За гранью «здравого смысла». Марина Бирюкова

Книга «Моя жизнь со старцем Иосифом» — это запись устных воспоминаний афонского старца Ефрема Филофейского (Мораитиса) о годах его послушничества у знаменитого старца Иосифа Исихаста (Коттиса). Когда я наконец дочитала ее и закрыла, мне казалось, что книга эта — если не перевернула, то, по крайней мере, изменила меня очень существенно и, главное, необратимо. Мое духовное и, как следствие, душевное состояние, мои реакции на всё, происходящее со мною и вокруг меня, стали совершенно иными. Другим стал угол зрения — книга подняла меня на некую, пусть небольшую — несравнимую с теми высотами, о которых в ней речь — но все-таки высоту. И я смогла увидеть всё, происходящее во времени — как предисловие к вечности…

Но время, меж тем, делало свое дело: вечера, проведенные за книгой, уходили в прошлое, и я теряла высоту: угол моего зрения понемножку возвращался к прежнему градусу. И вот, созрело наконец восклицание:

«Слушайте, да это же ужас! Это просто за гранью здравого смысла! Зачем?..»

Чтобы объяснить, почему «ужас» и «за гранью», приведу две шокирующие цитаты.

«Старец был очень строгим. Он меня разбивал наголову. Он, как говорит поговорка, каждый день обтесывал меня топором. Чего он только со мной ни делал! Чтобы ко мне обратиться, позвать меня, он употреблял всевозможные оскорбительные слова и все соответствующие эпитеты. Вот что было мучением! Все те годы, что я был рядом с ним, я только два раза услышал из его уст свое имя. Обычно он звал меня так: дурень, косорукий, вавулис (пренебрежительное обращение к человеку маленького роста. — М. Б.), малой и другими подобными прозвищами. По имени — никогда. (…) Он не только меня ругал, но иногда даже и поколачивал. Я ему говорил: "Старче, бей меня, колоти. Пусть треснет моя гордость"».

«По нашему уставу бдение совершалось всю ночь. Смог ли ты поспать накануне вечером, не смог ли (…) — бдение ты должен был совершить! Таков был устав. Нельзя было сказать: "Я устал, отдохну-ка, потому что таскал груз, работал". (…) Какой бы ни была дневная усталость, бдение происходило всенепременнейше. (…) Тебя борол сон, ты мучился, борясь с ним? "Бдение свое ты совершишь!" — говорил Старец. Он не допускал никакого снисхождения, брат не мог быть освобожден от бдения».

Здесь можно было бы привести еще много цитат, рассказывающих об условиях жизни в афонской общине старца Иосифа: о крайне скудной и часто некачественной пище, об антисанитарии и отсутствии лекарств, о голых досках, едва прикрытых тряпьем, о зимней стуже и тяжелейшем труде…

Да, за гранью. За гранью того, что мы можем внутренне принять; за пределом того, что мы сами могли бы вынести без физического и психического вреда для себя. За гранью наших понятий о норме и наших возможностей. Можно, пожалуй, сказать и так — за гранью здравого смысла. А то, что за его гранью, вызывает вполне естественный протест, испуг, неприятие.

Приведу, однако, еще одну цитату — из главы «Духовные плоды». Она отвечает, для начала, на вопрос «Зачем?».

«Я говорил Иисусову молитовку вслух, когда вдруг услышал некое тихое псалмопение, почувствовал радость, и у меня случилось, не знаю как, некое восхищение ума на Небо. Конечно, Божественное не передается человеческим языком. Вот все, что я могу сказать немногими словами: ум мой был захвачен, и я оказался в ангельском месте, посреди ангельских чинов, конечно, без тела, одной душой, одним умом. Там ангелы пели вокруг Престола Божия, и я тоже славословил Бога. Я пришел в то состояние, которое бывает, когда человек умирает и душа его идет на Небо, когда мы переходим в иную жизнь. Я пребывал в каком-то изумлении, в неизреченной радости. Это состояние длилось немногие минуты. Это было такое наслаждение, радость и блаженство, что если бы оно продолжалось хотя бы десять минут, то вряд ли я сохранил бы рассудок! То есть, рассуждая по-человечески, вряд ли моя душа осталась бы во мне, что-нибудь случилось бы со мной, столь крепкой и сильной была благодать, сладость, блаженство, извещение иной жизни. Сейчас мой ум в замешательстве, и если я буду его принуждать сказать, что в точности со мной происходило, я только его утомлю. Это было неимоверно!» 

Нет, конечно, не сами по себе тяготы и лишения дают человеку такие дары. Читая книгу, мы ясно это видим! Если у кого-то из нас случится приступ самонадеянности, либо, напротив, отчаяния в себе как христианине, и этот человек решит подражать ученикам старца Иосифа — спать два часа в сутки, скажем, или провести весь Великий пост на сухарях и холодной воде, или поселиться в лесной землянке и никогда не мыться — то ни к какому богопознанию это не приведет, а приведет только к саморазрушению. Словосочетание «здравый смысл» можно понимать по-разному, и если мы все же расширим его, выведем за рамки одних только житейских, бытовых представлений, то такая самодеятельная аскеза действительно за его гранью. То есть за гранью разума. Скальпель страшен, если не находится в руках опытного хирурга. Старец Иосиф был именно таким врачом. Его ученик свидетельствует: «И все же, как прекрасны были эти труды! Как прекрасны и благословенны были те годы! (…) Это подвижническое и заполненное трудами время принесло плод благодати, непорочности, чистоты внутри и снаружи, в душе и теле — конечно, по молитвам Старца. Старец нас учил теории, направлял нас, чтобы мы не уклонились ни вправо, ни влево, помогал нам — вот так жизнь и протекала с духовной пользой. Суровое воспитание служило успокоению страстей и приобретению всего того необходимого, чего мы были лишены. (…) Оно для нас являлось праздником, ибо мы знали, что этот труд будет снова и снова приносить благодать Божию».

Закончив с цитатами, скажу, что книга «Моя жизнь со старцем Иосифом» содержит подробную хронику жизни на Святой Горе, включая и поразительно живые портреты многих ее подвижников, и рассказ о возникавших в этой жизни проблемах и конфликтах, включая самый серьезный — из-за принятия Греческой Церковью в 1924 году нового стиля, григорианского календаря. Старец Иосиф вместе со своими учениками оказался среди так называемых зилотов — тех, кто не только не принял нововведения, но и фактически отошел от Греческой Церкви. Для того, чтобы увидеть свою ошибку и выйти из состояния раскола, ему и его общине понадобились усиленный пост и молитва… В том-то и дело: великий подвижник был реальным живым человеком, он вполне мог совершать ошибки, иные из которых, кстати, дорого обходились его ученикам: в книге описан эпизод, когда старец не пускал послушника к зубному врачу, а послушник меж тем просто терял рассудок от боли. Но впоследствии старец Иосиф отказался от подобной жесткости, осознав, видимо, всю немощь человеческого естества.

В книге описана последняя болезнь и ранняя (всего-то 61 год!) кончина старца Иосифа: кончина из тех, которые принято называть блаженными, но которая была очень трудной на самом деле. Ученик старца, тот самый «вавулис», «мальчишка рядом с исполином», как он сам себя называет, стал в эти часы для него опорой, даже немножко наставником — это очень трогательная деталь. А за смертью и погребением последовали подлинные чудеса, удивительные посмертные встречи…

Подробное жизнеописание Франциска Коттиса — старца Иосифа — помещено в конце книги. Что же касается его ученика — старец Ефрем (Иоаннис Мораитис) был проигуменом монастыря Филофей на Афоне, а затем переместился на Американский континент и основал в США — никак уж не православной и глубоко секулярной стране — целый ряд монастырей, отличающихся строгим уставом и афонскими традициями.

Но я хочу вернуться к тому, с чего я начала, и попытаться объяснить, что дала мне книга о старце Иосифе и почему столь сложно мне теперь это удержать…

Действительно, у нас есть некий свод понятий — о том, что для нас хорошо и что плохо, что нормально, а что нет, что мы можем выдержать, а что никак… Да, это можно назвать здравым смыслом. Или — благоразумием. Или — нормальным восприятием себя, окружающих, жизни в целом. Это наша защита, и права на это у нас никто не отнимает.

Но умещается ли в этих границах то, что сделала Мария Египетская? А вериги преподобного Иринарха? А подвиг Ксении Петербуржской?.. Нет, не умещается — как и то, о чем мы читаем в книге старца Ефрема.

Этот защищающий нас и нашу жизнь свод понятий, этот здравый смысл, это наше благоразумие — оно, оказывается, не абсолютно, оно относительно и вполне может быть отменено, отброшено ради высших целей. А эти высшие цели, эти иные блага существуют именно потому, что чувственно воспринимаемый нами сейчас, в этом нашем времени мир — это еще не всё; что кроме времени, есть вечность.

Книга произвела во мне — далеком от подвижничества, однако ж худо-бедно верующем человеке — некий тектонический сдвиг: я увидела условность, относительность моих понятий о норме, моего самовосприятия и восприятия мною жизни. Вследствие этого сдвига от меня отступили малодушие и ропот. Ранящие и угнетающие меня обстоятельства моей личной и общей нашей земной жизни сразу стали восприниматься по-другому. Чего я могу бояться, что я отказываюсь принять, на что я жалуюсь — после того, о чем я прочитала?.. Конечно, я испытывала радость. Но удержать эту радость, укрепить ее в себе, возрасти в ней — это, оказывается, непросто. Она отходит, хотя и не уходит совсем: а вот испуг, шок, протест остаются и заставляют покрепче ухватиться за тот самый «здравый смысл» (в кавычках или без кавычек), за понятия о норме. Отсюда — такое, кажется, естественное: «Это же ужас, это невозможно, зачем, неужели иначе нельзя?..»

Однако ответ на вопрос «Зачем?» уже получен. Свидетельство о Высшем Счастье не вызывает сомнений. И то, что я получила, читая книгу о старце Иосифе, — оно, оказывается, со мной, хотя я и не умею, не имею сил всегда держать это перед своими глазами. Несмотря на мою слабость, это полученное все же понемногу сдвигает, перестраивает меня…

Газета «Православная вера» № 04 (552)

http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/za-granyu-zdravogo-smysla