«Будьте как дети»: как мне откликнуться на этот призыв Христа?

В редакцию «Фомы» пришел вопрос от читательницы: «Здравствуйте! Я не совсем понимаю смысл фразы, которую произносит Иисус Христос: “Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное”. Мы должны быть беззаботны? И как это совмещается с трезвым взглядом на жизнь?»

О том, что вложено в эти слова Христа, и как отличить настоящую евангельскую детскость от инфантилизма, мы поговорили с протоиереем Владимиром Зелинским, настоятелем храма «Всех скорбящих Радость» в городе Брешия (Италия) и автором книги «Будьте как дети. Теофания детства».

— Отец Владимир, Вы посвятили исследованию этой фразы Христа о детях целую книгу. Расскажите, почему она Вас так заинтересовала?

— Когда-то меня приковали эти слова из 18-й главы Евангелия от Матфея. Они перекликались с другими словами о том, что, принимая дитя, мы принимаем самого Христа (Мк 9:36–37; Лк 9:47–48). Они звучали и поныне звучат твердо и недвусмысленно, даже категорично, и вместе с тем, как мне казалось, по сравнению с другими заповедями, не привлекали столь пристального внимания комментаторов.

В евангельском, Христовом «дитя» меня поманила какая-то тайна, то есть нечто большее, чем назидательный пример хорошего поведения для взрослых. Я попытался разгадать ее. Не для того разгадать, чтобы объяснить, что мы что-то должны — книга «Будьте как дети» как раз ставила своей целью уйти от моралистического понимания детства как некоего долга, который нужно исполнить. Ее целью было найти другое, неожиданное измерение младенчества. И если мы что-то должны, то прежде всего тому ребенку, который еще живет в нас. Мы должны его найти. Должны открыть заново собственное детство с его опытом, пусть и неосознанным, присутствия Божия. В устах Христа, смею думать, это и означало «быть как дети». Впрочем, не столько должны, сколько призваны. Призваны осуществить замысел о каждом из нас: быть с Богом.

— А как можно его осуществить?

— Для начала, скажем, удивиться тому, что Бог решил подарить нам жизнь. Вот лично каждому. Он захотел, чтоб мы были, вложил в это решение Свою мысль, Свою любовь. Свидетельства этой любви мы не раз находим в Библии, особенно в изумительном 138-м псалме. Попробуем вслушаться:

Славлю Тебя, потому что я дивно устроен. Дивны дела Твои, и душа моя вполне сознает это. Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был втайне, образуем во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было.

Псалмопевец Давид ничего здесь не изобретает, но как бы «вспоминает» себя во взгляде Божьем. «Вспоминает» все свое существо — от формирования костей до дней предназначенной ему жизни, записанных в книгу Божьей памяти. «Вспоминает» себя как тело и себя как личность. Наука давно разгадала тайну возникновения человека как живого организма, но едва ли будет разгадана тайна возникновения личности. Потому что личность берет свое начало от замысла Божия о человеке даже и тогда, когда человек от этого замысла отступает.

И вот этот замысел приоткрывается в раннем детстве. Именно в раннем, пока змей еще не внушил нашему растущему «я» главную свою заповедь: будете как боги, знающие добро и зло… В раннем детстве мы еще не «боги», мы то, что недавно сотворил Бог при участии наших родителей, Им созданных.

Ребенок хранит в себе чудо шестого дня творения, когда человек явился в мир из Его деяния. «Быть как дети», «стать как дети» — значит отправиться на поиски этого чуда. Не в сентиментальном смысле, совсем нет, но в изначально религиозном, связующем нас с Творцом.

— В Евангелии мы не один раз встречаем мысль о том, что Царствие Небесное будет открыто младенцам, а не «мудрым и разумным». Разве мудрость и разумность — порок? Как нам следует это понимать?

— Попробуем задуматься: а что открыто младенцам? Им открыта — на каком-то доразумном, дорациональном уровне — любовь Божия. Она тайно светит в творении мира, в воздухе, которым дышим, в самом нашем существовании. В любви родителей, когда они есть. В природе, пока она не разрушена. В цветах, облаках, домашних животных. И вот когда человек ставит любовь в центр своей жизни, разум и мудрость повинуются ей, живут в гармонии с ней. Так возникают святые.

Или же разум становится господином нашего суверенного «я» и его страстей, которых это «я», даже очень религиозное и церковное, часто в себе не видит: гордыни, самолюбия, эгоцентризма. Отсюда вырастает ответ на вопрос: что делать? Не один ответ, а много, потому что мы свободны и можем выбирать разные пути.

И если мы что-то должны, если уж мы непременно хотим повернуть на мораль, то только одно: повиноваться любви. Нести ее в мир. Начав хотя бы с детей, со служения им. С их охраны, ограждения от зла.

Вообще, когда Вы открываете в себе любовь Божию, а это важнейшее открытие нашей жизни, столь редко сознаваемое, то не должны относиться к ней как к своему достоянию, к тому, что вам по праву принадлежит. Нет, любовь обнаруживает себя лишь тогда, когда вы бескорыстно ею делитесь. Мне приходилось читать о семьях, которые усыновляют больных сирот. Любовь Божия становится в них видимой, светящейся. Януш Корчак (ничего не знаю о его религиозных взглядах), который добровольно вошел с обреченными детьми в газовую камеру, до конца исполнил заповедь Христову: «стал как дети».

— Что скрывается за тем определением ребенка, младенца, которое дает Господь?

 — Господь не дает в данном случае определений. Он загадывает загадку, которую мы должны разгадывать. Не умом разгадывать, не богословием, но сердцем, соучаствующим в любви Божией. То есть являть ее делом, делясь любовью, «становясь как дети».

Человек находит, определяет себя в ребенке. Из такого самоопределения, на мой взгляд, рождается и подлинное искусство. Я привожу в пример некоторых поэтов, особенно Хлебникова, у которого нахожу абсолютно младенческое, почти недоступное нам восприятие вещей в их первозданности, откровении первого безгрешного дня творения. Вот гениальный образ кузнечика: «крылышкуя золотописьмом точайших жил…» Поэт воспроизводит свой первый, еще доразумный взгляд на мелькнувшего кузнечика, тот мгновенный снимок младенческого восприятия, который теряется в памяти, но поэт способен его извлечь, а потом запечатлеть в слове. Настоящее творчество для меня — это освобождение в себе исчезнувшего ребенка.

— Встречали ли Вы людей, которые этому определению детскости соответствуют? Расскажите, когда, где, при каких условиях?

— Мне приходилось встречать людей, в которых как бы проявлялась эта «святая детскость» и становилась очевидной. Она, как ни странно, часто дает о себе знать в старости после долгой молитвенной жизни. Детство и старость Василий Розанов называл метафизическим возрастом. Но дело здесь не в какой-то философии, но в обретении однажды отпущенного, утраченного и вновь обретенного дара. Потому что детство — это дар, который нами потом тратится, стирается, теряется, но никогда не пропадает целиком, до самого конца. Вернуться к нему, обрести вновь, может быть, легче в старости, когда отодвигаются земные дела, слабеет их напор, но лишь в старости просветленной, вернувшейся к своему детскому началу в Боге.

В своей книге я упоминаю об особом выражении взгляда новорожденного, о котором пишет отец Павел Флоренский, и не только он. Иногда в этом взгляде приоткрывается какая-то бездонная мудрость, мелькает лишь на мгновенье, потом исчезает. Многим родителям случалось встретиться с этим удивительным взглядом своего ребенка, потом они забывали о нем. Почему я вдруг вспоминаю об этом? Потому что иногда он просыпается в людях, вновь достигших детскости. Встречаясь взглядом с другим человеком, мы чаще чувствуем в нем чужого, от которого хочется укрыться. Но вот от взгляда ребенка — никогда. И если взгляд ребенка просыпается во взрослом, то взгляд становится взглядом друга, сочувствующего, ближнего, но не взглядом соглядатая. Таков взгляд старца, настоящего духовника. Когда встречаешься с ним хоть один раз, потом не забываешь.

— Некоторые считают, что «быть как дети» — значит смотреть на все через розовые очки…

— Слова Христа если не обратитесь и не станете как дети обращены ко взрослым. Они давно не дети, они отягощены всем прожитым своим «я», всем накопленным, взрослым, неизбежно греховным опытом. И Христос вовсе не советует им «впадать в детство» и надевать розовые очки, которых, впрочем, тогда не было. Он зовет их к преодолению самих себя. К перемене ума. К внутренней работе, особой аскезе. Такая аскеза требует рассудительности, которая считается одной из главных монашеских добродетелей.

В своей книге я пытаюсь найти связующую цепочку между обращением в ребенка и становлением святого через покаяние и аскезу, через внутреннее очищение. То есть через борьбу со своим «я», желающим утвердить себя в этом мире, «разбогатеть» в нем, но не Богом разбогатеть, а самим собой, своими приобретениями в жизни, своими имениями, пусть даже имениями ума.

Для меня самого это было открытием: связь детства со святостью, причем, святостью стяжаемой, приобретаемой молитвой и постом. Наша греховная взрослость, то есть заложенная в нас воля к власти, накоплению, обладанию, служению себе, возвышению над другими, удобному устроению себя в этом мире за счет других и т. п. побеждается, преображается усилием сознательного «обращения в ребенка».

— Некоторые неверующие считают, что православные люди часто инфантильны и несамостоятельны, и аргументируют это мнение той же цитатой Христа. В чем они не правы?

— Не правы они прежде всего в том, что хотят спародировать Откровение. Люди, не уважающие веру других, сознательно, а иногда почти инстинктивно, хотят довести ее до нелепости, до пародии. Инфантильность — это и есть пародия на детскость. Как розовые очки — карикатура на младенческий взгляд.

— А как «детскость» христианина должна совмещаться с трезвым взглядом на жизнь?

— «Братия! Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершенолетни» (1 Кор 14:20). Ум, о котором говорит апостол Павел, — это ум, обращенный к Богу и вместе с тем сохраняющий трезвость в делах практических. Посмотрите, как Христос решает проблему налогов: какая бы ни была власть, налоги надо платить. Но деньги на них Он находит как бы играя — ну хоть в рыбной пасти. Он показывает: пусть это не будет вашей заботой, ищите прежде всего Царства Божия, остальное… ну, пусть оно идет своим чередом.

И с Закхеем, заведомым жуликом, обращается как с возлюбленным чадом Божиим, ибо и он — сын Авраама. Как — духовно — и мы все. Закхей по-ребячески лезет на дерево, чтобы посмотреть на Иисуса, и, откликаясь на этот порыв, Иисус тотчас узнает в нем ребенка и говорит: «Приду к тебе». И вот ребенок, внезапно пробудившийся в сборщике налогов, раздает немыслимые обещания, не задумываясь, в силах ли он их выполнить. Шутка ли: «половину имения моего отдам нищим» — разве может такое сказать человек, привыкший считать деньги? Мы слышим здесь поистине детский лепет на пороге уже открывающегося Царства Божия. Это первые попавшиеся примеры, которых в Евангелии можно найти множество.

— Если перейти в практическую плоскость: что должен делать христианин, чтобы откликнуться на призыв Христа быть как дети?

— У меня нет готового списка практических рекомендаций. Для начала нужно найти ребенка в себе, чтобы суметь ощутить его в другом и полюбить его, как бывшего когда-то ребенка. Любовь научит и напомнит в каждой конкретной ситуации, как поступать, будучи младенцами на злое и совершеннолетними умом, перефразируя апостола Павла.

В своей книге я пишу о «цивилизации ребенка», которая должна стоять под знаком Христовой заповеди «принять дитя». Она могла бы научить нас сопротивлению той цивилизации аппаратов и умных («умнее» нас) машин, которая на нас надвигается. Ибо человек однажды, даже не заметив этого, может оказаться во власти своих собственных изобретений и оживших фантазий. А мудрость детства в Христовом его видении тогда вдруг окажется нашим убежищем.

Что значит быть ребенком в жизни? Бросить свои рыбацкие, свои житейские сети и следовать за Христом, как апостолы. Если Он зовет тебя, идти к Нему по воде, как Петр. Узнать Его мгновенно и исповедать, как тот евангельский Нафанаил, в котором нет лукавства. Вскрикнуть от радости как Мария Магдалина, встретив Его у пустого гроба.

Все эти случаи историчны, но вместе с тем они стали языком, точнее, метаязыком нашей веры. Каждый, если захочет того, может перевести этот образный язык в контекст житейских ситуаций, своего жизненного пути. Христос редко говорит ученикам: делай то, а того не делай, Он не руководит каждым нашим шагом. Он открывает истину — в том ребенке, которым мы были сотворены и которого можем узнать в других. Вот за этой истиной следует нам идти, помня слова: «сыны свободны» (Мф 17:26).

Фото на заставке spbpda

Беседовала Анастасия Спирина

https://foma.ru/budte-kak-deti-kak-mne-otkliknutsya-na-etot-prizyv-hrist...