Жизнь по Христу. Отношения человека к Богу. Евгений Поселянин

Каково наше отношение к Богу?

Если хорошенько вдуматься в этот вопрос, то ответ на него придется дать ужасный: никакое.

В самом деле, у многих людей — даже из тех, которые считают себя христианами, — отношения к Богу совершенно безразличны. Мы о Боге не думаем. Мы Его не чувствуем. Мы живем как бы вне Бога, вне Его заповедей. Не у Него ищем вдохновения и помощи. Не к Нему несутся наши чувства. И главная беда в нашей жизни именно оттого и происходит, что мы не имеем к Богу отношения личного.

Личное отношение к Богу состоит в том, чтобы уметь представить Его себе реально, как представляли Его себе те подвижники, которые, не видя, видели Его, не слыша, слышали, в противоположность тем Христовым современникам, которые и, видя Его, не видели Его и, слыша Его, не слышали.

Отношение наше ко Христу должно начаться с мысли о Пресвятой Деве. Мы должны полюбить эту чудную Отроковицу, трепетно проследить Ее детские годы, стоять при Ней, когда среди дев, увенчанных цветами, Она была приведена в храм Иерусалимский. Мы должны сторожить слет к Ней в тихий Назарет Архангела Гавриила с чудною вестью о воплощении через Нее Спасителя мира и затем ожидать рождения Христа.

Мы не хотим вдуматься, мы не хотим всмотреться, мы не хотим почувствовать... Мы не допускаем, чтобы поэзия святой вифлеемской ночи овладела нашей душой.

Надо выкинуть из души все наносное, темное, ненужное и дать ярко сиять в этой душе чудным лучам звезды вифлеемской... С восторгом, благоговейным изумлением всматриваться в нее; в простоте душевной вифлеемских пастырей смирить перед Христом Младенцем свою земную мудрость, как смирились перед Ним поклонившиеся со своими дарами волхвы.

И пусть чувство благоговения смешается в нас с чувством жгучей жалости к этому Младенцу, Который оставил вековечный Престол небес для того, чтобы принять тягчайшую судьбу, которая когда-либо выпадала на долю жителей земли.

С этой жалостью следить за Его детством в убожестве, когда трудов усердной Матери и старого плотника Иосифа не хватало, быть может, для поддержания скудного хозяйства. С благоговейным ужасом видеть сорокадневный пост в пустыне и искушения от диавола. С замиранием сердца ходить за Ним в зной и непогоду по каменистым дорогам Иудеи, не зная, какой приют после трудового дня предложит суровая ночь. Дрожать за Него душой, видя распаляющуюся вокруг Него ненависть. Ожидать козней против Него. Слышать звон ужасных тридцати сребреников. Слышать треск факелов, горящих в сосредоточенной тишине Гефсиманского сада. Присутствовать при допросе, бичевании, заушении и поругании Царя Небесного. Внимать разъяренным воплям толпы: «Распни, распни Его». Слышать звуки молота по гвоздям, пробивающим руки и ноги краснейшего из сынов человеческих. В отчаянии сжимать руки над мертвенною плотью Того, Кто был сама жизнь, источник и возобновление жизни... Вот что может приблизить нас ко Христу и дать нам ясное ощущение Его бытия.

Ведь те святые, которые действительно стали Ему близкими, которые жили в Нем и для которых Он был жив, все те, которые в Нем, в Нем одном, почерпали свое счастье и были этим блаженны среди жизни, по человеческим взглядам бедственнейшей: все они напрягали все свое воображение для того, чтобы разбудить, разжечь в себе это чувство близости и несомненности Христовой.

Надо окружать себя Его изображениями, среди которых столько глубоко охватывающих и волнующих.

Сколько великих художников мира старались вылить на полотна эту наполняющую душу человеческую мечту о Богочеловеке, ходящем по миру и ищущем людей.

Вот Он воссел на каменном седалище и к Нему пришел молодой человек в одежде путника, изнуренный от долгого пути, с израненными от ходьбы ступнями. Он бросил к ногам Его свой страннический посох и упал к Его коленям.

«Тяжело, холодно, ноги избиты, отклика нет. Хожу-брожу, не находя себе пристанища, не зная, над чем успокоить мысль, куда устремлять свои чувства. Услыхал о Твоей благости. Из последних сил добрался до Тебя. Прими, успокой, пожалей».

И Христос, с милосердием во взоре, склонился к юному путнику, возлагая на него Свои исцеляющие руки, и не произносимыми словами, а чудотворным чувством, льющимся в душу, звучит Его привет: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас».

Вот Он, Добрый Пастырь, с высоким пастырским жезлом, окружен овцами. Одну из них, слабую, отбившуюся от стада, взял на Свои руки и несет ее в загон, где хранит Своих овец. Доверчиво прижимается она к груди Доброго Пастыря... Какая высокая мечта, как трогательно воплощены чудные слова: «Аз есмь пастырь добрый».

Вот Он, на этот раз усталым путником, стучится в дверь жилья человеческого... Отворят ли Ему или не отворят? Услышат ли загрубелым слухом этот стук святой руки, этот оклик святого гласа или вовсе не услышат?.. Услышат, отзовутся ли? Или не скажут ни слова в ответ, и не захотят подойти и отпереть?.. Но — Господи, Господи, избавь нас от этой участи, и в тот час, когда Ты постучишь к нам, дай нам широко распахнуть перед Тобой дверь нашего сердца!..

Вот Он (одна из римских картин), бездыханный, несомый Ангелами, с пронзенными руками, с ранами между ребер. Бережно и тихо возносят Ангелы уснувшего смертным сном Бессмертного, и один из Ангелов кулачонком растирает по лицу капающие из глаз слезы.

Вот Он молится в саду Гефсиманском. На виденном мною полотне неизвестного художника на лице Его нет того физического ужаса и во всей фигуре Его — той физической растерзанности, которые изображаются на других полотнах с тем же изображением. Руки разведены в великой мольбе. Это, очевидно, тот момент, когда Он, склоняясь перед волей Отца, произносит: «впрочем не как Я хочу, но как Ты». Вокруг Него таинственная тьма, около Него жесткий кактус — символ жестокосердия людского и тех людей, которые не примут Его проповеди и не воспримут очистительной искупительной силы страдания Его. Внизу, за темнотой, чуть видны робкие огни Иерусалима... Как одно это полотно, если долго созерцать его, может дать душе реальное ощущение Христа!..

Вот Он в Еммаусе, сидя с двумя учениками, благословляет хлеб, подняв голову к небесам и весь просияв светом Фаворским. Это та минута, когда ученики узнали Его.

И нам надо Его узнавать и узнать. Нам надо заставлять себя думать о Нем, надо временами приковывать себя к Его стопам, как приковала себя к стопам Христовым верная душа Лазаревой сестры Марии.

Бывает порой, что мы тогда только оцениваем людей, когда их с нами нет, когда мы с ними разлучены. Дети, долгие годы росшие в любви своих родителей, дети, на которых родители источали нежную ласку, теплую заботу, всевозможные самоотвержения, часто не видят и не понимают их, никогда искренно и глубоко не задумавшись над отношением к себе родителей.

Разлучатся — и вдруг все поймут. И хорошо, если родители еще живы и ответной лаской и заботой дети могут вознаградить за то, что получили от них, не понимая того и не ценя того долгие годы. Но какой ужас, если это понимание придет, когда родителей нет уже в живых и останутся одни неутолимые самоупреки, одно раскаяние, которого за всю жизнь нечем будет смягчить.

Так и нам надо, пока не поздно, понять и узнать Христа и прийти к Нему. Мы Его увидим, мы Его узнаем, когда спадут с нас узы тела, когда душа перейдет в иную жизнь.

Но муки ада будут состоять в том, что, не подготовленные к зрению Христа, мы будем бежать от Него, как бежит больной глазами от солнечного света. И вере будет уже тогда поздно действовать, ибо будет несомненное видение и мы проклянем себя за всякий тот день и час нашей жизни, когда мы не старались узнать Христа и не шли к Нему.

Познание Христа... Познание Христа... Вот — единственная цель нашей жизни: все, из чего мы должны исходить, чем все в нашей жизни должно кончаться.

Какое, в большинстве случаев, имеют отношение к Богу те люди, которые вообще имеют к Нему какое бы то ни было отношение?

Попрошайничество.

Мы равнодушны к бесконечным Божиим совершенствам, к лучезарному сиянию Его святыни, «к величеству славы Его». Мы смотрим на Него корыстно, ожидая себе и вытягивая от Него всякие милости — и больше ничего.

И позор такого отношения к Богу, грех этого корыстного на Него взгляда тем ужаснее, что даже не ко всем людям мы так относимся. Бывает такое отношение человека к человеку, что только хочется на него смотреть, им восторгаться, ничего от него не ждать и ничего от него не требовать. Есть отношения людей к людям, когда принести какую-нибудь величайшую жертву кажется счастьем. И вот мы, умеющие к людям относиться так высоко, так относиться к Богу не умеем.

Вспомним об одном простом человеке, в душе которого кипела безграничная привязанность к Господу, который всякую минуту своей жизни удивлялся Ему.

Этот человек — дядя Аким из «Власти тьмы» графа Толстого.

Этот человек знал, что в Боге все совершенства и вся правда. Он не умел выразить всего того, что думает о Боге, а между тем слова, вырывающиеся из его души, — одни из великолепнейших слов, какими душа человеческая восхвалила Своего Творца.

«А Бог-то Он... во...» В этих незатейливых мужицких словах вы слышите такой восторг души, объятой святым пламенем, вы чувствуете душу, замирающую в созерцании совершенства Божия, взволнованную видом этих Божиих совершенств и безграничностью Божества.

И такой человек, в котором живет этот восторг, не нуждается даже в земном счастье, ибо это радостное созерцание Божества заменяет ему всё.

Когда душа поглощена действительно глубоким чувством, ей достаточно лицезрения того человека, который в ней это чувство пробудил.

Одна московская богатейшая, знатная и титулованная дама, безгранично чтившая знаменитого русского публициста Каткова, с которым муж ее был в большой дружбе, часто восклицала:

— Я бы у Каткова готова быть кухаркой.

И люди, которым трудно видеть предмет своей любви, часто мечтают о том, какое счастье быть швейцаром или дворником в ее доме, чтобы несколько раз в день видеть ее, хотя и не говоря с ней. Если такое счастье дает душе вид земного любимого человека, то какое же счастье должно наполнять душу, созерцающую Божество?

А мы вот только попрошайничаем. Вместо хлеба насущного просим мы себе всевозможных благ житейских, и вы можете заметить, что усерднее всего крестятся руки тогда, когда раздаются слова ектений: «ожидающих от Тебе великия и богатыя милости».

И очень редко кто из нас идет в своих отношениях к Божеству дальше ожидания этих великих и богатых милостей.

О Господи, Господи, научи нас любить Тебя так, как любили Тебя Твои искренние друзья. Сделай так, чтобы Твои совершенства, Твои принесенные за нас жертвы, Твое изволение на страдание за нас, Твои проповеди и Твои дела пленили нашу душу так, чтобы мы стремились созерцать Тебя и слышать Тебя, ничего себе от того не ожидая и в этом служении находя всю полноту счастья и венец радостей. Дай нам с убеждением сотника, стоявшего при Кресте Твоем, воскликнуть в душе нашей: «Воистину Божий Сын бе сей». Дай нам не бояться зла мира, не бояться потому, что в душе нашей было слишком ясно выражено тяготение к этому счастью, которое даешь Ты один. Дай нам любить Тебя той любовью, которою любили Тебя мученики, с весельем за Тебя страдавшие и даже не смотревшие на то великое, по земным понятиям, что они покидали для того, чтобы доказать верность Тебе! Дай нам любить Тебя любовью великих пустынников. Дай нам славить Тебя, как славили Тебя лики святых. Дай нам в молитвах чаще и больше просить Тебя не о временных наших нуждах, а о приумножении в душе нашей той жажды, которая распаляла души святых. Дай нам Тебя только увидеть в мире и над миром. Дай нам, чтобы Ты был нашим путем и спутником, вожатаем и пристанищем. И когда душа наша будет часто и часто спрашивать, какой теснейший путь единения с Тобой, — тогда шепни нашей душе, как шепнул Ты некогда вопрошавшему Тебя в мыслях о том великому рабу Твоему Парфению, старцу киевскому: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь пребывает во Мне и Аз в нем»

Источник: Православие. ru