«ОБЛОЖИТЬ КИЕВ НАШЕЙ АГЕНТУРОЙ…». РЕЛИГИЯ В ОККУПАЦИИ И СОВЕТСКИЕ СПЕЦСЛУЖБЫ. Ч. 2

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия

Мониторинг советской спецслужбой религиозной ситуации в оккупированной Украине (1941–1944 гг.).

В златоглавом Киеве

Разумеется, особое внимание уделили созданию агентурно-разведывательных позиций в Киеве, включая религиозную среду столицы, где перед войной из 130 дореволюционных проводилась служба лишь в двух православных храмах.  В приведенном в начале статьи документе ставились задачи: «Все усилия агентурно-оперативных мероприятий по организации разведывательной работы в Киеве направить на глубокое и систематическое изучение деятельности оккупантов в г. Киеве, в частности изучение деятельности карательных и административных органов, освещение политического и экономического положения, военных мероприятий противника и режима, деятельности украинских националистов, духовенства и белогвардейцев».

Для этого предполагалось «выбросить в г. Киев на самолете подготовленные резидентские группы и агентов-одиночек, обладающих необходимыми объективными данными, обеспечивающими проникновение и оседание их в г.Киеве, снабдив их радиостанциями» и курьерами. Кроме того, планировалось разыскать, «осветить поведение и деятельность наиболее ценной агентуры, оставленной в г. Киеве» разведывательным, контрразведывательным и секретно-политическим (занимавшися, в т.ч. и Церковью) Управлениями НКВД УССР и восстановить связь с ней.

Предписывалось через резидентуры резидентов «Кармелюка», «Марийки» и «Тараса»[1], связь с ценной агентурой, проживающей в гор. Киеве, и привлечь ее к активной работе по религиозной среде.

В частности, по католикам планировалось использовать «Помещика»,  бывшего антиквара, связанного этим «бизнесом» до войны с немецким и польским консульствами. Тогда за связь с немецким консулом – как подозреваемый в шпионаже – получил 5 лет лагерей, где и был привлечен к агентурной работе. Отбыв срок, возвратился в г. Киев и снова использовался для разработки своих консульских связей, а затем и «старой интеллигенции» – врачей, профессоров, верующих католиков, охотно посещавших собственный дом «жертвы большевизма» в Буче под г. Киевом.

Конфидент «Попов» (о котором еще пойдет речь) «работал» по православным. Выходец из старой аристократической семьи, принадлежал к церковному активу мирян. Его покойная супруга «нелегально торговала крестиками и иконками», а сам агент имел широкие связи среди «старой интеллигенции и церковных авторитетов г. Киева, а также среди актива мирян и бродячего монашества». Ему в помощь отрядили проверенного агента «Быстрого» – «авторитетного тихоновского попа, имевшего приход в г. Киеве и располагавшего «широкими связями среди церковников».

Для автокефалов нашелся «Чернов» – «бывший петлюровец, ставший впоследствии видным попом автокефальной церкви, имел широкие связи среди националистических и автокефальных кругов Киевщине и Полтавщины».

Контрразведчики по данным упомянутого агента «Попова» ликвидировали т.н. «церковно-монархическую организацию» (свыше 20 участников), действовавшую под видом ставропигиального монастыря под руководством архимандрита Михаила (Костюка)[2]. 30 декабря 1943 г. архимандрит был арестован, а 21 декабря 1944 г. расстрелян. «Группа Костюка» имела «филиалы»  в Сталинской (Донецкой) и Ворошиловградской областях. Себя о. Михаил именовал «самодержцем Всероссийским» и «патриархом всея Руси», а его помощница схиигуменья Михаила  (Щелкина)[3] – «великой княгиней Елизаветой». Чекисты тут же объявили эту группу верующих «Правобережным центром Истинно-православной церкви», и этот давно излюбленный прием фабрикации раздутых «центров» и «разветвленных организаций» красноречиво свидетельствует о фальсификации дела. Вместе с тем, «дело Костюка» таит немало вопросов.

Согласно оперативно-следственным материалам НКВД-НКГБ, монахиня Михаила создала «церковно-монархическую» нелегальную групу в Киеве еще в 1924 г. Располагая значительными денежными средствами, Михаила приобретала на подставных лиц дома на окраинах Киева, куда поселялись ее единомышленники, закючались фиктивные браки и трудоустройство. Во временем образованная таким способом община стала основой самочинного «ставропигиального монастыря». 

Что же касется М.Костюка, то работая врачом в больнице Киево-Печерской лавры, он познакомился с схиигуменьей, в 1919 г. поступил на богословский факультет Петроградской духовной академии. С началом массовых арестов монашествующих лавры, по указанию схиигуменьи Михаилы, ее насельники рассредоточились по частным домам в Киеве и его пригородах. Сама игуменья поселилась с пятью монахинями в селе Борщаговка под Киевом, здесь архимандрит Михаил стал проводить тайные богослужения. В 1929 г. был матушкой Михаилой «помазан на царство», и почитался экзальтированными адептами как «Самодержец Всероссийский» и «Патриарх всея Руси».

К декабрю 1930 г., по указанию архимандрита Михаила, монахи и монахини, живущие в Киеве и Ирпене, оформились на предприятия и в государственные учреждения, вступили даже в профсоюзы, чтобы создать для окружающих «видимость светского образа жизни». Для этой же цели архимандрит Михаил предложил большой группе послушников и монахов из сел Киевской и других областей перебраться в Киев и Ирпень и оформиться рабочими на заводы, фабрики и железную дорогу. Все работающие должны были ежемесячно передавать в монастырскую кассу десятину, хотя в дальнейшем большинство передавало до 2/3 своего заработка. На эти средства руководством тайного монастыря было куплено пятнадцать частных домов, где поселились насельники обители, которая постепенно разрасталась; приобреталась также церковная утварь, имущество для монастыря, продукты и одежда.

После смерти монахини Михаилы в 1939 г. М.Костюк перенял полностью бразды управления нелегальной группой ИПЦ. Разумеется, существование общин ИПЦ не осталось вне внимания органов ГПУ-НКВД. В 1931 г. было возбуждено угловное дело на 140 адептов ИПЦ. Велись агентурные разработки «Кроты» и «Отшельники» на киевское подполье ИПЦ, реализованная в 1939–1940 гг. осуждением свыше 10 его участников. 17 февраля 1940 г. обвиняемые были приговорены (в т.ч. к 10 годам лагерей – 8 человек)[4].    

В 1940 г. М.Костюк  возглавил «нелегальный ставропигиальный монастырь» в Киеве. В города и села Киевской и других областей для сбора пожертвований и проповедования истины о «великих старцах» ИПЦ, направлялись монашествующие с просфорами, святой водой, портретами схиигуменьи Михаилы, как «святой, чудотворной, прозорливой, чистосердечной и всевидящей», и фотографиями архимандрита, распространяемыми среди экзальтированных верующих как «благословения батюшки Михаила».       

Во время оккупации М.Костюк открыто служил, зарегистрировал «ставропигиальный монастырь» в созданной оккупантами Городской управе. Богослужения в церкви Всех Святых привлекали все больше верующих, среди них были представители технической и творческой интеллигенции, профессура, увеличился поток верующих из провинции, привлеченных распространявшимися слухами об архимандрите Михаиле как «исцелителе» и «святом старце».

В 1943–1944 гг. арестовали 28 человек из окружения М.Костюка (в основном монахинь), из тайников монастыря было изъято 26 печатей и штампов, изготовленных художниками общины, которые использовались при изготовлении документов. Оставшиеся на свободе насельники монастыря пытались помочь арестованным, искали возможные пути освобождения архимандрита Михаила, стремились передать информацию о том, чтоон во время оккупации прятал в подвале церкви Всех Святых крещеных еврейских детей и «раскаявшихся» коммунистов, спасал молодежь от угона в Германию.

Поначалу архимандрит Михаил дал о себе ложные данные по одному из фальшивых паспортов. Допрошенные родственники пытались представить его душевнобольным и фантазером с манией величия. «Но откровенные и аргументированные ответы Михаила на вопросы следствия не оставляли никаких шансов на признание его душевнобольным. Во время следствия его жестоко избивали, о чем позднее рассказали выжившие после лагеря монашествующие». На допросах он заявил, что «принадлежит к Древне-Соборной Православной Кафолической Епископской Церкви», богослужения в монастыре совершались по монастырскому устав, подтвердил, что поминовение императора Николая II во время богослужений делалось им сознательно, так как он «по убеждениям монархист и не признает советскую власть как отрицающую Господа и преследующую верующих»[5].

В обвинительном заключении значилось, что М. Костюк «организовал антисоветскую монархическую группу»; «проводил антисоветскую пораженческую агитацию, «предсказывая гибель Советской власти и установление на территории СССР царской монархии». Ему же инкриминировалась «тесная связь с представителями карательных органов немецких властей, от которых он получал задания выявлять советских партизан», эти показания дал уже осужденный переводчик в гестапо, привезенный из лагеря на очную ставку с ним. Архимандрит Михаил виновным признал себя лишь в том, что, «как руководитель тайного Киевского ставропигиального монастыря, на протяжении многих лет лично проводил активную монархическую работу против Советской власти».

По мнению  органов  следствия, под видом монахов в «группе Костюка» скрывались активные коллаборанты (возможно, немецкая агентура, также «моноторившая» религиозную среду). С. Савченко в директиве № 520/с от 23 марта 1944 г. указывал, что в ходе расследования удалось разоблачить нескольких оставленных «на оседание» агентов немецких спецслужб, а также завербовать «ценную агентуру по церковникам»[6]. Впрочем, полностью доверять этим утверждениям нельзя, так как и в 1940-е гг. для органов  госбезопасности была характерна массовая фальсификация следственных дел. На насельников тайного Киевского ставропигиального монастыря до конца 1940-х гг. продолжалась охота, по доносам они арестовывались и отправлялись в лагеря на 3-5 лет. Говорят, последователи отца Михаила до сих пор проживают в Ирпене…

За мистику ответишь

Не остались без агентурной «опеки» кружки теософов и мистиков. В частности, на их разработку ориентировали квалифицированного агента «Кремневу», которая окончила институт иностранных языков и владела в совершенстве немецким языком, работала преподавателем немецкого языка в школах Васильковского района, откуда «по оперативным соображениям» через Наркомат просвещения УССР была переведена в Киев. До войны вела разработку теософско-мистических групп, представляя «ценные материалы». На этом же участке планировалось  использовать источника «Валерия». В прошлом белый офицер, сын генерала царской армии, владевший немецким и французским языками, агент имел широкие связи в бывших аристократических кругах, успешно использовался 3-м Управлением (секретно-политическим) НКВД УССР по разработке теософско-мистических групп по Киеву.

Работа «по мистикам» продолжилась и на освобожденной территории. На оперативном контроле находились и мистические группы, которым НКГБ СССР посвятил директиву № 26 от 21 февраля 1944 г. В ней шла речь о попытках «враждебных элементов» создать «антисоветские мистические группировки». Утверждалось, что группы мистиков-антропософов в СССР были связаны с немецкой разведкой, кружки теософов подпали под влияние Великобритании. Резидент немецкой  разведки, поэт Александр Горский-Горностаев (1886–1943, родился в семье православного священника и учился в Московской духовной академии, однако сан непринял и от Церкви отдалился), арестованный  в 1943 г., создал в Москве секту «федоровцев» в честь поэта-символиста Федорова, мистик С.Готовцев основал «Христианский союз молодежи»[7].

«Ушельцы» из «Гнили»

От внимания конфидентов не ускользали даже такие детали, как настроения возрождавшего монашескувю жизнь в Киево-Печерской Лавре схиархиепископа Антония (Абашидзе, 1867–1942, прославленного в лике святых УПЦ в 2012 г.). «Живет на средства, собранные среди религиозных», докладывали чекисты, говорит о конце советской власти и войне всего мира  с Гитлером во главе против коммунизма[8]. После  кровавых гонений на Церковь и с учетом преследований самого бывшего князя Давида, подобные настроения (весьма тогда распространенные) понять несложно. Принявший в 1928 г. великую схиму (с наречением в честь преподобного Антония Печерского) архиеерей жил с сентября 1941 г. жо блаженной кончины 1 ноября 1942 г. в доме блюстителя Ближних пещер, служил там в домовой церкви.

«Церковная» агентура активно работала по интеллигенции, и наоборот. Интеллигенцию ныне принято оптом жалеть как безусловную «жертву тоталитаризма», что не отменяет конкретно-исторического подхода к отдельным ее «ярким представителям», особенно проявившим себя в годы войны. Как говаривал герой популярного в период «угара перестройки» фильма «Черная роза эмблема печали…» Толик-с-глюками в голове – «были пришельцы, потом они ушли и стали ушельцами».

Вот ушедший с немцами давний агент ОГПУ-НКВД «Крымский» – доктор исторических наук Александр Оглоблин (1889–1992), ставший известной фигурой в диаспоре США. Будучи недолго городским головой у немцев. Составил печально известную листовку к «жидам города Киева» с приглашением спокойно, без опаски двигаться к Бабиному Яру.  С ним также предписывалось восстановить связь в оккупации  (позже резидент нелегальной разведки «Богдан» живописал, как Александр Петрович у Бессарабки подносил в 1941 году хлеб-соль полковнику войск СС).

До войны профессор-агент центрального аппарата НКВД УССР Оглоблин активно работал по оперативному делу «Гниль», участвовал в «комбинациях» (нередко беря для «прикрытия» сына), сливал информацию на коллег-преподавателей и студентов Киевского госуниверситета имени Т.Г.Шевченко[9]. На его совести, в частности, арест в 1938 г. и последующая гибель известного историка Наталии Мирзы-Авакянц (1889–1942).

«Работал в институте истории Академия Наук УССР, – сообщалось в документе НКВД, – одновременно возглавлял кафедру истории в Киевском государственном университете. Имел обширные связи среди украинской интеллигенции и научных кругов Киева, Львова и др. городов УССР. С нашими органами связан продолжительное время. Разрабатывал украинских националистов – академика Крымского (Агафангела, видного историка и востоковеда, умер в ссылке – авт.), Студинского[10], Возняка, научных сотрудников академии Василенко, Грушевскую (Екатерину, дочь историка, умерла в ГУЛАГе – авт.), и др. В отношении этих лиц представлял заслуживающие внимания материалы. Серьезным недостатком в поведения «КРЫМСКОГО» являлось чрезмерное употребление алкоголя и на этой почве ненужная болтовня... При временном отходе из Киева «КРЫМСКИЙ» остался там и занял руководящий пост в немецко-фашистском административном аппарате. Через некоторое время «КРЫМСКИЙ» немцами был смещен с этого поста и находился не у дел. По сообщению фашистского радио в октябре – ноябре м-це 1942 г., «КРЫМСКИЙ» назначен в созданную немцами комиссию «по изучению и приведению в порядок исторических памятников и музеев Украины».

Автор  диаспорных книг по «научной русофобии» и антиправославию, ушедший с нацистами Константин Штепа (сотрудничавший за свою жизнь со спецслужбами СССР, Рейха и США в эмиграции)[11] характеризовался НКВД как «САМАРСКИЙ» – профессор истории Киевского государственного университета, арестовывался в 1938 году за антисоветскую националистическую деятельность, к суду не привлекался, будучи освобожден по оперативным соображениям. Имел широкие связи среди украинской интеллигенции, вел разработку националистических элементов.

Через него-же агентурно освещалась семья умершего академика М.ГРУШЕВСКОГО, в прошлом председателя «Центральной рады» и в частности разрабатывалась дочь Грушевского – Екатерина Грушевская, которая была арестована и осуждена на 8 лет лишения свободы за контрреволюционную националистическую деятельность. Находясь в оккупированном немцами Киеве, «САМАРСКИЙ» был назначен фашистскими властями на ответственный пост в редакцию Киевской украинской фашистской газеты, откуда вскоре был освобожден от работы и, по последним данным, возглавляет один из отделов городской управы Киева»[12]. Штепа был инициативным сексотом. Еще во время пребывания под стражей (и освобождением после вербовки), докладывали в Москву киевские чекисты, «по собственной инициативе освещал нам настроения арестованных – его сокамерников, сообщил ряд данных, преставляющих для следствия определенный интерес»[13]

Одним из «шедевров» страдальцев-интеллектуалов на службе у оккупантов (работавших в «группе писателей» (!) органа психовойны «Отдел пропаганды «Украина») стало составление бдительного «списка №1» «Нежелательной советской художественной литературы»  с рубриками: «нежелательные украинские авторы» (36 персон, включая председателя Директории УНР Владимира Винниченко), «нежелательные украинско-жидовские авторы» (23 позиции) и «нежелательные жидовские авторы» (23 человека)[14].     

Упомянутый резидент «Богдан» (инженер-строитель Иван Носарь) дал интересный социально-психологический анализ среды, из которой выходили колаборанты в идейно-духовной области: «Значительная часть активных украинских националистов согласилась с политикой оккупантов, и, «забыв» о строительстве национального Украинского государства, заняла посты в городской управе, в хозяйственных учреждениях, и, частично, в немецком губернаторстве… Создавалась новая формация из украинской националистической интеллигенции, ставшей на службу немецкому фашизму. Националисты «старой формации» под страхом  арестов, расстрелов, на некоторое время притихли…, изучая политическое направление новой формации, под влиятельным руководством профессора Штепы…       

Новая формация украинских националистов целиком подготовлена немецкими специалистами министерства пропаганды Геббельса. В этой формации объединилась та часть интеллигенции, которая вышла из белогвардейцев, раскулаченных, репрессированных и прочих, ранее даже лояльно относившихся к политике советской власти. Они потеряли веру в победу советской власти и пошли на работу в пользу фашизма… Эти люди новой формации… страшнее самого ярого украинского националиста, так как последние открыто высказывают свою враждебность к коммунизму и советской власти, а они… на словах преданы советской власти, а на деле торгуют своими убеждениями оптом и в розницу»[15].

Нужно  сказать, что на фоне объявивших себя «историками-маркистами» и быстро предавших возвысивший их советский строй, образцы патриотизма и самопожертвования на подпольной работе проявили те, кого до принятия «Сталинской Конституции» 1936 года официально именовали «бывшими людьми». Представители старшего, дореволюционного поколения украинской и  российской национал-демократической интеллигенции.  Среди них были и бывшие офицеры армии УНР, дворянин – родственник участников «белого движения», солидные представители научно-педагогической и художественной интеллигенции с обширными связями в этой среде,  пострадавшие от режима – в т.ч. по сфабрикованному ГПУ «резиновому» делу «Союза освобождения Украины».

Агент «Говоров» – бывший генерал, генштабист царской и белой армий, имевший крупную собственность в Киеве, личный друг барона Маннергейма. В те же годы во Франции лютый враг Советов, командующий Добровольческой белой армией Антон Деникин гневно отверг предложения гитлеровцев о сотрудничестве, и сожалел, что возраст не позволяет ему, боевому генералу «показать немцам». В Югославии, где сосредоточилось наиболее «реакционное» белое офицерство, до 85% эмигрантов выступали за победу СССР над Рейхом…

«…Разоблачены и арестованы»

В заключение, дабы читатель получил представление  о предвоенном трагическом положении Церкви, приоритетах и документальном «колорите» агентурно-оперативной работы «по церковникам» приводим выдержку (со справочным материалом) из «Докладной записки о результатах агентурно-оперативной и следственной работы НКГБ УССР за время Отечественной войны 1941 – 1945 годы» (сентябрь 1945 г.)[16]:

«[…]К началу Отечественной войны на территории Украины, не считая западных областей, существовали лишь единичные приходы, часть из которых подчинялась московской епархии, а отдельные не признавали над собой никакого руководства.

В Сталинской, Ворошиловградской, Запорожской и ряде других областей Украины до войны церковных приходов вообще не существовало.

Оставшиеся попы отошли от церковной деятельности, устроившись на работу в различных советских и хозяйственных учреждениях и предприятиях.

Монахи и монашки, после закрытия монастырей, разбрелись в разные места, скрывая свою принадлежность в прошлом к монашеству, работали в разных, преимущественно хозяйственных и артельных предприятиях.

Кроме того, была парализована также и антисоветская деятельность сектантского подполья.

Однако, значительное количество попов, особенно монахов и монашек, несмотря на свой формальный отход от церковной деятельности, а также сектантские авторитеты продолжали свою нелегальную деятельность, группируя вокруг себя антисоветски настроенную часть верующих, устраивали нелегальные церкви, отправляли богослужения и выполняли различные религиозные требы.

Начало Отечественной войны внесло в среду реакционного духовенства, монашества и сектантов, а также и реакционно настроенного актива верующих значительное оживление, пробудило среди этих элементов определенные надежды на гибель Советской власти в войне с Германией и связанную в связи с этим реставрацию такого строя в России, при котором бы церковь играла, если не главенствующую роль, то во всяком случае заняла бы «подобающее» ей место.

Церковники и сектанты при прямой поддержке немцев в период оккупации легализовались и с первых же дней приступили к массовому открытию церквей и молитвенных домов.

Характерно отметить в связи с этим, что если до начала Отечественной войны в Киеве насчитывалось всего только две действующих церкви, официально разрешенных советскими органами, то за период оккупации было вновь открыто 20 церквей.

В период оккупации немецкими захватчиками территории Украины, работа органов НКГБ по церковной линии в основном была направлена на:

а) Создание агентурного аппарата и переброску его в тыл противника на оседание, с заданием выявления активных немецких пособников, предателей как из числа духовенства, так и актива верующих.

б) Выявление и сбор документальных данных, характеризующих деятельность высшего духовенства и деятельности церкви в условиях немецкой оккупации.

в) Проведение через агентуру, партизанские отряды широкой патриотической работы среди населения, оставшегося проживать на оккупированной территории и распространение среди этого населения патриотических воззваний, листовок и книг, отображавших жизнь церкви и духовенства в условиях Советской власти.

г) Изучение через специально оставленную в тылу противника агентуру по церковникам вопроса отношения немецких оккупационных властей к духовенству автономной и автокефальной ориентаций.

Для связи с агентурой, оставленной в тылу противника со специальными заданиями, было подготовлено и выведено в тыл противника более 20 агентов-курьеров.

Заброска агентов-курьеров в тыл противника дала положительные результаты в смысле изучения деятельности церковников на оккупированной территории.

Так, в начале 1942 года к оставленным при отступлении частей Красной Армии в гор. Харькове агентам «САРБОНИНУ»[17] и «ДУБНЯК»[18] была переброшена агент-курьер «ЛИЯ»[19], которая, успешно выполнив наше задание, при возвращении из тыла представила доклад «САРБОНИНА» и «ДУБНЯКА» о деятельности духовенства и церковников в период оккупации гор. Харькова.

Данные «ЛИИ» были полностью подтверждены при личной встрече с агентом «САРБОНИНЫМ» при первом освобождении гор. Харькова в феврале 1943 года.

На основании этих материалов были разоблачены и арестованы как агенты гестапо ЛЕБЕДИНСКИЙ Гавриил – председатель отдела культов Харьковской горуправы, КРИВОМАЗ Александр – член Харьковского епархиального управления украинской автокефальной православной церкви, возглавлявшейся на Левобережной Украине митрополитом Феофилом БУЛДОВСКИМ[20].

Всего по церковной линии за период с начала 1942 года по август 1943 года было переброшено курьеров к 18 агентам, оставленным со специальными заданиями па оккупированной территории.

По материалам агента «ПОПОВА», оставшегося в гор. Киеве, в декабре 1943 года была вскрыта и оперативно ликвидирована церковно-монархическая организация, руководимая архимандритом Михаилом КОСТЮК. По делу было арестовано более 20 человек.

Кроме заброски агентов-курьеров, НКГБ УССР проводилась специальная работа по распространению книг «Правда о религии в России», воззваний патриарха Сергия и др.

С освобождением территории Украины от немецких захватчиков, агентурно-оперативная работа по церковной линии в основном строилась по следующим направлениям:

1. Вскрытие организованного антисоветского подполья среди духовенства патриаршей ориентации, а также националистического подполья среди духовенства украинской автокефальной православной церкви.

2. Вскрытие агентуры немецких разведывательных и контрразведывательных органов, активных немецких пособников и предателей из числа духовенства и церковников.

3. Приобретение новой агентурно-осведомительной сети, способной вскрыть антисоветское подполье, выявлять агентуру, активных пособников и предателей из числа духовенства, церковного и сектантского актива […]».

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. Опытный агент Михаил Захаржевский, сотрудничал с ГПУ-НКВД-НКГБ  с 1920-х годов. В 1943–1944 гг. сыграл значительную роль в разработке «Карпаты» на Провод ОУН в Киеве и центральной Украине. Затем в оперативной игре НКГБ УССР имитировал руководителя «легендированного» «Провода ОУН» на Востоке Украины, выводился на Волынь для «установления связи» с подпольем ОУН Западной Украины, однако в результате предательства агентессы «Апрельской» (Людмила Фоя, убита в перестрелке в 1950 г.) был после пыток ликвидирован СБ ОУН.
2. Костюк Михаил Васильевич (1892, Киев – 1944). В 1908 г. окончил Киевскую военно-фельдшерскую школу, в 1909 г. сдал экзамен об окончании кадетского корпуса генерала графа Муравьева-Амурского в Хабаровске, в 1910 г. поступил в университет в Благовещенске, в 1914 г. мобилизован в армию с четвертого курса, после ранения вернулся в Киев, работал в госпитале и одновременно учился на медицинском факультете Киевского университета, окончив его в 1918 г. В 1919 г. принял монашеский постриг, в августе 1922 г. был рукоположен в иеромонаха в Никольском монастыре Киева. Служил настоятелем Свято-Успенского кафедрального собора в Смеле.
3. Щелкина Елизавета Федоровна (1862 – 1939). С семнадцати лет – послушница Антолептовского монастыря под Двинском. Окончила земскую фельдшерско-акушерскую школу в Ровно, работала помощницей, затем заведующей монастырской больницей. В 1889 г. пострижена в мантию с именем Мария. В 1900 г. медсестра в составе русской экспедиционной армии в Китае, в 1904–1905 гг. – участница Русско-японской войны, по возвращении игуменья Антолептовского монастыря. С 1906 г. в Феодосиевском подворье Киево-Печерской лавры. В 1917 г. приняла схиму с именем Михаилы.
4. ОГА СБУ. Ф.13. Д.511. Л.28.
5. Осипова И.И. Обзор следственных дел по «к.-р. организациям ИПЦ» на Украине…
6. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 462. Л.6;  Ф. 9. Д. 74. Л. 84–85.
7. ОГА СБУ. Ф.9.Д.19.Л.21–22.
8. ОГА СБУ. Ф.16 Оп.34. Д.15.Л.139–140.
9. ОГА СБУ. Ф.16. Оп. 32. Д.43.Л.89–90.
10. Студинский Кирилл Иосифович (1868–1941), видный галицкий, украинский ученый-филолог, председатель НТШ, академик АН УССР, проректор Львовского госуниверситета с 1940 г., председатель Народного собрания Западной Украины и депутат Верховного Совета УССР. В 1941 г. эвакуирован из Львова, прибыл в Киев, пропал без вести (по официальной версии, погиб при бомбежке эшелона на пути в Харьков).
11. Агент Секретно-политического управления ГПУ Украины с 1927 г., Константин Штепа (1896–1958), крупный историк-византист, заведующий кафедрой Киевского госуниверситета, ненадолго арестовывавшийся в 1938–1939 гг. Немцы доверили ему быть ректором столичного университета, редактором ведущей антисоветской газеты «Новое украинское слово» (1941–1943 гг.). Согласно показаниям бывшего начальника ІV-го отдела Управления безопасности и СД в Киеве Вальтера Эбелинга, К.Штепа пребывал на связи у гауптштурмфюрера Губера, начальника одного из рефератов ІV-го отдела. В эмиграции с 1952 г. сотрудничал с американской разведкой, работал на радио «Свобода», преподавал русский язык и литературу в военном учебном заведении, выступил одним из основателей известного центра психологической войны – Института по изучению истории и культуры СССР в Мюнхене (ОГА СБУ. Ф.13. Д.492.Л. 408–410).
12. Обзор по: ОГА СБУ. Ф.60. Д. 83540.
13. ОГА СБУ. Ф.16. Оп. 32. Д. 43. Л.111–112.
14. ОГА СБУ. Ф.16. Оп. 36. Д. 4. Л.113–114.
15. ОГА СБУ. Ф.60. Д.26959.
16. ОГА СБУ. Ф.13.Д.375.Л.32–35.
17. Протодиакон Василий Потиенко. В 1924–1926 гг. возглавлял Президиум Всеукраинской православной церковной рады (Украинской автокефальной православной церкви В.Липковского). По заданию органов НКВД «вошел в состав контрреволюционной организации», несколько лет использовался НКВД для разработки «контрреволюционного подполья», привлекался к сложным оперативным комбинациям по «церковникам». «Был оставлен в Харькове с заданием внедриться в националистические и церковные Контрразведчики отмечали неискренность и неровность его сотрудничества: «враждебный нам человек», «на вербовку в условиях ареста в свое время пошел потому, что это было единственным выходом из того положения». «Будучи человеком умным, с остро развитым чутьем», он во время успехов немцев на фронтах «фактически оставался украинским националистом», по мере ухудшения для агрессоров ситуации на фронтах – давал определенную информацию чекистам. В 1943 г. эмигрировал в Германию, там попал под обстрел и умер от ран 12 апреля 1945 г.
18. Константин Певный, агент из резидентуры «Митина» – «бывший поп», с 1935 г. «освещавший церковно-монархическую контрреволюцию». Работая хористом капеллы Украинской филармонии, в период оккупации дал ценные материалы, ходил в рейды по Харьковской области с целью выявления «предателей и немецкой агентуры из церковников» (для продолжения работы ушел с немцами).
19. Интересно, что сама «Лия» – Мария Пирогова – в конце 1950 г. обратилась в МГБ УССР с просьбой документально подтвердить ее сотрудничество со спецслужбой и пребывание с заданием в тылу врага в ноябре 1942–феврале 1943 гг. для подтверждения неперерывности трудового стажа (к тому времени она учительствовала в Московской области). Майор Бриккер (начальник отделения 2-го отдела 5-го Управления МГБ УССР) во внутренней справке подтвердил наличие такой негласной помощницы, состояшей на связи у С.Карина-Даниленко по «церковной линии». Однако в МГБ УССР не было выявлено личного дела или других подтверждающих документов о зафронтовой работе этой отважной, безусловно, женщины. К сожалению, нами не найден ответ МГБ М.Пироговой (см.: ОГА СБУ. Ф.2. Оп.4. Д.30. Л.130–140).
20. В 1923–1924 гг. – епископ Лубенский и Миргородский. Викарий Полтавской епархии. Активный участник процесса украинизации Церкви. Конфидент  ГПУ УССР «Кардинал». За инспирирование автокефального Лубенского раскола 1924 года, в декабре этого же года, судом 13 епископов за раскольничество извержен из сана и отлучен от Церкви. После окончательного затухания «лубенского» движения с 1940 г. проживал в Ворошиловграде как частное лицо. Ф.Булдовский в июле 1942 г. самочинно объявил о переходе с 400 формально подконтрольными приходами Харьковской, Сумской, Полтавской и частично Курской епархиями в юрисдикцию УАПЦ, при богослужении вел агитацию в пользу Германии. Был награжден немцами покоями в Покровском монастыре, дачей и 110 га земли  и другими преференциями. Помощник Феофила, бывший священник Александр Кривомаз (до войны – конфидент НКВД «Черный»), состоял «официальным представителем епархии» при гестапо.

Лже-иерарх выступал с агитационными проповедями, именуя оккупантов «освободителями», устраивал моления о здравии Гитлера, публиковал статьи, восхвалявшие «новый порядок» и критиковавшие советский строй. Представитель Министерства труда Германии летом 1942 г. поручил «митрополиту» развернуть агитацию в пользу «добровольной» мобилизации молодежи на работу в Рейх. Арестован 12 ноября 1943 г. 20 января 1944 г. умер под следствием.Как свидетельствуют материалы уголовного дела, «нажитое» раскольником имущество (вплоть до постельного белья) разделили между собой местные руководители органов госбезопаности.

https://pravlife.org/ru/content/oblozhit-kiev-nashey-agenturoy-religiya-...