«Безгосударево время». Елена Лебедева

Знак кометы. Эра самозванцев.  «Москва оцепенела от ужаса». Славься, славься, русский царь.

ЗНАК КОМЕТЫ

В марте 1584 года Иван Грозный, поднявшись на крыльцо Благовещенского собора в Кремле, увидел в небе над Москвой светящуюся крестообразную комету. «Вот знамение моей смерти», – вскричал потрясенный царь. Через несколько дней он умер, отравленный ли приближенными, или пораженный болезнью.

Его наследник царь Федор Иоаннович, последний из Рюриковичей, правил в годы затишья перед бурей, надвигавшейся на Россию. После смерти царя в 1598 году наступило первое трагическое для страны междуцарствие, первое знамение Смуты. Федор Иоаннович все передал своей супруге, царице Ирине, но та категорически отказалась принять власть и удалилась в Новодевичий монастырь, где приняла монашество. Главным претендентом на русский трон оставался ее брат боярин Борис Годунов. Пока народ волновался в ожидании законного государя, боярин жил около Новодевичьего монастыря, ожидая избрания на престол. Став царем, он не забыл дней своих проведенных у стен обители и щедро благоукрасил ее.

Недолгое царствование Бориса Годунова оказалось тяжелым для России. Помимо жестокой борьбы за власть, с ее казнями, ссылками и опалами, страну постиг страшный голод. От сильных дождей хлеб пророс, а рано начавшиеся морозы погубили урожай. Голод в свою очередь вызвал восстания и наводнил страну беглыми холопами и крепостными, которых хозяева просто выгнали, чтобы не кормить. «Разбои великие» учинялись под Москвой, на Калужской, Серпуховской и других крупных дорогах, куда власть периодически высылала карательные отряды. Чтобы дать работу и пищу голодному люду, стекавшемуся в Москву, Борис Годунов устроил свою великую стройку – именно в то время колокольня Ивана Великого была надстроена до 81 метра и стала самым высоким сооружением старой Москвы, получив второе, менее известное прозвище Годунов столп. Конечно же, честолюбивый государь хотел и увековечить свое имя. Под куполом звонницы надпись:«Изволением Святыя Троицы повелением Великого Государя царя и Великого князя Бориса Федоровича всея Руси самодержца и сына его благоверного Великого государя царевича и Великого князя Федора Борисовича всея Руси храм совершен и позлащен во вторыя лето государства их 7108».

Тогда же Москва впервые увидела праздничную иллюминацию. Царь Борис готовил свадьбу дочери Ксении с датским принцем и торжественно встречал жениха в Кремле. Пир был дан в Грановитой палате, а вечером на особых высоких жаровнях разожгли огромные костры, и Москва озарилась светом, как днем — то было самое первое в истории вечернее освещение города.

Уже неслась по истерзанной политические распрями, смутами и голодом Руси молва о чудом спасшемся царевиче Дмитрии. Уже Лжедмитрий I, имевший крепкую поддержку в Польше, приближался к Москве осенью 1604 года. Кем же на самом деле был первый самозванец, беглым монахом Григорием Отрепьевым или другим лицом — историки еще спорят. 13 апреля 1605 года Борис Годунов умер, вероятно, тоже от яда, и новым царем стал его сын Федор. Однако бояре-изменники присягнули на верность Лжедмитрию, назвали его царем русским, и тот отправил в Москву свою «прелесную грамоту» от имени царевича Дмитрия. В начале июня Гаврила Пушкин, предок поэта, зачитал на Лобном месте эту грамоту народу. Всколыхнувшийся, подстрекаемый сторонниками самозванца народ признал его законным царем, мечтая видеть на престоле Богом данного, справедливого государя, способного защитить своих подданных от вельможного произвола и восстановить порядок. В Кремле убили государя Федора Борисовича с матерью, а сестра его Ксения отправилась в Новодевичий монастырь.

ЭРА САМОЗВАНЦЕВ

20 июня 1605 года Лжедмитрий, войдя в Москву по Серпуховской дороге, торжественно въехал на Красную площадь. На Лобном месте его всенародно признала своим родным сыном инокиня Марфа (царица Мария Нагая, мать убиенного царевича Дмитрия). Легенда гласит, что когда Лжедмитрий ехал по Красной площади в Кремль, вдруг поднялся страшный вихрь — такой силы, что всадник едва удерживался в седле, — а колокола Софийской церкви в Замоскворечье, что напротив Кремля, зазвонили сами собой. Все это сочли за дурное предзнаменование.

Лжедмитрий, правивший всего год, настроил против себя народ явной склонностью к латинской вере, непочтением Православия и неисполнением московских обычаев, за которым москвичи и стали усматривать его самозванство. Он не любил парной бани и не спал после обеда, женился на католичке Марине Мнишек, дочери польского воеводы, и привел за собой в Москву поляков, не уважавших православную веру и москвичей. Его подозревали и в сочувствии католичеству, и даже в тайном его принятии. Легенда гласит, что первый Лжедмитрий, обещав польскому королю ввести на Руси латинскую веру, хотел устроить в основании столпа Ивана Великого римско-католический костел: между первыми двумя ярусами колокольни находится пустота, в которой будто бы и должен был разместиться латинский храм.

Терпение разочарованного народа, которому ничего, кроме новой кабалы, царствование Лжедмитрия не принесло, лопнуло. Через несколько дней после свадьбы, 17 мая 1606 года в Москве началось восстание. Первым ударил колокол храма Илии Пророка в Китай-городе, и за ним ударили в набат по всей столице. Заговорщики бросились в Кремль. По московскому преданию, перед смертью Лжедмитрий взмолился: «Несите меня на Лобное место, там объявлю истину всем людям». Тогда на Лобное место был брошен его поруганный труп в «личине» и с дудкой в руках — для вящего доказательства его самозванства и смерти. Через три дня его захоронили в убогом доме на окраине, где теперь стоит уже знаменитый Покровский монастырь за Таганкой. Потом будто бы его труп таинственно исчез оттуда и был вскоре обнаружен на другом кладбище. Это сочли за очень дурной знак, и тогда его труп сожгли, пеплом зарядили пушку и выстрелили на запад, откуда пришел на Русь враг-самозванец.

19 мая 1606 года на Лобном месте был «выкрикнут» на царство боярин Василий Шуйский, а в июне он торжественно венчался в Успенском соборе. В Москве сохранились боярские палаты Шуйских в Подкопаевом переулке, 5, близ Кулишков, — те места считались элитными, поскольку рядом стоял загородный дворец государя, и там селилась столичная знать. (По легенде, в этих палатах остановился польский гетман Ян Сапега и умер здесь в сентябре 1611 года, не успев покинуть Москву). Род Шуйского происходил от старшего сына Александра Невского, однако с самого начала своего царствования он не заимел авторитета и поддержки ни со стороны народа, ни со стороны влиятельных бояр. Пытаясь снискать к себе любовь и доверие, Шуйский решил ознаменовать свое правление великим делом. В июне 1606 года он велел перенести нетленные мощи царевича Дмитрия из Углича в Москву, — ведь именно убийство царевича Дмитрия привлекло на Русь самозванцев. Так Шуйский хотел и предостеречься от последующих лже-царевичей, показав всему народу честные мощи убиенного мученика.

Сразу после смерти царевича Шуйский был в числе тех, кто настаивал на версии несчастного случая — якобы больной ребенок нечаянно сам заколол себя. И теперь в знак раскаяния Шуйский нес на руках его святые мощи на Лобное место, где они были выставлены на всенародное поклонение, а потом в кремлевский Архангельский собор. Там, в храме у гроба сына царица-инокиня Марфа покаялась перед народом за признание Лжедмитрия и получила отпущение от духовенства. Тогда же был созван церковный Собор, который в июле 1606 года избрал митрополита Казанского Гермогена Патриархом.

В тот год на Москву вместе с крестьянской армией Ивана Болотникова, шел еще один самозванец, — «царевич Петр», якобы сын царя Федора Иоанновича. На волне Смуты и боярского царствования весть о законном, «справедливом» царе падала на благодатную почву. Болотников Москвы не взял, но осадил ее в районе Юго-Запада. Правительство держало оборону у Калужских и Серпуховских ворот. В ноябре войска Болотникова, перейдя Москву-реку из Коломенского, внезапно появились под самым Кремлем, около несохранившейся церкви Николы в Ямах близ Котельников, но были отброшены царскими отрядами. А в декабре 1606 года после того, как дворянские полки изменили Болотникову, власти дали повстанцам генеральное сражение. Брат царя встал у Новодевичьего монастыря, а племянник М. Скопин-Шуйский — у Серпуховских ворот. Болотников не выдержал боя с правительственными войсками, и, разбитый наголову, бежал от Москвы. А «царевича Петра Федоровича» казнили в Москве на Серпуховке близ Данилового монастыря.

И уже в начале 1608 года под Москвой появился очередной, но очень сильный самозванец, выдавший себя за чудесно выжившего царевича Дмитрия (то есть за Лжедмитрия I, якобы спасшегося во время майского восстания 1606 года). Марина Мнишек признала его своим «законным мужем». Неизвестно точно, кем был этот самозванец — то ли некто Богданко, то ли Матюшка Веревкин, но он получил два прозвища — историческое Лжедмитрия II и народное «Тушинского вора», поскольку он дошел до окрестностей Москвы и стал станом в подмосковном селе Тушино. В июне 1608 года он потерпел поражение в битве с правительственным войском на Ходынском поле и отступил в Тушино без штурма столицы. Правительственное войско заняло оборону в районе Пресни и Ходынки. Беда состояла в том, что очень многие русские города признали власть нового Самозванца, кроме Смоленска, Коломны, Переяславля-Рязанского, Нижнего Новгорода и Троице-Сергиевой Лавры. В тушинский стан стекались и противники Шуйского, и беглые, и «воровские люди» и иностранцы. Весь этот ратный сброд стоял у стен Москвы.

Под натиском страшной силы второго Лжедмитрия Шуйский сначала заключил временное перемирие с Польшей в июле 1608 года, а затем обратился за военной помощью к Швеции, отказавшись взамен от своих прав на Ливонию. Договор был подписан в феврале 1609 года, и король Карл IX послал в Россию войско под предводительством Иакова Делагарди. Во главе объединенного войска встал царский племянник, молодой талантливый полководец М.В.Скопин-Шуйский. Выступив из Великого Новгорода, он подошел к Москве и разбил тушинцев, самозванец же успел бежать задолго до того. Отбросив Лжедмитрия II от Москвы, войско Скопина и Делагарди в марте 1610 года триумфально вошло в Москву.

Однако договор России со шведами, находившихся в состоянии войны с Польшей, дал повод польскому королю Сигизмунду отклонить перемирие и начать войну с Россией. Уже в сентябре того же 1609 года войско гетмана Сапеги подошло к Смоленску, туда прибыл король Сигизмунд — и отправил в Москву и в Смоленск свои грамоты, где извещал, что идет навести порядок в России по просьбе самих москвитян ради сохранения православной веры. А тушинцев, уже брошенных самозванцем, призвал присоединиться к нему. В ответ в начале января 1610 года тушинцы предложили королю возвести на русский трон его малолетнего сына Владислава. И в феврале подписали под Смоленском договор о передачи русского престола королевичу Владиславу под условием принятия им православия.

Конец тушинскому лагерю принес Скопин-Шуйский в марте 1610 года, но в апреле полководец внезапно умер. Народ счел виновным в его смерти самого царя Василия Шуйского, узревшего в популярном племяннике сильного политического конкурента. Говорили, что героя отравила из своих рук дочь Малюты Скуратова, которая приводилась ему кумой:

Ох, ты гой еси, матушка моя родимая,
Сколько я по пирам не езжал,
А таков еще пьян не бывал:
Съела меня кума крестовая,
Дочь Малюты Скуратова.

Полководца похоронили с высшими почестями — в Архангельском соборе. А брат царя Дмитрий Шуйский, тем же летом 1610 года «осрамился» в позорной битве у деревни Клушино, проиграв бой польскому гетману Жолкевскому — польский король Сигизмунд уже направил весной 1610 года войска Жолкевского и Сапеги окружить Москву, что они и сделали. После чего московским боярам очередное письмо с предложением возвести на русский престол королевича Владислава, который примет православную веру. Тем более, что после поражения русских под Клушином Лжедмитрий II воспользовался ситуацией и занял Коломенское.

17 июля 1610 года кончилось правление Василия Шуйского. Толпа во главе с заговорщиками — боярами Василием Голицыным, Иваном Салтыковым и Захаром Ляпуновым выгнала Шуйского из Кремля, а поскольку патриарх Гермоген был против такого свержения венчанного царя, то через два дня заговорщики насильно постригли Шуйского в монахи, а обеты за него произносил князь Тюфякин. Патриарх не признал и этого пострига, назвав монахом самого князя Тюфякина. К голосу святителя не прислушались. Власть перешла к боярской думе и к «Ф. Милославскому с товарищи», — к семи знатнейшим боярам. Началась одна из самых страшных и позорных эпох в Российской истории, прозванная Семибоярщиной.

«МОСКВА ОЦЕПЕНЕЛА ОТ УЖАСА»

Летом 1610 года национальная независимость России оказалась на волоске. С запада к Москве подошла армия гетмана Жолкевского, которую Сигизмунд послал для поддержки своих требований. В Коломенском стоял Лжедмитрий II. Государя у России не было, а Семибоярщина мгновенно пошла на предательство. Боярская Дума решила вступить в переговоры с поляками. Они прошли в Филях, где находилось владение Милославского, а также в польском стане у села Хорошова, где стоял гетман Жолкевский.

17 августа 1610 года был подписан договор, и бояре присягнули королевичу Владиславу. В тех условиях политического хаоса и военных угроз его кандидатура представлялась наиболее крепкой и подходящей, но главным условием было принятие им православия. Из Москвы отправилось посольство к королю Сигизмунду под Смоленск «просить королевича» на царство. Пока шли переговоры, становилось ясно, что Сигизмунд, во-первых, не собирается отдавать русский престол отроку-сыну (якобы мальчику опасно править в раздираемой войнами стране) и намерен занять его сам. А во-вторых, о православии с его стороны тоже речи не было. Русское посольство в Смоленске он арестовал и отправил в Польшу — в числе пленников оказался и митрополит Филарет, отец будущего царя Михаила Федоровича. Святитель Гермоген, требовавший, чтобы Владислав принял православие, был против вступления войска гетмана Жолкевского в Москву. Однако 27 августа 1610 года по наущению бояр Москва все же присягнула Владиславу целованием креста, а уже в сентябре польская армия ночью вошла в русскую столицу — того хотели сами бояре, мечтавшие о крепкой руке, способной защитить от волнений черни, прогнать самозванца от стен Москвы и навести порядок. Новое правительство от имени Владислава возглавил польский гетман Станислав Жолкевский, (после его отъезда А.Гонсевский) а Россию «представляли» боярин Михаил Салтыков и Федор Андронов.

Редко, когда Россия оказывалась на столь тонком волоске от национальной гибели. На улицах Москвы начались столкновения москвичей с иноверцами, которые вели себя в городе, как новые хозяева. Патриарх Гермоген отказался благословить Владислава и в грамотах призвал народ к освобождению Москвы, чтобы изгнать иноземцев и избрать русского царя. Первое народное ополчение собрал рязанский воевода Прокопий Ляпунов (вместе с Д.Трубецким и И.М. Заруцким), которое в феврале 1611 года двинулось освобождать Москву. В состав войска, собранного по всей России, входили и дворяне, и казаки, и стрельцы, и ополченцы, и «даточные люди», то есть крепостные, которых дворяне дали для военного похода. Переодетые сторонники ополченцев тайком приносили в Москву оружие, призывали москвичей на свою сторону. Поляки узнали, что восстание в Москве готовится на март 1611 года, когда дружины I ополчения подойдут к городу.

Диспозиция в Москве не изменялась до самой победы. Кремль и Китай-город были заняты поляками, русское ополчение войско занимало Белый и Земляной город, заперев неприятеля в центре, а с окраин осаду русских пытались пробить польские войска, шедшие на помощь осажденным в Кремле. Первый бой ожидали на Вербное Воскресение — 17 марта 1611 года, но вспыхнул он два дня спустя и, согласно легенде, по чистой случайности. Будто бы поляки, готовясь отразить восстание, упрашивали московских извозчиков помочь им втащить на башни Китай-городской стены тяжелые пушки. Те отказались, и началась перебранка. Иностранцы, не понимавшие русского языка, решили, что это началось восстание, и с оружием напали на русских. Ученые полагают, что они просто хотели упредить московское восстание и нанести удар первыми.

Завязался бой, продолжавшийся весь день. Особенно сильным он был в Белом городе, где на поляков бросились народные толпы, успевшие вооружиться. В ответ из Кремля на повстанцев двинулось польское войско. На помощь горожанам пришли ратные люди под командованием князя Пожарского. Он оттеснил поляков обратно в Китай-город и у церкви Введения близ своего дома на Большой Лубянке, 14 поставил что-то вроде баррикады — «небольшой острог». Этот дом и стал главным эпицентром московских боев 1611 года. Поразительно, что в 1812 году он принадлежал градоначальнику Федору Ростопчину, руководителю московского ополчения в Отечественной войне.

Неприятель оказался осажденным в самом центре Москвы. Наутро 20 марта поляки решили поджечь город, чтобы так подавить восстание, а во второй половине дня к ним пришли подкрепления, и они стали теснить ополченцев из города. В те дни Москва была сожжена в отместку дотла, — выгорела вся территория Белого и Земляного городов, не тронули лишь Китай-город и Кремль, где засели сами захватчики. Князь Пожарский был сильно изранен. «Ох, хоть бы мне умереть, только бы не видать того, что довелось увидеть!» — вскричал он, когда его увозили по Переяславской дороге в Троицкую Лавру. Оттуда князя перевезли в его вотчину, где он лечился до октября 1612 года.

Тем временем ополчение Ляпунова, опоздав по весенней распутице, подошло к Москве и встало близ Николо-Угрешского монастыря. В апреле 1611 года ополченцы дали сильный бой польским частям под Симоновым монастырем, которые сделали сюда вылазку — и опять укрылись в Кремле и Китай-городе. Ополчение вошло в Москву и осадило неприятеля у стен Белого города. Тогда к Донскому монастырю подошел польский отряд, пытаясь ударить в тыл ополченцам, но потерпел поражение. Силы как бы сравнялись — одни не могли снять осаду, другие — взять город.

Именно в это время в стане ополчения произошел трагический раскол. В июле 1611 года в результате заговора был убит Прокопий Ляпунов. Войско стало стремительно распадаться, многие полки стали отходить от Москвы, а у города остались казаки и ополченцы князя Трубецкого, стоявшие в Замоскворечье. Казаки сумели приступом взять Новодевичий монастырь, и освободили Ксению Годунову, которую отправили во Владимир.

Между тем весть о Москве, попавшей в руки врагов и сожженной ими, облетела русские города. Патриарх Гермоген призвал принести недавно обретенную Казанскую икону Богоматери в стан русского войска. Ее принесли в Москву, но после распада I ополчения Трубецкой отпустил чудотворный образ обратно в Казань. По пути икона прибыла в Ярославль именно в тот день, когда туда же пришли из Нижнего Новгорода войска II ополчения во главе с князем Пожарским — это было уже весной 1612 года. «Столь нечаянно благословенная встреча» была принята за доброе предвещение, и икону решили снова взять с собой в Москву — где она и осталась навсегда.

А пока летом-осенью 1611 года набирали по всей земле второе народное ополчение. На защиту Отечества снова поднимала Православная Церковь: архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Дионисий и келарь Авраамий Палицын рассылали по русским городам грамоты с призывом спасти Россию. А в августе в Нижнем Новгороде зачитывали грамоту св. патриарха Гермогена. Так случилось, что именно Нижний Новгород стал центром нового русского ополчения, — прежде этот город особенно противился передачи власти королевичу Владиславу.

Первым руководителем второго ополчения стал Козьма Минин, торговый человек, который призвал каждого пожертвовать для снаряжения ратников: «Где соберется доходов — отдаем нашим ратным людям, а сами мы, бояре и воеводы, дворяне и дети боярские, служим и бьемся за святые Божии церкви, за православную веру и свое отечество без жалованья. А если денег не станет, то я силою стану брать у вас животы, жен и детей отдавать в кабалу, чтобы ратным людям скудости не было!» — с таким словом обратился он к народу. Новое войско было регулярным, из служивых, дворян и ополченцев, без наемников. А военачальником пригласили князя Пожарского, который еще лечился от ран. Настоятель нижегородского Печерского монастыря архимандрит Феодосий убедил его встать во главе русского войска, благословил, и после этого Пожарский, молвив: «Рад за православную веру страдать до смерти», отправился в Нижний Новгород в октябре 1611 года.

Узнав, что готовится новое ополчение, московские бояре-изменники и поляки стали требовать от патриарха Гермогена, чтобы тот запретил ратникам идти на Москву и велел разойтись. Святитель отказался, благословил ополченцев и был заточен в кремлевском Чудове монастыре, где скончался от голода в феврале 1612 года. Мученическая смерть святителя словно осенила победу русских. В марте 1612 года они направились из Нижнего Новгорода к Ярославлю, где встретили чудотворную Казанскую икону, а в июле подошли к Москве. Поскольку Кремль со святыми соборами был занят неприятелем, главным храмом России стал тогда Успенский Собор Крутицкого Подворья. Именно здесь, у стен Новоспасского монастыря князь Пожарский с дружиной целовали крест о спасении Москвы и о том, чтобы положить за нее и за Отечество головы свои…

На сей раз эпицентром боев 1612 года стал район Пречистенки и Арбата, а второй центр развернулся в Замоскворечье, в районе Климентовского переулка. Еще одним памятным местом стал Крымский брод в районе Большой Якиманки, где сейчас стоит церковь Иоанна Воина — там казаков из первого ополчения Трубецкого уговаривал присоединиться к войску князя Пожарского. Ополчению требовалось полностью осадить поляков в центре столицы, и держать оборону вокруг Белого города, дабы не допустить к ним помощи извне. Первые части ополченцев вступили в Москву 3 августа и разбили лагерь между Тверскими и Петровскими воротами. Через несколько дней второй отряд устроил укрепления между Тверскими и Никитскими воротами. Так была укреплена Смоленская дорога, по которой уже шел на помощь полякам, осажденным в Кремле, гетман Ходкевич. 20 августа третий, главный отряд ополченцев, где были Пожарский с Мининым, занял Арбатские ворота. Казаки Трубецкого встали у Яузских ворот и на Воронцовом поле — то есть войско ополчения растянулось вдоль стены Белого города и к 20 августа замкнуло кольцо полной осады.

Между тем поляки, запершиеся в Кремле и на посаде, стали испытывать острую нехватку продовольствия. Моральные силы тоже отказывали: войско русских насчитывало 10 тысяч человек против 3 тысяч кремлевского польского гарнизона. Гетман Ходкевич, вставший со своим 12-тысячным войском лагерем в Сетуни, имел двойную задачу: снять осаду Кремля с Китай-городом и отбросить ополченцев. Утром 22 августа началось решающее сражение. Нападение на войско ополчения совершилось двумя одновременными ударами: Ходкевич, перейдя Москву-реку, наступал от Новодевичьего монастыря к Арбату, атаковав русскую конницу на Девичьем поле и оттеснив ее в район Пречистенки. А в тыл русским выступили поляки из Кремля. На помощь русским пришли казаки из Замоскворечья, из ополчения Трубецкого, и гетман отступил в район Поклонной горы.

23 августа польскому отряду из Кремля удалось отбить у русских часть замосквореченской территории вместе с укреплением у церкви Георгия в Яндовах. Ходкевич поспешил к Донскому монастырю, чтобы оттуда выступить навстречу польскому отряду, прорвавшемуся в Замоскворечье. Пожарский же расположился штабом у церкви Ильи Обыденного на Остоженке, — позднее скажут, что на этом месте «случилось историческое решение Бога быть России». Келарь Авраамий Палицын совершил у стен Ильинской церкви молебен «о побеждении на враги».

На следующий день 24 августа состоялось главное сражение по тому же сценарию. Бросив все свои силы, Ходкевич от Донского монастыря вновь попытался пробиться в Кремль, а в тыл русским снова ударили поляки из Кремля. Ходкевич, прорвав оборону ополченцев, дошел до Климентовского переулка. Ныне там стоит красивый пятиглавый храм Климентия Римского в стиле елизаветинского барокко. А вот его деревянный предшественник видел ту великую битву: подле него было важное русское укрепление — Климентовский острожек («крепостца на Ордынцах»), который охранял дорогу от Серпуховских ворот к плавучему мосту, соединявшему Замоскворечье с Китай-городом. Его-то и занял Ходкевич. Рано празднуя победу, гетман распорядился привезти к острожку продовольствие для кремлевских поляков. Другая сохранившаяся свидетельница боя — церковь св. Екатерины на Большой Ордынке: около нее в тот же день соединились ополченцы Пожарского и казаки Трубецкого и отбили Климентовский острожек, захватив доставленную провизию. Победу принес смелый, спасительный ход Минина: взяв у Пожарского четыреста воинов, он переправился с ними через Москву-реку у Крымского моста и неожиданно ударил неприятелю во фланг. Впав в панику, воины гетмана бежали, бросив знамена и весь обоз. Преследования не получилось — у ополченцев не хватало сил, но и у неприятеля тоже сил не осталось. Сутки простоял Ходкевич на Воробьевых горах, убедился в невозможности нового боя и ушел от Москвы, обещав осажденным идти за новым войском. Ни снять осаду, ни отбросить от Кремля ополченцев у него не получилось. Миссия Ходкевича провалилась.

Теперь у воинов ополчения высвободились силы, чтобы начать полную осаду Китай-города и Кремля, дабы окончательно разделаться с захватчиками. Ополченцы стояли в центральном городе, казаки замыкали кольцо осады в Замоскворечье. Пожарский и Трубецкой избрали местом своих совещаний нынешнюю Трубную площадь на берегу Неглинной. К стене Китай-города были стянуты пушки, стояли они и около храма Всех Святых на Кулишках. Пожарский предложил осажденным сдаться, но те надменно отказались, хотя уже испытывали неимоверный голод.

И тогда ополченцы решили брать Китай-город штурмом. Наложив строгий трехдневный пост, перед Казанской иконой отслужили молебен, моля Богородицу о победе, и, возможно, дали обет построить в Москве храм во имя чудотворного Казанского образа. По преданию, в ночь после молебна греческому архиепископу Арсению, заключенному в Кремле, явился во сне преподобный Сергий Радонежский и открыл ему, что «предстательством Богоматери Суд Божий об Отечестве преложен на милость, и Россия будет спасена». 22 октября (4 ноября) войско ополчения штурмом заняли Китай-город и осадили Кремль. Оголодавшие, деморализованные интервенты через два дня сдались без боя, заручившись обещанием Пожарского сохранить им жизнь. Первыми отворились Троицкие ворота Кремля, откуда выпустили русских, сидевших с поляками в осаде, а за ними открылись все кремлевские ворота. К 27 октября поляки оставили Кремль. Им, как и обещали, сохранили жизнь и потом обменивали на пленных русских.

Центром торжеств стала Красная площадь. 27 октября после благодарственного молебна у Лобного места, который отслужил преподобный архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Дионисий, духовенство с крестным ходом, под колокольный звон, отправилось в Кремль, в Успенский собор, а за ним шествовали русские войска. Навстречу из Кремля вышел архиепископ Арсений, неся на руках икону Владимирской Богоматери. И только войдя в Кремль, увидели, как пострадало сердце Москвы от завоевателей.

СЛАВЬСЯ, СЛАВЬСЯ, РУССКИЙ ЦАРЬ

В начале ноября 1612 года руководители ополчения разослали по всей стране грамоты о созыве Земского собора в Москве для избрания царя. Ради этого судьбоносного дела вновь был наложен трехдневный пост, и служили молебны с просьбой о вразумлении, о том, чтобы Бог явил России Волю Свою. Два месяца Земский собор заседал в Грановитой палате. Именно в ней 21 февраля 1613 года избрали царем Михаила Федоровича Романова, имевшего родственные связи с ушедшей династией Рюриковичей. В тот же день посланцы Земского собора объявили его имя народу с Лобного места. Народ ликовал: «Да будет царь и государь Московскому государству и всей Московской державе!» После этого в Успенском соборе был отслужен молебен под звон Ивана Великого, новому государю провозгласили многолетие и произнесли присягу. Земский собор отправил грамоту польскому королю Сигизмунду с извещением об отказе от кандидатуры Владислава и с предложением обменять пленных — ведь среди них в Польше томился отец нового царя, митрополит Филарет.

В мае 1613 года москвичи встречали у Сретенских ворот на Святой Троицкой дороге первого Романова — царя Михаила Федоровича и его мать, прибывших из Костромы. Венчался государь летом того же года и вскоре отправил игумена Сретенской обители Ефрема в Польшу за своим отцом, митрополитом Филаретом. Встреча отца с царственным сыном состоялась в 1619 году на Пресне, а духовенство встречало пастыря у Никитских ворот, где в память о той встрече патриарх Филарет построил церковь по своим именинам во имя св. Феодора Студита. Она и сейчас стоит подле Большого Вознесения.

Главное же, в честь победы на Красной площади был построен благодарственный Казанский собор. До его освящения чудотворная икона, спасшая Москву и Россию, пребывала во Введенской церкви у дома Пожарского на Большой Лубянке, и князь принес ее на руках в новоустроенный храм. Казанский собор стал символом Церкви Воинствующей. Русское православное воинство сражалось с врагами России под защитой Божией Матери и готовилось с Ее помощью сражаться с антихристом, а самозванец Лжедмитрий, ставший причиной Смуты, воспринимался в русском религиозном сознании как один из его предтеч. Отречение от своего настоящего имени, данного при крещении, означало отречение от своей личности и замену ее на «личину». Антихрист, лживо выдающий себя за мессию, будет последним Самозванцем на земле, и с Казанской иконой, спасшей Россию от Лжедмитрия, связывали надежду на спасение православной России и всех христиан от лжецаря мира в последние времена.

Другой Казанский храм по обету царя был сооружен в Коломенском — там, где стоял когда-то Лжедмитрий II с гетманом Сапегой. И в середине XVII века Церковь установила праздник Казанской иконе 22 октября (4 ноября) «избавления ради от ляхов», который в наши дни по счастью стал и государственным праздником. Тогда же году мощи святителя Гермогена перенесли из Чудова монастыря в Успенский собор, где они покоятся и ныне, но его канонизация состоялась только в 1914 году. В родовой вотчине князя Пожарского — в Медведкове — была поставлена церковь Покрова Пресвятой Богородицы на том месте, где в 1612 году отслужили войсковой молебен перед битвой за Москву.

А в феврале 1818 года на Красной площади установили памятник Минину и Пожарскому — это был самый первый скульптурный памятник в Москве. Его открытие готовили на 1812 год, к двухсотлетию победы над Смутой, но Отечественная война на несколько лет отодвинула это торжество. Памятник раньше стоял в середине площади, обращенный к Кремлю. По замыслу скульптора И. Мартоса, князь Пожарский изображен поднимающимся с ложа, еще не излеченный от ранений, на призыв Минина, а Минин указывает князю на занятый врагами Кремль. Пьедестал же уподоблен жертвенному алтарю, на который принесли себя народные герои ради спасения Отечества. «Вам монумент — Руси святой существованье» — такая надпись изначально должна была украсить пьедестал. Выбрали другую, краткую и сильную: «Гражданину Минину и князю Пожарскому — Благодарная Россия».

http://www.pravoslavie.ru/arhiv/5307.htm