Веселый голос монаха Лазаря. Марина Бирюкова

Прежде чем беседовать о стихах и о других книгах монаха Лазаря (Виктора Афанасьева), давайте вслушаемся в эти слова Спасителя: «Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18, 2­3).

Обратим внимание: не «будете детьми», а «будете как дети». Ребенком взрослый человек стать не может. Другое дело — стать подобным ребенку: в простоте, в отсутствии всяких притязаний, претензий на значимость личности, в смирении, доверии и открытости миру. Это необходимость, это цель заповеданного нам духовного труда: без этого мы не то что в Царство не войдем, мы Евангелие по-настоящему не прочитаем, если не будем хотя бы стремиться исполнить Христов завет об уподоблении дитяти. Это просто — и трудно: для этого нужно именно обратиться, то есть всего себя перевернуть.

Я не могу судить о том, насколько это удалось автору, усопшему в марте 2015 года. Но стихи его поразили меня вот именно этим — детской духовной нищетой. Отсутствием всякой претензии и всякой озабоченности собственным видом. Прямотой, простотой, доверием к миру и его Творцу. Краткостью, лаконичностью — чтобы сказать главное, много слов не нужно. Брат Лазарь среди поэтов — если мы попытаемся представить себе его в этом сообществе — как странник с посохом и пыльной сумой, с тихими, сияющими глазами. Он не думает о литературном успехе, это понятие в его мире вообще отсутствует. Сходу можно было бы сказать, что он поет, как птицы поют. Но — не совсем верно это будет, потому что не как птица он поет, а именно как русский поэт. За каждым — таким простым, казалось бы — стихотворением монаха Лазаря стоит не только духовный, но и огромный литературный труд, десятки лет глубинного погружения в русскую классику, в творческий опыт предшественников, впитанная, укоренившаяся в сердце традиция русского стиха. Виктор Васильевич Афанасьев в домонашеской своей жизни — литературовед, историк литературы, писатель, автор книг о русских поэтах «золотого века» (Жуковском, Лермонтове, Рылееве, Батюшкове, Языкове, Козлове), переводчик «Задонщины» и «Повести о разорении Рязани Батыем».

Он родился в 1932 году в Москве, в семье красного командира; вырос в коммуналке из тридцати комнат. В темных углах этой бывшей дворянской квартиры можно было найти такие книги!.. А потом началась война… В своих стихах (конечно, их лучше прочитать, чем передавать прозой) Виктор Васильевич рассказывает, как пережидал вместе со всеми бомбежки, сидя на рельсах в метро и не отрываясь от книги; как, не имея сил дотерпеть до конца обстрела, бежал в библиотеку, где его встречала никогда не покидавшая свой пост седая библиотекарша: «Для нее я как любимый внук — нам обоим книга лучший друг». Трудовой стаж у Виктора Афанасьева исчислялся с двенадцати лет: он начал работать в той самой библиотеке помощником библиотекаря, а продолжил в букинистическом магазине. Первые его стихи напечатала «Пионерская правда», их читали в радиопередаче «Пионерская зорька», это была уже почти слава. Однако высшего образования Виктор Васильевич не получил — окончив полиграфический техникум, трудился в типографии «Правды», потом освоил переплетное дело, другие профессии. В 1969 году вышел первый сборник его стихов, а за ним и второй. Тогда же он начал собирать сведения — подготавливать свои книги о русских поэтах. И двигаться к обретению веры…

«У него была изумительная память, — писал об Афанасьеве журналист и писатель Дмитрий Шеваров, — но это была не сухая память эрудита, а память образов, красок, голосов… <…> Я первый раз в жизни встретился с человеком, который говорил о Лермонтове, как о своем сыне, о Чехове — как о брате, о Фете — как о добром знакомом, об Иване Козлове — как о брате во Христе. Изумительна была интонация этих рассказов. <…> Для отца Лазаря главным в каждом художнике был духовный путь, который он каким-то образом прозревал».

Сердечная связь, потаенная дружба с поэтами «золотого века», тоска по ним как по родным людям нашли выражение в стихах монаха Лазаря (Афанасьева):

Не прозвучит мне топот

конский,

Как по просёлку в старину, —

Не навестит меня Полонский,

И к Фету я не загляну…

В начале 90-х из-под его пера вышли книги о Серафиме Саровском, об Антонии Великом, подробные жития некоторых из оптинских старцев. Затем, уже в новой своей, монашеской жизни (то есть позже 1999 года), монах Лазарь написал книгу о святителе Игнатии Брянчанинове и целый ряд книг об Оптиной пустыни, о ее духовных светильниках. Чего стоит один только «Вертоград старчества» — подробнейшая летопись и настоящая энциклопедия оптинской жизни, начиная с зарождения монастыря и кончая его разгромом и мученической кончиной многих его насельников. Нельзя не сказать о замечательной книге «Ангел на башне» — рассказы об Оптиной пустыни, рассчитанные на подростков. Монах Лазарь — очень востребованный детский писатель, родитель тех самых Ёжика и Зяблика…

И все же вернемся к стихам и вслушаемся в шум ночного дождя, почувствуем, вслед за автором, таинственное сродство свое всему тварному миру:

Он всю ночь ходил по крыше

И в саду бродил ночном;

Он стоял, кусты колыша,

У меня перед окном.

Было что-то в нём такое,

Что влекло меня к нему, —

От него волна покоя

Шла по сердцу моему.

Тихий шелест… слабый шорох…

Влагой сеющая мгла…

На волнующихся шторах

Колебалась тень крыла.

И та же кровная связь со всем творением здесь:

Как радостно летом на воле!

И даже дыханье вольней…

У речки, в лесу или в поле

Ты словно в гостях у друзей.

Травинка, цветок или колос —

Все в нашем родимом краю,

Все слышит весёлый твой голос

И чувствует душу твою.

Веселый голос… Почему веселый? Конечно, не поверхностная шумная веселость имеется здесь в виду, но именно та радость, которой никто не отнимет у нас (ср.: Ин. 16, 22). Поэт-монах в этом мире, действительно, в гостях у друзей, ему близко каждое из Божиих созданий, и для него вполне естественно, например, посмотреть с земли вверх глазами жука:

Что там бело-желто-черное

средь березовых ветвей?

Не синичка ли проворная,

вестница погожих дней?

Стихотворения о бабочке, залетевшей в сад, о пчеле, зяблике, жаворонке, дереве, полевом цветке… Собирая стихи монаха Лазаря по Интернету, я наткнулась на такой вот любопытный комментарий от неизвестной мне Екатерины: «То, что о Боге у него, я пока воспринимать не могу. Но вот эти вроде бы простые слова о небе, цветах, осени… аж плачу».

Но у монаха Лазаря есть и совсем другие стихи — о судьбе России и ее Церкви, о страшных годах гонений, о трагедии царской семьи… И вновь — о спасении:

Малое стадо! О, малое стадо!

Путь твой лежит среди дыма и смрада,

Там, где душа замирает от стужи,

Там, где дорога всё круче и уже…

Люди восходят к небесным чертогам

Тесным путем, заповеданным Богом, —

Всё претерпевшие, ждет вас отрада!

Будь же безстрашным, о, малое стадо!

Вы чувствуете напряжение подъема, чувствуете глубину исповедания, силу молитвы?

Поэзия — предмет непростой: она не содержится ни в теме, ни в смысле ритмизованного и зарифмованного текста. Она живет глубже любого формулируемого смысла, глубже слов: словами, смыслом поэт лишь вызывает поэзию из глубины, приводит ее в движение, дабы она окрылила смысл. К сожалению, нам периодически приходится читать «православные нестихи» — вот именно, зарифмованные тексты благочестивого содержания, в которых поэзии на самом деле нет. Очень важно увидеть, насколько отличны от этих текстов стихи монаха Лазаря — при всей их простоте. Даже наивности…

Детство от нас не уходит навек —

детство у взрослого в сердце хранится,

и не грубеет душой человек

и продолжает по-детски молиться —

с чувством горячим, со всей прямотой,

с твердой, ничем не колеблемой верой…

Детству Господь заповедал быть той

незабываемой, чистой, святой

душам, к спасенью стремящимся, мерой.

Монах Лазарь (Афанасьев) похоронен на кладбище Свято-Введенской Оптиной пустыни — среди тех ее покойников, о каждом из которых их брат Лазарь подробно и с великой любовью рассказал в своем оптинском патерике — «Вертограде старчества». Оптинская летопись приросла его страничкой, его судьбой, его монашеством, его песнью к Богу. А нам дай Бог не забыть все то, что он сделал за свой земной срок — как уже сказано, это далеко не только стихи.