«Божия Матерь протирала нас через сито»

В 1863 году купеческая вдова Настасья Бахарева в память о горячо любимом муже основала на окраине Перми, в чудесном, красивейшем уголке Пермского края, женскую общину. Общине пришлось пройти немало испытаний и скорбей, прежде чем в 1907 году был заложен первый монастырский храм в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы, а в 1908 году Святейший Синод объявил о преобразовании женской общины-богадельни в общежительный монастырь. Разрешалось набирать столько сестер, сколько «обитель в состоянии будет содержать на свои средства».

«Действительно, дивная местность и очаровательный вид с горы… невольно приходит страх и удивление от величия замечательной во всех отношениях местности. Она Самим Творцом хранилась и наконец дождалась своего предназначения», – писал иеромонах Серафим (Кузнецов), много доброго сделавший для юной обители.

Рядом с монастырем – целебные источники, целых четыре: Казанский, Покровский, Серафимовский и святителя Николая Чудотворца. Пруд, окаймленный хвойными и лиственными деревьями, березовая роща, изумительно чистый и свежий воздух, большая духовная библиотека. Обитель привлекала сестер, искавших духовного роста, – в 1913 году здесь подвизались 202 инокини. Монастырь вырос, окреп, мог уже заниматься делами благотворительности и милосердия, бесплатно кормить богомольцев, жертвовать на церковные школы, детский приют, строительство храмов.

В 1921 году обитель была закрыта, и в ее корпусах разместили детский туберкулезный санаторий. Трудоспособных сестер новые власти приказали «строго использовать на работах и службе санатория», престарелых же и нетрудоспособных – отправить в дом инвалидов. Были закрыты иконописная, ткацкая, ковровая мастерские, а вот жестяной мастерской нашли применение – приказали срочно приступить к изготовлению плевательниц.

Казанская церковь еще не была закрыта, службы в ней продолжались, шел большой приток богомольцев, что, по мнению властей, «отрывало монахинь от основной работы». Тогда в храме поставили 40 коек для больных, а позднее превратили его в медвытрезвитель. Такие рачительные хозяева.

Многие монахини отбывали срок в лагерях, после лагерей и ссылок возвращались. Объединялись вокруг пастырей: из Вишлага освободился архимандрит Таврион (Батозский), служил при Успенской старокладбищенской церкви схииеромонах Андроник (Лукаш).

Возрождение обители началось в 1998 году. Нам посчастливилось побеседовать с матушкой Софией (Забурдаевой), настоятельницей монастыря, и в ее рассказе отразились все черты современного женского монашества:

«Господь вел. Властно взял за руку, как ребенка, – и повел. Постепенно мирская жизнь стала неинтересна…»

– Пути Господни неисповедимы. У меня была очень верующая мама, а я – так себе… Когда мама умерла, нужно было идти в храм заказать поминовение, подать записки. Не то чтобы появилось свое желание – Господь вел. Властно взял за руку, как ребенка, – и повел. Сыну исполнилось тринадцать, брала с собой на службу. Потихоньку втянулись.

Постепенно мирская жизнь стала неинтересна. Отошли друзья с их покупками новых вещей, застольями, развлекательные фильмы стали неинтересными – мир повернулся ко мне другой стороной. Я для него как-то испортилась… Стала неподходящей.

Мама была первым другом – и я рыдала, просила Господа послать мне человека, которому могла бы открыть душу, как маме когда-то. И Господь ответил на мои молитвы – я обрела духовного отца, архимандрита Стефана.

Духовный отец познакомил меня с будущей монахиней, настоятельницей женского монастыря, известной всему Пермскому краю, – матушкой Марией. Тогда она была еще мирской человек, врач, профессор, Валентина Васильевна Воробьева. Жила уже по-монашески. Знакомые привели ее ко мне в гости по благословению отца Стефана, так как я сильно унывала – от мира ушла, но никуда пока не пришла.

Я обрадовалась гостье – курицы нажарила, не знала, что она уже не ест мясного. Она курицу есть не стала, попросила кефиру. Сидим. Сын, Ванечка, закрылся в другой комнате, телевизор включил. Она говорила мне о Боге, а я думала: она же врач, профессор – как она может быть верующим человеком?!

Валентина Васильевна пригласила меня к себе домой, я пришла, у нее в то время собиралось много молодежи. Когда началось в середине восьмидесятых годов возрождение Успенского монастыря в Перми, Валентина приняла монашеский постриг, потом стала настоятельницей монастыря, игуменией. Я старалась постоянно бывать в обители: готовила, мыла, шила – после работы, все праздники, выходные. Стала чувствовать, что там мое место.

Вырос и женился сын, появился внук, и мне пришло время уйти в монастырь, на Бахаревку, к матери Руфине, настоятельнице обители. С 1998 года я тружусь в обители, была благочинная, сейчас настоятельница монастыря.

Одно время приходили в обитель многие молодые сестры – такой был призыв благодати Божией. Люди ведь легко откликаются на что-то новое: открылись монастыри – и они пошли. А потом испробовали это новое… И остались – не все, а только избранные, те, кого выбрала Сама Пресвятая Богородица.

«Трудно подчиняться тому, кто моложе, кто менее образован, но в монастыре другие показатели преуспеяния – мирская карьера не всегда на пользу духовной жизни»

Почему уходят из монастыря? Кто-то не может понести друг друга, не в силах смириться. Иной пришел раньше в обитель, продвинулся дальше в духовной жизни и на послушании начальствует – приходится его слушаться тому, кто пришел позднее. Трудно подчиняться тому, кто моложе, кто менее образован, но в монастыре другие показатели преуспеяния – мирская карьера не всегда на пользу духовной жизни.

Уходят потому, что не могут понести тяготы монашеской жизни, внешние трудности – привыкли к комфорту в миру, тяжело переносят неблагоустройство. Ночью тяжело стоять на молитве. Монашество – подвиг. Не все готовы к подвигу. Первоначальная благодать отступит – и выходят на свет немощи. Бог – Он тот же, а люди стали слабее…

Причина ухода и в самости, в эгоизме, мы стали очень любить себя, нет самопожертвования. Боимся трудностей, бежим от них. «Ой, трудно, грязно, пойду, куда полегче»…

Когда сама шла в монастырь, мне казалось, что готова к монашеской жизни: шить, вязать, варить умею… И только с годами поняла – что ничего не умею и ничего не знаю. Как Сократ: «Я знаю, что ничего не знаю». Так и я…

Сначала очень тяжело было: нужно раньше вставать и позже ложиться, чем в миру, – целый день на ногах… Да еще несмирение… Нужно смириться перед каждым, каждого полюбить.

«Гора. Носили дрова на руках. Бани не было, ставили своими руками, женскими. Пришлось не только шить, но и копать, и садить…»

Дров не было, подъезд плохой к монастырю, гора, носили дрова на руках, топили печи. На покос – вставать рано. Бани не было, ставили своими руками, женскими. Пришлось не только шить, но и копать, и садить. Господь, Пресвятая Богородица очень помогали – сильная ревность была. Постепенно накапливалась усталость, появилось искушение уйти:

«Матушка Руфина, я уйду!» – «Что – испугалась?!»

Помолилась за меня матушка-старица, и ушли искушающие помыслы.

Сейчас счастлива, что когда-то переступила порог этого монастыря – древнего, намоленного, пусть и разрушенного, поруганного. Я когда первый раз сюда приехала: послушница моет крылечко. Снимаю обувь на улице и захожу без обуви. «Вы зачем разулись?!» А я – так почувствовала: благодать намоленного места. Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая…

Оглядываясь назад, вижу: много было трудов, искушений. Божия Матерь протирала нас через сито – разные люди приходили и уходили, у каждого – свои привычки, немощи, скорби. Начинаешь подвизаться – страсти наружу выходят, проявляются. Порой и сам от себя не ожидаешь… Но знаешь, что можешь за помощью к Господу обратиться – и Господь не посрамит.

Горели в 2002 году… Было и утешение – в самом эпицентре огня остались нетронутыми иконы – аналойный образ Казанской иконы Пресвятой Богородицы и бумажная икона «Неопалимая Купина». Деревянный киот полностью обгорел, а сама икона стояла нетронутая огнем и сияла яркими красками. Спасли и ковчег с 54 частицами святых мощей угодников Божиих. Такое чудо…

В 2009 году матушку Руфину перевели, осталась я настоятельницей. Страшно. Была одна из сестер – с одной ложки ели, а теперь матушка, за всех отвечаю… Потихоньку привыкли. И люди, и стройка, и духовная жизнь. Молитва. Если бы не милость Божия…

Каким чудом растет наш монастырь? Читали об Оптинских старцах? Отец Моисей начинал строительство без гроша в монастырской казне, и Господь посылал. Думаю: так то же преподобный Моисей был! А мы-то – что?! Разве мы так можем, как он?! А потом, Господь внушает, и говорю: «Сестры, давайте строиться!» – «Да что вы, матушка, у нас же совсем денег нет! На что строиться-то?!» – «А Господь поможет!»

Начали строиться – денег ни копейки! Тут кирпич пожертвовали, там доски привезли… Идет стройка! Спрашиваю у сестры-казначеи: «Сколько мы уже на строительство издержали?» – «Восемь миллионов, матушка!» – «Как?! Да где же мы их взяли-то?!» – «Да я и сама не знаю… Вы же говорили: Господь пошлет! Он и послал!»

До слез… Мы-то не такие, как преподобный Моисей Оптинский, а Господь – Тот же. И вчера и днесь…

«Источники у нас чудотворные. Приезжают, жалуются: нет детей. Окунутся, помолимся. Приезжают снова: матушка, мы ребеночка ждем…»

Источники у нас чудотворные. Одно время много молодых приезжали, жаловались: детей не было. Повожу по святым источникам, окунутся, помолимся. Ну, сколько, может, год, полгода пройдет – приезжают снова: матушка, мы ребеночка ждем!

Одни плакали прямо: нет детей. Провела по всем источникам с молитвой. Сейчас у них двое детишек – София и Кирилл.

Будете в Перми – приезжайте к нам в гости! Храни Господь! Помощи Божией всем! 

Рассказ монахини Софии (Забурдаевой)
записала Ольга Рожнёва

http://www.pravoslavie.ru/put/75923.htm