«Людям нужен Робеспьер или Ленин, но никак не Христос…»

О смысле Крестной Жертвы

По церковному уставу «вход» в Страстную седмицу предваряет Вход Господень в Иерусалим (в этом году 24 апреля). Так было и исторически – прежде, чем взойти на Голгофу, Господь вошел в столицу своей страны как Царь. В этом есть парадокс, с трудом постигаемый умом. Как такое может быть, что одни и те же люди, постилавшие под Его ноги пальмовые ветви и искренне вроде бы ликовавшие Его «официальному» прославлению, могли буквально через несколько дней с таким, почти иррациональным, ожесточением кричать о Его распятии? Или это были не одни и те же люди, а все-таки другие? О переменчивости человеческого сердца, а также о феномене предательства мы беседуем с клириком храма в честь преподобного Серафима Саровского священником Андреем Мизюком.

«Мягко говоря, не поняли…»

— Отец Андрей, в голове не укладывается: ведь Христос за годы Своего служения сделал своим соотечественникам столько добра. Он исцелял больных, воскрешал мертвых, давал надежду безнадежным. Даже если люди не хотели относиться к Нему как к Богу, можно было просто по-человечески к Нему отнестись! Почему люди Христа распяли?

— Все очень просто: Христос разочаровал иерусалимнян. Вместо того, чтобы всех воодушевить, собрать воедино, поднять народный дух, взять земную власть, показать, что Он – именно Он тот самый так долго ожидаемый Мессия и Царь, который утешит, освободит от оккупации, отомстит, - вместо этого Он входит в Святой град беспомощный, кроткий, тихий. Он знает, для чего Он приходит в этот город…

И вот, нет никакого восстания, нет призывов, он не забирается ни на какую возвышенность, чтобы известить всех о начале нового мира, нет ничего из того, что так хотелось людям. А хотелось им именно человеческого – свободы от Рима, хлеба, счастливой жизни для себя и детей. И Он им этого не дает. Граждане Иерусалима этого, мягко говоря, не поняли. Поэтому уже через несколько дней ожесточенно кричали: «Распни…». Да, видели чудеса, да, видели воскрешенных мертвых, исцеленных больных, видели необычайную силу этого Человека, но что в итоге? Как Он эту силу применил? Никак…Он просто послушно отдает себя на поругание и страдание. А это еще больше злит и заводит толпу.

— Да уж, есть от чего разозлиться, особенно, если ты уже настроил планов и даже начал ими жить… Но, с другой стороны – чего было мечтать? Ведь Христос ничего подобного им не обещал!

— Вот именно, не обещал. Тем не менее, даже в поступке Иуды кто-то видит не предательство, а именно попытку спровоцировать Христа на восстание, думая, что это подтолкнет Его на то, чтобы взять, наконец, в свои руки земную власть и сбросить власть оккупантов на радость народу. И почти никто не увидел в приходе Спасителя то действительно важное, что Он принес для этих людей, что они не услышали и увидеть не захотели. А именно – Любовь до смерти. И смерти крестной.

В ожидании «штурма»

— В Евангелии говорится о толпе народа, стоявшей у подножия дворца Пилата и требовавшей казни Христа. Наверное, там были сотни или тысячи людей. Кто были эти люди? Ясно ведь, что не только фарисеи…

— Это были самые разные люди. В том числе те, кто видел дела Христа, кто и сам, возможно, был участником того, что совершал Христос, кто был рядом. Даже если кто-то и не видел, то уж точно слышал - то, что совершал Христос во дни Своего земного служения, невозможно было не заметить. Поэтому радость встречающих Его в Иерусалиме была неподдельной, а вот результат оказался не тем. Не о том радовались…

Потому-то и плачет Господь, видя Иерусалим еще издали. Но ведь всеобщее недовольство Христом - это же не произвольное собрание многих, кто просто оказался лично недовольным Им. Значит, все-таки недовольство, мнение толпы во дворе у Пилата – это действие отдельных лиц, может быть группы лиц. А именно членов Синедриона, первосвященников, фарисеев, вождей народных, тех, кто начал поругание Христа еще в доме Каиафы.

Преступление, совершаемое группой лиц, да еще и по предварительному сговору, даже в земном и светском законодательстве, намного тяжелее, чем одиночное преступление, и ответственность за него больше. А тут судилище целое. Стихийное и массовое. Если попытаться провести историческое сравнение, то можно сказать, что интересам такой массы в большей степени соответствуют Робеспьер или Ленин, но уж никак не Христос. Они, конечно, могут обещать и не дать обещанного и ожидаемого. Но зато вместо этого уж точно дадут большую кровь, которой толпа будет опьянена…

— Выходит, евреи ждали, что это будет такой «штурм Зимнего дворца», они ждали революции, а революции не случилось…

— Да, что-то вроде того.

— В итоге они даже Варраву, разбойника, убивавшего людей, готовы были отпустить, но только не Христа! Это до какой же степени надо было умом помрачиться?

— Досада, раздражение, непонимание, волнение – все это очень благотворно работает на стихийное, массовое решение и  требование о расправе. Не принес, не дал того, что мы хотим, - значит, отвечай. Но потрясает всякий разум тот факт, что и ради них тоже совершается эта Великая Жертва.

— Да, потрясает. И потрясает жестокость. Даже Пилат оказался мягче и справедливее. А ведь он на своем веку римского прокуратора, наверное, всякое повидал. Римские воины ведь были жестокими…

— В некотором смысле сострадающий Христу язычник Пилат – еще одно указание на греховное умопомрачение фарисеев и иерусалимской толпы. Однако это не делает меньшим его малодушие и трусость, не умаляет зла. В этом смысле его сочувствие Христу мало чем отличается от раскаяния Иуды. Пилату понятно, что здесь происходит, и что судилище, по большому счету, есть не более чем внутренние разбирательства иудеев. Более того, ему понятно, что убить Назаретянина хотят из зависти. Но спасать этого Человека ему совершенно не хочется. Тем более, что иудеи надавили на больное место, вспомнив имя кесаря.

Но при общении с Пленником душа Пилата все-таки была взволнована, он даже искал возможности, чтобы освободить Христа, но не решился быть верным этому своему слабому, но все-таки верному чувству. Его ведь никто не принуждал действовать так, как и Иуда, он поступает свободно и по своей воле. Хотя ему о Христе свидетельствует даже его собственная жена.

Вера в милосердие

— Один из самых драматичных эпизодов - отречение Петра. Почему Петр испугался оказаться на кресте рядом с Христом и почему оказался готов потом?

— Господь попустил это испытание Апостолу Петру, чтобы он понял, как страшно он заблуждался, впав в тяжелое самомнение, даже самонадеянность, сказав Спасителю, что не предаст, даже если остальные предадут. Вот это было намного страшнее, чем даже факт отречения. Это понял и сам Апостол Петр, услышав крик петуха, но, в отличие от Иуды, не только раскаялся, но и приложил немалые усилия к покаянию, изменению самого себя.

Его спасло то, что он в Божием милосердии не отчаялся. Предание гласит, что до самой своей смерти Апостол Петр горько плакал, слыша крик петуха. И то, что он попросил о распятии вниз головой, свидетельствует о том, что он никогда в жизни не забывал о своей роковой слабости в тяжелую для Спасителя минуту. Считал недостойным себя даже умереть так, как умирал Христос.

— Об отречении Петра никто ведь мог и не узнать, кроме Бога. Он сам потом всем об этом сказал…

— Отречение Петра было публичным, то есть при свидетелях. С этим жутким стыдом еще надо справиться. Ведь его же узнали. Узнали и сказали, что Петр один из тех, кто был с Христом.

— Но он сказал, что нет, и они подумали, что обознались.

— Все равно это очень стыдно.

— А Иуда?

— Иуда же все сделал почти что тайно. Только в Гефсиманском саду он открывает свое предательство поцелуем.

— А почему поцелуем, я не могу понять? Что за странный способ? Он что, издевается?

— Да, этот жест можно понять, в том числе, и как издевательство. Дело в том, что самые глубокие и искренние чувства в Ветхом и Новом Завете выражались именно целованием. И поступок Иуды можно понять, с одной стороны, как попытку до самого конца скрыть от Учителя свой поступок, словно бы он поздоровался с Ним при случайной встрече, а все остальное к нему отношения не имеет, а с другой стороны - как проявление крайней злобы, насмешки над добрым и искренним жестом дружбы. А еще есть предположение, что этим жестом Иуда словно бы хочет не спугнуть Христа, чтобы удержать Его, пока не подоспеют стражники.

— Почему Петр не сломался после отречения, а Иуда так не смог?

— Иуде не хватило надежды, не хватило веры в милосердие Божие. Кроме того, в Евангелии мы видим прямое указание на то, что в Иуду в момент предательства вошел сатана. Можно ли это понимать буквально? Наверное, да.

— То есть, масштаб его злодеяния был таким, что, совершив его, он стал одержимым и уже не мог собой свободно руководить?

— Это звучит апокалиптично, как сценарий к фильму Мэла Гибсона («Страсти Христовы» – Авт.), но на самом деле ничего фантастического в этом нет. Ведь когда мы сами совершаем грехи, не тот же ли самый падший дух руководит нами? Разница в том, что Иуда отдался ему до конца, перестал сопротивляться, дал ему над собой все права.

Была ли возможность у Иуды остановиться? Да, Спаситель несколько раз пытался образумить отпавшего апостола, остановить его. Была ли возможность у Иуды принести покаяние? Несомненно. До того самого момента, как петля не завершила его страшную земную жизнь.

Но самое тяжелое, что, даже находясь долгое время рядом со Спасителем, Иуда по большому счету так и не понял, Кто рядом с ним. Не захотел понять. Он был вором. И исправлять эту свою греховную страсть не захотел. Он воровал из той сумы, куда жертвовались средства для Христа и Его учеников. Страсть к деньгам, к сытой жизни стала решающей. Эта страсть не была уврачевана. А Господь, видя Иуду, его сердце, все-таки до самого последнего момента сожалел о нем. Ну что стоило Ему взять и раскрыть имя предающего Его там, на самой Тайной вечери. Но до самого последнего момента Бог не лишает человека возможности поступать свободно, то есть так, как считает нужным сам человек. Это и величайший дар, и страшное наказание. С этой страшной самостоятельностью Иуда и остался один на один. И не справился с ней.

— Что обычно стоит за предательством? Страх, малодушие, ненависть? Или каждый раз это разные чувства в зависимости от обстоятельств?

— Предательство вообще понятие очень сложное. Что движет человеком, решившимся на этот страшный шаг, сказать непросто. Но, пожалуй, малодушие и страх играют ключевую роль. Чаще всего это происходит, когда человек сам себя начинает ощущать в некой ловушке, когда от следующего шага зависит очень многое, в том числе и его жизнь. И доверяясь своим эмоциям, он вступает на этот путь против своей совести. Возможно, что и Апостол Петр в секунду своего отречения просто очень испугался того, что он тоже может быть схвачен. Его поступок оказался просто человеческим. То есть, поступком слабости. И в итоге он все-таки пошел на смерть за своего Божественного Учителя. А вот мотивация предательства Иуды была совсем иной.

— Его предательство не было поступком слабости?

— Вовсе нет.

— Почему? Разве страсть к деньгам не «слабость»? В чем разница?

— В том, что отречение Петра вызвано эмоциональным надломом в безвыходной ситуации. Он не собирался Христа предавать, он любил Его и очень горячо, едва ли не горячее других апостолов. Иуда же Христа предал сознательно, у него не было надлома, не было безвыходной ситуации, ему не грозила смерть. Его предательство стало естественным следствием каких-то давних процессов духовного разложения, которые, по всей видимости, происходили в нем. Если подумать о том, что Благая весть и сегодня, на расстоянии двух тысяч лет от Христа, изменяет сердца людей, делает их другими, возвышает и одухотворяет, то что же такое страшное гнездилось в этом человеке, что, даже видя рядом с собой Спасителя, будучи его близким учеником, он ничего не сделал для того, чтобы избавиться от своего греха…

Неужели было сложно?..

— У кого-то может возникнуть вопрос: зачем Богу вообще «надо», чтобы за Него умирали? И почему Ему Самому пришлось умирать? Почему нельзя было сделать так, чтобы эта чаша Его миновала?

— Если размышлять о том, могла ли Его миновать сия чаша, то лучше задаться вопросом: а почему Господь не переделал все заново сразу после общения Адама и Евы со змеем? Что, неужели было так сложно? А почему на Кресте Он не призвал сонмы ангелов, которые в сей же миг остановили бы все это безумие?

Так мы неминуемо возвращаемся ко дню прекрасного и страшного вхождения Спасителя в Иерусалим. Он идет на вольное страдание. Идет добровольно умирать, чтобы взыскать погибших. Погибает, чтобы дать жизнь умершим. Воскресает вместе с ними. И теперь сам человек волен решить, а нужна ли ему эта Жертва? Вопрос, опять же, страшный, но от него никому не уйти, потому что это уже свершившийся факт.

Бог действительно очень хочет, чтобы мы умерли. Но умерли для греха. Это очень тяжело, поэтому Он умирает за наши грехи Сам. Да, это непостижимо: Бессмертный Бог умирает. Но в этом замысел Его Божественной Любви к нам, величайшая и непостижимая свобода Бога, это Его воля. Он исполняет ее, потому что так хочет. Остальное - уже свобода наша.

Кому все это «надо»? Ему? Да, наверное, надо. Но надо, потому что это очень надо нам, хотя мы этого и не осознаем. Бог не нуждается ни в чем. И одновременно нуждается. В человеке. Потому что любит его.

— Но за что? Ведь мы же постоянно Его предаем, отрекаемся, огорчаем…

— А причины у этой Любви нет. Она сама причина всего. И всего начало.

— И чем мы можем ответить?

— Постараться увидеть в каждом человеке Его. То, что мы сделаем другому человеку, будет сделано и Ему.

Беседовала Елена Балаян

Газета «Саратовская панорама» № 15 (1045)

http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/lyudyam-nuzhen-robesper-ili-lenin...