безусловной и подлинной истинности Св. Православной Церкви Кафолической. С тех пор стал регулярно посещать, невзирая на препятствия родителей, только Казанский собор и храм-памятник Спаса-на-водах (что был на Английской набережной С.-Петербурга и где настоятелем служил протоиерей о. Михаил Прудников).

В 1915 г. С. Я. Сиверс окончил гимназию и поступил в Военно-медицинскую академию.

В 1918 г. — в летние месяцы — состоял послушником Савва-Крыпецкого Псковского монастыря (ст. Торошино) с именем Александр для деятельного ознакомления с монашеством. Святое Православие принял с именем Сергия — миропомазанием в Детском Селе (бывшее Царское Село) под Петроградом, втайне от родителей.

В 1919 г. был мобилизован врачом (по полученной в академии специальности “врач-терапевт”) в действующую Красную Армию. В этом же году был тяжело ранен при военных действиях под Пулково. В 1920 г., будучи раненым, был эвакуирован в г. Тихвин, в военно-полевой госпиталь, в большой Тихвинский монастырь, где впервые познакомился с епископом Тихвинским — Алексием Синайским (впоследствии — Святейшим Патриархом Московским и Всея Руси в 1945 — 1970 гг.).

В 1921 г. С. Я. Сиверс вернулся в Петроград, где работал в архиве Военно-Морской академии над научной работой для академии. Одновременно состоял студентом Знаменских Пастырских Богословских курсов, возглавляемых протоиереем Виталием Лебедевым.

В Александро-Невскую Лавру поступил с благословения приснопамятного митрополита Вениамина. А в 1922 г. пострижен в монашество с именем Симеон.

В 1923 г. покинул Лавру по причине своего обновленчества. Временно жил в Макарьевской пустыни (с. Любань). От епископа Кирилла (схиепископа Макария) рукоположен во иеродиакона. С приездом преосвященного Григория (Лебедева) и восстановлением Лавры из обновленческого раскола стал иеродиаконом Лавры и снова посещал Богословский институт, ректором которого был протоиерей Н. Чуков.

В 1932 г. 17 февраля с ликвидацией Лавры С. Я. Симеон отбывал срок наказания в виде тюремного заключения. В 1934 г. освободился и уехал в г. Борисоглебск, где работал “педагогом иностранных языков”.

В 1935 г. рукоположен в сан иеромонаха архиепископом Вассианом (Пятницким) Тамбовским и им же назначен священником в Ильинскую церковь г. Мичуринска.

В мае 1936 г. — новый срок заключения для С. Я. Сиверса, продлившийся до ноября 1947 г. В эти годы он работал ординатором и главврачом больниц и строек системы ГУЛага. В 1948 г. бывший заключённый лечился после освобождения “у своих духовных чад” в г. Борисоглебске. В 1949 г. временно служил священником в Ставропольской епархии. Служил священником в Пензенской епархии в Мордовии (с 1949 по 1953 г. — настоятелем храма-памятника в Макаровке). А оттуда был переведён в с. Спасское Болдовского района, где и был настоятелем до 1956 г.

В 1956 г. “по причине известности моего имени в Мордовии и близлежащих областях, по моему прошению уволен из епархии в распоряжение преосвященного епископа Серафима Полтавского, поставлен вторым священником в Полтавский женский монастырь, где работаю по настоящее время” (из автобиографии)1.

Добавим два очень характерных эпизода из биографии старца, о которых сам Сиверс не упоминал в автобиографии 1956 г.: отец будущего иеромонаха был дружен с самим Николаем II, и последний часто заходил в дом Сиверсов: не раз маленький мальчик Эдуард сидел на коленях императора. (Это было ещё до рождения царевича Алексея!? И можно предположить и догадываться, о чём думал и мечтал более всего в эти минуты Николай II: о наследнике!) И другой эпизод: в 1919 г. послушника Савва-Крыпецкого Псковского монастыря Александра (в рясофоре) арестовали, продержали около месяца в вагоне, а затем вывели на расстрел и стреляли, но Сиверс чудом остался жив, получив тяжёлые ранения: была сильно раздроблена рука и плечевой сустав. Чудом он затем излечился от развивавшейся газовой гангрены и избежал готовящейся ампутации правой руки и плечевого сустава.

Своей судьбой Симеон заработал себе на всю жизнь клеймо, и в любой момент одёргивающе и убедительно звучали обвинения в его адрес: граф, аристократическое непролетарское происхождение, “религиозник-мракобес” и т.д. Всю свою жизнь С. Я. Сиверс расплачивался — тюремными заключениями, частыми перемещениями с места на место, служением в нестоличных городах и церквах. 

Правда, перемешанная с вымыслами

 В богато иллюстрированной фотографиями книге материалов о жизни иеросхимонаха Сампсона (Сиверса), подготовленной келейницей покойного старца матушкой Татианой (Молчановой), высказана несознательная ложь:

“В Волгограде батюшка занимался проповедями и общей исповедью. Храм там был огромный, вмещал пять тысяч прихожан (Казанский собор. — С. С.). Видя огромное количество народа, батюшка находил в себе огромную энергию, чтобы говорить народу поучения. Интерес людей к этим проповедям заставлял батюшку говорить без устали, проповедовать, воспитывать. Местное священство занималось только исполнением треб. Им было тягостно видеть около себя такого проповедника, и они жаловались архиерею. Архиерей архиепископ Сергий (Ларин), бывший обновленец, люто возненавидел батюшку и изгнал его из Волгограда. Обманным путём он добился запрещения батюшки в священнослужении сроком на 15 лет. В обход патриарха Алексия, через совет по делам религий, Волгоградский архиерей добился того, что о. Симеона “заточили” в Псково-Печерский Успенский монастырь”2.

Во-первых, местному священству инкриминируется “чёрная зависть”, что является неправдой. Эта дурная тенденция в литературе о иеромонахе Симеоне проглядывает: возвышение всей деятельности старца за счёт принижения местного духовенства. Не стало бы это традицией в новожитийной литературе, когда ради написания светлого образа одного — нужно опорочить разом всех клириков и приписать им все зависти, что является, мягко говоря, исторической неправдой.

Во-вторых, епископ Астраханский и Сталинградский Сергий (Ларин) давно знал Симеона и находился с ним в давних дружеских отношениях и высоко ценил проповеднический дар иеромонаха. Иначе ради чего Сергий “вытащил” Симеона из Полтавы? И всячески выгораживал и охранял Симеона от нападок безбожников, которых иеромонах сильно раздражал. Так что “люто возненавидеть” Симеона Сергий не мог. И только в результате крупного скандала в епархии, связанного с именем Симеона и подогреваемого антирелигиозниками во главе с редакцией газеты “Сталинградская правда” и уполномоченным по делам РПЦ по области, Сергий, вынужденнный “гасить” конфликт ради сбережения церкви и священнослужительских кадров в области, переместил с ведома Патриархии проштрафившегося иеромонаха. Нижеприводимые документы, думаю, опровергают версию об “обманных действиях” епископа Сергия.

Кто из иерархов Церкви не был хотя бы короткое время в обновленчестве? Был короткий эпизод обновленчества и у самого иеромонаха и даже у Сергия Страгородского (впоследствии Патриарха). Поэтому ярлык “бывший обновленец” применим к епископу Сергию в той же степени, как и к Симеону.

Чувствуется, что автор комментариев просто не знал конкретики событий, связанных с именем иеросхимонаха Симеона в Сталинграде или был неверно информирован батюшкой.

Обидно вдвойне, что эта далеко не пустяковая неправда выходит в книге, получившей благословение Святейшего Патриарха Алексия II.

Иеромонах Сиверс, каким его помнят в Сталинграде, а впоследствии иеросхимонах Сампсон был очень неоднозначной, неординарной, сложной, а порой — противоречивой личностью, можно оказать, “ровесником века” (напомню — род. в 1898 г.), впитавшим в себя все его противоречия. Сиверс испытал всё: знатность древнего рода, высокое положение и широкую известность предков и родителей; его ласкала рука высших иерархов Русской Церкви; его беспощадно била и гнала советская власть. Порой он в нетерпении и отчаянии сам делал опрометчивые шаги: резко высказывался о коммунизме, о предательстве иерархами интересов Церкви; имелся эпизод переписки, носившей весьма и весьма интимный характер. Призывая в проповедях к смирению и терпению, во многом сам проявлял неумеренный максимализм, граничащий в те нелёгкие годы с мальчишеством. Во всяком случае, в то время громко крикнуть об унижении Церкви — ещё не означало сделать благо для Церкви. Из отдельных высказываний иеромонаха Симеона следует, что он не разделял тогдашней политики Патриархии и руководства Церкви, по его мнению, позволившим государству унижать и преследовать Церковь и веру.

 Назначение: “полезный человек”

 В начале 1957 г. Сиверс был переведён из Полтавы в Сталинград. Епископ Сергий при назначении иеромонаха Симеона в Казанский собор на место второго священника, чтобы как-то загладить прежние “грехи” Симеона, в рекомендательном письме уполномоченному 17 апреля 1957 г. писал:

“Полагаю, что под руководством о. Димитрия Днепровского он будет полезен в соборе. Человек он интеллигентный, образованный. Допускал ошибки, но полагаю, что он должен уметь их исправлять. Его я знаю очень давно — по Ленинграду, как иеродиакона Александро-Невской Лавры, примерно с 1928 — 27 года. У нас по Ленинграду немало общих знакомых. Он отлично известен митрополиту Крутицкому Николаю, который его постригал в монашество. Знает его лично и патриарх. Отец его, генерал царской армии, затем — комдив Красной Армии. Его двоюродный брат, комдив Рудольф Фёдорович Сиверс был убит во время битвы при защите Царицына. Похоронен в Ленинграде на Марсовом поле (площадь Жертв Революции). Он был лично известен Сталину. Похоронен вместе с Урицким. Предок его известный декабрист. Но это всё в прошлом, и от него требуется дисциплинированность и аккуратность”3.

Епископ Сергий, оправдывая перевод в Сталинград иеромонаха Сиверса, сообщал С. Б. Косицыну, что “такой как Сиверс нужен в Сталинграде для “сглаживания” светской деятельности местного духовенства, т.е. чтобы меньше было жалоб и недовольств верующих на духовную неудовлетворённость от местных священников”4. 

Проповедник:

“коммунизм питается соками христианства”

Уполномоченный С. Б. Косицын запрашивал уполномоченного по Мордовии Денисова о даче краткой характеристики, на что последний отвечал в нелестных и ругательных выражениях, что С. Я. Сиверс — “прожжённый мракобес”, укреплявший свои позиции не только с помощью проповеди, но и своих лекарских способностей. Показывал верующим, путём соблюдения постов, что “он — безгрешное существо, на его поведение надо равняться всем”. Он старался подчеркнуть, что “религия благотворно влияет на население” и что “КОММУНИЗМ ПИТАЕТСЯ СОКАМИ ХРИСТИАНСТВА” и поэтому, по его высказыванию, “ИДЕИ ХРИСТИАНСТВА НИКОГДА НЕ УМРУТ”. Доказывал, что христианская религия является научной5.

В отличие от других священников и архиепископа, Симеон не славословил в адрес вождей, что со времён Сталина стало правилом, а славил только Христа!

Сиверс часто говорил: “Сейчас народ в нравственно-религиозном отношении стал колеблющимся, а потому надо больше работать среди прихожан, т.е. чаще читать проповеди на евангельское учение”6. 

Мистик: общая исповедь

 О том, как проходили общие исповеди, писал один современник тех лет: “На амвон Казанского собора выходит иеромонах-священнослужитель в скромном облачении, с молитвенником в руке. Его худое лицо аскета вдохновенно. Глубоко запавшие глаза как бы насквозь пронизывают верующих. Губы священнослужителя скорбно сжаты. Он мгновение молчит, затем повелительно произносит: “На колени!”. И все старушки, старики, да и молодые, беспрекословно опускаются на холодный пол. “Покайтесь, грешники”, — возглашает монах” (“Великий четверг”. 10 апреля 1958 г.) 7.

О. Симеон писал о своём служении и проповедничестве: “Моя работа очень живая, энергичная, всё время над людьми учительная, на молитве и над книгой, очень занят до изнеможения. За день исповедую до 1400 человек и их же причащаю! По милости Божией здоров. Часто простужаюсь. Поездка по епархии по должности епархиального духовника даёт мне много работы. Работа над проповедями меня очень занимает и отвлекает”8.

Из отчёта уполномоченного С. Б. Косицына: “В г. Сталинграде, в Казанском соборе, священник (мантийный иеромонах Симеон) Сиверс Семён Яковлевич активно занимается мистической деятельностью. Он практикует особое “отчитывание” по изгнанию бесов из беснующихся женщин. При совершении церковных обрядов, на пользуемые предметы культа, как шаман, плюёт, шепчет и пр. Особое внимание он уделяет исповеди женщин, которые он проводит всегда продолжительное время, пытливо и с большим пристрастием. После исповеди он каждой женщине-исповеднице выдаёт особую записку, в которой указывает — сколько и каких поклонов надо сделать перед иконой за совершённый тот или иной грех. Всеми этими действиями Сиверс, как врач по образованию, создал о себе, особенно среди женщин, определённую известность как о “чудодейце-исцелителе”. К нему стало много обращаться за исповедью женщин не только из числа местных жителей, но к нему приезжает много и из других областей. Например, в январе месяце 1958 г. к нему на исповедь приезжали из города Астрахани 6 студенток мединститута”.

О. Симеон задумывался и о карьере настоятеля собора или епископа. Не случись инцидент — и он был бы хиротонисан!? 

Распространитель слухов 

Чиновники усмотрели в деятельности Сиверса “замаскированную хлыстовщину”. Сиверс сам давал поводы для подобных обвинений, нарушая и принцип корпоративности духовенства: ничем — ни словом, ни делом — не приносить вреда Церкви, не провоцировать гражданскую власть. Принять унижение и клевету на себя, отвести угрозу от Церкви прежде всего, отдать себя в жертву ради имени и чести Церкви — на это были способны немногие. И в этом смысле о. Симеон оказался не на высоте, когда распространял всевозможные слухи среди духовенства Казанского собора о епископе Сергии и о Патриархе; вёл провоцирующие разговоры о том, что Патриарх скоро уйдёт на покой, т.к. новый глава Правительства поставил его в условия диктата над Церковью, и он якобы подписал Указ об изменении чинопоследования литургии. Что петь херувимской песни не будут. Что гимн Советского Союза будут петь в церквах, что Патриархом даны указания равноугольный (греческий) крест на просфорах заменить пятиконечной (равноугольной) звездой, с ныне существующими надписями на кресте, между углов и с вензелем В. И. Ленина в нижней её части. Глупые и вредные сплетни9.

За один год своей службы в Сталинграде Симеон всколыхнул религиозную жизнь в городе. Чем и обратил на себя внимание уполномоченного. А бдительный С. Б. Косицын постоянно, начиная с января 1958 г., запрашивал епископа о деятельности иеромонаха, требовал его немедленного перевода из Сталинграда в другое место. Епископ поначалу отстаивал Симеона, но потом сам поручил настоятелю Казанского собора о. Димитрию Днепровскому понаблюдать за иеромонахом...

 Письмо

 Громом среди ясного неба прогремело злополучное письмо, написанное Сиверсом некоей адресатке. Письмо, послужившее поводом для крупного скандала, носит глубоко личный и интимный характер и писалось об известном только двум этим людям, и поэтому нет никакой необходимости приводить даже отрывки из него. Не считаю возможным высказываться и о степени его пристойности. Важно другое: как сам его составитель отнёсся к обнародованию письма? Как отнеслись к письму архиерей, церковное руководство епархии, Патриархии, наконец, как оценила его гражданская власть?

Думалось нам: не фальшивка, не жалкая ли подделка — найденная в архиве фотокопия письма Сиверса? Сличение и идентификация почерка, манеры, стилевых особенностей и оборотов речи письма Симеона не вызывают сомнений в его подлинности.

Сиверс вёл обширную переписку, и она отчасти опубликована10. Иеромонах имел обычай в конце своих писем ставить: “Твой соб. Б.”. Что, возможно, означает: “Твой собственный Богомолец” или “Батюшка”. Точно так же подписано и это письмо. Только аббревиатура “Б” воспринимается не как “богомолец”, а прочитывается уже как “блудник”. И на это есть основания: в том же письме Сиверс называет себя “блудным монахом”!

 Фельетон: “объект для битья”

 В связи с опубликованием в местной областной газете (Сталинградская правда. 22 мая 1958 г.) фельетона “Две жизни отца Симеона”, последний был уволен из Казанского собора и переведён в Одесский монастырь с заключением на 15 лет.

С. Б. Косицын с нескрываемым удовлетворением писал: “Вокруг этого фельетона был небольшой шум некоторой части прихожан из числа приверженцев Сиверса, но в большинстве верующих и духовенства отнеслись к фельетону одобрительно <...>. Фельетон в определённой степени открыл глаза верующим и у некоторой части колебнул веру в религиозное учение. Многие верующие стали смелее и организованнее выступать против духовенства с жалобами”11.

Постановление епархиального совета

Собравшийся в Астрахани епархиальный совет заслушал дело об иеромонахе Симеоне, признал факты действительно бывшими и постановил применить к нему меру наказания “как к развратнику, колеблющему веру в своих пасомых и подрывающему устои Церкви Православной”. В определении наказания о. Симеону мнения членов епархиального совета разделились: одни предложили лишить иеромонаха священного сана, другие — только запретить священнослужение с заключением в монастырь сроком на 15 лет. Окончательно остановились на втором решении12.

 Патриарху Алексию

Епископ Сергий в докладе Патриарху подробно изложил все обстоятельства дела, касающиеся иеромонаха Симеона. Так, по поводу предварительного намерения перевести Симеона в другую епархию он писал:

“Честь имею по долгу архипастыря, христианина, монаха и гражданина сим почтительнейше доложить по делу об иеромонахе Симеоне (Сиверс) нижеследующее: Имея от Вашего Святейшества прямое указание направить к Вам в Одессу иеромонаха Симеона, так я и намерен был поступить. Уволил его в отпуск, не предполагал вести расследование и уже намерен был его отправить в Одессу, в распоряжение Высокопреосвященного Бориса, но обстоятельства совершенно изменили весь ход дела”.

Случай с письмом поставил епископа перед фактом скандального свойства, фактом, роняющим авторитет Церкви и священнослужителей. Епископ пишет далее и о письме, и о Симеоне, даёт свою оценку случившемуся. Нет сомнений в том, что для епископа Сергия это было полнейшей неожиданностью

“Для окончательного выяснения всех обстоятельств появления гнусной статьи от 22 мая с/года в “Сталинградской правде” за № 119 я вылетел срочно в Сталинград на одни сутки. И К УЖАСУ СВОЕМУ, КАК АРХИЕРЕЙ, УБЕДИЛСЯ, ЧТО СТАТЬЯ НАПИСАНА НА ФАКТИЧЕСКОМ МАТЕРИАЛЕ гнусного письма о. Симеона одной из своих близких ему интимно женщин, некой Анне Акимовне Козолуповой в г. Саранск. Письмо представляет собой соединение квазирелигиозности, мистицизма, карьеристических устремлений с ярко выраженным гетеросексуализмом в самом изощрённом виде, причём всё перемешивается. И соборование, и исповедь, и ...половые акты, и изощрённое влечение последователя Мазоха или старца из купальни Сусанны (Даниила. Гл. XIII). (В современном синодальном издании гл. XIII в книге пророка Даниила отсутствует. — С. С.)

Герои Боккаччо или Апулея бледнеют в сравнении с “метафорами” отца Симеона. Разве лишь покойный Барков может позавидовать сравнениям в письме иеромонаха Симеона. И этот порнографический документ попал в руки сотрудников редакции газеты “Сталинградская правда”.

А случилось это так. Судя по штампу, иеромонах Симеон послал это письмо в г. Саранск на имя Анны Акимовны Козолуповой с ложным адресом отправителя, указав на конверте адрес “Сталинград, Флотская 8, Е. В. Надеждина”. Письмо, не найдя адресата в г. Саранске, вернулось в Сталинград по указанному на конверте адресу. Но совершенно понятно, что Надеждиной по указанному адресу не оказалось. Почта обратилась в адресный стол, но и там такой не оказалось. Тогда по почтовым правилам письмо было вскрыто и обнаружено, что оно написано духовным лицом, но без имени и адреса. Тогда начальник почтамта решил передать его в редакцию для использования в целях антирелигиозной пропаганды. (Письмо в редакцию от 10/V с.г. за № 10). Редакция использовала его в напечатании фельетона в вышеуказанной газете. Таким образом, “тайна” иеромонаха Симеона стала явной”.

Епископ провёл следствие, несколько раз допрашивал иеромонаха и добился от него признания в авторстве письма:

“Прибыв ко мне 23 мая в Астрахань, иеромонах Симеон убеждал меня в своей невиновности и облыжных на него обвинениях. Лишь 4 июня при личном допросе мною, в присутствии членов Епархиального Совета: архимандрита Сергия и протоиерея Евгения Смирнова, под давлением письма, предъявленного ему в копии, и косвенных улик, он признал себя виновным в том, что он писал это гадкое и скверное письмо. При этом он отрицает свои массовые интимные связи с разными девицами и женщинами, к нему приезжающими из многих мест Советского Союза под предлогом исповеди и говения. Его квартира в Сталинграде являлась местом для приезда многих девушек и женщин. Иными словами, он использовал Св. Таинство Покаяния в гнусных целях вовлечения женщин в сожительство с собой, да ещё противоестественным способом. Теперь понятно, почему Лидия Бушуева везде следовала за ним. Из Пензы и Саранска она отправилась в Полтаву, затем в Астрахань, с ним вместе в Сталинград и жила недалеко от него, при этом ей всего 24 — 26 лет. Мне приходилось наблюдать среди его “духовных чад” очень экзальтированных женщин и девиц. Его я не раз предупреждал о том, чтобы он прекратил их к нему паломничества, как единственно православному и благодатному пастырю. Сожительствующая с ним гражданка Александра Фёдоровна Шаталова не раз била Бушуеву по щекам на клиросе, но о. Симеон объяснял это нервностью и невоспитанностью А. Ф. Шаталовой”.

Сергий вспомнил и всё бывшее — обидное для него, для духовенства Сталинграда — и даже некоторые приватные разговоры иеромонаха, разносимые им слухи, которые, как брошенный бумеранг, возвращались обратно и били по Церкви:

“Иеромонах Симеон пытался клеветать на причт собора, якобы его третирующий и дурно к нему относящийся. Особенно доставалось от него достойнейшему старцу протоиерею Димитрию Днепровскому.

Иеромонах Симеон клеветал в письмах на меня своим знакомым, но особенно возмутительно, что он касался Высочайшей Личности Вашего Святейшества, в своих инсинуациях провоцируя Ваше Первосвятительское управление Русской Православной Церковью. <...> Он, конечно, отрицает всё, как отрицал и написание им гетеросексуального письма Козолуповой.

Он даже мне не постеснялся сказать, что VIII Вселенского Собора быть не может, т.к. их должно быть только 7 — по числу Св. Таинств, и это в прошлом студент Богословского института!?

В Сталинграде им муссировались разные провокационные слухи в соборе, о чём мне говорил уполномоченный по делам Церкви, настоятель собора и др. лица. В чём и я сам убедился”.

Решением епархиального совета иеромонаху было определено наказание:

“По всем данным его следовало лишить священного сана, но памятуя Ваши указания мне, я при изменившейся обстановке запретил его в священнослужении и направил в Одессу, пока в распоряжение Высокопреосвященного Бориса, с последующим представлением Вашему Святейшеству. В соответствии с 58 пр. св. Василия Великого я пока регламентировал ему запрещение на 15 лет и с пребыванием в монастыре. О сём он сам просит, о чём представляю его покорнейшее прошение от 5 июня с/года. Но все мои решения и Епархиального Совета, на заседании коего я сам председательствовал, как и своё решение, я считаю мерой пресечения, до окончательного решения его дела Вашим Святейшеством. Налицо гнусный преступник, использующий религиозные чувства в гнусных, порочащих целях вовлечения молодёжи женской в разврат, в самых гадких формах.

При сём представляю следующие документы:

1) Газету “Сталинградская правда” от 22 мая с/года за № 119.

2) Клеветнический рапорт иеромонаха Симеона на прот. Димитрия Днепровского и диакона В. Молодецкого, якобы сообщивших о нём редакции для напечатания статьи. От этого рапорта он отказался и признал себя клеветником.

3) Фотокопию отношения начальника почтамта т. Чувашина от 10/V о письме с неправильным адресом, полагая, что пишет священнослужитель, “который ведёт недостойный образ жизни”.

4) Подлинный конверт на моё имя, написанный иеромонахом Симеоном, для сличения его графологии с фотокопией.

5) Фотокопия письма иеромонаха Симеона (Сиверс) А. А. Козолуповой с фотокопией конверта и мною лично перепечатанным текстом на машинке для удобства чтения его Вам.

6) Показание иеромонаха Симеона от 5 июня с/г в подлиннике. В показании он хочет ослабить вину свою редкими встречами с Козолуповой и отрицает своё гнусное воздействие на верующих при помощи Св. Исповеди.

7) Покорнейшее прошение на моё имя о направлении иеромонаха Симеона в монастырь.

8) Выписка из постановления Епархиального Совета от 6 июня с/г за № 5 по делу иеромонаха Симеона.

9) Моё постановление о запрещении и направлении его в монастырь от 7 июня с/года, кое ему зачитано.

Ваш усердный послушник и покорный слуга, епископ Астраханский и Сталинградский Сергий. 9 июня 1958 года”13. 

Обращение епископа Сергия к клиру и пастве

Когда дело иеромонаха окончательно разрешилось, епископ, чтобы как-то разъяснить ситуацию и обосновать решение своё и епархиального совета, обратился к клиру и пастве по поводу всего случившегося:

“С грустью пишу сие послание Вам, дорогие, с мукой сердечной скажу Вам, что не напрасно было поднято в газете имя иеромонаха Симеона. — “Бодрствуйте и молитесь, чтобы вам не впасть во искушение” (Матф. 26, 41). — “Пусть думающий, что он стоит, берегись, чтобы не упасть” (1 Коринф. 10, 12). Впрочем, грех заставляет человека насильно делать то, что он ненавидит, и не делать того, что он хочет. Эта мысль великого Апостола языков (народов) вложена им в текст послания к Римлянам в главе 7-й ст. 12 — 21.

Сила греха велика, и бывают минуты, когда грех является какою-то внешнею, не зависящею от человека роковой силой, лишающей его свободы обсуждения со своей совестью своих поступков. Так, очевидно, случилось и с отцом Симеоном. Сила греха повлекла его ниже и ниже. Статья была напечатана на фактическом материале его личного письма к одной женщине, весьма откровенного и греховного. В чём он был вынужден мне признаться при свидетелях.

Святые Отцы учат монаха смирению и уничижению, дабы он не впал в прелесть греха, т.е. не упал в пороки и грехи. Мы знаем много примеров падений, даже достойных старцев и пастырей, но никому не закрыт путь восхождения и лестница спасения. Иеромонах Симеон, являя собой идеал пастыря в своём сознании и возгордившись, наказан за сие Господом, да смирит себя уничижением греха и порока.

Меня он просил помолиться за него, и Вас, дорогие, я прошу о молитве за него. Ибо с пророком Давидом вопиет: “Беззаконие моё познах, и греха моего не покрых, рек: исповем на мя беззаконие моё Господеви и бы оставил еси нечестие сердца моего” (Посл. 31, 5). Мужайтесь, братья и сёстры, о Господе, обстоятельство грехопадения пастыря покройте молитвою, да укрепит его Господь. Ибо: “Если и впадёт человек в некое согрешение, вы духовные исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушённым” (Галат. 6, 1).

Никто из пастырей в сем храме и Сталинграде вообще никогда ничем не досаждал ему, но за высокоумие и гордыню Господь покарал его. Да очистит грехи свои в обители, подвигами монашества и аскезы, особенно же за грех соблазна и унижения чести святой Церкви. Справедливо написано в газете о нём и лишь только малая часть помещена из письма его, а тень брошена на честь святой Церкви и пастырства. За то и указано ему пребывать во обители многие годы, да постом и молитвою искупит грех свой.

О нём скажу псалмопевцем: “На брата своего клеветал еси” (Пс. 49, 20).

Ему стоит лишь с покаянным псалмом реши: “Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя” (Пс. 50, 11).

“Умоляю вас братие, остерегайтесь производящего разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них” (Римл. 16, 17).

“Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами” (Филипп. 4, 23).

Аминь.

Дано в кафедральном граде нашем Астрахани, в лето от Рождества Бога Слова воплощения 1958 месяца Иуния в 10-й день”14.

 Письма в защиту

Сила веры в иеромонаха, убеждение в его невиновности были так велики, что верующие не верили и не хотели верить в саму возможность того, что их батюшка мог совершить такое. А если и принимали случившееся за факт, то готовы были простить своему духовному отцу всё и закрыть глаза на грех своего наставника, ибо только он один по-настоящему убеждал и утверждал их в вере.

Многочисленные сторонники Сиверса пишут даже гневное письмо уполномоченному С. Б. Косицыну (13.06.1958), упрекая последнего: “Как же ты допустил до этого и за что тебе платят деньги, надо было бы тебе самому ездить в храм Божий и наблюдать за порядком”. И далее пишут о нечистоплотности священников и служащих церкви, о просфорах с плесенью, т.е. о всём том, что порочит храм Божий и подрывает религию. “Приезжай в церковь да пошли туда санитарных врачей, чтобы они осмотрели всех, как на производстве, нет ли там дурной болезни, чтоб опять фельетона не было” (Имеется в виду последняя строчка фельетона, где сказано “о грязных руках о. Симеона, которые целуют верующие”).

И в заключении своего гневного письма, в подтексте которого мысль о невиновности Симеона, с нотками угрозы обращались: “Тов. Косицын, наведи порядок, чтоб не пришлось обращаться в редакцию или писать в Москву. Особенно проследи за попом Николаем, а он как петух всех баб перещупал и с грязным подрясником бывает в храме Божьем. Если не наведёшь порядок, напишем самому Хрущёву”15.

Обыденность и обыкновенность наскучили прихожанам: им недоставало чего-то. Нужны были не простые исполнители треб и служб, а священники, которые бы своими священнодействиями вызывали слёзы, из глубины сердца исходящие...

Надо сказать, что служение Симеона в Казанском соборе г. Сталинграда имело для епархии и экономические выгоды. С приходом Симеона народ повалил в храм, ибо пастырь был необыкновенный — на фоне формальных служб и “серых” проповедей местных священников. Религиозное сознание, пребывающее в застойной атмосфере, требовало прорыва, экстаза духовного и мистического. Иеромонах Симеон был способен на это — дать пастве приобщение к тайне Божества. И в этом ему не было равных.

И совсем не случайно, что верующие писали неоднократно письма с требованием вернуть им их батюшку. Письма верующих ясно говорят об одном: им он был нужен и такой! 

Оправдание

Ещё старец Зосима у Ф. М. Достоевского говорил, что “любят люди падение праведников”. Сказанное больше относится к образованным классам. Простой же верующий народ любил монахов и в их грехах.

На безнравственность некоторых из монашествующих ещё в конце ХIХ — начале ХХ столетий указывали яростные обличители из светской интеллигенции — журналисты, писатели (например, Л. Н. Толстой).

Разоблачительную горячку несколько остудил своей статьёй архиепископ Антоний (Храповицкий?), дав исчерпывающий ответ по этому вопросу. Что за опасная такая болезнь явилась в обществе: общество, погрязшее во грехе и блуде, вознамерилось обличать монашество и духовенство. Эти притворные радетели благонравия напоминали архиепископу Антонию одну аналогию из Св. Писания: “как блудница ненавидит женщину честную и весьма благонравную” (3 Ездр. 16, 50), так и общество, прогнившее от разврата духовного, ненавидит монахов...”. Отчего это интеллигенты наши готовы потерять веру во Христа при виде пьяного диакона? “Или они сами уже так трезвы и целомудрены? Нет, но их внецерковное воспитание внушило им совершенно ошибочное мнение, БУДТО ДОБРОДЕТЕЛЬ ЕСТЬ СПЕЦИАЛЬНОСТЬ ОДНОГО ТОЛЬКО ДУХОВЕНСТВА И ЗАПОВЕДИ МОИСЕЯ ДАНЫ ОДНИМ МОНАХАМ, не говоря уже о постах и молитве. Нет, милостивые государи и государыни. Не одни монахи, но и миряне по правилам Вселенских Соборов и Св. Апостола должны быть отлучаемы от Св. Причастия: за нарушение поста — на 2 года, за блуд — на 7 лет, за прелюбодеяние и содомский грех — на 15 лет, за убийство — на 20 лет, а за непосещение трёх подряд воскресных литургий, за неговение в продолжение целого года — и вовсе отлучаемы от церкви”16.

Указанные размышления архиепископа Антония, относящиеся к началу ХХ века, отчасти и лишь в некоторой малой степени применимы и справедливы к эпизоду 1958 г.: слишком большие изменения произошли за полвека. Церковь была настолько деформирована, что применять к ней критерии 1907 — 1908 гг. было бы большой нелепостью, как и отлучать от Церкви за “непосещение трёх подряд воскресных литургий”! Но, тем не менее, нельзя не признать правоты и наблюдательности архиепископа Антония.

Симеон все годы своего мужественного служения вёл обширную переписку со своими духовными чадами, поклонниками и, если можно так сказать, духовными учениками. Сталкивался с самыми разными людьми. Многие видели в нём редкий образец истинного пастыря и стали его страстными поклонниками и почитателями. И как любой живой и смертный человек, он был грешен, одолим страстями и не всегда мог удержать их в узде.

Не сегодня и даже не вчера сложилась традиция в описаниях жизни сподвижников, простых священнослужителей и известных иерархов Церкви — умалчивать о всём том, что не вписывается в идеально-лубочную картинку, умалять земное в человеке, включая и его грехи-проступки. Но, что там говорить, даже великие святые, канонизированные Церковью, общепризнанные подвижники и великомученики, пострадавшие за Христа и веру православную, — грешили. Но и велико было их покаяние. В этом разгадка. Примеры: Мария Египетская, русская княгиня Ольга, князь Владимир.

Обыденно-обывательское сознание “требует” от крупных церковных личностей, известных исповедников и пророков своего времени только кристальной чистоты и абсолютной безупречности. Один неверный штрих, одна соринка в образе подвижника — и сознание обывателя бунтует, возражает, кричит в неистовом возмущении и со злорадством: вот ваши святые какими грешниками оказались!

Ничуть не оправдывая поступки иеромонаха, не вполне вписывающиеся в церковные каноны, всё же скажем так: безупречное служение, молитвы за пасомых, покаяние, слёзы, самобичевание и самоуничижение перед Богом — искупают личный грех. Ещё Ф. М. Достоевский писал, что “нет такого греха, которого бы Бог не простил кающемуся”.

Нельзя впадать в соблазн, которому поддался Л. Н. Толстой. Увидев мелкую, но безусловную правду о Церкви, состоящую в недостойных священнослужителях, во внешнем обрядоверии народа и т.д., писатель не заметил самой крупной правды, которой может гордиться Церковь, — выработанного ею идеала святости.

Русская Церковь, совершая ошибки, спотыкаясь и падая, уклоняясь и изменяя своему делу, всё же за многовековую историю своего существования выработала идеал святого человека, самый тип святости, стиль и образ святой и благочестивой жизни. Это — главное, что затмевает все грехи и промахи Церкви, искупает их. В этом состоит крупная правда Церкви, которую не увидел из-за “близорукости” Л. Н. Толстой. А разглядел лишь грязные рукава у священников, нечёсанные и немытые слипшиеся волосы, монаха, совершившего тягчайший грех и преступление17.

Более того, благодать действует и через недостойных пастырей, как бы поверх их головы, не перенося на пасомых их собственные грехи18. И отделяться от пастырей из-за их человеческих слабостей никто не имеет права. Почему? Да потому, что мы повинуемся нашим пастырям не за одни их личные достоинства, а главным образом за благодать Божию, на пастырях пребывающую и нас освящающую. Об этом говорили блаженный Феофилакт и Никон Чёрная Гора. Об этом сказано и в “Номоканоне” — Кормчей книге.

Ко всем, кто отделяется от пастырей за их человеческие немощи и позволяет себе при всяком случае подвергать пастырей поношению и глумлению, относятся слова “Номоканона”:

“Яко недостоит просту человеку укорити священника, или запрещати, или поношати, или клеветати, или обличати в лице, аще негде и истинна суть. Аще же постигнет сие сотвориши простолюдин, сиречь простой человек, да есть анафема, и да изгнан будет из Церкви, отлучён бо есть от Святые Троицы, и послан будет во Иудино место. Писано бо есть: князю людей своих да не речеши зла” (“Номоканон”. Пр. 121-е. Л. 35).

Из этого правила следует, что простому верующему человеку запрещено осуждать пастыря в совершённых им явных грехах. Только выйдя из Церкви, отрешившись от её канонов и догматов, можно судить пастыря. По церковным законам, осуждать пастыря — дело не прихожан, а церковного суда на то существующего. Правило это было установлено не вчера. Церковь предвидела и предполагала возможные нападки на её служителей и, как бы ограждая себя от этого, выстраивая самозащиту от всякого рода обличителей её, присвоила только себе право осуждения.

Имели ли право обличать блудного монаха безбожники? Видимо, да. Ведь они не состояли в Церкви. Другое дело, что обвинения со стороны Церковь может и не признать. Её слово в этом — последнее и решающее.

Ещё одним сильнейшим аргументом в защиту старца являются письма, до сего дня идущие в православные газеты и свидетельствующие о благодатном воздействии всей деятельности старца. Так, газета “Православный Санкт-Петербург” (1998, № 1) публикует письмо в защиту иеросхимонаха Сампсона, подписанное “питерскими духовными чадами старца”. Они пишут: “Иеросхимонах Сампсон при земной жизни был гоним и унижаем, но всегда с большим смирением принимал всё, что происходило с ним. Он молился за всех своих врагов и нас учил терпению. Но сейчас, когда после блаженной кончины старца (в 1979 г. — С. С.) развёртывается клеветническая кампания, мы не должны молчать. Батюшку называют лжестарцем, а его духовный путь — прелестью. Мы же, кто в общении и на опыте знал его мудрость, любовь, терпение, молитвенный дух и прозорливость, свидетельствуем: никто из духовных чад старца Сампсона не был обманут им. Если бы обман существовал, то ныне многие духовные дети сейчас мучились бы от нарушений психики и поломанной жизни. <...> После исповеди у старца Сампсона мы выходили обновлёнными, вновь родившимися, ЧУВСТВОВАЛИ, КАК ОДЕЖДЫ НАШИХ ДУШ УБЕЛЯЛИСЬ”. 

Обличение 

Ничуть не подвергая сомнению опыт приобретения, данный о. Симеоном своим поклонникам, и не подозревая о. Симеона, как это делают неизвестные нам критики, в “лжестарчестве”, отметим, что всё же одолевают сомнения и возникают вопросы: может быть, сами пастыри придумали себе это оправдание (благодать действует и через недостойных пастырей)? Каково же соотношение догматов и грехов? И судить священника может только суд церковный, который и “снимет с него” благодать, на нём пребывающую по должности? Но можно ли серьёзно верить в “благодать по чину и по должности”?

Попытаемся избежать общеизвестной примитивной методики обличения, негативный образец которой показал Ф. М. Достоевский:

“Существуют искони некоторые приёмы обличения, крайне парадоксальные, но чрезвычайно метко достигающие цели. Например: “это люди святые, стало быть, и должны жить свято, но так как мы видим обратное, то” ...вывод ясен. И это чрезвычайно действует. Да, действительно, были в истории христианства и в Церкви плотоугодники. Были и в первые времена христианства, и ещё при святом Феодосии были и грех и мерзость, но зато были и основатели христианства, и мученики за Христа, и сам святой Феодосий”19.

Тем не менее, если подойти строго, то апостол Павел мог спросить иеромонаха Симеона, как когда-то, упрекая евреев в законничестве и самомнении, в их убеждённости в собственной непогрешимости, обращался с укором:

“Вот, ты называешься Иудеем, и успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом, и знаешь волю Его, и разумеешь лучшее, научаясь из закона, и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образец ведения и истины. Как же ты, уча другого, не учишь себя самого? говоря: “не прелюбодействуй”, прелюбодействуешь? гнушаясь идолов, святотатствуешь? <...>” (Римл. 2. 17 — 22).

Как можно назвать учителя, призывающего учеников к исполнению в себе лучших нравственных идеалов, а самого и в малой степени не стремящегося к их воплощению в себе? Лицемером, ханжой?

Как можно понять священнослужителя и пастыря, призывающего с амвона паству и своих духовных чад к незлобию, к смирению, к духовному совершенству и к исполнению всех заповедей Божиих, а самого — погрязшего во грехе — блуде? Или Христос учил людей жить по двойным стандартам морали: на службе в церкви — один и почти святой; в жизни, в быту и семье — другой (?).

В этом противоречии слова и дела приоткрывается одна из причин отталкивания многих людей интеллигентского сословия от Церкви. И что бы там ни говорил и ни писал в одной апологетической статье Н. А. Бердяев, что “христианство не виновато, что христиане, священнослужители, верующие оказываются недостойными”, этого никогда не поймёт обыденное сознание20. Судили и судят о Церкви по священнику, по монаху. “Священное сословие должно держать себя в святости, не плотоугодничать, не копить, подавать пример воздержания, нищеты даже, и что если всё происходит обратно, то теряется цель, польза и сердце возмущается при виде столь жирно награждаемой праздности, невоздержанности и проч.”21.

К сожалению, обыватель готов предъявлять максимальные требования более к другим, нежели к себе. И чужой грех в глазах такого строгого обличителя вырастает до размеров слона.

Ещё в конце ХIХ столетия возник даже спор о возможности допущения к Св. Причастию блудников и прелюбодеев из мирян, говорящий скорее о неурегулированности вопроса. В одной церковной летописи священник записывает эту проблему: “В отношении разрешения на исповеди у священника является недоразумение, как поступать с явными блудниками и любодеями — разрешать или связывать? В “Церковном вестнике” вопрос этот решается неодинаково. Один епископ пишет своему клиру вроде того, чтобы всех без различия допускать к Св. Таинству Причащения. В другой статье <...>, на основании практики и учения Святых Отцов Церкви, кающиеся допускаются ко Св. Причащению с разбором, а на упорных позволяется даже налагать епитимии с разрешения епископа, не допускать их в случаях исключительных до Св. Причастия даже собственною властью священника. — Как быть?”22.

Думается, предпочтительней второй вариант. Но в указанном эпизоде речь шла о мирянах. А что тогда говорить о священнослужителе и тем более монашествующем?

Так или иначе, но очень ясно и недвусмысленно сказано в правиле 25 Св. Апостола (из “Книги правил”): “Епископ, или пресвитер, или диакон, в блудодеянии, или в клятвопреступлении, или в татьбе обличённый, да будет извержен из священного чина, но да не будет отлучён от общения Церковного. Ибо Писание глаголет: не отомстиши дважды за едино. Такожде и прочие причетники”.

Может быть, лучшим и более нужным священнослужителем является тихий, скромный, незаметный сельский священник, добросовестнейшим образом исполняющий требы, по уставу проводящий службы и не произносящий громких речей и проповедей, не претендующий на звание властителя душ, не имеющий, может быть, от природы и сверхспособностей и богатых данных, смиренный, со всеми ладящий, не разжигающий до предела страсть почитания к себе. Через такого священника благодать не льётся на верующих обильными потоками (как в случае с Симеоном), а лишь падает скупыми капельками, и то не на всех, а только на тех, кто этого очень сильно хочет. Но нет на таком священнике пятна, чисты его одежды, не возникают вокруг его имени разные слухи и небылицы.

Обретение веры — умение, способность, желание и усилие человека стяжать Божественную благодать. Крепость веры создаётся прежде всего этим внутренним тяжелейшим, мучительным трудом ума и сердца, но никак не внешними “возбудителями”. Нет таких внешних “передатчиков” Божественных энергий. Отчего же многие люди хотят приобрести даром, без затрат и без своего труда? Благодать — нетварная Божественная энергия и не даётся даром, как незаслуженный и неожиданный подарок судьбы, и поэтому сходит не на всех, а лишь на достойных. Бог — Христос унизился в своей любви к падшему человеку, сойдя на землю и воплотившись в человека. Так и человек должен подниматься вверх — навстречу Богу, отряхивая с себя прах и грех земной. И если нет усилий и собственного встречного движения — то грош цена такой вере.

Современные барышни

Среди многочисленных почитательниц о. Симеона встречались женщины, очарованные батюшкой, до фанатизма увлечённые им. Вследствие преданности, одержимости без меры эти барышни совершенно не контролировали своё поведение, не задумывались над тем, что дискредитируют батюшку своей близостью к нему, доходящей до неприличия. А он и без того находился под прицелом богоборцев.

Достоевский обратил внимание, что у нас в России “есть особенный тип таких барынь, которые хоть и очень богомольны, но вместе с тем и наклонны к некоторым уже непозволительным снисхождениям к служителям церкви”. У таких барынь “пламень набожности принимает в высшей степени неестественную потребность, так сказать, усластить, заласкать, залюбить, лично и даже по-земному, самого уважаемого и чтимого ими служителя Божия”. Писатель психологически раскрыл и “технологию” овладения сердцем монаха: “Вначале, например, из самой горячей набожности посылают служителям Божиим конфеты, сласти, не рассуждая, что, как ни невинны эти посылки, всё же они дьявольский соблазн; и затем постепенно расширяют идею о конфетах до пределов совсем непозволительных”. С присущим писателю сарказмом Ф. М. Достоевский продолжает: “Всего любопытнее, что вся эта неестественность рождается почти из похвального чувства и до того обманывает природу, что в моменты сильнейшего грехопадения уживается с молитвами, молебнами, постами и проч. В народе же такое случается, но совсем по-другому: если же и происходят у монастырских грехи с женщинами из народа, то уже совсем как грехи — вполне откровенно и безо всякого ложного оттенка святости”. Писатель заключает: “Мы заметили, что в католицизме эти случаи повторяются чаще, чем у нас, у нас же совсем даже редки”. “Тип отвратительный, но весьма любопытный и стоящий внимания, как болезненный нарост нашей цивилизации”23.

Шаталова и Бушуева, буквально всюду преследующие о. Симеона, думается, представляют собой такой тип современных барышень.

Есть люди, часто путешествующие к святым местам, к старцам, к благодатным источникам. Паломничества издавна считались подвигом благочестия. Но ныне всё чаще и чаще замечаешь, что от старца к старцу, от одного известного священника к другому кочуют одни и те же люди. Им просто не сидится на месте: услышат новое имя, и срочно в путь. Что движет этими людьми, какую цель они преследуют?

О. Иоанн Кронштадтский в дневнике писал по этому же поводу: “За мною гоняются из города в город какие-то странствующие девушки и женщины. Они, слышал я, признают меня за Христа, и я не допускал их иной раз до Святой Чаши Тела и Крови Христовой. Надо их испытать. Они ничего не делают, а только перекочёвывают с места на место: где я, там и они”.

Вот такое грустное и болезненное явление представляют собою эти люди — “без дела живущие”, страстно “гоняющиеся за чужой благодатью”. Но справедливо сказано, что “чужой благодатью не обрящешь спасения”, сколько не набирай её! И есть масса примеров самых достойнейших старцев — святых и праведников, десятилетиями живших и молившихся на одном месте и стяжавших Божественную благодать. Об этом явлении в прошлом и в настоящем размышляет монахиня Пелагея на страницах газеты “Православный Санкт-Петербург” (1998. № 4. С. 6).

 Объяснение

 Нужно понимать и историческую обстановку, в которой произошёл инцидент.

В 1957 г. происходит перелом в церковно-государственных отношениях. Если прежде, при всех ограничительных и сдерживающих мероприятиях, Церковь всё же ещё по инерции использовала возможности, предоставленные ей толчком Положения об управлении РПЦ 1945 г., то теперь начинается возврат к недоброй памяти законодательству 1929 г. (Постановление 8 апреля 1929 г. “О религиозных объединениях”).

Внимательно следили за деятельностью иеромонаха “глаза и уши” уполномоченного по делам РПЦ по Сталинградской области С. Б. Косицына — разные добровольные помощники из числа безбожников и членов общества “Знание”, тихонечко стоящие в храме и фиксирующие всё, что там происходит, все речи и проповеди Симеона. Именно из их сообщений уполномоченный составлял общие отчёты и давал характеристики, сообщая обо всём достойном внимания в Совет по делам РПЦ Г. Г. Карпову. Так, стоял в церкви во время богослужения местный “писатель”-безбожник Г. В. Тупиков, покрывавший свою безграмотность активной работой в обществе “Знание” и сотрудничавший с С. Б. Косицыным составлением подробных отчётов и писанием разоблачительных книг24.

Ради справедливости надо сказать, что и само духовенство Казанского собора, вынужденное общаться с С. Б. Косицыным, в “непринуждённых беседах” информировало последнего о Симеоне.

Все противоречия того времени следует рассматривать через призму своеобразного “треугольника”: священнослужители — верующие и прихожане — советские государственные органы. Советская власть неприкрыто стремилась изолировать Церковь и её священнослужителей от массы верующих, дискредитировать духовенство, оторвать верующих от Церкви и так далее. Любые средства были “хороши” для советской власти, лишь бы они ослабляли Церковь. Уполномоченный С. Б. Косицын не составлял в этом исключения, и не им было придумано: поощрять внутрицерковные расколы и способствовать их разрастанию, расширению. “Чем хуже дела внутри церкви — тем лучше”, тем скорей отомрёт религия и последний верующий разуверится... — такой принцип в отношении Церкви, наверное, могла написать на своём знамени руководящая партия.

А внутренние расколы были двоякого рода: 1) между причтом и церковным советом из-за обладания церковноденежным ящиком; 2) внутрипричтовые расколы.

Поощрялось и инспирировалось образование нескольких (двух, а иногда и трёх!) противоборствующих групп внутри одного прихода (пример: Успенский молитвенный дом в Красноармейске, в котором едва не каждые полгода менялся настоятель и который справедливо назывался всеми извергающимся “вулканом”).

Выяснялись нестойкие, колеблющиеся и сомневающиеся священники и служители церкви. Подмечались и улавливались любые малейшие их прегрешения — бывшие и мнимые. Новой козырной картой в руках разоблачителей религии стала тема нравственности и “аморального поведения” духовенства с доказательствами — фактами пьянства, блуда, сребролюбия, присвоения церковноденежного ящика священниками и т.д.

Руководящая партия говорила верующим: “присмотритесь повнимательнее к своим священнослужителям, которые, прикрываясь именем божьим, набивают деньгами свои кошельки, обманывают и дурачат вас”. И подобная аргументация имела под собой некоторые основания и находила определённый отклик у части верующих. Больно было смотреть на недостойного пастыря.

Конец 50-х гг. отмечен ещё одним примечательным и печальным явлением — накатившей волной разоблачений и самоотречений священников со снятием с себя сана и отходом от веры. Только в одном Сталинграде и в области в 1957 — 1959 гг. возникли дела в связи со снятием с себя сана священником г. Михайловки Константином Спасским, иноком Валентом и т.д. Отрекшись от сана — поступили, может быть, и честно: почувствовали в себе слабость, сомнение и признались тем самым, что им не по силам нести груз священства в столь тяжёлое безбожное время. Но отрекшись от веры — совершили предательство. И если первое ещё как-то можно понять и оправдать, то второму — Бог судья.

Подобные случавшиеся конфликты “подогревались” и разжигались уполномоченным: ещё бы, всякий скандал, всякий раскол и разобщение в Церкви были маленькими победами и радостями безбожников. И Сиверс в этом плане был очень удобной фигурой “для битья”.

Думается, что в конфликте свою долю вины несут обе стороны. Если выгораживать Сиверса, то, значит, следует признать никчёмность, бездеятельность всего причта Казанского собора. Если же признать правоту только за священнослужителями собора, то как тогда объяснить явное оживление религиозной жизни в Сталинграде с приездом иеромонаха Симеона?

А епископ Сергий поступил с иеромонахом Симеоном не строже, чем поступил бы другой архиерей.

Post scriptum

Имеющийся материал из государственного архива неопровержимо свидетельствует о случившемся. Автор не один раз задавал себе вопрос: а не попал ли он в сети умело сплетённой хитрой рукой западни (или выстроенного лабиринта без выхода), провокации? Но если отталкиваться не от фантазий или измышлений, а лишь от исторического источника, то на это сомнение нет даже и тени намёка. Подтверждается сам факт письма определённого содержания и устанавливается точно его автор — иеромонах Симеон. Всё остальное — случаи развращённого поведения, блуда и т.д. — только следствие после прочитанного письма, что не обязательно бывшее, а возможно, и выдумка. Разве что какая-либо дополнительная и достоверная информация скрыта в архивах органов безопасности (КГБ — ФСБ)? Но она для нас недоступна!

Помня о критическом отношении к любому, даже самому достоверному на первый взгляд, источнику, всё же не освободиться от одолевающих сомнений. То, что для обывательского сознания ясно как белый день, историк не может воспринимать однозначно, он не имеет права идти на поводу у составителя документа.

У дочитавшего статью до конца наверняка возникает впечатление, что она написана двумя разными людьми. Действительно, один — яростно обличает, другой — так же ревностно оправдывает, ищет объяснения и извинения случившемуся. Самое удивительное, что эти два голоса спорят, доказывая каждый свою правду, но принадлежат одному лицу, осознающему, что любой человек не может быть охарактеризован только в бело-чёрном цвете. Скорее подходят полутона.

Земной путь монаха Симеона-Сампсона (Сиверса) — не восходящая прямая освобождения от земных грехов и помышлений в устремлении к Богу. Его дорога — ломаная линия с движениями вверх и вниз, вперёд и назад. И трудно разобрать, в каких поступках монах исходил из своих осознанных волений, а в чём — обстоятельства внешнего давления оказывались сильнее слабого и немощного человеческого естества.

И поэтому, думается, необходимо десакрализовать “святость” батюшки Симеона, оказавшегося, мягко говоря, не на высоте. Сиверс не вполне правильно и честно распорядился властью, данной ему от Бога. Святой Дух сообщил ему благодать священства, но если, по мысли В. Н. Лосского, “священник лично не стяжал благодати, если разум его не просвещён Духом Святым, он может действовать под влиянием человеческих побуждений, может заблуждаться в отправлении власти, дарованной ему Богом. Несомненно, он понесёт пред Богом ответственность за свои действия”25. Не то ли случилось с иеромонахом Симеоном в Сталинграде? Монах, несущий добровольно и пожизненно три обета-отречения: целомудрия, смирения и послушания, не соблюдший себя в главнейшем, достоин осуждения.

Возвращаясь к мысли Экзюпери, приведённой в начале статьи, скажем так: Сиверс многих приручил, многие доверились ему, но ощутил ли он ответственность за пасомых? В итоге всего, независимо от субъективных желаний иеромонаха, объективно Сиверс потрудился не во благо, а во вред Церкви. Историческая обстановка тех лет требовала от священно- и церковнослужителей высочайшей человеческой порядочности, честности и нечеловеческих усилий по сохранению внешне и законно оформленной (а значит — существующей и живущей) и внутренне единой и чистой Церкви. Примеров священнослужителей тогдашней Сталинградской области, сохранявших внутреннюю чистоту, требовательность к себе, верность служительскую, умеющих строить отношения с прихожанами, с властями и осознающими ответственность за каждый свой шаг и возможные последствия — таких было много: настоятель Александро-Невского молитвенного дома в Верхней Ельшанке о. Павел Шумов, настоятель церкви г. Камышина Потапов и др.

И ещё один немаловажный вывод следует из показанной истории. Идущая волна канонизаций официальных и особенно неофициальных причислений к ликам святых общероссийских и местночтимых лиц не должна бездумно захлестнуть Россию. Иначе обесценится само понятие “святости”. Профанирование “святости”, выражающееся в замалчиваниях и приукрашиваниях, есть уже грех с христианской точки зрения. И для убеждения в справедливости этого нет необходимости обращаться к правилам Апостольским или Вселенских Соборов. Всякое сомнительное должно подвергать тщательной критике и проверке фактами.

Сегодня Церковь очень серьёзно, осторожно и ответственно относится к результатам идентификации уже захороненных останков Николая II и его семьи, так как в случае причисления царских мучеников к лику святых останки будут признаны мощами. У Церкви есть большие сомнения в принадлежности этих останков царской семье. И она поостереглась от спешки и справедливо не стала шумно их освящать. А ошибки быть не может и не должно. Если РПЦ на соборе в 2000 г. и канонизирует семью царских мучеников, то строгая и безупречная проверка — ещё и ещё раз — говорит о большой мере ответственности, которую берёт на себя Церковь.

Так же строго необходимо относиться ко всем новоявленным “святым”. Определённые группы людей могут поклоняться отдельным пастырям — это их право. И для них такой пастырь был, может быть, действительно святым. Но объявлять о “святости” во всеобщей, церковноканонической форме, утвердительно-однозначной и как будто уже предрешённой, — дело только Священного Синода. Поясню: опыт общения с человеком открывает нечто в нём неповторимое и замечательное — добрый человек для меня “светится” весь и меня преображает. Но это только мой, индивидуальный и личный приобретённый опыт. Мне нужно было увидеть этого человека, встречаться с ним, говорить. Со святым праведником не нужна, да и невозможна очная встреча — в совпадающем времени и пространстве. “Личная встреча” с ним происходит несколько в ином смысле — в поклонении общепризнанным и канонизированным Церковью святым.

Чтобы причислить о. Симеона-Сампсона к исповедникам, нужно отменить церковное постановление 1958 г. и признать его несправедливым. А для этого надо доказать, что письмо было сфальсифицировано.

Что же касается святости, то скажем словами Ф. М. Достоевского: “Мы любим наши святыни, но потому лишь, что они в самом деле святы. Мы не потому только стоим за них, чтоб отстоять ими порядок. Святыни наши не из полезности их стоят, а по вере нашей. Мы не станем и отстаивать таких святынь, в которые перестанем верить сами, как древние жрецы, отстаивавшие, в конце язычества, своих идолов, которых давно уже сами перестали считать за богов. Ни одна святыня наша не побоится свободного исследования, но это именно потому, что она крепка в самом деле”. И от себя говорил: “Я неисправимый идеалист; я ищу святынь, я люблю их, моё сердце их жаждет, потому что я так создан, что не могу жить без святынь, но всё же я хотел бы святынь хоть капельку посвятее; не то стоит ли им поклоняться?”26.

Как писал выдающийся православный богослов В. Н. Лосский, средоточием веры является сердце. Но сердце и вера не должны быть слепыми. “И как без сердца ум бессилен, так и сердце слепо без ума”. Ибо путь соединения с Богом — не бессознательный процесс, а путь непрестанного трезвения ума и постоянное усилие воли. Если сердцу всегда надлежит быть горячим, то уму желательно оставаться холодным27.

Составители вышеуказанного жития о. Симеона-Сампсона много написали о чудесах, исцелениях, им совершённых, о чудесных ему видениях, о замечательных фактах православного любомудрия и проповедничества, о примерах наставничества и учительства. Но чего-то очень важного и главного недостаёт в описании жизни иеромонаха Симеона и созданном образе... Может, упущено и не сказано о СЛЕЗАХ СИМЕОНА?

Позволю себе в заключение одну пространную цитату, напрямую относящуюся к статье, отчасти многое разъясняющую. В своём докладе на VI Рождественских образовательных чтениях (1998 г.) председатель издательского совета Московской патриархии епископ Бронницкий Тихон отметил одну особенность нашего времени, состоящую в ЖАЖДЕ ЧУДЕС И СВЯТЫХ и сопутствующей этому литературе — потоке некачественной, пиратской и не одобренной Церковью книжной продукции, претендующей на церковность. Так, приводя пример такого “жития”, вышедшего в серии “Православные подвижники ХХ в.” и имеющего на титуле книги даже надпись “По благословению Святейшего Патриарха” (книги, которую Его Святейшество и в глаза не видел), епископ Тихон говорит о вымыслах, невероятных небылицах и даже нападках на Церковь, которыми полна такая “духовная литература”.

“К сожалению, в печати появляются и такие “жития” подвижников благочестия, которые очень трудно отличить от жизнеописаний магических целителей и исповедцев типа Ванги <...>. Как правило, эти жития есть результат путаных воспоминаний “духовных дочерей” этих подвижников спустя десятилетия после их кончины. Чего только не прочтёшь в таких житиях! И что нельзя молиться о тех, кто сжигает тела своих родственников, и что без головного убора женщина не должна ходить, даже спать, и что нельзя допускать к Причастию того, у кого в доме живёт собака <...>, и что Хрущёв, желая умертвить треть населения, приказывал вместо пшеницы засевать плевелы из Америки, и что в Москве в 1985 году на Страстной седнице должно было быть землетрясение, но оно было предотвращено молитвами подвижника, и что повышение пенсии — это к приходу антихриста, и т.д. и т.п.

Духовная жизнь, как она предстаёт из таких книг, — не борьба с грехом, а борьба с “порчей” и “сглазом”, и духовная брань — не подвиги воздержания, милосердия, любви, а борьба с “порчей” путём раздачи освящённых по некоему особому способу (не церковному!) масла и воды <...>.

Преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский за всю жизнь сподобились лишь нескольких посещений Пресвятой Богородицы, а персонажей некоторых современных книг чуть не каждый день посещают и Илья Пророк, и Симеон Богоприимец, и, конечно, Пречистая Дева Мария.

Зачастую в таких книгах искажается облик настоящих святых, иногда им приписывается жестокость; так, в одной из книг рассказывается, что святой праведный Иоанн Кронштадтский во время вскрытия его гробницы встал из гроба и грозно сказал: “Нечестивцы! Уморю голодом!”, что и сбылось (сотни тысяч уморённых в блокаде). Но неужто за осквернение своей могилы святой будет мстить миллионам безвинных людей?!

При этом люди, которым посвящены эти книги, вполне могут быть истинными подвижниками, но рассказы о них написаны людьми, явно находящимися в состоянии прелести. Такое бывало и в прошлом, вспомним, например, культ отца Иоанна Кронштадтского у секты “иоаннитов”” (Тихон, епископ Бронницкий. Издательская деятельность РПЦ на современном этапе // Журнал Московской Патриархии. 1998. № 3. С. 30 — 31).

Есть над чем задуматься всем. Привожу это замечательное соображение епископа Тихона не для того, чтобы опровергать святость бытюшки Симеона-Сампсона, а только для размышлений.

Закончу словами Иоанна Лествичника, обращёнными ко всем нам — и мирянам, и пастырям-священнослужителям:

“Мы не будем обвинены при исходе души нашей за то, что не творили чудес, что не богословствовали, что не достигли видения, но без сомнения дадим ответ Богу за то, что не плакали непрестанно о грехах своих”.

Источники и литература

1 ГАВО. Ф. 6284. Оп. 2. Д. 32. Л. 18 (Из автобиографии, написанной Симеоном 2 декабря 1956 г.).

2 Твой Авва и духовник И. С. Старец иеросхимонах Сампсон (граф Сиверс). — М., 1996. С. 35 — 36.

3 ГАВО. Ф. 6284. Оп. 2. Д. 32. Л. 18.

4 Там же. Л. 14.

5 ГАВО. Ф. 6284. Оп. 1. Д. 23. Л. 65.

6 Там же. Оп. 2. Д. 32. Л. 70.

7 Сталинградская правда. 1958, 22 мая. Фельетон Аметистова М. и Ершова В. “Две жизни отца Симеона”.

8 ГАВО. Ф. 6284. Оп. 1. Д. 25. Л. 84.

9 Там же. Л. 97 — 100.

10 Твой Авва и духовник И. С. Старец иеросхимонах Сампсон (граф Сиверс). — М., 1996; Старец иеросхимонах Сампсон (Житие святого преподобного Сампсона многострадального исповедника нашего времени. Письма. Воспоминания о нём). — М.: Современник, 1994.

11 ГАВО. Ф. 6284. Оп. 2. Д. 32. Л. 63.

12 Там же. Оп. 1. Д. 25. Л. 91 — 92.

13 Там же. Л. 97 — 100.

14 Там же. Л. 88 — 89.

15 Там же. Л. 104.

16 А р х и е п. А н т о н и й. Нравственность чёрного и белого духовенства // Саратовский духовный вестник. 1908. № 34. С. 3 — 5.

17 Р о з а н о в В. В. Л. Н. Толстой и Русская Церковь // Р о з а н о в В. В. Сочинения в 2 т. Т. 1. Религия и культура. — М.: Правда, 1990. С. 260 — 262.

18 Следует ли отделяться от пастыря из-за его человеческих слабостей (небольшое разъяснение старообрядцам) // Саратовские епархиальные ведомости. 1905. № 4. С. 228 — 230.

19 Д о с т о е в с к и й Ф. М. Дневник писателя за 1873 год. Статьи и заметки. 1873 — 1878 // Полн. собр. соч. в 30 т. Т. 21. Л.: Наука, 1980. С. 137 — 138.

20 Б е р д я е в Н. А. О достоинстве христианства и недостоинстве христиан // Человек. 1993. № 5. С. 45.

21 Д о с т о е в с к и й Ф. М. Указ. соч. С. 138.

22 ГАВО. Ф. И-74. Оп. 1. Д. 10. Л. 17.

23 Д о с т о е в с к и й Ф. М. Указ. соч. С. 151, 158 — 159.

24 Т у п и к о в Г. В. Не легко жить суеверному человеку. — Волгоград, 1962; Т у п и к о в Г. В. О пропаганде атеизма в лекциях и беседах на медицинские темы. — Сталинград, 1960; Т у п и к о в Г. В. Существует ли душа? — Сталинград, 1961.

25 Л о с с к и й В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. — М.: Центр “СЭИ”, 1991. С. 142.

26 Д о с т о е в с к и й Ф. М. Дневник писателя за 1876 год. Январь-апрель // Полн. собр. соч. в 30 т. Т. 22. — Л.: Наука, 1981. С. 72 — 73.

27 Л о с с к и й В. М. Указ. соч. С. 152.

<!-- конец текста -->С. П. Синельников

ИСТОЧНИК:  http://magazines.russ.ru/volga/1999/4/sineln.html

"Отечественные архивы" № 4 (2005 г.)

"Я слагаю с себя звание и профессию служителя религиозного культа…"
Биография иеросхимонаха Сампсона (Сиверса) по документам российских архивов

Опубликовано в журнале
"Отечественные архивы" № 4 (2005 г.)

В последние годы опубликовано много книг и статей[1], посвященных иеро-схимонаху Сампсону (Сиверсу), отражающих его яркую биографию, составлено "Жизнеописание", базирующееся главным образом на мемуарных источниках и излагающее основные события жизни следующим образом.

10 июля (27 июня по ст. ст.) 1900 г. в Петербурге в семье военного и крупного сановника графа Сиверса родился мальчик. Его назвали Эдуард. Отец, граф Яспер Александрович Сиверс, имел чин полковника, был начальником штаба генерала Рузского, командующего Северным округом под Ригой, личным советником и другом императора Николая II. Последний, посещая семью Сиверсов, часто брал на колени маленького Эдуарда.

[1960-е гг]

Мать, Анна Васильевна - англичанка, благородного происхождения, воспитывала сына в строгих правилах англиканской веры, но когда мальчик подрос, он принял православие (1917 г.) с именем Сергий (в честь преподобного Сергия Радонежского), а в 1918 г. отправился в Иоанно-Богословский Савво-Крыпецкий монастырь. Группа вооруженных солдат-латышей, нагрянувшая в монастырь, арестовала его. Монахи ежедневно посещали послушника, принося хлеб и молоко. Под праздник Покрова Богородицы Сиверса расстреляли. Тем не менее он остался жив, был ранен в правую руку. Ночью монахи вытащили его из груды трупов и, одев в красноармейскую форму, доставили к матери. В военном госпитале в Тихвине врачам удалось справиться с начавшейся гангреной. В этом городе произошло знакомство Сиверса с епископом Тихвинским Алексием (Симанским), будущим патриархом, у которого он тайно стал иподиаконом. Оставшись в Тихвине, Сиверс устроился заведующим клубом, читал общеобразовательные лекции в госпиталях, ездил в командировки по продовольственным вопросам. Во время последних выполнял поручения епископа Тихвинского Алексия, обеспечивая связь патриарха Тихона с опальными священнослужителями, в частности заключенным Новгородским митрополитом Арсением и др.

Благодаря помощи епископа Алексия в мае 1921 г. поступил в Александро-Невскую лавру. 25 марта 1923 г. пострижен в монахи под именем Симеон. 19 января 1925 г. рукоположен в сан иеромонаха. Одновременно с принятием священства стал казначеем лавры.

У Сиверса исповедовались академик И.П. Павлов, президент АН СССР академик А.Н. Карпинский и др. В 1928 г. иеросхимонах Серафим Вырицкий благословил о. Симеона на старчество. После закрытия Александро-Невской лавры в 1932 г. всех монахов арестовали, о. Симеона увезли на Соловки, затем в Узбекистан. В день Победы 9 мая 1945 г. о. Симеон утонул в Ферганском канале им. Сталина. Колхозники вытащили его баграми, вызвали милиционера для составления акта о смерти, а затем повезли на кладбище. Когда дорогой от тряски вода вылилась, утопленник ожил и сел на телеге. Везшие его узбеки в страхе стали кричать: "Русский Бог воскрес!"

Указ об амнистии церковнослужителей 1945 г. не изменил жизнь о. Симеона. Документы на освобождение местное начальство от него скрывало. Зная, что подобная практика означает расстрел, в августе 1945 г. он решился на побег. Ночью шел, а днем прятался от людей и собак. Так добрался до Киргизии, оттуда долетел на "кукурузнике" до Ташкента. В 1946 г. перебрался в Ставрополь к митрополиту Антонию, который дал ему приход сначала в с. Винодельном, затем в ст-це Когульта. Под влиянием Симеона молодежь вместо клуба пошла в церковь. Обеспокоенная таким развитием событий местная власть решила арестовать иеромонаха по окончании одной из литургий. Узнав об этом, верующие спрятали о. Симеона в бочку для полива и вывезли в поле. Затем он переехал в Борисоглебск. Пензенский архиепископ Кирилл назначил его настоятелем церкви в Рузаевке. Следующий приход - Макаровка, где иеромонах Симеон чудом получил паспорт. (Все 5 лет после лагерей он пребывал под угрозой нового ареста, так как из-за побега не имел документов.) Служил в Мордовии, в селе Спасском, в Полтавском женском монастыре, в 1956-1958 гг. в Волгограде в Казанском кафедральном соборе вторым священником. Его проповеди и особая забота о прихожанах вызывали ревность клириков собора. По просьбе настоятеля храма владыка Сергий направил иеромонаха Симеона в Псково-Печерский Успенский монастырь, где тот находился с 1958 по 1963 г., по-прежнему привлекая молодежь проповедями и вызывая недовольство партийных и советских органов. Чтобы сохранить обитель, монастырская власть решила "пожертвовать" о. Симеоном и выслала его из монастыря. Тогда иеромонах обратился к патриарху Алексию I (Симанскому), который предложил ему выйти за штат. С 1963 по 1979 г. о. Симеон жил в Москве. В 1966 г. был пострижен в великую схиму с именем Сампсон в честь преподобного Сампсона Странноприимца.

Скончался иеросхимонах Сампсон 24 августа 1979 г. после тяжелой болезни, отпевали его в церкви святителя Николая в Кузнецах, похоронен на Николо-Архангельском кладбище в Москве.

Эти общеизвестные факты из жизни иеросхимонаха Сампсона (Сиверса) позволили его почитателям в 1998 г. подать прошение о канонизации, поступившее в одну из рабочих групп Московской епархиальной комиссии во главе с игуменом Дамаскином (Орловским)[2]. Ее члены отыскали и изучили огромный комплекс исторических документов, сосредоточенных в РГИА, РГВА, ЦГА г. Санкт-Петербурга, госархивах Волгоградской и Псковской областей, архиве УФСБ РФ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области и архиве УФСБ РФ по Воронежской области. В ходе работы комиссии был выявлен ряд расхождений между опубликованной биографией иеросхимонаха и документами, обнаруженными в различных архивохранилищах[3]. Так, дед Сампсона не был академиком, а являлся классным художником 3-й степени при Академии художеств, мозаичистом. Его отец не имел титул графа, не был полковником и начальником штаба генерала Рузского, а работал в главном управлении уделов Министерства двора канцелярским служащим, произведенным за выслугу лет в 1913 г. в коллежские асессоры. Вызывает сомнение и факт пребывания иеросхимонаха в 1918-1921 гг. в Савво-Крыпецком монастыре Псковской епархии и его ранение красными солдатами-латышами, заподозрившими в нем "особу царского рода". В документах РГВА указывается, что в этот период Эдуард Сиверс служил в Красной армии, был ранен под Гатчиной 30 сентября 1919 г. в бою с наступавшими на Петербург войсками Юденича. Справедливости ради, надо сказать, что эти сведения он неоднократно подтверждал в официальных документах.

Неустойчивость характера монаха Сиверса проявлялась во время его жизни в Свято-Троицкой Александро-Невской лавре. Его утверждения о благостном нахождении в стенах этой обители опровергаются документами РГИА. Они свидетельствуют об остром конфликте монаха с духовным собором монастыря и о последовавшем примирении. Не подтверждается и дата его рукоположения в иеромонахи 19 января 1925 г. Не существует источников об отбытии Симеоном (Сиверсом) и трехлетнего срока в Соловецком лагере особого назначения. Напротив, в документах Архива УФСБ РФ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области определенно указано, что с 1932 г. монах находился в Свирлаге.

17 мая 1936 г. иеромонах Симеон (Сиверс) был арестован Борисоглебским городским отделением НКВД по Воронежской области, ему было предъявлено обвинение по статьям 5810 ч. II и 5811 УК РСФСР. Документы Архива УФСБ РФ по Воронежской области повествуют о трагических метаниях иеромонаха. Они вызывают жалость к Симеону (Сиверсу) как к человеку, попавшему в водоворот системы, однако ярко показывают его сомнения в вере. Приведенные нами примеры искажений в официальной биографии - лишь незначительная часть. К большому сожалению, она вся полна несоответствиями и мифами.

Обнаруженные противоречия послужили препятствием для канонизации иеросхимонаха Сампсона (Сиверса), но выявленные членами комиссии документы заслуживают издания. Они представляют интерес для широкой общественности в плане популяризации корпуса разнообразных по составу и содержанию архивных документов о жизни конкретного человека, а также возможностей их использования для уточнения биографических данных. Дают наглядный пример применения источниковедческих методов для борьбы с мифологическим искажением антропологической истории.

Для публикации отобраны наиболее важные, информационно насыщенные документы за 1900-1936 гг., отражающие происхождение, службу в Красной армии, жизнь в Свято-Троицкой Александро-Невской лавре, пребывание в Cвирлаге, рукоположение в сан иеросхимонаха, преследование Сиверса советской властью в 1932 и 1936 гг.

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии С.Н. РОМАНОВОЙ. Выявление документов в архивах проводили историки-архивисты: О.В. ГОЛОВНИКОВА (РГВА), Н.С. КРЫЛОВ (РГИА).

[1] См. напр.: Подвижники благочестия XX столетия. М., 1994; Старец иеросхимонах Сампсон: В 3 т. М., 1995; 1997 - 2001; Твой Авва и Духовник и[еросхимонах] С[ампсон]. М., 1996, 2000; Иеросхимонах Сампсон (Сиверс). Дневник. М., 1998; 1999; Старец иеросхимонах Сампсон: Воспоминания современников. М., 1999; 2000; и др.

[2] 13-20 августа 2000 г. состоялся Архиерейский юбилейный собор Русской православной церкви, где были канонизированы и прославлены новые мученики и исповедники российские. Этому событию предшествовала большая кропотливая работа Синодальной комиссии по канонизации святых, епархиальных комиссий, фонда "Память мучеников и исповедников Русской православной церкви". В задачи комиссии входили исследования церковного и канонического характера. Перед фондом стояли проблемы выявления и критического анализа достоверности исторических документов с научной и церковной точек зрения. Для проведения этой работы при некоторых епархиальных комиссиях были созданы рабочие группы.

[3] К любому жизнеописанию, поступающему в Синодальную комиссию по канонизации, составляется исследовательский план, состоящий из конкретных фактов. Дата рождения и происхождение человека подтверждаются метрическими книгами, образование - документами органов просвещения, воинская служба - многочисленными документами воинского учета, сведения об арестах и следствии - судебно-следственными делами. Задача членов комиссии - выявить и проанализировать архивные источники.

---

№ 1
Выписка из метрической книги Англиканской церкви в г. Санкт-Петербурге о крещениях за 1900 г.[1]

27 июня 1900 г.

Когда крещен	Имя	Имена родителей	Место жительства	Род занятий	Кем была совершена церемония и дата рождения [младенца]	[Примечания и восприемники]
10/23 июля 1900	Эдуард-Александр	Яспер Александрович Сиверс Мэйбл Энни Сиверс	Малая Итальянская, Петербург	Канцелярский служащий Императорского Двора	27 июня/10 июля 1900 Уильям А.Маклауд	Принят в церковь 20 октября [по] с[тарому] с[тилю]

РГИА. Ф. 1689. Оп. 1. Д. 3. Л. 248. Перевод. Подлинник на англ яз. Рукопись.

---

№ 2
Из формулярного списка о службе чиновника VIII класса Главного управления уделов, коллежского асессора Яспера-Иоганна Сиверса

[Не ранее 15 сентября 1893 г. - не позднее 21 июня 1917 г.]*

Коллежский асессор Яспер-Иоган-Даниил Александрович Сиверс, чиновник VIII класса Главного управления уделов. Родился 22 января 1873 г., реформатского вероисповедания <...> сын художника мозаики[2]. <...> Воспитывался в Главном немецком училище Св[ятого] Петра, где и окончил курс наук по коммерческому отделению. Приказом по Гвардейской стрелковой бригаде от 15 сентября 1893 г. за № 74 зачислен на службу в л[ейб]- гв[ардии] 4-й стрелковый императорской фамилии батальон рядовым на правах вольноопределяющегося 1-го разряда <...> ефрейтором 5 декабря 1893 г. <...> унтер-офицером 11 апреля 1894 г. <...> Оставлен на службе еще на один год ввиду изъявленного им желания держать офицерский экзамен 15 сентября 1894 г. Уволен в запас 14 августа 1895 г. Высочайшим приказом произведен в прапорщики запаса армейской пехоты 12 сентября 1895 г. <...> Приказом по Удельному ведомству, состоявшимся 23 сентября 1897 г. за № 10, определен на службу в сие ведомство с назначением канцелярским служителем. <...> Высочайшим приказом о чинах гражданских, состоявшимся по ведомству Главного управления уделов 28 октября 1913 г. за № 70, произведен за выслугу лет в коллежские асессоры <...> Приказом по Министерству земледелия от 15 июня 1917 [г.] за № 42 откомандирован в особый отдел с 21 июня 1917 г. <...>

Обязан службой в ополчении по 22 января 1923 г., о чем сообщено С[анкт]-Петербургским губернаторским по воинской повинности присутствием отношением от 4 ноября 1909 г. за № 1229. <...>

Женат первым браком на великобританской подданной девице Мабелии Васильевне Гаре (имеет от роду 26 л. / 1898 г.).

Имеет: 1) сына Эдуарда-Александра, род. 27 июня / 10 июля 1900 г.; дочь Мери-Юлия, род. 27 июня / 10 июля 1900(1) г.; 2) дочь Ольга, родившаяся 10 июля 1902 г., 3) сын Александр, род. 10 февраля 1906 г.

РГИА. Ф. 515. Оп. 73. Д. 662. Л. 27-32. Подлинник. Рукопись.

---

№ 3
Анкета письмоводителя 43-го Виндавского стрелкового полка войск обороны железных дорог[3] Э.Я. Сиверса[4]

29 января 1919 г.

Сиверс Эдуард Яковлевич, родился 27 июня 1900 г., уроженец г. Петрограда.

Образование - полный курс реального реформатского училища.

Семейное положение - холост.

Занимаемая должность - письмоводитель на Петроградском участке Моск[овско]-Винд[аво]-Рыб[инской] ж. д.

Время поступления на службу - 13 ноября 1918 г. До поступления на службу охраны служил в 1-м Адмиралтейском резервном полку.

По чьей рекомендации принят - тов[арища] комисс[ара] отд[ела] нед. имущ**.

Причины ухода с последнего места - окончание срока всеобщего обучения.

Э.Сиверс

РГВА. Ф. 18695. Оп. 1. Д. 22. Л. 392. Автограф.

---

№ 4
Из протокола заседания духовного собора Свято-Троицкой Александро-Невской лавры

18/31 марта 1922 г.

Слушали: п. 4. Доклад наместника лавры архимандрита Николая о пострижении послушника Сергея Сиверса в монашестве с наречением имени Симеон 12/25 марта.

Постановили: Принять к сведению.

РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 165. Л. 26 об. Подлинник. Рукопись.

---

№ 5
Заявление монаха Симеона в духовный собор Свято-Троицкой Александро-Невской лавры с просьбой об отпуске[5]

9 июля 1922 г.

В духовный собор Александро-Невской лавры.

Рапорт

Ввиду открывшихся ран ранения от присутствия в руке и теле девяти осколков пули и острого невроза, прошу благословить мне предоставить недельный отпуск для поправления здоровья.

Монах Симеон

Резолюция: "Благославляю. Наместник лавры архим[андрит] Иоасаф[6]".

Помета: "В журнал не надо".

РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 114. Л. 20. Автограф.

---

№ 6
Из протокола заседания духовного собора Свято-Троицкой Александро-Невской лавры[7]

7/20 ноября 1922 г.

Слушали: п. 7. Рапорт монаха Симеона Сиверса об увольнении его в за штат вследствие болезни руки, с просьбою временно остаться в занимаемой келии до приискания другого помещения.

Постановили: Просьбу в за штат отклонить, обратиться с ходатайством в Петроградское епархиальное управление об откомандировании его в один из петроградских монастырей.

РГИА. Ф. 812. Оп. 14. Д. 165. Л. 116-116 об. Подлинник. Рукопись.

---

№ 7
Из протокола заседания духовного собора Свято-Троицкой Александро-Невской лавры

30 ноября/13 декабря 1922 г.

Слушали: п.5. Прошение монаха Симеона Сиверса (с принесением полного покаяния за оскорбление духовного собора лавры) о принятии его обратно в лавру.

Постановили: Принять в число братии в распоряжение о[тца] благочинного и о[тца] эконома на послушание[8].

РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 165. Л. 123 об. Подлинник. Рукопись.

---

№ 8
Протокол допроса Сиверса в УНКВД Ленинграда и Ленинградской области[9]

9 марта 1932 г.

1932 г. марта месяца 9 дня, я(2) <…> допрашивал в качестве обвиняемого гражданина Сиверс[а] и на первоначально предложенные вопросы он показал:

1. Фамилия: Сиверс.

2. Имя, отчество: Симеон Яковлевич.

3. Возраст (год рождения): 1900 г.

4. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность, гражданство или подданство): из бывш[их] дворян, ур[оженец] г. Л[енин]града, отец - чиновник Главн[ого] управл[ения] уделов Минист[ерства] двора.

5. Местожительство (постоянное и последнее): Ленинград[ская] Ал[ександро]-Невская лавра (Монастырка, д. 1, к. 127).

6. Род занятий (последнее место службы и должность): служитель культа - иеродиакон Ал[ександро]-Невской лавры.

7. Семейное положение (близкие родственники, их имена, фамилии, адреса, род занятий до революции и последнее время): холост; сестра Ольга Яковлевна Сиверс 29 лет, в браке не состоит, проживает в Лондоне, за границу выехала в 1922 г. для лечения; там же проживает родственница тетка Хери Эдита; в Ленинграде прожив[ает] мать Анна Васильевна Сиверс 55 лет, преподаватель Фонетического института и еще в другом(3).

8. Имущественное положение (до и после [Октябрьской революции] допрашиваемого и его родственников): нет.

9. Образовательный ценз (первоначальное образование, средняя школа, высшее, специальное, где, когда и т.п.): среднее - реальное училище при реформатск[ой] церкви.

10. Партийность и политические убеждения: с 1920 г. мая месяца и до сентября того же года был кандидатом в ВКП(б) в г. Тихвине и вышел из партии по собственному желанию по религиозным убеждениям.

11. Сведения об общественной и революционной работе: до 1922 г. заведовал гарнизонным клубом в г. Тихвине.

12. Сведения о прежней судимости (до Октябрьской революции, после нее): под следствием и судом не состоял.

13. Служба у белых: нет.

Показания по существу дела: в 1917 г. окончил реальное училище. И до 1918 г. служил в жилищном отделе Центрального р-на в Ленинграде. В 1918 г. добровольцем поступил в Кр[асную] армию и прослужил до 1922 г., в Кр[асной] армии служить начал с рядового красноармейца и последняя должность была помощника военного уездного комиссара в гор. Тихвине. Имел ранение в 1919 г. под гор. Гатчина при наступлении Юденича разрывной пулей, следствием чего [стали] потеря правой руки и контузия головы. Ввиду тяжелого ранения я пробыл в госпитале сперва в Ленинграде, потом в Тихвине, более полутора лет. Будучи еще в госпитале, подал заявление о вступлении в ВКП(б), рекомендации мне дали: военком госпиталя и завхоз госпиталя (фамилии их я не помню). По выходе из госпиталя я явился в Тихвинский уездвоенкомиссариат и предложил свои услуги продолжать службу в Кр[асной] армии. Меня военком принял на службу и назначил своим помощником. При вступлении в партию у меня были еще колебания в религиозном убеждении, но потом, проверив себя и твердо убедившись, что быть партийцем и одновременно посещать и молиться в церкви [нельзя], решил подать заявление о выходе из партии по религиозным убеждениям. По выходе из партии я был оставлен работать в воен[ном] комиссариате и заведовал гарнизонным клубом. Тогда же стал посещать, совершенно открыто, церковь. В начале 1922 г. я демобилизовался из Кр[асной] армии и поступил в Историческую комиссию по изучению войны на море в 1904-1905 гг. при Военно-морской академии, в архив, где проработал с полгода. Одновременно имел службу в Александро-Невской лавре церковного сторожа. Там же мне была предоставлена келия. В январе 1923 г. службу в Исторической комиссии оставил по собственному желанию, так как решил принять монашество. Постриг совершил в марте 1923 г. К этому я пришел с совершенным сознанием. После расстрела митрополита Вениамина[10] наша лавра полным составом монашествующих перешла в обновленчество. Был прислан митрополит Николай[11], выдвинутый обновленчеством на этот пост, тогда как он был женатый священник. Всеми монашествующими митрополит Николай был принят, я же, как несогласный с нарушением канонических основ, противодействовал этому тем, что не подготовил облачений и прочего для встречи нового настоятеля лавры. Покинул свою братию и ходил ежедневно в единственный тихоновский православный Казанский собор, спустя полтора года вернулся обратно в братию лавры. В году 1925-м[12] я совместно [со] всей лаврой покаялся и вернулся в лоно православной тихоновской церкви. Я приверженец исключительно тихоновской церкви.

Записано с моих слов правильно, мною прочитано, в чем и подписываюсь.

Сиверс

Допросил: уполномоченный(4)

Архив УФСБ РФ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-75829. Л. 142-143. Подлинник. Рукопись.

---

№ 9
Ставленая грамота иеродиакона Симеона (Сиверса) перед рукоположением в иеромонахи(5)[13]

18 января 1935 г.

Допрос перед рукоположением во иеромонахи 1935 г. января месяца 18-го дня, в канцелярии архиепископа Тамбовского и Мичуринского, в Мичуринске Воронежской области, проситель Тамбовской епархии безместный иеродиакон Симеон (в мире Сергий Иаковлевич) Сиверс, ходатайствующий о посвящении его во иеромонаха, при опросе показал:

От роду я имею 34 года (родился 1900 г., июня месяца 27-го дня); сын дворянина (графа). Обучался в Петроградской (ныне Ленинградской) гимназии (1916 г.) и в Богословском институте (там же, в 1925 г.). Холост; пострижен в монашество в 1922 г., посвящен во иеродиакона в 1923 г.

Вероисповедания православного; в старообрядческом, в обновленческом, в григорианском, автокефалистском расколе не состою; с сектантами общения не имею и впредь состоять и иметь не буду.

Дел, препятствующих посвящению меня в иеромонаха, за мною не значится.

В контрреволюционных организациях не состою и состоять не буду; антисоветской деятельностью не занимаюсь и заниматься не буду.

Болезням заразительным и неизлечимым не подвержен; увечья и физических недостатков, препятствующих священнослужению, не имею.

Рукоположения в сан иеромонаха ищу не из любочестия и не для выгоды, а для славы Божией, для блага Святой православной Российской патриаршей церкви и для спасения души моей и душ ближних моих.

К сему допросу руку приложил:

Иеродиакон Симеон

Допрос производил:
Вассиан, архиепископ Тамбовский и Мичуринский[14]

Помета: "Настоящий допрос выдается иеромонаху Симеону (Сиверс)

20 января 1935 г., г. Мичуринск Воронежской области. † Вассиан, архиепископ Тамбовский и Мичуринский. Дело № 104/1934 г."(6)

Архив УФСБ РФ по Воронежской области. Д. 1934. Л. 7-8. Подлинник. Рукопись.

---

№ 10
Заявление Симеона (Сиверса) начальнику УНКВД Воронежской области о сложении сана[15]

10 августа 1936 г.

Начальнику управления областного сектора НКВД
арестован[ного] Сиверс[а] Семена Яковлевича,
содержащегося под стражей в г. Борисоглебске
по обвинению по ст. 5810 УК 1-й части

Заявление

[1970-е гг]

Меня известили 5 августа с.г., что мое дело перечислено за обл[астным] управлением НКВД г. Воронежа. Вторично заявляю[16] настоящим моим заявлением, что актом моего сознательного раскаяния в обвинениях, мне следствием предъявленных, в коих я признался, подробно вскрыв свои вины, как сознательный гражданин, а не враг истине и справедливости дела рабочего класса в стране Советов.

Я слагаю с себя звание и профессию служителя религиозного культа, раскаиваюсь в своем поступке безрассудной твердолобости и близорукости, став некогда им.

Надеюсь, что этот акт (подтверждения моего раскаяния) послужит смягчением на суде при определении мне наказания и в дальнейшем дает мне возможность и право своими знаниями и хорошей грамотностью принести общественную и государственную пользу в стране бесклассового общества.

Соответствующее заявление о моем отказе от профессии и звания служителя религиозного культа намерен объявить чрез печать в ближайшие десять дней.

Прошу настоящее мое заявление присовокупить к делу следствия и считать это документом пред прокурором и судом.

С.Сиверс

Архив УФСБ РФ по Воронежской области. Д. 1934. Спецпакет. Автограф.

---

№ 11
Заявление Симеона (Сиверса) начальнику управления НКВД г. Борисоглебска с просьбой о высылке[17]

[Не позднее 26 августа 1936 г.](7)

Начальнику сектора НКВД г. Борисоглебска
з/к Сиверс[а] С.Я., содержащегося в тюрьме г. Борисоглебска

Заявление

Предварительное следствие показало, что я искренне, честно, со всею сознательностью честного гражданина СССР признался и раскаялся во всем, в чем я был виновен. Я подробно, в письменной форме, по своей личной инициативе раскаялся в своих винах, стараясь как можно яснее доказать свое осознание своих вин. Своими показаниями я помог следственному органу подробно изучить мое дело и достаточно доказал, что я по своему слабоволию, слабохарактерности и несамостоятельности подпал под влияние церковников и некоторых а[нти]с[оветских] личностей, с которыми имел общение, был малодушным нытиком из-за постигших меня жизненных неудач и ошибок, притом будучи еще физическим инвалидом-хроником, что имело большое влияние на психическую подавленность[18].

Следствие также убедилось в том, как мне и заявляли, что ничего злостного, злостно-преднамеренного, умышленного в моих поступках не нашли, что я был лишь жертвою а[нти]с[оветской] среды, с которой я сталкивался.

Моя первая судимость в 1932 г., по которой я не получил ни одного конкретного обвинения, а попал по изоляции духовенства из города Ленина в исправтрудлагеря, полагаю, не будет мне зачтена в отрицательном смысле в характеристике обо мне.

Мое состояние физического здоровья инвалида-хроника (85 % потеря правой руки, контузия головы, порок сердца, пораженность туберкулезом обеих верхушек легких, острая неврастения, граничащая [с] психозом и истерией) - имело подавляющее влияние на мои поступки и психику. Тяжелая моральная подавленность, как последствие пережитых мною жизненных неудач и ошибок, арест и период предварительного следствия, осознание глубины и тяжести своих вин и ошибок меня жестоко наказали, удвоив мою инвалидность. Неужели нужно меня еще наказывать, когда я уже несу наказание морально, потрясен и убит морально.

Обращаюсь с убедительнейшей просьбою: убедиться во всем вышеизложенном и Вашей санкцией предоставить мне высылку с прикреплением в один из городов СССР (на наибольший срок с поражением в правах) как меру наказания, где я обещаю честным словом гражданина советской страны не только загладить свои вины максимально полезно-общественным трудом (отказавшись, чрез печать, от служ[ителя] культа), но доказать свою сознательность и преданность делу социалистической Родины.

С.Сиверс

Помета:(8) "Направить…[Гр. Попов](9) 26.08.[1936]".

Архив УФСБ РФ по Воронежской области. Д. 1934. Спецпакет. Автограф.

---

№ 12
Заявление Симеона (Сиверса) председателю суда о нарушениях в ходе следствия

22 декабря 1936 г.

Председателю суда
>гр. Сиверс[а] С.Я., обвиняем[ого] по ст. 5810 УК

Считаю вправе заявить суду о своей просьбе <…> [в связи c] нижеследующими причинами не считаю законным разбирательство обвинений, мне предъявляемых на заседании суда.

Пользуясь тем, что я был в болезненном состоянии психоневростении, котор[ой] я заболел 11 мая с. г. (см. справка Свирлага НКВД[19], свидетельство врача невропатолога Соколова, от марта м[есяца] с.г.), в этом состоянии был арестован 17 мая с.г. совершенно больным. Соответствующим образом созданной мне обстановкой следователями рай[онного] НКВД г. Борисоглебска был доведен до предела психоневростении и острой расстроенности сердечной деятельности (о чем имеются справки врачей борисоглебской горполиклиники) - систематическими оскорблениями, угрозами расстрела, переводом из № 4 КПЗ в подвал, лишения передачи меня тяжело больного, навязывали(10) мне признаться, показывать так, как следователю это хотелось, клеветнически предъявляя мне выдуманные вины, на что я, как психоневростеник, решил давать показания, какие следователю были удобны и желательны, выдумывая часто, на самого себя материал.

Ни одна просьба мне дать очную ставку с[о] свидетелями не была удовлетворена, которые со всею ясностью должны были доказать всю несостоятельность предъявленных мне вин. Сознательный отказ мне следователями под разными предлогами предоставить мне для прочтения законом установленное право обвиняемого показания свидетелей (кроме свидетеля красноармейца Климова А.И.) по окончании следствия.

Извращение моих показаний при записи (протоколов допроса), с применением угроз их мне подписать, редактируя текст моих показаний так, как следователю заблагорассудится.

С большим трудом мне удалось добиться - опровергнуть обвинение в мнимой а[нти]с[оветской] группировке (5811 УК), которое мне было навязано гр. Фельдманом, пользуясь моей психоневростенией и острой психической подавленностью.

Если бы мне была предоставлена благоприятная обстановка содержанием не в КПЗ, а в тюрьме, без использования моей подавленности психоневростеника, при правильном и законном ведении следствия, мое дело имело бы(11) совершено иную окраску характера моей виновности.

Пользуясь тем, что ни одно свидетельское показание мне неизвестно и не прочитано (кроме свидетеля Климова А.И.), и всем вышеизложенным, прошу суд найти возможным отложить мне дело от рассмотрения настоящим заседанием суда и передать на: 1) переследствие при 2) новом составе следователя и 3) строгом соблюдении всех законом установленных прав обвиняемого.

Копию настоящего заявления, в случае отказа судом моей просьбы, буду принужден препроводить как жалобу военпрокурору 10-го корп[уса] г. Воронеж[а][20].

Иеромонах Симеон

Архив УФСБ РФ по Воронежской области. Д. 1934. Спецпакет. Автограф.

[1] В метрических книгах этой церкви имеются записи о рождении сестры Ольги (22 октября 1902 г.) и брата Александра (30 апреля 1906 г.) Сиверсов (РГИА. Ф. 1689. Оп. 1. Д. 9. Л. 5, 9).

[2] В РГИА хранится большой комплекс документов о дедушке иеросхимонаха Сампсона - Александре Ивановиче (Александре-Фердинанде) Сиверсе, выходце из мещан, окончившем Академию художеств и удостоенном звания неклассного художника в 1849 г. (Ф. 789. Оп. 1. Д. 3501. Л. 21 об.- 22, 201, 202-203; Д. 3569. Л. 1-2 об.; Оп. 19. Д. 734. Л. 19 об.). Имеются дела о заказе мозаичисту Сиверсу иконы святого Александра Невского в 1865 г. (Ф. 472. Оп. 19. Д. 85); мозаичного стола для императрицы в 1860 г. (Ф. 789. Оп. 3. Д. 47); сведения о других его работах, о присвоении звания классного художника 20 октября 1867 г., его женитьбе на Юлиане-Марии Арнгольд, рождении сына Яспера-Иоганна-Даниила (Ф. 1343. Оп. 40. Д. 4652. Л. 3-4); и т.п. Документы свидетельствуют, что Александр-Фердинанд Сиверс, отец Яспера Александровича Сиверса, дед иеросхимонаха Сампсона, вышел из мещанского сословия в связи с присвоением ему звания неклассного художника. По действовавшему в то время законодательству ему должно было быть присвоено потомственное дворянство или личное, потомственное почетное гражданство или личное. Поскольку в РГИА сохранились документы, свидетельствующие о присвоении потомственного почетного гражданства вдове и детям А.-Ф. Сиверса, очевидно, что художник окончил жизнь личным почетным гражданином (Ф. 1343. Оп. 40. Д. 4652. Л. 10 об.-11).

[3] 43-й Виндавский стрелковый полк войск обжелдор Северного флота был образован в результате переименования 43-го пехотного железнодорожного полка Северного флота, сформированного в Петрограде 27 декабря 1918 г. В феврале 1919 г., в связи с ликвидацией Северного флота, полк передан в подчинение штаба войск обжелдор Петроградского военного округа, а 11 сентября 1919 г. - в распоряжение Петроградского отделения начобдор Западного фронта. 15 сентября 1919 г. полк переформирован в 13-й батальон железнодорожных войск. Дислоцировался в Петрограде (РГВА. Ф. 18695. Оп. 1. Д. 1, 4), выполнял задачи по обороне железных дорог на участке Петроград - Дно - Батецкая - Луга (см.: РГВА. Ф. 17426. Оп. 1. Д. 6-7, 16).

[4] В РГВА имеется регистрационная карточка личного состава полка, заполненная Э.Я. Сиверсом 13 ноября 1918 г., где указывается о его поступлении письмоводителем в пулеметную команду Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги (Ф. 18695. Оп. 1. Д. 22. Л. 393). В приказах по личному составу полка содержатся сведения о его продвижении по службе в феврале-июле 1919 г. (Ф. 18695. Оп. 1. Д. 4, 21). В картотеке бюро по учету потерь РККА на фронтах Гражданской войны значится: "Красноармеец 43-го Виндавского стрелкового полка Сиверс Эдуард Яковлевич, гражданин г. Петрограда. Ранен в правое плечо навылет. Время и место сражения - 30 сентября 1919 г., г. Петроград. Поступил в Семеновский военный госпиталь, Лазаретный пер., д. 2, 30 сентября 1919 г.". Аналогичные сведения имеются в "Алфавитной книге учета военнослужащих, находящихся на излечении в Петроградском Семеновском военном госпитале № 2 за 1919-1920 гг.", в приемной книге больных госпиталя за 30 сентября 1919 г. под № 10341 (Ф. 19111. Оп. 1. Д. 41. Л. 388об.-389). Нужно заметить, что, согласно имеющимся в ЦГА Санкт-Петербурга документам, последней мирской должностью Сиверса была служба заведующим Тихвинским гарнизонным клубом в 1919-1922 гг. (Ф. 5805. Оп. 1. Д. 446. Л. 669).

[5] Аналогичных заявлений об отпуске для залечивания ран и получения на это пособий в РГИА несколько (РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 114. Л. 21, 92).

[6] Иоасаф (Журманов Александр Ефремович) (1877-?) - архиепископ. В 1922-1923 гг. архимандрит Александро-Невской лавры. В августе 1922 г. поддержал обновленческий раскол. В сентябре 1922 - ноябре 1923 г. обновленческий наместник Александро-Невской лавры. После принесения покаяния в ноябре 1923 г. благочинный Ленинградской епархии.

[7] Постановлению предшествовало прошение монаха Симеона от 30/13 октября 1922 г. об увольнении его за штат монастыря с просьбой оставить за ним временно келью. "В противном случае, - писал Симеон, - я, как бывший красноармеец и навсегда инвалид 1-й категории, принужден буду прибегнуть к защите существующего в РСФСР на этот предмет закона" (РГИА. Ф. 815. Оп. 14. Д. 114. Л. 22).

[8] В журнале духовного собора Свято-Троицкой Александро-Невской лавры от 24 января/6 февраля 1923 г. в пункте 6 указывается, что "за усердное служение святой обители монаха Симеона постановлено исходатайствовать пред управляющим Петроградской епархией Артемием о возведении монаха Симеона в сан иеродиакона" (РГИА. Ф.815. Оп. 14. Д. 166. Л. 7). Рукоположение в сан иеродиакона состоялось 2 февраля 1923 г. (там же. Л. 14 об.).

[9] Иеромонаха Симеона арестовали 18 февраля 1932 г. В анкете НКВД, заполненной иеродиаконом Симеоном (Сиверсом) 18 февраля 1932 г., в графе "Место работы (службы) с 1921 г. по день ареста" указано: "Монах-дьякон" (Архив УФСБ РФ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-75829. Л. 140-141). В протоколе допроса от 17 мая 1936 г. по делу № 1934 имеется запись: "б) после революции судим в 1932 г. по ст. 5810-11 УК, осужден на 3 года, к/лагерь, срок наказания отбыл в Свирлаге НКВД" (Архив УФСБ РФ по Воронежской области. Д. 1934. Спецпакет).

[10] Вениамин (Казанский Василий Павлович) (1873-1922) - митрополит. С 1910 г. епископ Гдовский, викарий Санкт-Петербургской епархии. 25 мая (7 июня) 1917 г. избран архиепископом Петроградским и Ладожским, 14 (27) августа возведен в сан митрополита. Член Священного собора Российской православной церкви (1917-1918), заместитель члена Священного Синода. 29 мая 1922 г. арестован по делу "об изъятии церковных ценностей", в июле приговорен Петроградским губернским ревтрибуналом к расстрелу. Расстрелян. Реабилитирован. В 1992 г. Архиерейским собором Русской православной церкви причислен к лику святых.

[11] Имеется в виду Федотов Николай (1866-1934) - протоиерей, впоследствии обновленческий "митрополит". До перехода в 1922 г. в обновленческий раскол был протоиереем, благочинным г. Ейска. С 29 апреля по 9 мая 1923 г. участник IV обновленческого "собора", член почетного президиума и предсоборного отдела, председатель дисциплинарного отдела, подписал акт о низложении патриарха Тихона. С 1930 г. обновленческий "митрополит Череповецкий", затем "митрополит Орехово-Зуевский".

[12] Покаяние произошло в ноябре 1923 г.

[13] В протоколе допроса иеромонаха Симеона от 9 июня 1936 г. с его слов записано: "После отъезда Арсения я был со службы уволен и под влиянием монашек поехал в Мичуринск к архиепископу Вассиану, где рукоположился им в сан священника".

[14] Вассиан (Пятницкий Владимир Васильевич) (1879-1940) - архиепископ Тамбовский и Шацкий. В 1902 г. окончил юридический факультет Московского университета, адвокат. С 1913 г. пострижен в монахи, учился в Московской духовной академии. В 1921 г. епископ Егорьевский. В 1925 г. примкнул к григорианскому расколу. В 1926 г. запрещен в священнослужении заместителем патриаршего местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). После покаяния в 1927-1936 гг. епископ Тамбовский и Козловский, с 1930 г. - Тамбовский и Шацкий. Арестован в 1935 г. В 1940 г. умер в ссылке.

[15] 17 мая 1936 г. иеромонах Симеон (Сиверс) был арестован Борисоглебским городским отделением НКВД Воронежской области, ему было предъявлено обвинение по ст. 5810 ч. II и 5811 УК РСФСР (уголовное дело № 1934). На первом допросе, состоявшемся в день ареста, он показал, что "принимал для исповеди верующих у себя в квартире", и назвал имена нескольких своих знакомых. На вопрос следователя, признает ли он, что при этом велись разговоры антисоветского характера, иеромонах Симеон ответил: "Нет, этого я не признаю, т.к. в этой квартире я вел разговоры исключительно религиозного характера". Однако на втором допросе, 31 мая 1936 г., Симеон признал себя виновным, назвал имена и фамилии верующих и пересказал то, что они якобы говорили против советской власти. Свои показания неоднократно подтверждал на следующих допросах. 10 июля 1936 г. был подписан протокол об окончании следствия (Архив УФСБ РФ по Воронежской области. Д. 1934. Спецпакет).

[16] Первое заявление сделано не позднее 10 июля 1936 г. (Архив УФСБ РФ по Воронежской области. Д. 1934. Спецпакет).

[17] Заявление аналогичного содержания направлено иеромонахом Симеоном 10 сентября 1936 г. в управление Воронежского областного отдела НКВД. Оно написано не его рукой и лишь подписано им.

[18] В заявлении от 22 декабря 1936 г. председателю суда иеромонах Симеон писал: "Я был в болезненном состоянии психоневростении, которой я заболел 11 мая с.г." (Архив УФСБ РФ по Воронежской области. Д. 1934. Спецпакет).

[19] Сиверс упоминал именно Свирлаг, а не Соловецкий лагерь, как указано в опубликованных биографиях.

[20] 20 мая 1964 г. по протесту прокурора г. Ленинграда С.Я. Сиверс реабилитирован за отсутствием состава преступления.

---

(1) Датируется по содержанию.

 

(2) Фамилия следователя в протоколе не указана.

(3) Так в тексте

(4) Подпись неразборчива.

(5) На документе штамп: "Силы гражданского акта настоящий документ не имеет".

(6) Документ заверен личной печатью архиепископа Вассиана.

(7) Датируется по тексту пометы.

(8) Текст пометы неразборчив.

(9) Возможны варианты в прочтении, подпись неразборчива.

(10) Подчеркнутое в документе выделено курсивом.

(11) В документе "было".

 

 ИСТОЧНИК:  http://www.rusarchives.ru/publication/sivers.shtml

Старческая немощь новоначальных

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

ОСПОМИНАНИЯ духовных чад о. Сампсона о своём батюшке ставят перед нами весьма серьёзный вопрос о путях спасения в современном мире и о роли духовника в этом деле спасения. Личность и метод духовного руководства о. Сампсона сами по себе уникальны, несмотря на некие черты сходства с духовным опытом иных наставников современности.

       Не без известного страха и, конечно, не по своей инициативе вынуждены мы взяться за анализ этого своеобразного духовного наследия. Несомненно, о. Сампсон был человеком духовным, не плотским и не душевным. По слову апостола, духовный судит о всем, а о нем судить никто не может (I Кор. 2; 15). На нашем духовном уровне невозможно точно сказать о таком человеке, даже зная его лично: в святости он или же в прелести. И мы здесь, следуя двустороннему пониманию заповеди: не судите, так и не решимся ни в начале, ни в конце рассуждения вынести своё заключение о духовном человеке, равно допуская обе названных возможности: и святость, и прелесть. Да и возможно ли судить заочно по книге, да притом ещё по такой, которую сам старец не готовил к печати и даже не видел.

       Примеры из истории Церкви внушают нам такую осторожность. Человек в состоянии прелести нередко принимался всем миром за святого и, напротив, непонятый при жизни часто бывал прославлен у Господа. Оригенова школа дала нам множество почитаемых святых, ещё больше людей просто окормлялись у него духовно. Григорий Чудотворец Неокесарийский, Григорий Нисский, Василий Великий — это ли не светильники Церкви, некогда в той или иной мере учившиеся у Оригена. Триста лет Церковь не решалась осудить его ещё при жизни разоблачённое лжеучение, предать его анафеме. И лишь V-й Вселенский собор свершил эту последнюю духовную казнь отца всех ересей.

       Пример наглядно свидетельствует, что и еретики, и просто прельщённые прельстители далеко не всегда бывают простыми нечестивцами и растленными по жизни человеками. Зачастую это гениальные, блестящие, даже духовные люди. Вопрос: куда направлена эта духовность? В случае с Оригеном, хотя ересь его была сформулирована ясно, для окончательного суждения всей Церкви понадобились столетия. Имеем ли мы право в гораздо более запутанном случае высказать нечто решительное?

       Вопрос сей имеет себе основание в том, что книга об о. Сампсоне и его высказывания содержат в себе массу соблазнительного для тех, кто не знал старца лично. И, прежде всего, обращает на себя внимание общая нескромность его духовных чад, которые, составляя книгу, об этом явно не подумали.

       В первом томе составители проговариваются, что было как-то повеление Батюшки, чтобы его письма уничтожались. Можно представить себе его реакцию, если бы он увидел в печати все свои мелкие и частные записки, надписи на подаренных фотографиях, случайно оброненные, но попавшие на магнитофон (а то и просто воспроизводимые по памяти) слова, — короче, всё, сказанное каждому из духовных чад отдельно и лично. Всякий принимавший исповедь священник знает, что разным людям приличны сугубо разные советы, наставления, ободрения и одёргивания. Когда всё это ссыпается в одну кучу и выносится на люди, даже без уведомления автора, то это, на наш взгляд, иначе не назовёшь, как хамством, в самом прямом, библейском смысле слова. Воспользовавшись тем, что отец почил, сами раздели его душу до нитки.

       Чада о. Сампсона от большой любви совсем не пожалели своего батюшку. Право же, можно было бы ограничиться первым томом и в большинстве случаев просто не приводить прямую речь старца. Ведь из всего трёхтомника сам он не подготовил к печати ни строки. Странно, почему такие рачители послушания, которые без благословения батюшки, судя по книге, и чихнуть не смели, вдруг так запросто опубликовывают духовные наставления, высказанные им преимущественно в порядке исповеди? Какое уж тут послушание, иметь бы обычное человеческое приличие и скромность.

       Так или иначе, что напечатано тиражом — того не вырубишь топором. Старец отошёл в вечную вечность, и духовно общаются с ним пока довольно немногие. Книга же повлияет на многих, тем более, что она пользуется успехом. Повредить же могут порою и ценные лекарства, будучи не вовремя назначены неумелыми лекарями.

       Если по самому содержанию духовных наставлений, сказанных частным образом конкретному неизвестному лицу в конкретных неизвестных обстоятельствах, невозможно судить об их духовном уровне, то сколь же опаснее было бы примерять эти чужие советы на себя, делая их универсальными! И здесь мы видим необходимость, не судя о духовном наставнике, проанализировать многие соблазнительные и отрицательные моменты в книге воспоминаний о нём.

       Начнём с приводимого жизнеописания, которое никак не заслуживает такого именования. Приведено не жизнеописание, а лишь отрывочные автобиографические воспоминания. Никаких документов, никаких ссылок на исторические или литературные источники, никаких свидетельств очевидцев, почти полное отсутствие дат, — всё это вещи вполне возможные и допустимые по тем временам, но при этом обилие чудес воспринимается уже с трудом. Причём чудес не Божиих, а человеческих. Гораздо легче нам поверить, что Господь исцелил раненую руку раба Своего Сам, как некогда Иоанну Дамаскину, чем поверить целой серии удивительных обстоятельств этого события:

       — расстрел предварительно арестованного чекисты совершают так, что его друзья-монахи знали об этом предварительно и караулили место расстрела,

       — монахам удаётся доставить раненного, переодетого красноармейцем, из Псковской глубинки в Питер к его матери и к известным ему самому врачам,

       — красные врачи, перепутав послушника-графа с красноармейцем, делают ему восемь операций по 4-5 часов каждая. По крайней мере, первые операции совершаются в каком-то вагончике. Раненному вживляют чужую плечевую кость. Способна ли на это даже современная медицина, не говоря уже о тогдашней?

       Отметим и далее такие чудеса, отнюдь не Божии, в которые легко верим, но человеческие.

       Что за лекарства в военных госпиталях? Что за "общеобразовательные лекции, чтобы утешать раненных" (т. I, с. 36)? Это в разгар гражданской войны.

       Интересное послушание иподиакона: разъезжать по тюрьмам к заключённым архиереям, поддерживая их связь с Патриархом, передавая устно доверяемые "большие тайны".

       Удивительная оценка братии Александро-Невской Лавры: «Как будто вся сила монашеского духа, что была тогда в Руси, собралась в Лавре». А на следующей странице: «Лавру вскоре захватили обновленцы и вся почти братия впала в обновленчество» (I; 45, 46).

       Где и куда наступали японцы в 1945 году, будучи, как известно, разгромлены в две недели?

       Интересная судьба политзаключённого священника, которого направляют по госпиталям военнопленных от Баку до Дальнего Востока во время Второй мировой войны.

       Кроме всех этих настораживающе удивительных деталей, особенно поражают прорывающиеся в ряде мест оценки представителей различных политических сил, оценки, явно нетипичные для исповедников Православия тех лет.

       Вот проходит пред нами комиссар, который не даёт батюшку палачам: «Вас могут сейчас повесить, я вас не дам им». Вот расстрельщики-красноармейцы, ни в чём не виноватые, раз им дали такой приказ (I; 31). Вот ещё красные бойцы "спасают раненных от рук белогвардейцев" (I; 36). А вот и пленные фашисты, от которых вроде бы ничего плохого батюшка не встречал, но называет их всех негодяями, т. к. возникло подозрение, что находящиеся между ними врачи договорились убивать своих же пленных. "Москва послала" батюшку "караулить" этих негодяев, потому что он понимал по-немецки (?!) (I; 58). Что прикажете видеть из такого сообщения, как не приказ НКВД своему сотруднику?

       "Победа была за нами, и мы верили в эту победу и знали, что должны победить" (I; 59). Ни за что не подумаешь, что эти слова сказаны священником, страждущим во узах за имя Христово. Ни слова при этом не сказано о приостановке гонения на Церковь и об открытии некоторых храмов — не это является предметом упования и радости. Думается, что тот, кто не первый год страдает от изуверской жестокости большевиков — при самом горячем, даже извращённом патриотизме — не станет отождествлять себя с красной армией ("мы верили в победу и победили"), а к её успехам отнесётся несколько прохладнее, понимая, что для дела Христова на Руси укрепление советской власти ничего хорошего не сулит.

       Очень смущает и речь графа, человека образованного и знающего несколько иностранных языков. Письма, к примеру, проф. Новоселова, не говоря уже об архиереях — исповедниках, современниках и почти со-узниках батюшки, весьма отличаются по языку от него. А ведь они люди одного круга. Полное отсутствие в его речи ссылок на Священное Писание и Святых Отцов, отсутствие ходячих церковных выражений, метких славянских фраз (не говоря о латинских), общеупотребительных в живой речи духовенства того времени — тоже обращает на себя внимание.

       Не будем гадать, почему так. Скорее всего — это плод нашей подозрительности, повод к которой даёт непродуманно составленное жизнеописание. Но не исключено, что батюшка не тот человек, за которого себя выдаёт. Повторим, что все данные о нём приводятся исключительно с его слов. Характерна, наконец, и такая деталь: многих хлопот стоило батюшке получение паспорта уже после войны. И лишь по ходатайству митрополита Антония "некоему лицу" (какому?) — приносят паспорт. «Сколько было ликования, радости, благодарения Богу!» (I; 75). В это время батюшка был на свободе, служил на приходе, — паспорт мало что менял в его жизни. Ликовать же по поводу получения советского паспорта прилично, пожалуй, только Маяковскому. Или же... человеку, удачно меняющему таким путём свою личность?

       Скорее всего — повторим — наши подозрения не оправдаются. Но какой-то неопределённый осадок двойственности при чтении жизнеописания всё же остаётся. Составителям не мешало бы, кроме личной привязанности, проявить к своему батюшке известную осторожность и корректность, опустив хотя бы такие просоветские пассажи. Ведь книга рассчитана на читателя 90-х, а не 70-х годов.

       Авторам не мешало бы познакомиться хотя бы с житиями Новомучеников в известной книге протоиерея Михаила Польского. Там, напротив, много документов, косвенных перекрёстных свидетельств, постоянно проводится связь с общей канвой церковной истории. Может статься, героям этой книги, как и её автору, просто нечего стыдиться и опасаться, ведь никого из них Москва не посылала слушать разговоры пленных немцев. Чудеса описываются и в книге о. Михаила, но это именно Божии чудеса, а не просто человеческая невероятица событий.

       Все соблазнительные моменты, подобные указанным выше, духовным чадам о. Сампсона лучше было бы скромно оставить в тени, чтобы не вызвать навязчивых подозрений. Спрашивается, что тогда осталось бы от жизнеописания? — Пусть две страницы самой сухой, но абсолютно достоверной прозы.

       Православному христианину, по идее, не должно желать похвалы от бесов и бесовских прорицателей. Очень портит всё жизнеописание пророчество некой "непростой" еврейки, которая, "увидев что-то над головой" одиннадцатилетнего мальчика, предсказывает его матери, что он будет из чреды Аароновы, т. е. священником (I; 13). Апостол Павел, помнится, одну такую "провидицу" в своё время за подобные речи лишил такого "дара", а нашим современникам почему-то обязательно надо таким пророчеством похвастаться. Мало ли что сказала какая-то ведьма! Как будто священство Христово от таких прорицаний что-то приобретает!

       Автобиографические данные в таком их преподании — соблазнительном и неполном — уже вводят читателя в атмосферу недоверия. Далее идёт изложение духовнических методов батюшки на множестве конкретных примеров, и, увы, — соблазны только нарастают. Чтобы достоверно передать основную черту этого духовничества, приведём без комментариев лишь несколько характерных цитат.

       «Метод воспитания у батюшки был очень строгим. Он требовал полного послушания. Батюшка говорил: «Вот скатерть белая, видишь, что белая, а раз старец говорит, что скатерть чёрная, — верь, что чёрная». И так во всём!» (I; 203) — почти дословная, кстати, цитата из Талмуда, с той лишь разницей, что там раввин указывает «послушнику» на его правую руку, называя её левою.

       «Как сойдёт мирская спесь, останется пламенно-огненная вера в Бога и батюшку, прямота, верность Богу и батюшке» (I; 156).

       «Ты в пустыне... У тебя никого нет, кроме Божией Матери и меня, пока я жив» (III; 448).

       «Духовник и авва выше матери: разве мать знает то, что духовник, разве мать учит, как духовник? Разве мать любит, как духовник? Разве мать ответит, как духовник, Богу?» (III; 304).

       «Исполни мою маленькую просьбу: вставь в рамку и гляди на этого грустного старика» (надпись на своей фотографии) (I; 280).

       «Воля Божия и воля старца — одно» (III; 250).

       «Вопрос: У меня, значит, нет детской веры в Вас?

       Ответ: Да, зависть, глупость, гордость, Богу неблагодарность... Повинна клевете на меня» (II; 415).

       «Вопрос: Слышать и молчать, когда на Вас нападают?

       Ответ: Это соучастие! Нужно обличать: умно, обличительно, резко, ясно, справедливо, защищая сан, седину, права от Бога, правду. Только в глаза, резко, прямо, не боясь ничего; т. к. нападают за правду пред Богом» (III; 398).

       «Если духовник говорит: "нет", то и Небо говорит: "нет"».

       «Всё, буквально, мешающее видеть в старце проводника и ходатая — считай от диавола» (III; 453).

       «Изволь иметь смирение и скромность духа, послушание, абсолютное послушание по-детски духовнику. Чтобы не говорить: я не хочу, мне не надо» (III; 441).

       «Решила со Христом бороться? Авва — это Христос. По-твоему, мужик он что ли?.. Он учитель. А вам надо петь и плясать, что у вас есть духовник. А у меня его нет. Я буду ломать тебя и бить, как дурочку. Молись и терпи». (III; 274).

       Комментировать своими словами не осмелимся: кто поверит? Лучше выпишем из писем другого аввы — святителя Игнатия, и сравним. Вот ответ его на просьбу некоего молодого человека принять его под духовное окормление:

       «На слова письма твоего: «Возьми меня, добрый пастырь, и причти к овцам твоего стада» — ответ мой: «Прими меня, ближний мой, в услужение тебе на пути твоем ко Христу».

       Так отвечать научает меня св. апостол Павел. Он написал Коринфянам: Не себе проповедаем, но Христа Иисуса Господа, себе же самех — рабов вам Иисуса Господа ради (II Кор. 4; 5). Не себя проповедаю! Нет! Сохрани Боже! Пусть стою в стороне! Так стоять извещается моему сердцу, приятно ему... Исполним слова Господа, который повелел Своим ученикам: «Не нарицайте учителя, не зовите отца на земли, не нарицайтеся наставницы, все же вы братия есте» (Мф. 23; 8—10). Соблюдем взаимную мертвость, говоря друг о друге Богу: «Твое Тебе и да пребывает Твоим». Люди, оживая безумно друг для друга, оживая душевною, глупою привязанностью, умирают для Бога, а из пепла взаимной мертвости, которая — ради Бога, возникает, как златокрылый феникс, любовь духовная.

       Истинное послушание — послушание Богу, единому Богу. Тот, кто не может один, сам собою подчиниться этому послушанию, берет себе в помощники человека (духовника — с. Т.), которому послушание Богу более знакомо. А не могут люди с сильными порывами, потому что порывы уносят их. (Вспомним, что о. Сампсон как раз "любил боевых, с ярко выраженными характерами" (I; 136). Не их ли воля, будучи однажды подавлена сильнейшей человеческой волей, покоряется ей вместо воли Божией? — с. Т.) Если же руководитель начнёт искать послушание себе, а не Богу — не достоин он быть руководителем ближнего! Он не слуга Божий! Слуга диавола, его орудие, его сеть!» (Соч. М., 1995, т. 7, стр. 150-151).

       Таким наставлением будущий послушник встречен с порога!

       Будучи сопоставлены, сии утверждения духовников — лёд и пламень. Пусть сердце каждого выбирает своё. Здесь не игра в меткие цитаты. У каждого из авторов приведено ещё много рассуждений в своём направлении, которые показывают, что направления сии — противоположны и несовместимы.

       Если о. Сампсон — действительно величайший святой, то, в принципе, у него может быть какой-то свой, совершенно неповторимый путь. Но, думается, ни один человек в здравом уме не станет отрицать, что царский, универсальный, для всех приемлемый способ духовнических отношений предлагает здесь именно святитель Игнатий, а не о. Сампсон. Подражайте, духовники и чада, святителю Игнатию — и вы не ошибётесь. Может быть, не так стремительно взлетите к бесстрастию и святости, но зато гораздо лучше застрахованы будете от безумной гордыни и упоения духовной властью (духовники) и от самого жалкого рабства человекам (пасомые). А что святая духовная семья о. Сампсона — ещё на земле все небожители — то это не для нас, простых и смертных.

       Углубляясь в письма святителя Игнатия, мы встречаем множество цитат из Священного Писания и Святых Отцов. У о. Сампсона такие выписки практически отсутствуют. «Простоватые» составители жизнеописания ничтоже сумняся даже разъяснили, что некоторые для поучения батюшки делали выписки из всевозможных книг: аввы Дорофея, Отечника, епископа Феофана Затворника (те самые книги и авторы, которых батюшка рекомендовал читать — с. Т.) и многих других. Письма ему писали целыми общими тетрадками о том, как старец должен относиться к своим ученикам. На эти письма батюшка поначалу обязательно отвечал, разъясняя суть своего отношения, чтобы вопрошающий вразумился. Но если и после ответа вопрошающий продолжал писать "бунтарские" письма, то батюшка, не распечатывая, отправлял их обратно или сжигал в печке (I; 205).

       Неудивительно, что "бунтарство" и трудность распластать свою волю под ногами старца испытывали чуть ли не все его чада. Объяснение того, что его путь правилен и может быть согласован с общеотеческим, старцу едва ли удавалось убедительно привести. Если бы у него были веские продуманные аргументы, то они хотя бы попали на страницы книги, а люди, расположенные стать его духовными чадами, но споткнувшиеся о проблему послушания, после первого же такого вразумления успокаивались бы и не писали бы вторично ничего "бунтарского". Однако, батюшка успешно подавлял сопротивление без лишних объяснений и аргументов, просто лобовой атакой — во всяком случае, только такой вывод и можно сделать из книги. Так, например, на отчаянный вопль одного из "бунтарей", не удовлетворённого объяснениями: «Я у вас с каких-то пор ничего не понимаю: или здесь сеть диавольская, или Премудрость Божия» — старец отвечает: «Конечно, Премудрость Божия! Только Премудрость Божия!» (I; 205).

       Конечно, есть случаи, когда батюшка все свои духовнические успехи и доброе действие на людей ставил в заслугу не себе, а благодати священства. Но никогда об этом не говорилось "бунтарствующим", а лишь в ответ на явное заискивание обожателей, когда очарованность личностью старца уже была налицо. Пред такими людьми для усиления блестящего впечатления не худо, конечно, проявить известную скромность, чтобы убедить их в духовническом смирении.

       Разделить свою похвалу с Богом любому духовнику всегда проще и приятнее, чем принять на себя нарекание, выделить в нём имеющуюся долю справедливости и искренно перед младшими на деле, а не на словах признать свою неправоту. Но признавший так свою неправоту тем и должен отличаться, что сам снижает непререкаемость своего авторитета.

       Что же сказать? Православие, быть может, допускает некоторый особый пастырский опыт. Как видим, даже поклонники о. Сампсона невольно признают, что у Святых Отцов можно целыми тетрадками выписывать возражения против его методов пастырства. Полное послушание с полным откровением помыслов было, как правило, лишь для учеников — спостников старца. Нам не известны примеры, чтобы старец-монах возлагал такие мерки послушания на живущих в миру девушек, работающих на советской работе, которые составляли едва ли не большинство паствы о. Сампсона.

       Что из этого могло выйти? Первый же результат в самой книге налицо — потеря нравственных ориентиров: добро и правда только то, что батюшка благословит. Всё, что нам известно о своём батюшке — абсолютно полезно для всех прочих, не имевших счастья быть его чадами. Всё, что отстаивал он, не может быть поставлено под сомнение. И вот перед нами появляется такая, мягко сказать, непричёсанная книга.

       Много говорится в книге о духе немирности между чадами, об их зависти и ревности друг к другу: кто в большей чести у батюшки. Предмет распрей, как легко догадаться, пропал бы сам по себе, если бы из личности духовника не делать культа. Составители книги этого, конечно, заметить уже не в состоянии. Потому не замечают даже того, что представляют своего авву прямо-таки искусным интриганом, который ради закалки их смирения нарочно то приблизит одну из них, то отдалит, то приласкает другую, то обругает без причины, то наобещает третьей что-то и тут же откажется от своих обещаний. А под конец приговаривает: «Мне очень интересно за вами наблюдать, как вы иногда грызётесь между собой. Я смеюсь и удивляюсь!» (I; 212). Хорош предмет смеха для пастыря доброго!

       Скажите, разве не хамство печатать о своём старце такие вещи? Даже если сами читатели виноваты, что они такие плотские и неспособны видеть в соблазнительных вещах великую духовную высоту, тайно присутствующую. Да, представьте себе, что есть читатели, которые не умеют чёрную скатерть видеть белою и таких духовных высот не прозирают. Тем более, таким плотским и глупым людям неприлично раскрывать высокие и превыспренние духовнические тайны.

       Напротив, обычно пастырский опыт свидетельствует, что спасение пастыря и пасомых в ровном и равном его к ним отношении. Из двух женщин выделить одну особой духовной лаской — значит, нажить себе тяжёлую пастырскую проблему, а им — неминуемый душевный вред: одна вознесётся, другая станет завидовать. Ужасно, если пасомые станут искать благосклонного взора батюшки, ужасно, если его так ценят, и он этого не пресекает. Если же речь пойдёт о "детской вере" в человека-пастыря, через запятую со словами о детской вере в Господа — то ему, видимо, просто надо бежать от такой паствы. Таковы довольно тривиальные пастырские правила для всех простых и небесстрастных священников.

       Кто из нас, священников, застрахован от тонкого сладострастного желания обладать душой пасомого, особенно душой женской, особенно душой преданной. Это искушение никому, кроме пастырей, незнакомо. Так хочется порой раскрывшуюся слабую душу взять в свою волю, в своё управление. Грубая чувственность здесь нарочито умолкает, чтобы не спугнуть искушения духовного, ум наполняется возвышенными мыслями, в сердце, кажется, цветёт самая возвышенная любовь. Но любовь эта — моя, человеческая. Вот здесь и надо бы вспомнить пронзительно точные слова святителя Игнатия о взаимной мёртвости друг для друга христиан, ревнующих о даре Божественной, духовной любви.

       Вовремя одёрну себя: не имею я права вожделевать себе пасомого. Не ко мне пришла эта душа, не мне раскрывала себя, не я вёл её премудро ко Христу всю предыдущую жизнь, не в меня, стало быть, и должна она веровать детской верой. «Аз же точию свидетель есмь». Предел высоты моего звания — быть «другом Жениха» Небесного, предел падения моего пастырского — пленить и увести к себе эту невесту Жениха душ наших...

       Соблазнительно выглядит описание тяжкой драмы для старца — прещений несправедливых в Псково-Печёрском монастыре. Главная скорбь от них самим старцем видится в том, что его отлучают от пасомых и выставляют пред ними в несоответствующем виде. К чему здесь обжалования (чуть ли не до Верховного суда СССР), постоянные доказательства своей невиновности, к чему такая страшная скорбь по поводу людей, когда уже написано прошение о схиме? Неужели в жизни монаха, притом, подчеркнём, стяжавшего навык к умной молитве, так много значит «человеческий фактор»? Те же святители Игнатий и Феофан лобызали свой затвор, тяготились людьми, стремились исчезнуть с глаз долой. Про скольких других отцов мы можем сказать то же самое! Что, у них не было любви? — Или, может быть, просто они не заключали водительство душ своих пасомых на себя, знали, что ведёт их Сам Господь, и Господу же смело вручали стадо своё?

       Вера наша и духовное делание вовсе не сводится только к "узелкам" — чёткам. Большие делатели молитвы возможны и в среде еретиков. И в «Добротолюбии» выбраны отдельные духовные наставления еретичествующих авторов.

       Но, пожалуй, довольно рассматривать духовный портрет батюшки. Снова подчеркнём: о нём самом на основании этой книги судить не стоит. Здесь какой-то совершенно уникальный путь. Может быть, виноваты лишь духовные его чада — невольные соблазнители читателей.

       По сравнению с нынешними старцами о. Сампсон смотрится ещё довольно неплохо. На самом деле, он, как человек с большим положительным духовным опытом, с хорошими, правильными наставлениями об умной молитве, о ревности к Богу и многое другое — лишь подготовил дорогу нынешним старцам, которые, будучи на голову ниже его, требуют к себе не меньшего благоговения. Он в какой-то мере научил человеческий глаз "перекрашивать скатерть".

       Теперь уже — во многом, кстати, благодаря подобным книгам — в самом церковном народе общепринят такой взгляд на старца, вручающий ему ключи всякой совести.

       Беда даже не в том, что старцы требуют абсолютного послушания,— хуже то, что многие сами ищут именно таких руководителей, а нашедши, доставляют им желаемый авторитет. Культ личности нынешних старцев строится не столько сверху, сколько снизу — вот что досадно. Здесь видна некая страусиная позиция паствы: скорей-скорей закрыть глаза, отбросить свою растревоженную совесть, всё возложить на начальника и руководителя, чтобы вовсе даже не видеть цвета скатерти.

       Привелось услышать такое наблюдение, что читавшие эту книгу девушки, готовящиеся к монашеству, сами начинают мечтать о таком духовнике. Быть может, начинают и молиться, чтобы Господь послал им его! О, ужас! Любой проходимец в сане — а мало ли теперь таких! — поманит девочку пальчиком, скажет ей довольно банальные слова, легко напустит соответствующий вид и будет, по слову о. Сампсона, лепить любую фигуру из того воска, каким является молодёжь (I; 229). Любая его грубость, любое самовольство, любое хвастовство будут восприниматься не иначе, как перлы духовной мудрости. Ведь цвета-то уже перевёрнуты...

       А вместо дурных мечтаний нужно одно стремление, накрепко позабытое: быть в Церкви первородных, в Церкви Святых Отцов, мучеников, преподобных. По общеизвестному нашему учению, лишь Вселенская Церковь обладает непогрешимой истиной, но практически это мало до кого доходит, если последним критерием истины ставится старец. Получается малый замкнутый кружок с человеком во главе. Заблуждается один — погибают все.

Журнал «Русский Пастырь» № 2 (25), 1996 г.
Печатается с сокращениями

———

ИСТОЧНИК:  http://www.rus-sky.com/nasledie/books/Ig_Nikon/IN_Siver.htm