«Хочу очиститься страданиями». Надежда Стешенко-Григорьева

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Век двадцатый. Мятежный и кровавый, принёсший с собой две мировые войны, революцию и унёсший около 60 миллионов жизней. Мрачный и жестокий, на годы погрузивший одну шестую суши в хаос безвременья и безверья. Век удивительный и прекрасный. Явивший миру тысячи героев, которые отдали не раздумывая свои жизни за други своя и отечество… Век неистовый и праведный. Именно в первой половине XX века было явлено миру святых больше, чем за тысячу лет христианства на Руси. В православном календаре добавилось более 1700 имён новомучеников и исповедников!

Если задаться целью и ежедневно прочитывать по житию одного из новомучеников, понадобится около пяти лет. Правда, иногда сведения о святых ограничиваются скупыми строками из личных дел заключённых: родился, учился, арестован, расстрелян. А между ними — даты.

Зачастую следственные дела и отсутствие в них фактов сотрудничества с властями служили основными документами при рассмотрении вопроса о канонизации. Особую ценность имеют редкие сохранившиеся свидетельства очевидцев, письма. Как, например, письмо протодиакона Николая Тохтуева. В нём он прощает своих мучителей и сообщает, что готов пострадать за Христа. Давайте перечитаем его вместе. И где-то между строк постараемся разглядеть жизнь, судьбу, душу человека. Душу, потерянную для мира и открытую Небу.

«Гражданин начальник! Разрешите мне объясниться с Вами письменно: я говорить много не умею по своей необразованности. Что вы от меня требуете, то я сделать не могу. Это моё последнее и окончательное решение. Большинство из нас идёт на такое дело, чтобы спасти себя, а ближнего своего погубить, — мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть чистым пред Богом и людьми, ибо когда совесть чиста, то человек бывает спокойный, а когда не чиста, то он не может нигде найти себе покоя, а совесть у каждого человека есть, только она грязными делами заглушается, а потому я не могу быть таким, каким Вы бы хотели...»

Так начинал своё письмо в НКВД — отказ быть осведомителем — Николай Тохтуев. Крестьянский сын, отец большого семейства, протодиакон. Тогда, в 1940 году, вполне земной человек тридцати семи лет стоял перед непростым выбором: служить Богу или работать на безбожное государство, сохранив свою жизнь и семью?

«Хотя я и семейный человек, но ради того, чтобы быть чистым пред Богом, я оставляю семью ради Него… Разве не трудно мне оставить… семью в восемь человек и ни одного трудоспособного? Но меня подкрепляет и ободряет дух мой Тот, ради Которого я пойду страдать, и я уверен в том, что Он меня до последнего моего вздоха не оставит, если я Ему буду верен, а отчёт мы все должны дать, как жили мы на земле…»

Николай Васильевич Тохтуев родился в 1903 году в деревне Бым Кунгурского уезда Пермской губернии. Поскольку случилось это в праздник перенесения мощей святителя Николая, назвали его в честь великого святого. Николаем был и дед по отцовской линии. Василий Николаевич Тохтуев — потомственный кузнец, вёл род от крещёных татар, два столетия подряд работавших на бымских заводах. Он был человеком верующим и трудолюбивым, пользовался авторитетом среди односельчан. В тридцать лет крестьяне избрали его волостным старшиной и затем выбирали на эту должность четыре раза подряд. В тридцать пять он овдовел, оставшись с четырьмя детьми, и женился на дочери священника Матвея Цветова, Марии. У них родилось ещё шестеро детей. Мария Матвеевна была глубоко верующей, тихой и заботливой матерью большого семейства. Её молитвами и стараньями Николай рано полюбил храм, службы и особенно церковное пение.

В девяти километрах от Быма был Белогорский Свято-Никольский мужской монастырь. Основанный в 1897 году в пустынном лесном месте, он скоро стал центром духовного просвещения Урала. За несколько лет число насельников монастыря выросло до пятисот человек. Сюда приезжали поговеть и помолится и великие князья, и рабочие окрестных заводов.

Одной из достопримечательностей Белых Гор был замечательный хор, состоявший почти из ста человек. Благочестие родителей и частое присутствие на монастырских службах оказали на Николая Тохтуева огромное влияние. Он стал петь в церковном хоре. Есть предположение, что примерно между 1916 и 1917 годами он был послушником в Белогорском монастыре.

В 1919 году он поступил в Пермскую Духовную Семинарию и тогда же был назначен псаломщиком в Свято-Троицкую церковь села Ашапа. Когда он был на втором курсе, семинарию закрыли.

В 1922 году он обвенчался с Марией Зорихиной и вскоре был рукоположен в сан диакона. Через год его направили служить в Петропавловскую церковь села Уинского, ещё чрез год — в Николаевскую церковь деревни Кыласово. Чуть ли не ежегодно менялись храмы, места, приходы. По всей округе шла слава о мощном голосе отца Николая. Он обладал абсолютным слухом и красивым голосом — высоким басом. Он брал уроки по постановке голоса у самого Александра Александрова. Тот предлагал протодиакону стать певцом в его ансамбле. Говорят, что батюшку звали даже в Большой театр. Но он неизменно отвечал, что голос ему нужен только для одной цели: служить Божественную литургию.

В январе 1925 года епископ Кунгурский Аркадий (Ершов) пригласил отца Николая служить в Успенский кафедральный собор Кунгура. Владыка любил диакона Николая не только за красивый голос, но за его добродушие, простоту и нестяжательность. Вскоре диакон Николай был возведён в сан протодиакона и награжден двойным орарём.

Храмы были ещё открыты, и священнослужители ещё окормляли своих чад, но сотрудники ОГПУ не дремали. Все двадцатые и последующие годы велась слежка за священнослужителями: одних арестовывали, других склоняли к сотрудничеству, третьих принуждали к оставлению служения в храме.

В один из дней 1931 года протодиакона Николая Тохтуева тоже вызвали в ОГПУ, ознакомили с показаниями против него, а затем предложили стать осведомителем. В противном случае пригрозили арестом. Подписку он дал, и его отпустили. Однако никаких донесений в органы от него так и не поступило. Очевидно, за такое «сотрудничество» он не избежал бы наказания, но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Его отца, Василия Николаевича, как бывшего члена Государственной Думы в 1931 году лишили избирательных прав, и двоих его сыновей отправили в тыловое ополчение. Протодиакона Николая послали в Екатеринбург (в то время — Свердловск), где в 1931–1932 годах он с товарищами по несчастью в каторжных условиях работал на стройках.

В декабре 1932 года ОГПУ заводит дело на Николая Тохтуева по факту «активной антисоветской деятельности», которая заключается в том, что он, как некоторые другие священнослужители и миряне, якобы предсказывает «скорую гибель советской власти, кончину мира и пришествие Страшного Суда».

19 января 1933 года отец Николай был арестован, содержался в кунгурском арестном доме. Проходил по групповому «делу священнослужителей и мирян Кунгурского р-на Уральской области 1933 года».

Его посадили в подвальную камеру, рассчитанную на десять человек, но вместившую около пятидесяти. Сырость, теснота, духота, смрад. Некоторые умирали, не выдержав этих условий. В этой камере отец Николай пробыл полгода. Укрепляемый Господом, он остался твёрд в вере. На допросе заявил, что является убеждённым верующим человеком, что верит в приход на землю антихриста, второе пришествие Христа, неизбежную кончину мира и Страшный Суд.

«Но сроков этой кончины мира я не устанавливал и не предсказывал, — сказал он следователю. — <…> Существование советской власти несовместимо с религией и моими убеждениями, так как советская власть проповедует атеизм, безверие…»

31 января следователь снова допросил протодиакона, поинтересовавшись, давал ли тот подписку о сотрудничестве с ОГПУ.

«В 1931 году я давал органам ОГПУ подписку о сотрудничестве в качестве секретного агента по освещению контрреволюционной деятельности церковников и духовенства, но я не только не выполнял эту подписку, а сам вёл антисоветскую деятельность. С советской властью я считаюсь и признаю её постольку, поскольку это не вредит вере. От дальнейших показаний отказываюсь».

28 мая 1933 года протодиакона Николая обвинили в «участии в церковно-монархической контрреволюционной организации» и приговорили к трём годам «вольной высылки» на Урал. Но в Кунгурском арестном доме он заболел тифом, и исполнение приговора было отложено. Он проболел месяц, потом были осложнения после болезни. О нём как будто забыли. На время. В ноябре 1933 года Николай Тохтуев с женой и четырьмя детьми уезжает в Москву. Оттуда через Калугу в посёлок Угода (ныне город Жуков). В 1935 году его переводят в Наро-Фоминск.

А в 1938 году сообщают о возможном аресте. И снова, наскоро собравшись, семья Тохтуевых снимается с места. К этому периоду относится интересный факт биографии отца Николая. Старший брат Аркадий уговаривает его пройти прослушивание в Большом театре. Отец Николай попадает к главному дирижёру Большого, и тот, прослушав его, предлагает поступить в хор с зарплатой 300 рублей в месяц и готовить сольные партии. Но для этого нужно уйти из церкви… Он отказывается, не раздумывая.

Последним местом его служения стал храм святых бессребреников Космы и Дамиана в посёлке Болшево Московской области (ныне район города Королёва). А 16-ти метровая комнатка в домике при храме — последним жилищем, где ещё два года он будет жить с женой и шестью детьми. Седьмой ребёнок родится за два месяца до повторного ареста отца.

В декабре 1939 года в Мытищинском районе было арестовано несколько православных верующих. Среди них прихожанин Космодамиановской церкви — некто Тимофей Князев. 26 апреля 1940 года, в Страстную неделю, в дом протодиакона Николая постучали. В Мытищинском отделении НКВД его допросили. Он сознался, что знаком с Князевым и знал о его антисоветских настроениях и высказываниях, но намеренно не разглашал. Тогда отцу Николаю предложили выбор: сотрудничество по выявлению «антисоветски настроенных» — или восемь лет лагерей. Решение для себя он принял сразу. Но уж очень хотелось встретить Пасху Христову с семьёй. И он снова дал обязательства, выполнять которые не собирался. Его отпустили. До понедельника. Отслужив Пасхальную литургию, он предупредил старосту храма, что в Светлый понедельник уже не придёт. В этот день он простился с семьёй.

Сразу же после явки он написал краткое заявление об отказе от сотрудничества:

«Товарищ начальник, я отказываюсь от подписки и давал её лишь потому, чтобы мне была возможность встретить Пасху и проститься с семьёй. По моим религиозным убеждениям и по сану не могу быть предателем даже злейшего моего врага...»

Эту бумагу он вручил начальнику Мытищинского отделения НКВД. Тот, прочитав заявление, всё же предложил протодиакону ещё немного подумать и отпустил его домой. Но Николай Тохтуев своего решения не изменил.

«Вы мне обещаете восемь лет — за что же? За то, что я дал жизнь детям? Их у меня семь человек, и один другого меньше. Старший сын двенадцати лет перешёл в 6-й класс, второй сын десяти лет перешёл в 4-й класс, третий сын восьми лет перешёл во 2-й класс, четвёртый сын шести лет, пятый сын четырёх лет, шестая дочь двух лет и седьмому только ещё два месяца; жена больная, не может взять ребёнка — так ей скорчил руки ревматизм и сердце болит. Советское государство приветствует и даёт награду за многосемейность, а вы мне в награду восемь лет концлагеря пообещали — за что? Какой я преступник? Только одно преступление, что служу в церкви, но это законом пока не запрещено. Если я не могу быть агентом по своему убеждению, то это совершенно не доказывает, что я противник власти…

<…>

Вот вы говорите, что мы обманываем народ, одурманиваем и прочие безумные глаголы, — а можете ли вы об этом определённо сказать, когда, может, и церковных книг не брали в руки, и не читали их, и не углублялись в христианскую веру, а судите поверхностно, что, мол, у нас написано в газетах и книгах, то верно, а что за тысячу лет написано было до Христа и про Него, что Он будет и так-то поживёт, и такой-то смертью умрёт и воскреснет (это за тысячу лет пророками было написано и уже сбылось), так это, по-вашему, неверно. Или вот, скажем, радио передаёт за тысячи вёрст без проволоки — как это остаются слова в эфире и передаются, а весь человек куда-то девается, исчезает? Нет, он никогда не исчезнет и никуда не девается, умрёт, истлеет и потом воскреснет в лучшем виде, как зерно, брошенное в землю…

Вот уже двадцать три года существует советская власть, и я ничем не проявлял себя враждебным по отношению к ней, был всегда лояльным, исполняя все распоряжения власти, налоги всегда выплачивал исправно, дети мои учатся в советской школе, и вся моя вина лишь в том, что, будучи убеждённым христианином, я твёрдо держусь своих убеждений и не хочу входить в сделку со своей совестью… И вам не могу услужить, как вы хотите, и перед Богом кривить душой. Так я и хочу очиститься страданиями, которые будут от вас возложены на меня, и я их приму с любовью. Потому что я знаю, что заслужил их.

Вы нас считаете врагами, потому что мы веруем в Бога, а мы считаем вас врагами за то, что вы не верите в Бога. Но если рассмотреть глубже и по-христиански, то вы нам не враги, а спасители наши — вы загоняете нас в Царство Небесное, а мы того понять не хотим, мы, как упорные быки, увильнуть хотим от страданий: ведь Бог же дал нам такую власть, чтобы она очищала нас, ведь мы, как говорится, заелись… Разве так Христос заповедовал нам жить? Да нет, и сто раз нет, и поэтому нужно стегать нас, и пуще стегать, чтобы мы опомнились. Если мы сами не можем… то Бог так устроил, что вы насильно нас тащите в Царство славы, и поэтому нужно вас только благодарить».

Ордер на арест был выписан 4 июля 1940 года. Согласно ему, протодиакон Николай Тохтуев обвинялся в том, что «являясь враждебно настроенным к существующему в СССР политическому строю, был тесно связан с отдельными участниками группы... существовавшей в Мытищинском районе, Князевым и другими (арестованы в 1939 году и осуждены в 1940-м)... Зная об открытых высказываниях Князевым... антисоветских настроений, Тохтуев укрывал его и не довёл об этом до сведения органов советской власти...»

В ночь с 5-го на 6-е июля 1940 года Николай Тохтуев был арестован и заключён во внутреннюю тюрьму НКВД Москвы и Московской области на Малой Лубянке. 2 сентября 1940 года Особое Совещание при НКВД приговорило протодиакона к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Он был отправлен в Севжелдорлаг в АССР Коми. Матушка Мария успела проститься с мужем на Лубянке.

17 мая 1943 года, не дожив пяти дней до своего сорокалетия, отец Николай скончался в Печорлаге при невыясненных обстоятельствах. Был похоронен в безвестной могиле. В 1957 году был реабилитирован.

После ареста мужа матушка с детьми продолжала жить там же, в Болшево, при храме. Мария Евгеньевна умерла в июле 1996 года в возрасте 94-х лет, пережив любимого мужа на 53 года. Дети протодиакона Николая Тохтуева и Марии Евгеньевны выросли глубоко верующими людьми. Из семерых детей только Вере Николаевне, единственной дочери, было суждено дожить до прославления отца.

Протодиакон Николай Тохтуев причислен к лику святых 6 октября 2005 года. Его память Церковь чтит 17 мая. В 2006 году было составлено житие святого и написана его икона. Священномученик изображён на ней в полный рост с кадилом в руке на фоне Болшевского храма.

http://www.pokrov-fond.info/node/add/story