«ЖУЮЩИЙ МОЮ ПЛОТЬ И ПИЮЩИЙ МОЮ КРОВЬ ИМЕЕТ ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ»

Богослужение Великого четверга посвящено вспоминанию о Тайной Вечере, на которой Господь Иисус Христос установил Таинство Евхаристии – Таинство Святого Причащения. Это главное христианское Таинство в истории служило предметом преткновения и соблазна для очень многих людей (заметим в скобках, особенно для людей образованных и привыкших мыслить рационально или даже рационалистически). Как такое может быть, спрашивали они, – чтобы хлеб и вино стали Плотью и Кровью Бога? Как Бога можно пить и есть, принимая Его внутрь себя?

Но ведь действительно, на Тайной вечере Христос, указывая на преломленный хлеб и вино, говорит, что это и есть Его Тело и Его Кровь:

«И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26. 26-28).

На самом деле, в Таинстве Причащения, в его установлении есть своя, с позволения сказать, железная логика – но не логика рационального или эмпирического мышления, а логика веры и стремления к спасению. Как говорил философ Л. Витгенштейн, много размышлявший над проблемами религии и этики, стремящийся к спасению нуждается «не в мудрости в мечтах или рассуждениях, а в уверенности. – Эта уверенность и есть вера. Но вера есть то, в чем нуждается мое сердце, моя душа, а не мой размышляющий рассудок… Жажда спасения как бы умиряет сомнение».

Святое Причащение дает возможность быть в единстве с Богом, причем не только духовно или идеально, но и в том числе телесно. А это и подразумевает полное причастие, реальная принадлежность чему-либо – когда человек принадлежит ему не только в идеальном смысле, но и телесно, физически, то есть — полностью. Так что есть большой смысл в известном афоризме «Человек есть то, что он ест».

Очень интересно в этом контексте, что когда Христос предраскрывал спасительный смысл Евхаристии в Беседе о Хлебе Животном в Капернаумской синагоге («Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» – (Ин. 6, 51)), чуть позже в этой беседе употреблен древнегреческий глагол τρώγω (trōgō). А этот глагол означал не только и не столько «есть», а еще и – «жевать», «грызть», «глодать». Поэтому строка 54 из 6 главы Евангелия от Иоанна по-русски может звучать и так: «Жующий (или глодающий, или глотающий, или грызущий) Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день».

Так что это слово τρώγω, буквально означающее «жевать» или «глодать», не допускает спиритуалистического или идеалистического перетолкования смысла Таинства Евхаристии. Неслучайно Христос использовал этот глагол в полемике с теми иудеями, которые «возроптали за то, что Он сказал: Я есмь хлеб, сшедший с небес» (Ин. 6.41). Христос употребляет этот глагол, словно подчеркивая прямой, телесно-материальный смысл вкушения Своей Плоти и Крови.

При этом все равно, смутились даже многие из Его учеников. Они, «слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать?» (Ин. 6, 60). Более того, эти многие, как говорится далее, теряют веру: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (Ин. 6.66). Христос же обращается к двенадцати апостолам, которых избрал Сам, и спрашивает, верят ли они Ему. И Симон Петр отвечает: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога Живаго». (Ин. 6.68-69).

В дальнейшем в истории многие даже очень умные люди спотыкались на том, что не могли принять Таинство Евхаристии, осуществляемое в Церкви. К ним принадлежал, например, и великий русский писатель Лев Толстой. Он неоднократно писал в своих дневниках, что участие в этом Таинстве, пока он ходил в храм, всякий раз было связано у него с мучительными переживаниями. Он все никак не мог заставить себя поверить, что он и правда причащается Тела и Крови Бога, и поэтому свое участие в Причащении он воспринимал как нечто фальшивое, ненастоящее. Более того, как считают многие исследователи творчества Толстого, его нападки на Церковь и отход от нее во многом были связаны у него с радикальным неприятием Таинства Причащения, словно одно неизбежно повлекло за собой другое.

На анонсе фото СПДА

http://foma.ru/zhuyushhiy-moyu-plot-i-piyushhiy-moyu-krov-imeet-zhizn-ve...