Время Екатерины I (1725-1727 гг.)

Верховная самодержавная власть русского императора имеет в себе двоякое содержание: наряду с государственным и церковное. Власть "эпистимонарха" в церкви приравнивается некоторыми канонистами к власти священства, что неприменимо к женщине. Немногочисленные случаи женщин-императриц в Византии не оставили нам специфических обсуждений вопроса об объеме их власти в церкви. Это тактическое молчание развязывает нам руки для свободного истолкования данного казуса. Раз женщина не удостоена прав священства, то значит и права императриц, при неотъемлемых титулах ктиторов и эпистимонархов, должны истолковываться в приложении к ним только в пределах мирянского патроната.

Личность Екатерины I, некомпетентной для действительного самодержавного управления государством, вызвала в среде блюстителей трона, каковыми были по закону Петра "Господа Сенат," по необходимости внешнюю реформу проявления верховной власти. Сенат учредил так наз. "Верховный Тайный Совет." Указ от 8-го февраля 1726 г. мотивировал это так: "Старейшие и заслуженнейшие сенаторы, яко первые министры, часто имеют тайные советы о политических и других важных государственных делах, притом некоторые из них одновременно являются и президентами главнейших коллегий. "Того для," читаем в указе, "за благо мы рассудили при Дворе нашем, как для внешних так и для внутренних государственных дел учредить Верховный Тайный Совет, при котором мы будем сами присутствовать." В состав этого Совета из сенаторов вошли: кн. Меньшиков, граф Апраксин, граф Толстой, граф Головкин, князь Голицын и барон Остерман. В мотивировке закона подчеркивалось, что этот совет не есть "особливая коллегия," что "он служит только к облегчению Ее Величества в тяжком бремени правления." Все подобные оговорки и ускромнения В. Т. Совета маскируют собой наступивший после Петра Великого через все ХVIII столетие длящийся кризис императорской власти. Этот кризис длился не только от неизбывного столкновения идейного и всяческого европейского новаторства с московской стариной, но и в пределах самого новаторского лагеря. С удалением с горизонта титанической фигуры Петра, у части западников проснулся инстинкт фактического, а за ним и юридического, конституционного ограничения прав монарха, инстинкт аристократического ограничения его прав. Все это создало целую серию принципиальной борьбы вплоть до дворцовых переворотов.

Как бы незначительная и формальная только реформа функционирования верховной власти подкапывала и без того глубоко потрясенную Петром систему отношений государства к церкви, Св. Синод почти целиком зависел от воли монарха, но этой же своей непосредственной зависимостью, как мы видели, он победоносно отражал все попытки Сената или каких-либо других Коллегий делать указания и предписания Выс. Церковному Управлению. Теперь же, как бы незаметно, между церковной властью и монархом выросло средостение. В. Τ. Совет один получил право принимать устно и объявлять к исполнению именные указы императрицы, указы, конечно обязательные и для Синода. Таким образом, Синод оказывался зависимым, если не возглавляемым, не непосредственно от миропомазанной, т. е. сакральной власти церковного эпистимонарха, но от посредствующей коллегии, не только не миропомазанной, но и не полностью православной, ибо в В. Τ. Совет входила и протестантская фигура барона Остермана.

Вся протестантская кривизна, внесенная Петром в его церковную реформу, в значительной мере уравновешивалась и исправлялась столь ревниво защищавшейся и Ф. Прокоповичем абсолютно неограниченной верховной властью миропомазанного монарха. Сорвав с этой позиции власть монарха, новая реформа потрясла все терпимое и для православия существо дела. Позднее в ХIХ веке, копируя русскую систему, европейские политики в новообразованных на бывшем теле Турции православных Балканских государствах бесцеремонно выявили эту дефективность системы. Копируя русский Синод, они сначала в Элладе, а затем даже и в Болгарии ставили местные синоды в безоговорочную зависимость от неправославного главы государства.

В данном указе 1726 г. об учреждении В. Τ. Совета конечно умалчивалось о положении Св. Синода, но обобщительная фраза в дополнительном комментарии к указу, что в ведение В. Т. Совета отдаются а) дела чужестранные, и б) все те, которые до Ее Им. В-ва собственного решения касаются. Нельзя было не подразумевать тут специфической категории дел синодально-церковных. Синод, конечно, прекрасно это понял и немедленно реагировал в защиту своего конституционного положения. Тут было посягательство на высоту его церковных полномочий, именно на связь его с монархом без какого-либо посредства. В этом была примета его государственного равенства с Сенатом. С последним, как с равным, Синод в бумажном делопроизводстве сносился "Ведениями," а её "Указами," как писалось в Коллегии и другие низшие учреждения. 28-го февраля 1726 г. Синод пространно, не без дипломатических колючек, допрашивает В. Т. Совет, как ему впредь сноситься со всякими учреждениями, принимая во внимание понижение, предписанное даже Сенату в формах его бумажных сношений. "О Св. Синоде ничего в оном указе не означено, и со оным В. Т. Советом Св. Синоду каковым образом сношение письменное иметь, того не изображено, отчего есть сумнительство. Сенат прежде, когда был в собрании тайных действительных советников и в равной силе, как ныне В. Т. Совет, тогда по именному Его Им. В. указу писано из Синода в Сенат ведениями, а в Коллегии во все указами. Ныне же Сенат видно не в такой уже силе... А в Св. Синоде по Дух. Регламенту, крайний судия Всепресветлейшее Имп. Величество, того ради согласно приговорили: доложить о том Ее И. В., каковым образом Св. Синоду с В. Τ. Советом письменное сношение иметь и в Сенат по прежнему ли ведениями писать?"

Но Синод с этого рода вопросами отставал от событий. Начался как бы ледоход, которого остановить нельзя. В В. Т. Совете, как было уже указано, появилась и реакционная в отношении петровской реформы струя. В конструкцию Синода, по крайней мере по внешности, внесена черта его большого "одуховления, оцерковления," в чем доверчивые стародумы увидели даже симптомы возврата к патриаршеству. Но это была иллюзия. Под видом "одуховления" происходил только очередной смелый шаг к секуляризации церковных имуществ. Как известно, Петр В. вернул их в руки Синода, как его жест благодарности иерархам за их полную покорность его реформе. Конечно, и с титулами собственников этих имуществ русские архиереи жили при все возраставшем контроле и ограничениях со стороны государственной власти. В придуманном теперь новом этапе секуляризации ведение недвижимыми имуществами отделялось от иерархической части Синода и передавалось в ведение светской бюрократии, лишь для видимости связанной с Синодом. Новый манифест (1726 г.) разделял весь аппарат синодального ведомства на два "апартамента." Не случайно в указе Синод именуется архаическим термином "Духовное Собрание," как бы намекая, что все учреждение вновь расплавляется в первичное состояние некоей амальгамы для перечеканки ее заново. И все с целью фиктивного "одуховления" и как бы возвышения: "Понеже высокославные памяти Им. Вел. Государь, имея попечение об исправлении чина духовного, уставил Духовную Коллегию (то есть Духовное Соборное Правительство), чтоб по Регламенту всякие духовные дела во всероссийской церкви управляли. Но когда в том Духовном Собрании, по докладным пунктам последовали другие дела, а именно: 1) в управлении вотчин, 2) в сборах с них доходов, 3) всякие по делам расправы, 4) что того Духовного Собрания первые члены имеют правление своих епархий, - то от того оное Духовное Собрание стало быть отягощено... что тогда же усмотря, Его Вел. высокославные памяти Гос. Император соизволил восприять было (!) намерение, чтобы то Духовное Собрание паки оставить точию при едином правлении в духовных делах но то Е. И. В. соизволение к исполнению не достигло причиною его кончины. И для того мы, Екатерина Императрица и Самодержица Всероссийская, подражая трудам его... у исполнению благого его намерения повелели ныне разделить синодальное правление на два апартамента." Первому апартаменту повелено "состоять в 6-ти персонах архиереев." Ведению его поручалось "управлять всякие духовные дела Всерос. Церкви; содержать в порядке и благочинии духовных, також типографию, и иметь тщание о печатании книг, которые согласны были бы с церковными преданиями."

Стараясь оторвать архиерейское внимание от исконных землевладельческих интересов, новый закон призванных к заседанию в Синоде архиереев обеспечивает скромным синодальным жалованьем, как и других государственных чиновников, и отрывает от всяких доходов с их епархий, а управление епархиями предполагает передавать специально для того назначаемым викариям. Викарии рапортовали бы о всех делах духовных первому апартаменту Синода, о делах земских и экономических рапортовали бы особо второму апартаменту, независимо от своих епархиальных возглавителей. Делалось все это не справляясь с канонами. Епископы ставились в положение чиновников государства. Да кроме того, как отрешенные, хотя бы и не номинально, а только реально, фактически от управления своими епархиями, ставились в ложное положение ерisсорi Тitulаrii, чего ни в правилах, ни в практике русской церкви нет. Титулярный епископат широко развит в римской практике, частично практикуется и КПльским патриархатом. В таком положении титулярных очутились наши епископы в эмиграции. Но после некоторого периода упорства и они отказались от употребления прежних территориальных титулов, усвоив себе новые, соответствующие всемирному рассеянию русской церкви.

II-й Апартамент С. Синода составлен тоже из шести членов, но только светских чиновников-специалистов, чтобы и самая внешняя сторона его состава исключала мысль об органической его принадлежности к церковной власти. Членами его назначались без всякого сговора с Синодом: А. Баскаков, бывший перед тем обер-прокурором для всего Св. Синода; К. Чичерин, бывший президент синодальной же Камер конторы; И. Топильский из Москов. Синод. Канцелярии; Л. Щербачев из СПБ полиции и А. Владыкин, управляющий домами Синода. Этот II Апартамент ведал администрацией, хозяйством и судом бывших вотчин патриарших с прямым отчетом об этом пред "Высоким Сенатом," помимо Синода. Синоду он докладывал лишь о проступках и наказаниях лиц духовного звания.

В облике ІІ-го Апартамента закрепился очередной этап неизбежной секуляризации устаревшей церковной поместной системы. Вскоре (в 1762 г.) II Апартамент в номинальном составе синодального правления уже понижен в ранге, вычеркнут из линии высших учреждений и переведен в разряд Коллегий (будущих через три четверти века министерств).

Но гораздо важнее и откровеннее перестройка высшего правительства империи выявилась в понижении этажом ниже двух верховных при Петре учреждений: Сената и Синода. Так как фактически над ними вознесся В. Т. С., то обе эти при Петре "вершины" лишены титула "Правительствующий." Сенату назначено довольствоваться титулом "Высокий," а у Синода просто отнято звание "Правительствующего." Синод 14. VII. 1726, молча запротоколил: "Ее Им. В-во изволила указать титуловать "Святейший Синод," а "Правительствующий" впредь не писать." Прямым логическим последствием понижения Синода в качестве государственного учреждения наряду с Сенатом явилось и отнятие у Синода почетной с государственной точки зрения должности обер-прокурора. 8, VIII, 1726 года Высокий Сенат "ведением" сообщил Синоду "указ" В. Т. С, (14, VII, 1726 г.): "в Св. Синоде, вместо обер-прокурора А. Баскакова, повелено быть простым прокурором Раевскому, который был в Москве в Монастырском Приказе." Синод, равнодушный к судьбам этой извне посаженной должности, безразлично принял это к сведению. Но его беспокоил вопрос о неканоническом отрыве членов Синода от их епархий, что, конечно, наряду с этим было и материально невыгодно. Синод решил ходатайствовать об отмене этого пункта указа. Но - увы - он уже не имел формального права разговаривать с Императрицей, да и понимал, что она не желала этого по своей некомпетентности, охотно отгораживаясь от трудных дел облегчавшим ее положение В. Т. Советом. И В. Т. С., на сей раз уступил просьбам членов Синода: от своих епархий они не были оторваны, для эвфемизма сказано, что это якобы только "временно."

Положительной стороной для церкви этой реформы было снятие с мундира епископов безвкусных титулов "президентов, асессоров, советников," что являлось, кроме того, еще и унизительным пред Сенатом, ибо напоминало первоначальное в Феофановском проекте Синода его одеяние в ризы Коллегий. Члены Синода, без особого указания стали называться: "синодальные члены," "синодальные архиереи." Таким образом, только четыре первых года существования Св. Синода в нем фигурировали эти уродливые титулы, свойственные коллегиям. С того момента вплоть до конца синодального периода (1917 г.) эта титуляция "члены св. Синода" осталась неизменной. С отрывом от копирования коллегий исчезла для Синода и искусственная множественность его членов и в них разнообразие рангов духовных и мирских. Раз Синод - не Коллегия, нет оснований и окарикатуривать его лик, как это случилось в первые моменты учреждения Синода. Вообще без подражания какому-то образцу, потерялся смысл определенного числа для его членов. Реформа, исходившая от В. Т. С., указывала без мотивов цифру 6. А фактически, в Синоде тогда заседали 4 члена - епископы: Феофан (Прокопович) архиеп. Псковский, Феодосий (Яновский) митр. Новгородский, Феофилакт (Лопатинский) митр. Рязанский, Георгий (Дашков) митр. Ростовский и с 1727 г., с падением Феодосия, заменивший его Игнатий (Смола) митр. Коломенский.